Укрощение огня

14

Амани и Фархад расстались равно довольные друг другом. Терпение, с которым юноша вынес малоприятные манипуляции по обработке ссадин и их дезинфекции, подтвердило сделанные ранее выводы и располагало к понятливому пациенту, а внешне непритязательная беседа дала о чем поразмышлять. Лекарю не пришлось искать подходов: все-таки накладывая повязку на тонкое, но сильное запястье, где четко выделялись ровно пять отметин от когтей почти над самой веной, он в сердцах высказался, что Надеб, похоже, чересчур забылся, раз стал пренебрегать своим долгом и так легкомысленно подходит к приказам, даже если они кажутся ему случайной блажью.

Из этого Аман вынес, что в отличие от врачевателя, ловчий настроен не в его пользу. Хотя надо отдать должное, на месте последнего, юношу тоже не привело бы в восторг распоряжение развлекать княжескую забаву и его зверушку! А еще Амани расслышал то, что если он не совладает с Баст, то так и останется у всех в глазах лишь «мальчиком с котенком»… Даже если этот котенок через годик уже сможет запросто перервать кому-нибудь горло.

— Тут не вины достойного Надеба ар-Нагира, — сдержанно улыбнулся юноша, вкладывая в скромный жест все отпущенное ему очарование. — Боюсь, дело в том, что это я не считал нужным следовать его советам.

— Отчего же? — поинтересовался лекарь, заинтересованный признанием.

Амани добавил в улыбку ноту лукавства.

— Однажды Пророк отрезал рукав своих одежд, не пожелав будить уснувшую на нем кошку… Известно, что даже домашнюю любимицу чьей-нибудь уважаемой супруги невозможно выдрессировать как пса, или обуздать как лошадь. Моя признательность за знания, как следует устроить жизнь Бастет, не знает предела, тем более что и она, и я в Мансуре новоселы. Но в остальном — я не хочу ломать ее природу, ради того, чтобы получить себе большую диванную подушку.

Без всякого преувеличения Фархад был искренне восхищен, как ловко юноша прошел по грани, не уронив себя, не унизив других, сыграв на расположении, которое вызывает обычно откровенность и скромность, тонко продемонстрировав уверенность в своих силах, ситуации в целом, одновременно готовя почву для того, чтобы и в проигрыше сохранить лицо… А кроме того, владение интонацией и речью, как и сама игра, — выдавали в мальчишке развитый ум.

Причем, развитый в достаточной мере и в многообещающем направлении. Свояк Сафир тоже говорил, что юноша-Желание читает отнюдь не о цветах и птичьих трелях. Что ж, стоит надеяться, что главные, обращенные к нему желания Амира, алмазная звезда исполнит… Задатков у него достаточно.

— Как знаешь, но в следующий раз приходи ко мне хотя бы вовремя, — Фархад наконец отпустил руки юноши, чем Аман с облегчением воспользовался.

Однако уходя, он вдруг развернулся, как будто что-то вспомнив, и одарил еще одной обворожительной улыбкой:

— Эфенди, я вспомнил… Тарик ведь учился у вас до того, как князь отправил его ко мне?

Фархад тоже прекрасно расслышал взволнованный голосок мальчика и мог судить, что навело Амани на тему, но по обыкновению бесстрастно ждал продолжения, ограничившись ответным кивком.

— Подносить завтрак и вытирать пыль может любой. Наверняка будет лучше, если мальчик продолжит свое обучение…

Теперь слегка улыбнулся старик.

— Да, Тарик способный мальчик, прирожденный целитель. Но он учится и сейчас.

— Чему? — Аман выгнул изумительно четкую бровь.

Он вовсе не торопился избавиться от мальчишки. Тарик был прост и безыскусен, его тянуло скорее пожалеть и дать конфетку, чтобы не плакал, — или пресловутые заколки, — чем как-то проявлять характер, но убедиться в подноготной тоже не мешало.

— Терпению, хотя бы. Смотреть и видеть, — протянул лекарь.

Даже так! Ответ Амани понял с точностью до малейшего оттенка. Собственно, что-то подобное он и подозревал, особенно после того, как узнал, что мальчик-то в родстве с господином крепости, но интересно, что же это чучелко все-таки высмотрело!

Аман ни секунды не сомневался, что Тарик — очередное испытание для него, задуманное в расчете посмотреть, как приобретение князя поведет себя. В частности, со свободным мальчишкой, оказавшимся у него в услужении. Чем проявит и не ошалеет ли от вседозволенности…

Однако весь хитроумный план его наблюдателей был обречен изначально по одной простой причине — ну что Амани было делить с Тариком? Льстить и очаровывать его не было никакой надобности. Третировать — глупо, недальновидно, напрасная трата времени и сил, а только детских слез ему не хватало! Это же не Алишер, чтоб у выхолощенного выкидыша гиены сгнило последнее, что осталось тому от мужчины!..

Тарик всего лишь мальчишка, мечтательный и вопиюще наивный. Чтобы опасаться его, как врага — они в любом смысле птицы разного полета. Чтобы рассматривать как возможного друга — тем более, не говоря уж о том, что Аман абсолютно не испытывал желания ни нянчиться с неуверенным в себе подростком, ни откровенничать с кем-либо, потому как вовсе не имел подобной привычки. А смертоносных тайн вроде ножа и яда здесь у него пока не случилось… Так что, пусть смотрят! Парадоксально, но факт: для его собственных целей некоторая открытость — сейчас только преимущество.

Тем более, через призму невинных глаз.

— Вам виднее, эфенди, — задумчиво уронил юноша, — но Тарик уже знает, насколько скромное место занимает в семейной иерархии, и думается мне, что терпение и смирение не самые сложные для него науки. А вот других немного не хватает.

— Каких же? — заинтересовался Фархад.

— Эфенди, я могу ошибаться, — Амани тщательно, как отборный жемчуг цвета моря на закате, взвешивал каждое слово в ответ, — ведь ваш жизненный опыт куда больше. Но мальчик будущий воин твердыни, а не полотер. И княжеская кровь, а мне иногда хочется подарить ему свой старый ошейник… Терпение добродетель, а выдержка — добродетель воина, но умение держать голову прямо тоже не бывает лишним!

«Что, насмотрелись? Так и я не слепой».

Фархад нахмурился слегка, и юноша заволновался, не переборщил ли в своем порыве прямодушия и благородства. Как-никак в этом у него точно опыта маловато…

Впрочем, беспокойство никак себя не выдало, зато пожилому наставнику на удивление обнаружилось в чем себя упрекнуть. Тарик далеко не первый, а если говорить честно, один из последних в наследственной линии, но клан всегда ценил каждого из его сыновей. Тарик действительно умный мальчик, способный к искусству врачевания… Хотя, достойного преемника на посту самого Седого Фархада из юного родича не получится, как ни убейся.

…Не потому ли, махнул рукой в том числе на то, что парнишка может остро воспринимать скупое молчание наставника? И то, что мальчик способен делать из него свои, личные выводы — мудрец как-то упустил из виду за более важными проблемами. А ведь из таких мелких оплошностей обычно и рождаются большие неприятности!

— Вот что значит свежий острый взгляд! — с чуть более явным чувством, чем обычно, дернул губами Фархад. И предложил. — Спроси его сам, чего хочет, о чем мечтает мальчик.

Амани ожидал подвоха, поэтому не дрогнул и не смутился.

— Спасибо за доверие, эфенди.

Юноша изысканно поклонился, и заслуженной тени Мансуры осталось только восторженно цокнуть про себя: паршивец! В четырех словах и двух жестах — польстил, осыпал ядом, пообещав к тому же небо в… звездах!

— Благослови Аллах, — многозначительно усмехнулся Фархад.

Аман все же удержался от молитвенного жеста: не стоит переигрывать, и вряд ли он повторял намаз в серале изо дня в день. Привычно расправив плечи, юноша плавно спустился по узкой лесенке, не заметив под ней заплаканный предмет спора, и неторопливо направился к себе, размышляя над состоявшимся диалогом.