Укрощение огня

25

Целенаправленно отстав на пару шагов, Амани с интересом наблюдал за большой черной кошкой на прогулке, абсолютно уверенный, что ничем не рискует: Баст была сыта и пребывала в самом благодушном из своих настроений, опущенный к земле хвост азартно подрагивал кончиком. Вокруг было столько всего интересного, и зверенышу, как и всякому ребенку, хотелось играть, а внезапная свобода была расценена в качестве прямого разрешения — раз не держат, значит можно…

Однако, как это часто случается в жизни, невинный порыв не был оценен взрослыми по достоинству! Странно пахнущий человек почему-то не захотел поделиться так завлекательно вздрагивающими и трепещущими штуками у него в руках и совершенно не пришел в восторг увидев у лица добродушно оскаленную розовую пасть… Кошка расстроилась и зарычала.

В мгновение ока оценив длину клыков и энтузиазм зверя, только что одним ударом лапы превратившего его стихи невесте в непонятный рваный комок, Луджин не рассуждая шарахнулся в сторону. Понял, что теряет равновесие, вцепился в край парапета, чувствуя, что рука стала неправильно… Даже ужаса не было: только вспомнилось, какими высокими казались стены, если смотреть на них с нижнего дворика у Полуденных ворот. И каким глупым было желание сюда забраться в терзаниях вдохновением…

В следующий момент произошли две вещи: окончательно обиженная и рассерженная, Бастет чихнула, брезгливо стряхивая каплю чернил с пера, попавшего на драгоценный нос, а на запястье парня стальным браслетом сомкнулись чьи-то пальцы.

Луджина дернуло обратно с такой силой, что молодой человек упал на плиты, украшавшие собой Верхний замок, оставив за границами восприятия чью-то брань где-то внизу. Когда он поднялся, его спаситель, уже резкими рывками накручивал на кисть поводок, зло, но без бешенства охарактеризовав виновницу происшествия:

— Зараза шкодливая!

Крупный детеныш упирался лапами, не менее раздраженно урча, и тогда юноша перехватил уже тонкий кожаный ошейник, невидный за шерстью, слегка повернув кисть — лишь вены на запястье проступили ярче. В итоге звереныш был отброшен в сторону твердой рукой.

Недалеко… а потом Луджин не поверил своим глазам и ушам: пантера явно готовилась к нападению, но внезапно губы его спасителя приподнялись так, чтобы обнажить даже клыки, и из горла вырвалось сдавленное низкое шипение. Пантера припала к земле, собираясь прыгнуть на бросившего вызов противника, но звук повторился — резкий, яростный. В несколько стремительных шагов юноша оказался рядом, снова хватая за ошейник и пригибая лобастую голову к земле — круглые уши тут же прижались… Баст сделала попытку завалиться на бок и выдала нечто, очень похожее на скулеж.

— Я прошу извинить мою небрежность…

— Спасибо!

Распрямившийся с грацией, которой обзавидовалась бы та же пантера, и оборачивающийся в сторону незадачливого поэта, юноша свел брови еще жестче, когда прозвучавшие одновременно фразы заставили его умолкнуть.

Аман глубоко вздохнул, успокаивая от шока заодно и себя: Аллах очевидно прогневался на него, раз посылает на пути очередное блаженное создание! Великовозрастный придурок едва не сверзился с высоты где-то 4–5 человеческих роста.

И Баст опять раздразнил: она же хищник, инстинкт охоты у нее в крови с утробы матери… Если здесь все такие, остается только удивляться, как Мансура еще стоит!

Тем не менее он даже изобразил обаятельную улыбку, надеясь, что она не выглядит натужно:

— Все в порядке? Я хотел бы…

— Я так благодарен…

Снова почти в унисон! Аман едва не скрипнул зубами, во избежание худшего эффекта обратив внимание на испорченные листы:

— Еще раз прошу меня извинить, — на этот раз его кажется все-таки выслушают, — я отвечаю за Бастет…

— Ничего, я все помню и так… — расстроенный Луджин торопливо выхватил из красивых длинных пальцев плачевные останки поэмы, непоправимо пострадавшей от удара когтей, и только потом сообразил, КТО его собеседник.

— Ас-саталь?…

Если Амана и удивило обращение, то он ничем себя не выдал. Высокая звезда? Вот значит как его называют за глаза! Юноша выгнул бровь и дернул губами в намеке на улыбку:

— Польщен! Но зовут меня все-таки иначе, — он дразнил парня, с интересом ожидая, что же за этим последует, и дождался.

— Желание? — в том же ехидном тоне уточнил Луджин, не скрываясь, в упор рассматривая Амани, рассеяно поглаживавшего присмиревшую пантеру. Он, как видно, уже отошел от потрясения, оказавшись не таким уж нежным отроком, как показался в первый момент.

— Желания бывают разные… — провокационно усмехнулся Аман, облокотившись на парапет.

— Да, и некоторые из них загадывают, глядя на звезды, — широко улыбаясь подхватил молодой человек.

— А ты за словом в карман не лезешь! — юноша рассмеялся, тряхнув головой: кажется в этот раз его ожидало приятное разнообразие. — Раз мы уже выяснили, что звезды и желания все-таки связаны, ты ответишь на мой вопрос?

— Ах, это… — Луджин хмуро посмотрел на обрывки в своих руках, — можешь отдать твоей охотнице, я действительно помню все наизусть.

— Стихи? — Аман подпустил в голос толику заинтересованности и уважения.

— Ну да, — молодой человек все же немного смутился. — И далеко не блестящие… Но я и сам знаю, что до Хафиза мне далеко, просто…

Луджин запустил пальцы в волосы, качнувшись на пятках, и растеряно пожал плечами:

— …понимаешь, к концу года мне грозит неминуемая свадьба, и я просто… дьявольски рад этому событию! — он улыбнулся открытой и какой-то шальной улыбкой.

— Вот как, — Аман резко выпрямился, — значит из-за озорства обнаглевшей кошатины могли оказаться загублены не одна, а целых две судьбы!

Он уже понял, как следует держать себя, чтобы расположить Луджина, и не был намерен упускать великолепную возможность сойтись накоротке еще с одним из тех, кого собирался покорить. На его в меру сокрушенное заявление предсказуемо последовали благодарности, перемежаемые заверениями, что молодой человек сам виноват, что так задумался, ничего вокруг не видя, залез на ограду, как мальчишка, и как ребенок испугался игривого детеныша. Амани даже не нужно было особо стараться, изредка вставляя нужное слово, так что вконец расстроенный принципиальной неуступчивостью «звезды», Луджин едва на Коране не поклялся, что обязательно зайдет к нему, прямо сегодня и зайдет… и конечно понимает, что чтобы развеять скуку — лучшее средство приятная беседа.

— Да, — приторно протянул до поры незамеченный обоими собеседниками парень, приближаясь к ним с гаденькой улыбочкой, — с таким сладким мальчиком поскучать одно удовольствие!

Аман смерил нахала равнодушным взглядом, но Луджин внезапно притих, заметив, что хватка на ошейнике Бастет ослабла, и узкая ладонь попросту лежит на загривке нервничавшего звереныша. Ни поза ни выражение лица прекрасного юноши не изменились, однако рядом с ним почему-то стало очень неуютно, как если бы на его месте огромная кобра развернула свой капюшон, подрагивая раздвоенным языком, и еще заныло запястье…

— Бедный кузен, я все понимаю. Нельзя допустить, чтобы такая нежная лань, как Салха плакала от разочарования в первую брачную ночь. Поступок достойный заботливого супруга — обратиться за советами к мастеру «постельных дел»!

— Масад! — Луджин побелел от оскорбления, сразу забывая о мимолетном пугающем впечатлении. — Ты заговариваешься, «кузен»…

Успокаивая поглаживаниями все больше нервничавшую Баст, Аман с интересом следил за разворачивающейся перед ним ссорой, ведь благодаря ей, он в пять минут узнал больше, чем за многочасовую велеречивую беседу. Например, Мансура все же не одна большая дружная семья, как это ему старательно представлялось. И в этой каменной сказке с настоящим принцем все-таки есть место обычным людским порокам… Он принял данное обстоятельство к сведению тем охотнее, что как-то стал подзабывать о них, а это всегда чревато неприятностями.

Во-вторых, в перебранке упоминались имена и некоторые личные подробности, так что помимо того, что в клане каждый друг другу в какой-то степени родич, — что свято чтится, раз оба петушка еще не вцепились противнику в глотки, и налагает определенную систему взаимоотношений, — Аман сделал вывод, что Масад приходится ни кем иным, как старшим братом незабвенному Тарику, только от старшей же жены. И братьев у него еще тоже — не меряно, так что пренебрежение к мальчишке вполне теперь понятно, а о его отце стоит говорить как о человеке весьма любвеобильном, и не знающим удержу в своих желаниях.

Зато Луджин в системе родства от князя отстоит дальше, однако положение занимает более высокое из-за доступа в библиотеку, готовясь стать ее хранителем… что положительно характеризует князя Амира и его род, где предпочтение в первую очередь отдается достоинствам и способностям, а не происхождению и чистоте крови.

И говорит, что Аленький цветочек на правильном пути, и шансы имеет неплохие, несмотря на то, что ему наверняка не единожды еще придется столкнуться с колкостями в духе зарвавшегося болвана-племянничка.

А шуточки были те еще! Амани уже начинало надоедать периодическое прохаживание по его «непревзойденному мастерству ублажителя мужских чресел», и хотелось особо не фантазируя спустить на недоумка злобно урчавшую Баст. Под его рукой пантера не решалась на большее, но знание, что стоит ему убрать ладонь с загривка заметно подросшего звереныша, случится неминуемое, — чуть тронуло губы юноши мечтательной улыбкой.

Да, какой кошмар! Я вне себя от слез раскаяния, но что поделаешь, ведь дикий зверь… А я и сам с ней еще плохо справляюсь, рука вот только пару дней как зажила… Князь Амир проникнется точно!

Но не хотелось еще больше подставлять незаслуженно обиженную сегодня Бастет, да и с господином так шутить тоже не было никакого желания. Родственников не выбирают, а сам мужчина такой беспардонной лжи не заслужил…

К реальности вернуло очередное замечание разошедшегося хлыща, для которого его наглость, видимо, составляла даже не первое, а единственное в жизни счастье.

Доведенный почти до нервного припадка, Луджин тем не менее все еще держал себя в руках, и вместо того, чтобы бросить вызов обидчику, лишь выцедил сквозь зубы, что уходит. Он не задумываясь развернулся к Аману, и это оказалось последней ошибкой, хотя и не его — веселящийся Масад пустил новую стрелу, уже напрямую обратившись к державшемуся в стороне юноше:

— Тебе бы стоило еще и над манерами поработать, кузен! Как грубо, твой очаровательный собеседник конечно расстроится… И как невежливо уходить не попрощавшись с наставником в одном лице! Но я все исправлю, невежа. О благоуханный цветок страсти, не проводить ли мне тебя до покоев твоего благословенного небесами повелителя?

Последние слова были обращены уже непосредственно к Амани, и мгновенно выбесили так, что тот мысленно отпустил повод.

— Я, недостойный, вниманием польщен… но вынужден, увы, не согласиться! — безмятежно уронил юноша с самой своей невинной и одновременно провоцирующей улыбкой.

Рыбка заглотала наживку, даже не заметив.

— Отчего же? — в голосе парня уже явно прорезались игривые ноты.

Аман глубоко и медленно вздохнул, плавно поведя ресницами, и глядя куда-то в сторону выбеленного солнцем горизонта, задумчиво проговорил:

Он с удовольствием просмаковал, как по мере понимания, менялось выражение лица Масада.

— Что ты сказал?! — рыкнул он, а сделанный шаг был уже угрожающим.

— Я процитировал великого поэта. Это Омар Хайям, — снисходительно объяснил Амани, не меняя расслабленной позы, а вот Бастет утробно взревела буквально на всю крепость, и второй шаг так и не случился.

Кто бы сомневался!

— Ух ты, райская птичка распелась! — Масад даже отступил, зло прищурив глаза. — Но глуп здесь ты, если забыл, что клювик тебе открывать полагается только при виде члена!!

Аман мог бы многое сказать в ответ, но это становилось просто скучно.

— На мой скромный взгляд, — с обманчивой мягкостью, напоминавшей стремительное и бесшумное движение пантерьих лап при виде жертвы, — из двоих умнее раб, не сердящий понапрасну своего господина, чем свободный воин, ради удовольствия набрасывающийся на тех, кто ему лишь кажется слабее…

Под конец небольшой речи, из голоса и облика бывшего наложника ушла уже всякая игра, а черные очи полыхнули так, что Масад, и раньше не часто встречавший отпор, не сразу нашелся и собрался с решимостью продолжать «разговор». Но не успел:

— От себя добавлю, — очевидно, что против обыкновения, в этот день и час уединенный уголок решил собрать у себя буквально всех, — что молчаливое смирение последнего раба, куда достойнее, чем осыпать оскорблениями брата и гостя своего князя в его же доме!

Новый голос будто хлестнул плетью. В защитниках Аман абсолютно не нуждался, к тому же с изумлением узнал в своем заступнике помощника старого лиса Фархада. Сахар подошел ближе и демонстративно, поклонившись юноше, сообщил:

— Муалим Фархад просил меня найти вас.