Укрощение огня

15

Аман не знал плакать ему или смеяться — это что за история с Тариком выходит? Урок в духе «служить интересам клана можно по всякому» или первое задание для юного шпиона, которое судя по всему, тот благополучно провалил… Или и то и другое сразу?

Амани нехорошо усмехнулся: любопытно, а кто-нибудь задумался, чего может набраться мальчишка в обществе наложника, всю сознательную жизнь удовлетворявшего капризы чужой похоти?

Что если бы он оказался несколько иным, точнее таким, как его все видели, ничуть не расстроился бы от смены хозяина и с энтузиазмом принялся утверждаться на господском ложе? Княжеского племянника бы отправили помогать ему отмываться от спермы? Замечательная идея! Тарик, конечно не пятилетний, уже вполне понимает, что член нужен не только нужду справлять, а подходящее отверстие можно найти и у женщин, и у мужчин, но не таким же шоковым путем просвещать парнишку на щекотливую тему!

А просвещать его хоть в чем, хоть о звездах и луне Амани все-таки придется! Предложение «лекаря» Фархада явно намекало, что неплохо бы сблизится немного с мальчиком, который почти весь день проводит рядом с ним. Впрочем, Аман, конечно, мог избежать расставленного силка, настаивая на талантах и способностях Тарика в целительстве, но не стал, поскольку условие полностью отвечало его собственным намерениям. Зато теперь, когда основной посыл исходил не от него, не должно было выглядеть странным, что он вдруг живо озаботился печалями парнишки, на которого все это время практически не обращал внимания.

Тарик был нужен ему, хотя бы как источник информации, ниточка к людям Мансуры. К тому же, верные люди не бывают лишними, а верность, основанная на искренности, привязанности и принципах — самая надежная, тем более что юноша не мог предложить ничего иного из привычных ему способов. Именно это и беспокоило Амани: помимо того, что у них с мальчиком по определению нет общих интересов и привычек, — Аленький цветочек собирался играть на том, чего не знал, а его опыт стремился к нулю…

Ощущение неуверенности уже успело порядком надоесть за время, проведенное в крепости, а здесь раздраженный юноша мог позволить лишь один способ выплеснуть из себя нервное напряжение, чтобы оно не обернулось очередным приступом злости, навредив в первую очередь ему самому: танец.

Но увы, даже любимое занятие, за долгие годы вплавленное в самою кровь и суть, в этот раз не принесло умиротворения! Когда разогретые мышцы стали податливыми словно масло на солнце, Амани попытался повторить то, что танцевал тогда на пиру, где Амир Фахд увидел его впервые, и — не дойдя даже до середины, остановился, разразившись пространной речью, обращенной неведомо к кому и богато украшенной цветистыми оборотами. Проклятье, музыка!

Его тело само помнило ритм и движения — невозможно забыть, как ты дышишь! Но волна звуков не подхватывала его, растворяя в своем потоке, чтобы внезапно рвануть, вознося на гребень неудержимого прилива, и с размаха обрушить вниз пенными брызгами… Ему необходима музыка, потому что без нее то, что должно было стать феерической мистерией, превращалось в набор прыжков и ужимок! Невозможно ни повторить старое, ни придумать что-то новое.

Амани в сердцах помянул особо ядовитый оборот из предыдущего монолога, и без приветствия бросил, появившемуся на площадке Тарику:

— Ты умеешь на чем-нибудь играть?

— Нет, — отозвался мальчик и вспыхнул, мгновенно проникаясь очередным доказательством своего невежества. — А вы сами…

— Я же не могу танцевать и играть одновременно! — Аман выразительно закатил глаза.

Собственно, он особо и не надеялся, что проблема разрешится так просто, и мальчишка окажется еще и самородком, дав им хоть какую-то точку соприкосновения, кроме «подай-принеси», и заодно обеспечив юношу аккомпаниатором.

— Да, простите, я как-то не подумал… — невнятно пробормотал Тарик, заставив Амана развернуться к нему полностью и вглядеться внимательнее.

— И что я вижу… — протянул юноша, резким коротким движением пальцев направляя подбородок парнишки вверх. — Что бы это значило?

Угольно-черная бровь изогнулась, как показалось, несколько брезгливо при виде покрасневших припухших век.

— Ничего, ничего особенного… — Тарик упрямо отводил глаза от устремленного на него взгляда: казалось, что внутри смертного тела заключен ифрит. И без того, ему было чего бояться и о чем сокрушаться, а огненный демон все не унимался:

— Хочешь сказать, что поливать слезами каждый камень в цитадели, твое любимое времяпрепровождение? — ехидно поинтересовался Амани, по-прежнему ловко удерживая мальчика. — А я как-то упустил это из виду!

— Время… Что?

Выбитый из колеи внезапным напором, мальчик бестолково хлопнул ресницами, и Аман мысленно взвыл, в отчаянии прикусив губу: Бисмилля Рахман Рахим! Аллах, неужели его грехи настолько велики, что повлекли столь суровое испытание!

— Я просто спрашиваю, что у тебя случилось? — призвав на помощь все свое терпение, почти по слогам «перевел» юноша.

— Я же ответил, ничего! — Тарик подумал, что наверное был невежлив сейчас, и тут же добавил, объясняя подробнее. — Просто я узнал, что пока не очень подхожу в войны твердыни…

Голосок угас беспомощно, а Амани едва подавил порыв заскрипеть зубами: Алла Карим, ну как можно быть настолько бесхребетным! Хлеще на его памяти, случилась только Жемчужина!

Однако, увы, другого материала под рукой не имеется. Этот голосок он слышал во время разговора со стариком Фархадом (хотя какой он старик! Видно, что иным молодым фору даст), а значит Тарик тоже мог их слышать…

— Ты подслушивал.

— Это вышло случайно… — не замедлил подтвердить его выводы почти полностью уничтоженный мальчик. Наверняка перед ним действительно ифрит, ведь обычные люди не умеют читать мысли!

— И что же ты услышал? — последовал отстраненный вопрос.

Это было знакомо, наставник Фархад тоже часто спрашивал его о том, что он увидел и про выводы из того. И тоже был не слишком доволен.

— Что у меня нет нужных… — мальчик наконец набрался сил озвучить свою беду, — ну, свойств, чтобы быть достойным своего рода и служить ему…

Пришла пора Амана изумляться. Он даже сел на ближайшее, что подвернулось — громадную каменную чашу, окружавшую одно из немногих растущих в Мансуре деревьев. Справившись с первым потрясением, прикрыв глаза и набрав в грудь воздуха, как перед прыжком в глубину, юноша резко встал, снова заставляя Тарика смотреть прямо в глаза, и приказал:

— Посмотри на меня. Что ты видишь? — от ответа зависели все последующие ходы.

Он ожидал всего, кроме того, что прозвучало! Светло-карие глаза плеснули вдруг благоговейным восхищением…

— Вы очень красивы, умны, прекрасно образованы и так много знаете, умеете… — Тарик смущенно запнулся.

— Спасибо, — сраженный перечисленным, а особенно восторженным тоном, Амани растеряно отступил от мальчика, но сразу овладел собой, вернувшись к главному. — И по-твоему, все это свалилось мне с неба в единый миг по бесконечной милости Аллаха?

Неразличимым слитным движением расправился гибкий стан, точно крылья развернулись совершенные плечи, а глава поднялась так, будто несла на себе все короны мира…

— Тратя время на слезы, естественно ты останешься никем, — утвердительно сообщил Аман, и добил. — Тебе ведь нравилась медицина? Так твою мечту никто не преподнесет вдруг на золотом блюдечке, такого даже в сказках не бывает. Так что, советую: реши, хочешь ты чего или готов смириться с любым решением по твоему поводу…

С пунцовыми пятнами на щеках, прижав стиснутые кулаки к груди, Тарик уже задыхался от избытка чувств, стоя перед воплощенным ифритом, не в силах оторвать от него взгляд: чего он хочет?… А как же долг… Вот глупости, ведь он хочет исполнить долг воина твердыни!

И правильно, на пути воина не может быть места слезам и слабостям с сомнениями… Стыдно-то как!! Мальчик улыбнулся с вымученной благодарностью, и поклонился по канону, — приложив руку к сердцу:

— Благодарю за знание, муалим-аху!

Этого только еще не хватало! Аман поперхнулся вздохом от подобного титулования.