Уроки черного бусидо Димы Сабурова

Глава 15

Стоило даймё Отомо со своим двором отбыть в Киото, как город Фунаи будто заснул. Уж на что рыбный рынок, всегда место бойкое, шумное, но и здесь наступило безлюдье и тишина. Даже нищие и те приуныли. То не пробьешься в торговых рядах среди гнусящих, просящих, требующих. Шлепают босыми ногами по мостовой, тянут серые ладони, бойко полы рвут, скалят зубы. Не выпросят — так отнимут. Держись крепче за кошелек. А теперь… Пусто. Притихли убогие, головы утопили в лохмотья, грязные, рваные, нечесаные — молчат. А те, кто пошустрее, так и вовсе ушли в земли Симадзу. Там то посытнее будет.

Но было в Фунаи место, где всегда толпятся люди. Где всё время шумят, покрикивают, а пламя свечей мечется, и по стенам гуляют тени. Идзакая (20) никогда не пустела. Многие скажут, что сюда люди сакэ пить ходят. Сакэ они, конечно, пьют, но не рисовое вино ведет их в кабак. Человек, отведав сакэ, покуражиться любит. Его в жизни все в стойло ставит. Жмут свои и чужие, а тут, чарку хватив, он и потеряет узду. Ну что, хлебнув пьянящего, разлечься на футоне. Скучно. А поговорить? А дадут ли в ухо или вышибут глаз, на то и идзакая. Веселье.

А кричали за стеной уже в голос. Знать, всерьез взялись за кого-то, но видимо, не зря. По пьяному делу поднимают кулаки многие, но редко невпопад. Трезвый промолчит, а пьяный все вывалит, что держал на душе. С пьяных-то глаз — бряк. Ну и, конечно, в зубы. А как иначе. И пошло, поехало.

Но голос хозяина перекрыл шум. И всё стихло. Один только, неразумный, заворчал. И сразу же хлопнуло сильно за дверью: пустили, знать, дурака головой вперед на улицу проветриться. Тут уж точно все смолкли.

А в воздухе пахло горящим древесным углем в жаровнях и морем — ветер дул с залива.

— Хозяин, ещё сакэ! — раздался пьяный выкрик.

Молодец, в сером распахнутом кимоно, пивший по-черному, буйным поведением привлек всеобщее внимание. Рукава кимоно были задраны почти до локтей, руки голые, крепкие, на ладонях мозоли от меча, герб — листья абрикоса. Явно самурай на службе у рода Отомо.

Хозяин вне очереди обслужил буяна, принес согретый кувшинчик, налил в чашку, добавил закуски из вяленых плавников ската и сушеных кальмаров. А парень-то, видно, пил давно и обстоятельно. Один, как ни странно. Правда потом к молодцу нагрянули незваные гости, и почти сразу началась ссора. Гостей было трое, молодых развязных здоровяков, в таких же серых несвежих кимоно, с такими же гербами и им было на все плевать.

— А кто это тут у нас теплое пьет втайне от друзей? — воскликнул один, по-простому ввалившись в заведение прямо с улицы. — Серизава, приятель! Один и без нас. Нехорошо.

— Идите куда шли, — угрюмо ответил Серизава, исподлобья глядя на обступившую его стол компанию. — Проходите мимо.

— Ой! А что неласков так с утра. Ночка не задалась?

— Не гневи меня, Канрюсай, — буркнул самурай, опорожнив чашку.

— А то что? Напугаешь меня так же как напугал черноногих у пещеры Ама-но Ивату. Говорят ты загнал двух коней, спасаясь от их ярости.

Саризава вскочил на ноги, они с Канрюсаем обменялись яростными взглядами.

— Чтож, — тихо сказал он неожиданно трезвым голосом — давай выйдем.

— Опомнись, Саризава — зашептал на ухо один из приятелей — Дуэли запрещены. Тебя казнят.

— Ты слышал, что он сказал. — Саризава взял меч обеими руками, засунул за пояс и, не оглядываясь, вышел на площадку перед кабаком, где остановился в ожидании. Ветер трепал его распахнутое кимоно.

Канрюсай оглянулся и, косолапо покачиваясь, вышел из зала. Саризава оскалился и взмахнув ладонью, указал ему, куда идти; косясь друг на друга, они двинулись в одну сторону. И тут все посетители встали со своих мест в зале и в возбуждении пошли следом. В идзакая почти никого и не осталось.

— Давай, — кивнул хозяин одному из своих работников. — беги за квартальным. Тут не обойдется без мертвеца. Или двух.

Где-то в отдалении с лязгом столкнулись два меча, потом еще раз, громко вскрикнула толпа и раздался и затих полузадушенный хрип.

— Быстро они управились, — пробормотал хозяин, прислушиваясь. А с улицы посетители уже потянулись обратно в кабак. Хлопала дверь, люди, громко обсуждали обстоятельства кровопролития.

— Хозяин! Ещё сакэ! — Саризава покачиваясь вернулся за свой столик, бросил серебряный бу в пустую чашку. — Мне и моим друзьям. И еды тоже принеси

Втроём самураи сидели, угрюмо молча, пока кабатчик без промедления метал на стол мисо, рис, крупно нарезанный дайкон, вареные креветки к рису. А уж наливая сакэ в чашку, кабатчик извернулся так, что и непонятно было, как с толстой шеей и немалым пузом можно такую фигуру изобразить. Однако вот сумел.

Через какое-то время все успокоились. Потом пришли люди квартального и унесли тело, завернув его в циновку. Почему-то зачинщик дуэли их не заинтересовал.

— Не того я сегодня зарубил. — внезапно сказал Серизава — Твари, чернь, ненавижу! Скорей бы Отомо-сама вернулся. Буду умолять его послать к Ама-но Ивату полтайдана. Всех черноногих под нож, без пощады. А черного раба, из-за которого столько хороших буси погибло, распять на кресте. Как велит бог южных варваров. Вот так! — и опрокинул чашку сакэ в глотку.

А в дальнем углу зала, покуривал трубочку горбун с татуированными руками одетый в серое кимоно, разлинованное в тонкую полоску. Временами он медленно цедил зелёный чай, а вот к сакэ что стояло перед ним на столике так ни разу и не притронулся.

Храм богини Такамими Химэ-но Микото не слишком пользовался популярностью у жителей Нагасаки. Можно даже сказать, что совсем не пользовалась интересом ками Такомими, среди рыбаков, купцов и чиновников, живущих в городе. У всех свои боги, свои покровители. И редко кто, собираясь в путь, нет нет да и заглянет в стоящий на окраине нищий храм, совершит молитву и подношения, стараясь, заручится покровительством богини далёких странствий. Но независимо от того — есть ли, нет ли прихожане, настоятель храма, крепкий, одноглазый мужчина, каждое утро совершая ритуал восхваления богини, возжигал благовония и свечи перед храмовым алтарём. Проверял ящик с подношениями, где бывало некоторые торопыги, не заходя в храм, просто оставляли кошелёк или стопку монет разного достоинства с запиской — просьбой: очень — очень помолится о здоровье и долгой жизни господина такого-то, живущего там-то. Читал записки, вздыхал и шёл обратно в большой зал, где перед простым деревянным изображением Амитабха, Будды Бесконечного Света и Бесконечной Жизни, расставлял четыре свечи из разного воска, чтобы горели с разной скоростью и отмеряли время. Потом шёл в храмовый сад, где второй насельник Ниваси собирал опавшие листья, полол сорняки, подметал и равнял дорожки.

— Может, выпьем чаю? — Обычно предлагал он.

Садовник обычно кивал, убирал свой инвентарь в кладовку, пока настоятель заваривал чай.

Вот и сегодня, уютно устроившись в беседки, они пили зеленоватый напиток, неторопливо беседуя.

— Вчера голубь прилетел из Фунаи — сказал настоятель — читал?

— Читал. — садовник смущённо вильнул взглядом в сторону.

— Вот скажи мне, пожалуйста — настоятель поставил чашку на край столика — кто его учил так доклады составлять? Сумбур какой-то. «Полсотни элитных конных самураев даймё Отомо Сорина, в ходе погони за беглым чернокожим рабом, были перебиты бунтующими крестьянами, в окрестностях пещеры Ама-но Ивату. Вернулись четверо. Командовавший ими первый советник даймё Отомо, Татибана-сан убит или взят в плен». Это что такое? Объясни мне.

— Ну не разведчик Бэнкей,. — Ниваси налил себе вторую чашку — Убить кого или только специально ранить — это он может.

— Но думать то он должен хоть чуть-чуть — настоятель тоже долил себе чаю в чашку и взял из миски рисовое печенье — сембей. — Почему за беглым рабом послали пятьдесят самураев, а не мацукэ с пятью асигару? Что это за лютые крестьяне такие, забившие насмерть элиту воинства Отомо? Что вообще делал этот Ясуфе в пещерах Ама-но Ивату? Советник Татибана — убит или взят в плен? Что молчишь то?

— Да, странного хватает. — почесал в затылке Ниваси — Не понятно всё. Черноногие перебили пятьдесят кавалеристов. Чертовщина какая-то. Может Ёсио и прав был?

— Вот только не начинай мне тут. Переселение душ, понимаешь. — сморщился как от зубной боли настоятель — Ками ходят по земле, ага. Забот других у них больше нет. Запомни, удел богов — ветер, что вызывает бурю. Что им до наших горестей и невзгод.

— Ну а как тогда всё это объяснить?

— А нам не надо ничего объяснять. Нам надо просто узнать, что там произошло на самом деле. А то ведь непонятно ничего. Я не могу работать в таких условиях.

— Пошлём Норику? — Ниваси потёр подбородок — Она жаловалась недавно, что скучно ей тут.

— Нет. Норико нужна здесь. Пусть приглядывает за миссией наньманьских варваров — настоятель снова захрустел сембеем — Помнишь прошлый доклад. Даймё Отомо отбыл к Ода Набунаге вместе с Каннуси-саном. Влияние их всё время растёт и нам надо знать о них как можно больше.

— Тогда что?

— Ёсио всю эту кашу заварил, ему и расхлёбывать. — настоятель потянулся и попытался налить третью чашку чая, но потерпел неудачу. Чай в чайнике закончился. — Пошли его в окрестности пещеры Ама-но Ивату, пусть выяснит всё и доложит как следует. — настоятель забрал пустой чайник и побрёл к храму но внезапно обернулся — Кстати, если Татибана жив, пусть по возможности, устроит ему побег. Втереться в доверие к даймё Отомо дорогого стоит.

— Сделаем. — кивнул старый садовник при храме богини Такамими Химэ-но Микото.

Чёрные полотнища знамён бились в багровых отблесках костров, что освещали вечернюю площадь лагеря. В костровой круг, печатая шаг, торжественно вошёл Ючи Омохиро. В полном доспехе конного самурая, но с непокрытой головой. Поправив перевязь трофейного тати, Ючи церемонно поклонился на три стороны: сначала мне, бронзовому колоколу — дотаку и в сторону молчаливо стоящих на площади людей. Всё население лагеря мужчины, женщины и дети собрались тут напряжённо всматриваясь в происходящие. Отдельно построившись, встали ронины, под началом своих командиров. Буддистский монах Сёген, в парадном, оранжевом одеянии подошёл и торжественно вручил Ючи листок рисовой бумаги. Взяв листок двумя руками, он вновь окинул взглядом площадь и громким голосом торжественно зачитал (по памяти конечно по причине безграмотности):

— Я, Ючи Омохиро вступая в ряды армии Небесной Справедливости, принимаю эту присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, бдительным буси, строго хранить военную тайну, выполнять все приказы командиров и начальников. Я клянусь изучать грамоту и военное дело, всемерно беречь военное и общее имущество и до последнего дыхания быть преданным делу Аматэрасу-о-миками, а также своему боевому братству и лично Омо-доно. Я всегда готов по его приказу выступить на защиту всех кто разделит со мной эту присягу и клянусь защищать их мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей жизни для достижения полной победы над врагом. Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара закона Небесной Справедливости, всеобщая ненависть и презрение народа.

В последний момент, перед самой присягой я вспомнил, как отец мне рассказывал о своей службе в рядах Советской армии. Как он огребал в учебке, потом стал духом, затем воробьем, черпаком, наконец дорос слона. Ну и про дембелей тоже много чего поведал. Запомнилась мне присяга. Она была яркая, какая-то «звонкая». Неглупые люди ее писали. Я решил тоже не глупить — адаптировал для местных реалий.

После торжественной клятвы, Ючи подписывает свиток с присягой, сжигает ее на жаровне. Пепел высыпают в чашку с водой. Омохиро размешивает его и залпом выпивает. Самураи верят, что в случае клятвопреступления зола превращается в яд. Суеверие, конечно, но почему бы не использовать эти мифы на пользу себе? Жалко только бумаги у нас дефицит, на всех не хватает. А потому публичную присягу приносят лишь мой генералитет и командиры отрядов. Остальные просто повторяют заученный текст. Но лиха беда начало, со временем всех подведём под протокол.

— Господин, а что делать с генералом «красных»? — тихо, на ухо интересуется Кукуха.

Я тихо скреплю зубами. Вот не хватало мне забот с похоронами убитых, ранеными… Еще этот Татибана! Ведь ему действительно, чуть язык не отрезали. Моих шуток никто не понял, самурая мигом повалил на землю, разжали ножом зубы. В последний момент я успел остановить гвардейцев. И ужаснулся той фанатичности, которая горела в их глазах.

— Пусть пока сидит в яме. Поумнеет — поговорю с ним. И вот что… Найди мне слугу следить за одеждой, оружием…

— Владыка! — обиделся Кикухиё — Я и сам могу

— Ты мне нужен для других дел.

Ночью прошёл мелкий дождик и над лагерем беженцев лёгкой дымкой встал туман. Поэтому все отсыпались, аж наверное часов до семи утра. То есть не вскочили с первыми лучами солнца, как тут принято, а позволили себе поваляться подольше. А чего, не поваляться, если благодаря вчерашнему, праздничному обжорству брюхо набито. Потому как на вечернем торжественном мероприятии присутствовали дорогие гости. Старосты местных деревень, в количестве шестеро штук. Победа, что далась так тяжело, внезапно подняла нам авторитет на заоблачные выси. Слухи, что мы вдребезги разбили отряд конных самураев в количестве пятидесяти, нет восьмидесяти, нет, все сто человек было, а чего их самураев жалеть, разошлись по округи как пожар в сухой степи. Старосты прибыли не с пустыми руками, привезли рис, свежие овощи, даже под сотню кур приволокли в бамбуковых клетках. Думай теперь, как быть, то ли на мясо пустить, то ли птицефабрику организовывать. Таким образом, временно закрыли продовольственный вопрос. Пару недель вперед можно не волноваться о хлебе насущном.

Пришлось проводить побудку, при помощи бронзового колокола — дотаку. Утреннее построение проходило согласно ранга. Все почетные места были заняты старыми опытными воинами — ронинами. А также молодыми и неопытными, что предпочли военную славу крестьянской доли. Остальные встали в задних рядах. После чего последовала моя команда — «На право-о! За мной бегом марш!» Пять кругов вокруг лагеря в качестве разминки. Сперва бежали, спотыкаясь и путаясь в ногах, потом приноровились, вошли в темп, поймали ритм. А мне казалось, что так было всегда. Не было прошлой жизни, школы, группы додзё, не было никогда ничего, кроме бега и синего неба. Усталости и одышки вообще не чувствовалось. Очнулся я только у входа в лагерь, вот тут то и заныли ноги, а за спиной все стали тяжело дышать.

— Вольно! Разойдись! — скомандовал я — Личному составу занятия по утреннему распорядку.

Командиры тут же развели людей умываться и завтракать. Женщины разносили котлы с вареным рисом и чайники с кипятком — с чаем была беда. Чаще заваривали ромашку, но и её на всех не хватало. Под одним из навесов позавтракал и я за офицерским столиком. Рацион, правда, был общий — варёный рис, редька — дайкон, кусочки сушеной рыбы неясного происхождения и кипяток. Ничего, после пробежки всосалось как в пылесос.

После завтрака учебно — боевые тренировки. Первое небесное подразделение — работа с мечём. Ответственный — Такахиро. Второе небесное — работа с копьём. Ответственный — Чжинсу. Третье конно-стрелковое подразделение, работа с луком. Ответственный — Омохиро. Причём стреляли не просто стоя, а с хитро сделанных из бамбуковых стволов и лиан качелей, имитирующих лошадиную рысь. Один самурай садился на них верхом, второй дёргал за верёвку, раскачивая, и первый лупил стрелами по мишеням, стоящих в разных направлениях. Тупыми, без наконечников. Которых тоже был дефицит. Кое кто из ронинов в доспехе, сам вставал под летящие стрелы отбивая их бамбуковым шестом. Так и развлекались. В конце Ючи показал класс, вскочив на качели с ногами, он кивнул — качай. И дождавшись максимальной амплитуды в три секунды расстрелял весь колчан, не промазав ни разу. Все попросту стояли открыв рты. Особенно гости дорогие наши. Старосты деревенские, ради которых все эти понты и затеяли. Настоящее боевое, слаженное подразделение. Привыкшее побеждать. А вот и трофеи, кстати. Спешите видеть. Деревенские поспешили — завистливо повздыхали на лошадей, поохали на одоспешанных ронинов, поцыкали на единственного оставшегося в живых пленного генерала-самурая.

Ну а отобедать их торжественно сопроводили в спешно установленный шёлковый шатёр, что «Весельчак Ю» затрофеил в ходе лихой погони за остатками «красных». Откушав чем бог послал, сразу пошли споры, обсуждения и выяснения отношений. Монах Сёнгэн с ходу зайдя с козырей, предложил уважаемым старостам принять присягу не менее уважаемому посланнику богине А́матэрасу-о́-миками, то есть мне. А еще привести из деревень сотню-другую молодежи. Так сказать отдать в асигарф.

Почтенные сразу поскучнев, ответили в смысле, что данный шаг требует серьёзного обдумывания и тщательной подготовки, на что необходимо время.

— И сколько вам надо времени⁇ — удивлённо спросил Такахиро. На что, посовещавшись, старички ответили — «Полгода, не меньше. Вот как новый урожай риса созреет так мы сразу всё и решим». Ага — песня известная. За полгода то, либо ишак сдохнет, либо падишах. Сёнгэн хлопнул в ладоши и Кукуха втащил в шатёр бочонок сакэ. Откуда только надыбыли? Но старосты вино выпили, а глядели так же недоверчиво. Я в разговор не лез, полностью отдав инициативу своим подчинённым. При этом лихорадочно думал: чем их можно привлечь на свою сторону. Получалось что нечем. Кикухиё снова разлил сакэ. Вернее налил он только мне и моему генералитету. А старостам прислуживали свои служки, взятые ими для большего авторитета. Понты как известно — дороже денег. Один из них, совсем пацан, закутанный по самые глаза, ухаживал за лысым дедком с хитрыми, насмешливыми глазами. В своё время я часто видел японцев ходящих в полумасках, закрывающих лицо. Но в этом времени такое я видел впервые. Такахиро вновь завёл речи о непобедимости Небесной гвардии.

— Это все, конечно, хорошо — усмехнулся лысый — Но стоит только Отомо Сорину прислать сюда полтайдана буси и вас втопчут в пыль. Вам необходимо набрать воинов, не менее тысячи.

— Да в уме ли ты дед — ужаснулся Такахиро — нанять тысячу самураев, на это надо кучу денег. А где их взять?

— Зачем нанимать самураев — удивился дед — позовите ронинов, которым нечего есть.

— Допустим мы соберём тайдан ронинов — Ивакура быстро раскрутил в ладони железные шары — И чем мы их будем кормить? Где взять еды?

— Я знаю где взять. — усмехнулся хитрый дед, а остальные старосты опасливо на него покосились — Мимо нашей деревни день назад прошёл большой рисовый обоз с Хонсю. Он следует в замок Кумамоту, к даймё Сагара Ёсихи.

— Ты хочешь подарить нам этот обоз — улыбнулся Ивакура — какая щедрость.

— Там сотня асигару и двадцать самураев в охране. — сказал дедок — вы легко его возьмёте. И половину риса отдадите моей деревне. Это будет по-честному.

— У тебя глаза не лопнут от такой честности — рявкнул Сёгэн — как тебя только земля носит. Сама богиня прислала своего Посланника нам, а ты рожу кривишь!

— Для земли как раз и беру — буркнул лысый– в следующем году сажать его буду.

Пока они препирались Такахиро приблизившись тихо произнёс мне в ухо — «А я ведь знаю даймё Ёсихи и замок его знаю. Там гарнизон сто пятьдесят самураев и полтайдана асигару. Но сейчас время сбора налогов, и должно быть меньше. Сильно меньше»

А Ивакура в другое ухо добавил — «Омо-доно соглашайся на пятину».

— Хорошо, получишь пятую часть. — громко сказал я, прекращая спор и посмотрев в глаза хитрому деду, надеюсь в самую душу, добавил. — Обоз грабить с нами пойдёшь. После него присягнешь мне и дашь людей в асигару.

— Батюшка! — раздался звонкий голос и звон разбитой посуды. Парнишка выронил кувшинчик сакэ и стоял в очень знакомой позе зажав рот двумя руками.

— Да это ж девка! — радостно воскликнул Кукуха — Точно девка!

Я аж потерял дар речи, зеленые глаза, хорошо сложенная, с осиной талией и чёрные волосы. Та самая похожая на Юки девушка с водопада.

— Вот оно значит как. — улыбнулся Ивакура вращая свои железные шарики — Похоже мы договоримся.

(20) Идзакая — Трактир, кабак.