В кофейне диковинок

Глава 9

К половине шестого моя кровать оказалась завалена примеренными и отвергнутыми нарядами. Каждый раз спрашивая себя, почему мне так трудно выбрать одежду на вечер, я слышала в голове голос Донована, произносивший «кое-что более приватное». И к моему лицу тут же приливала кровь.

А затем в памяти всплывали утренние слова Делейни: «Все думали, что вы созданы друг для друга».

Я когда-то тоже так думала! Верила, что из любви ко мне он не станет сразу после школы записываться в береговую охрану. Но он так об этом мечтал, что даже не подумал, не поступить ли в военное училище…

Значит, моей любви оказалось недостаточно.

Теперь я понимала, что просить о таком было нельзя. Но в шестнадцать мне не приходило в голову, что порой любовь – это отпустить человека, чтобы он мог осуществить свои мечты. Как бы они тебя ни пугали.

В надежде сохранить жалкие остатки рассудка я стала убеждать себя, что иду вовсе не на свидание, а на ужин. Обычный ужин со старым другом. Вот и все!

Так выбрать наряд оказалось гораздо проще. Я выудила из кучи тряпья на кровати джинсы и натянула их. Затем подошла к шкафу, стащила с вешалки блузку и надела ее через голову. Свободная, летящая и очень женственная – с нежной цветочной вышивкой. Добавить красивые сандалии – и наряд и для шикарного ресторана сгодится, и для заведения попроще, а может, даже – я сглотнула – и для чего-то более приватного.

Подойдя к стоявшему у стены зеркалу, я намазала губы блеском. Макияж минимальный: просто тушь, блеск и немного консилера, чтобы скрыть усталость. Я распустила волосы – большая редкость! – и сейчас они спадали до середины спины мягкими блестящими локонами. Мне давно хотелось подстричься, но я была так занята, что никак не могла впихнуть визит к парикмахеру в расписание.

Как такое могло со мной случиться? Что это значит – слишком занята, чтобы подстричься? Я вздохнула, внезапно разозлившись на себя. Голова болела уже не так сильно, но остаточная мигрень все равно слегка пульсировала в висках, как готовый в любой момент взорваться вулкан.

Отвернувшись от зеркала, я взглянула на фото на комоде. Улыбнулась Ноа, который смешно скалился со снимка со своего выпускного. Как же я по нему скучала! Столько лет все силы тратила на то, чтобы вырастить его хорошим, порядочным и гармоничным человеком, что его отъезд в колледж стал для меня настоящим горем…

Возвращаться в пустой дом не хотелось, и я допоздна задерживалась в кофейне, участвовала в мероприятиях всех клубов и организаций города и не упускала возможности поддержать соседей. Так было проще заполнить пустоту внутри. Про́пасть, образовавшуюся там после исчезновения мамы и углубившуюся с отъездом Ноа.

Как справляться иначе, не нагружая себя бесконечными делами, я не знала.

Я позволила себе задержаться взглядом на одной из немногих оставшихся у меня фотографий матери – все остальные уничтожил в приступе ярости «Иван». На фото мама с закрытыми глазами сидела на пляже, окутанная золотистым сиянием, и подставляла лицо закатному солнцу. Я с пластиковой лопаткой в руке играла рядом, и кудри мои, несмотря на пытавшуюся удержать их розовую заколку, стояли торчком. На маму я смотрела с обожанием.

В груди заныло. Я отвернулась от маминого безмятежного лица и открыла дверь в коридор.

Ава, свернувшись в уголке дивана, читала инструкцию для работников «Сороки». И подняла глаза, когда я вошла в кухню.

– Привет, красотка!

Я взяла из шкафчика стакан.

– Спасибо, Ава!

Доставая из холодильника кувшин с водой, я заметила, что руки у меня слегка дрожат. То ли давление опять подскочило, то ли нервы… Учитывая, что в последнюю неделю у меня и голова болела чаще, пора было звонить доктору – просить новые лекарства. И почаще выгонять себя в «Ред», чтобы вернуться в форму.

– Уже знаешь, куда Донован тебя поведет? – спросила Ава.

– Не-а.

Она отложила инструкцию.

– Давно вы знакомы?

– С младенчества. А что ты хочешь? Городок-то маленький! Он на пару лет меня старше, но мы учились в одной школе и дружили с одними и теми же людьми. Летом, когда ему исполнилось семнадцать, он, не желая работать в пекарне, устроился в кофейню, и мы подружились.

Родители тогда давили на него, требовали не уезжать из города, не бросать пекарню. Они-то всегда считали, что однажды он возьмет ее на себя, а он взбунтовался. А вот теперь вернулся и занялся тем, чего они всегда от него хотели. Интересно, как он себя чувствует? На вид вроде всем доволен… Но мне ли не знать, как хорошо можно скрывать свои чувства?

– Когда ты о нем говоришь, у тебя такой голос, как будто вы не просто дружили… – Ава склонила голову к плечу.

Я демонстративно фыркнула:

– Что? Нет!

Еще и головой покачала, не желая это обсуждать. Даже сейчас старалась затолкать воспоминания поглубже и захлопнуть дверь, чтобы не полезли наружу. И все же боль просачивалась сквозь щели и заполняла голову.

Боль. Сожаления.

Запутанные, как колючие лозы.

Ава задумчиво прищурила глаза цвета мха и склонила голову, безмолвно обвиняя меня во лжи. По правде говоря, я растерялась от того, что она расслышала такое в моем тоне.

– Ладно, возможно, – все же призналась я. – Но мы хотели от жизни разного, так что ничего не вышло. Однако мы остались друзьями. Он часто навещал родных, так что мы виделись несколько раз в год.

И меня всегда переполняло счастье пополам с нервозностью. Нам было хорошо вместе, но тени прошлого отравляли все.

– Мы отправляли друг другу открытки к Рождеству и ко дню рождения. Когда у меня случился микроинсульт, он прислал цветы, хотя в этот момент находился на корабле у черта на куличках. Донован – милый парень! И хороший человек. Надеюсь… – Я вдруг покачала головой и беззаботно засмеялась. – Не знаю, зачем я тебе все это рассказываю! Вообще-то я вовсе не болтушка. Но тебе так и хочется излить душу.

– Я всегда умела слушать, – улыбнулась Ава.

Я подошла к обеденному столу и начала возиться с посылкой, которую вскоре собиралась отправить Ноа. Уже приготовила носки, три подарочные карты – на бензин, еду и музыку, санитайзер для рук и четыре пачки кукурузных хлопьев в карамели – его любимое лакомство. Посылки я старалась отправлять каждый месяц, чтобы сын не забывал о доме и о том, как я по нему скучаю.

Поддавшись порыву, я сфотографировала упаковки и послала ему снимок с припиской: «Не знаю, достаточно ли тут карамельных хлопьев».

Через минуту он ответил: «Их всегда недостаточно».

Я улыбнулась.

– Ноа? – спросила Ава.

– Как ты догадалась?

– По твоему лицу. У тебя взгляд сделался как на той фотографии на комоде. Чистая любовь! Сколько тебе было, когда он родился?

Я сунула телефон в карман.

– В восемнадцать я узнала, что беременна, а в девятнадцать родила. Конечно, я не планировала заводить ребенка так рано, но полюбила его сразу же, как увидела две полоски на тесте. Даже не могу объяснить, как это произошло… Его отец, однако, отнесся к новости иначе. К этому моменту мы уже пару месяцев как расстались, и он умолял меня избавиться от ребенка. Или отдать его на усыновление. Но я уже все решила. Пути назад не было.

Ну вот, я снова разболталась! Ава и правда умела слушать.

– Он после общался с ним?

Мне припомнился теплый весенний день; мы с Тео были в его комнате общаги Университета Южной Алабамы – я ездила на учебу из дома. Я сидела на кровати, обхватив колени руками, раскачивалась из стороны в сторону и гадала, как сказать папе, что беременна. Испуганный Тео из последних сил сдерживал слезы; глаза у него покраснели, лицо пошло пятнами. Наконец он сорвался. Начал говорить, что рассчитывал в следующем году поехать учиться за границу. Что у него огромные карьерные планы. Что он слишком молод, чтобы стать отцом. Что он даже не знает, как это.

Потом он спросил, нужно ли нам пожениться, и меня охватила паника. Я его не любила! Никогда не любила. Он был хорошим другом и на время помог мне забыть, как я скучаю по Доновану. Но и только. Так что о свадьбе и речи не шло…

Я стала убеждать его ехать за границу. Заверила, что до его возвращения смогу растить ребенка одна, что мы как-нибудь договоримся насчет денег и посещений.

Первые пару месяцев он продолжал поддерживать со мной связь, хотя все так же твердил, что не готов стать отцом. Постепенно стал звонить все реже. И наконец пропал совсем. Не объявился даже после того, как родился Ноа. Страх его победил.

Наверное, надо было его разыскать. В конце концов, он должен был нести ответственность за ребенка. Но мне тогда не хотелось, чтобы в жизни Ноа присутствовал человек, который этого не хочет.

Я и сейчас была бы против, но Ноа уже вырос: теперь решать должен был он. Пока что он не пытался разыскать Тео, но я подумала, что если захочет, я поддержу его. Потому что люблю.

– Нет, – тихо ответила я. – К счастью, отцовской фигурой для него стал мой папа. Не знаю, что бы мы без него делали. Да и вообще без всего этого города! Когда я решила, что не стану возвращаться к учебе, за меня все горой встали. Я единственный ребенок в семье, но, если спросишь Ноа, он скажет, что тетушек и дядюшек у него сотни.

– Могу представить, сколько людей вызывались с ним посидеть! – улыбнулась Ава.

– Не подумай, что я не пользовалась их добротой, – засмеялась я. – Ноа было только полгода, когда я взяла на себя кофейню. – Я взглянула на часы. – Как ни удивительно, больше всего мне помогала Эстрель. Ноа ее обожал! И сейчас обожает. Она брала его на руки, уходила в уголок и там качала, играла с ним или читала книжку. Так мило! Малыши, несомненно, пробуждают в ней самые лучшие качества… – Я улыбнулась воспоминаниям. – Ладно, я совсем тебя заболтала. Ты вообще ела? Могу тебе быстренько сыр на гриле пожарить. Или сделать сэндвич с арахисовым маслом и джемом. Моя внутренняя мамочка жаждет тебя накормить!

– Спасибо, я не голодна.

Я оперлась бедром о стол.

– Ты как приехала, так почти ничего и не ела!

– Откровенно говоря, с тех пор, как умер Александр, у меня плохой аппетит. Но потом я что-нибудь перехвачу.

– Если хочешь поговорить о нем, я постараюсь слушать так же хорошо, как ты.

– Спасибо, буду иметь в виду! – Ава встала, потянулась и пошла к двери обуваться. – Мне, наверное, пора собираться. Эстрель велела не опаздывать.

– Я бы прислушалась.

– Но никто же в самом деле не верит, что она может наслать на человека вонь?

– Дело не в том, верим мы в это или нет. А в том, готова ли ты рискнуть.

– Не страну лукавить: я ее побаиваюсь.

– Ее все побаиваются, – засмеялась я. – Но под этой суровой внешностью скрывается доброе сердце. Эстрель всегда первая переводит деньги в фонды, шлет подарки всем, кто болен, обручился или ждет ребенка. – Я не стала добавлять, что Эстрель часто узнает об этих событиях раньше, чем сами виновники. – Еще она всегда понимает, когда кому-то нужна помощь – любая: финансовая или моральная. И если не может помочь физически, все равно находит способ уладить ситуацию. Просто делает так, чтобы все сложилось как нужно.

– Она всегда жила в Дрифтвуде?

– Нет, однажды приехала сюда в отпуск и осталась, как многие. Точно помню, как я впервые ее увидела. Мне тогда было одиннадцать, мы встретились на пляже. – Я с трудом сглотнула, пытаясь подобрать слова. Не готова была рассказывать, что произошло с мамой; сегодня точно нет. – На ней был черный купальный костюм прямиком из сороковых – с юбкой и широкими лямками, а на голове – купальная шапочка. В пушистых черных цветах. Напоминаю: на дворе стояли девяностые. Она очень выделялась из толпы. Сразу бросалась в глаза.

– Так и вижу ее наряд! – засмеялась Ава. – Странно, что шапочка была без вуали.

– Действительно, редкий случай!

Когда я вспоминала тот день, на глаза всякий раз наворачивались слезы. Я отвернулась к раковине, чтобы Ава ничего не заметила. В тот раз я в истерике бросилась в воду – хотела доплыть до стайки скатов и поискать среди них маму. Эстрель рванула следом и выловила меня.

А когда мы снова оказались на берегу, сказала: «Нет, так слишком опасно. Есть другой способ».

Потом она отвела меня на старый рыбацкий пирс и села рядом со мной на краю. Прекрасные скаты плавали прямо под нами, с неземной грацией кружа возле опор пирса.

Мамы среди них не было.

Но мы с Эстрель долго там просидели. Разглядывали скатов, а спасатели тем временем прочесывали море и берег.

– А родственники у нее есть?

– Мне об этом ничего не известно. Она-то вмешивается в чужие дела охотно, но о себе предпочитает не распространяться! Однако все в курсе, что дорогу ей лучше не переходить. Если не хочешь заработать прыщи. Или оспины. Или несвежее дыхание.

Ава задумчиво сдвинула брови:

– Буду иметь в виду.

Я бросила в аквариум чашку корма и стала наблюдать за Маком и Чизом. Как хорошо, что Ноа, хоть официально и считался хозяином золотых рыбок, не забрал их с собой в колледж! Пару лет назад он выиграл их на ярмарке. И от того, что аквариум остался дома, я чувствовала себя в опустевшем гнезде чуть менее одиноко.

Ава закинула руки за голову и снова потянулась. Тихо застонала и зевнула.

– Я только сегодня, таская с Дезом коробки, поняла, что настолько ослабла. Совсем без сил.

Когда я наконец добралась до отцовского дома, они уже освободили половину комнаты для гостей и дважды сгоняли на грузовичке к сараю. Оба были мокрые, грязные, все в пыли, и когда отец попытался сграбастать меня в объятия, я уклонилась.

– Ну и денек у тебя выдался! Как ты, осваиваешься? Я имею в виду, в городе.

Страшно представить, как у нее от всего этого голова идет кругом! Новый город. Новые люди. Новая работа. И хотя Ава с распростертыми объятиями принимала все изменения, это явно было слишком.

– Все прекрасно! Люди ко мне очень добры. В кофейне я никого не обожгла паром и сама не обожглась, а значит, можно считать день удачным.

– Определенно. А с папой ты как? Нашла общий язык? – Наконец-то мне удалось втянуть ее в диалог.

– Как ты и говорила, он тот еще персонаж! – улыбнулась она. – Но мне нравится.

– Заметила что-нибудь необычное?

Ава сразу поняла, о чем я.

– Физически с ним точно все в порядке. Сегодня он таскал коробки, грузил их в машину и лишь слегка вспотел. А насчет того, в здравом ли он уме… За весь день был только один эпизод: кто-то перевесил в доме картину, и, как ты понимаешь, он считает, что это дело рук призрака.

Нужно было обязательно еще раз переговорить с Кармеллой. Я подозревала, она-то в курсе, что такое с отцом творится. Решено: позвоню ей вечером, как только вернусь.

Ава переступила с ноги на ногу.

– И еще насчет призрака… Наверное, ты должна знать. Мы и в самом деле слышали какой-то шум на чердаке.

– Туда вечно воробьи пробираются, уж не знаю как! – отмахнулась я.

– Дез знал, что ты так скажешь. Но, откровенно говоря, мне тоже не показалось, что это птицы. Звук был скорее похож…

И в этот момент в дверь позвонили. Донован помахал мне через стеклянное окошечко. Мы обе обернулись на часы. Без восьми шесть. Рано он!

– Уже так поздно! – в панике пискнула Ава. – Как это могло случиться? Мне пора. – Она бросилась к двери и на бегу крикнула через плечо: – Хорошего вам вечера!

Я слышала, как, пробегая мимо Донована, она сказала ему что-то и понеслась вниз по ступенькам.

– Что это с ней? – спросил он.

– Опаздывает на встречу с Эстрель.

– Ни слова больше! – Донован округлил глаза.

– Сейчас сумочку возьму – и буду готова.

– Подожди, – он вытащил из-за спины букет. – Это тебе.

В животе у меня что-то перевернулось.

– Спасибо! Это совсем необязательно.

Я поскорее поставила цветы в воду, взяла сумочку и выскочила за дверь. На крыльце огляделась в поисках его грузовика, но у дома стояли только моя машина и автомобиль Авы.

– Поедем на моей?

– Вообще не поедем, – ухмыльнулся он. – Пешком дойдем.

– Куда? В «Соленый южанин»?

Я вдруг поняла, что не отказалась бы от «Маргариты». Может быть, даже двух. Спустилась с крыльца, прошла по дорожке и хотела уже направиться к площади.

Но Донован взял меня за руку и развернул в другую сторону:

– Сюда.

В том направлении не было ни одного ресторана. Только дома и пляж.

– Просто иди за мной. Ты же мне доверяешь? – спросил он.

Я заглянула в его глаза цвета океана и увидела в них мальчишку, которого когда-то любила. Тогда я доверяла ему – доверюсь и сейчас.

Однако он не хуже меня знал, что я готова следовать за ним только до определенного предела.

Через минуту наши шаги уже гулко стучали по посеревшим и выщербленным ветрами деревянным мосткам, что вели сквозь поросшие водорослями дюны. На краю мостков я сняла сандалии и со счастливым вздохом погрузила ступни в еще теплый от дневного солнца мягкий белый песок.

Спокойное море отливало зеленоватым в закатном свете. Волны лениво наползали на берег, дул легкий ветерок, день клонился к вечеру. Прошло столько лет, а я по-прежнему при любой возможности вглядывалась в морскую воду! Выискивать глазами маму вошло у меня в привычку.

На берегу сидели два рыбака. Концы удочек они воткнули глубоко в песок, лески же погружались под воду в том месте, где разбивались волны, прежде чем пеной поползти на берег.

– Ужин сами ловить будем? – спросила я Донована.

В давние времена, когда нас еще не разделяли бесконечные «а что, если бы, мы иногда так делали.

– Может, в следующий раз?

Следующий раз.

Господи! Надеюсь, что следующий раз будет.

– Там обоснуемся. – Он указал вправо – туда, где залитый медным светом пляж тянулся к западу.

Я разглядела белый пляжный зонтик, а под ним – приземистый деревянный столик в окружении подушек. Когда мы подошли ближе, стало видно, что стол накрыт белой льняной скатертью, края которой оттягивают толстые кисти. В латунном фонаре горела электрическая свеча, едва заметная в золотистом мерцании. На столе стояли две вазы с цветами, ведерко для вина, бокалы и серебристая кастрюля.

Еще через пару шагов я обратила внимание, что подушки уложили на пляжные подстилки, чтобы не испачкались в песке. Стол был накрыт на двоих: две круглые плетеные подставки, две изящные тарелки с золотой каймой и две салфетки, перевязанные водорослями.

Сердце заколотилось в груди.

– Это ты все сделал?

– Ну не сам, но заказал я. Считается?

Еще как считается!

Донован не выпускал моей руки, пока я не опустилась на мягкую подушку. А после я сложила руки на коленях, стараясь запомнить каждую деталь.

Пока что свидание развивалось идеально.

– Вина?

Я кивнула. Он вручил мне бокал, налил себе и тоже сел.

Больше всего я любила это время суток – золотой час, когда солнце начинает клониться к закату, а обломки ракушек и галька в прибрежной полосе сияют в его лучах.

– Нравится? – Донован обвел рукой стол, зонтик, море и пляж.

По берегу лениво бродила голубая цапля. Даже странно, что ни она, ни десяток ее друзей-чаек не лезли к нам посмотреть, что это там в кастрюле!

– Да, – честно ответила я, понимая, что сейчас расплачусь. – Всю ночь могла бы здесь просидеть!

– Если хочешь – пожалуйста.

– Я обещала Аве вернуться домой к половине седьмого, – поддразнила я.

Глянув на часы, он засмеялся:

– Тогда ешь быстрее.

Я смотрела вокруг и пыталась запечатлеть в памяти и в сердце все, что видела. Как хорошо, что Донован не заказал музыку! Лучшей песней для меня были сейчас шепот волн и пение птиц.

И я вдруг поняла, что он это знал.

Донован с усилием поднял кастрюлю.

– Надеюсь, ты голодна.

Заглянув внутрь, я расхохоталась. Настоящая гора фастфуда: гамбургеры, сэндвичи с курицей, луковые кольца, картошка фри… И все это аккуратно выложено на поднос с подогревом.

У моего доктора удар бы случился! Но я была на седьмом небе.

– Кажется, твое сердце принадлежит фастфуду, а я… – он развел руками, – всегда рад ему угодить.

Рад угодить моему сердцу.

Осмыслить это я пока не могла, но сердце, которому Донован рад был угодить, исполняло в груди странный танец: то подпрыгивало, то плюхалось навзничь, как вытащенная из воды рыба.

Мимо проплыла лодка; ветер донес до нас смех пассажиров.

– Отличный день для морской прогулки! – заметил Донован и негромко добавил: – Я в последние дни брал несколько лодок на тест-драйв. Не слишком дорогих, конечно. Мне же она по большей части нужна… чтобы рыбачить. Ну и, может, как-нибудь прокатиться вдвоем на закате. Что-то такое.

Сердце бросило свой танец и зашлось в панике.

Вот и пойми, чего ему надо! Я-то думала, оно мечтает получить второй шанс, но сейчас, похоже, мое сердце решило запереться на засов и никому не открывать.

Лодка. Он хочет лодку…

Ну конечно! Он же любит воду. Всегда любил. И чем больше времени проводил в море, тем счастливее становился. И то, что он ушел из береговой охраны, вовсе не означает, что он разлюбил воду. О чем я только думала?

– Мэгги?

Рука задрожала, и я поставила бокал:

– М-м-м?

Донован смотрел на море:

– Знаешь что? Не нужна мне никакая лодка. Я достаточно времени отдал морю.

Я вскинула голову:

– Что? Нет.

– Что «нет»?

– Конечно же нужна.

Не сводя с меня глаз, он покачал головой:

– Есть более важные вещи. Я слишком поздно усвоил этот урок.

Я. Это он обо мне. Господи, я сейчас заплачу! Просто разрыдаюсь.

Потому что не могу просить, чтобы ради меня он отказался от того, что любит.

Не могу просить об этом снова.