В кофейне диковинок

Глава 28

О лучшем дне для Фестиваля бабочек и мечтать не приходилось! Было тепло, но не жарко; на небе застыли очаровательные пухлые белые облачка с подсвеченными золотом неровными краями. А еще были бабочки – множество бабочек! Наверное, сотни. Или тысячи. Сверкая оранжевыми крылышками, они присаживались отдохнуть и подкрепиться на нежные веточки молочая.

– Хм-м… – Сэм изучил зажатую в руке тряпичную игрушку, потом перевел взгляд на лужайку, где теснились лотки и сновали люди.

В толпе туристов он выискивал глазами моих близких. А я, ожидая, пока он закончит исследование, присела и стала гладить Нормана, который укрылся в тени стола возле моих ног, обутых в теннисные туфли. На сегодняшнем фестивале я прошла пять километров и ни разу не присела передохнуть. Уже шел второй триместр, и я чувствовала себя лучше, чем когда-либо в жизни. Норман перевернулся на спину, подставив мне брюшко, и я засмеялась.

Сэм держал в руке тряпичную уточку. Вернее, хохлатую утку. Сшитую из лоскутков с разным рисунком: моллюски, ракушки, улитки, парусники… Голову ее украшал белый помпон из искусственного меха.

В последний месяц я смастерила много таких игрушек, а уточку закончила только вчера вечером. Делая одну игрушку на продажу, я обязательно следом шила вторую для местной больницы. Чтобы у детишек, которые приезжают на лечение без собственного мишки, тоже был друг, который поддержит и успокоит. Своя личная Джунбер.

– Ты с Беттины ее срисовала? – засмеялся Сэм. – Она уже видела?

На противоположном конце лужайки «Счастливые моллюски» установили бассейн. За пять долларов можно было посмотреть, как плавают рыбки и даже рыба Беттина, а все собранные средства шли на восстановление фонда Марди Гра.

Сэм уже вычислил, кто был прототипом пахнущего клубникой гусенка в одуванчиках (Джунипер), львенка (Молли), собачки (Нормана), черного страуса (Эстрель), цыпленка (Клак-Клак) и осьминога (Мэгги). Озадачил его лишь тюлень, сшитый по образу и подобию Деза. На некоторые игрушки меня вдохновили существа, которых я видела в городе: например, пеликан, ящерица. И, конечно, бабочки! Бабочку с белыми мерцающими крылышками я пока не сшила: приберегала эту идею на подарок для дочки, которая должна была появиться на свет весной. Бабочка должна была напоминать ей, что нужно всегда быть честной с собой, верить в себя и принимать такой, какая ты есть.

– Пока нет, – ответила я с улыбкой. – Как думаешь, она себя узна́ет?

– Как тут не узнать!

Я засмеялась. Из всех сшитых мной игрушек эта была любимой – необычная, забавная и очаровательная.

– Пора начинать подготовку! – Сэм глянул на часы.

– Нервничаешь?

– Немного.

– Все пройдет замечательно!

– Ты так говоришь только потому, что любишь меня.

– Это верно, но к твоему таланту не имеет никакого отношения.

Сэм уже месяц как вернулся в студию, записал несколько новых песен и решил представить парочку на сегодняшнем фестивале. Выступление должно было стать сюрпризом: о том, что он пишет песни, знала только пара проверенных друзей.

– Я займу тебе место. – Он наклонился и поцеловал меня.

Глядя, как он пробирается к импровизированной сцене, я вспоминала день, когда впервые приехала в этот город. Многое изменилось за это время, но многое осталось как прежде.

Церковный колокол по-прежнему отбивал каждый час от рассвета до заката. «Русалки» после каждого шторма выходили на поиски сокровищ. «Снулые улитки» под руководством Беттины каждый понедельник, среду и пятницу отправлялись на прогулку вокруг площади. А Эстрель всегда носила черное.

Сиенна теперь пекла булочки в пекарне и еще ни разу не напортачила. Сказать по правде, в «Береговом хомячке» она расцвела. Редмонд и Хавьер завели еще одного попугая кареллу. Попугая назвали Марвин, и он еще ни разу не попытался сбежать из дома.

Дез съехался с Кармеллой и буквально на днях нашел покупателя на дом. Они объявили о помолвке, но дату свадьбы еще не назначили. Все потому, что Дез хотел устроить торжество на пляже позади их нового коттеджа, а Кармелла мечтала венчаться в церкви. Мне отчего-то казалось, что в итоге она победит. В городе были недовольны, что они все сделали не по правилам – съехались еще до свадьбы, но Дез с Кармеллой лишь смеялись и радовались тому, что наконец вместе.

«Сорока» по-прежнему процветала. Титус решил, что слишком рано ушел на покой, встал за стойку рядом с Роуз и убедил Мэгги расширить меню. Теперь он отвечал за новые вкусы, и первое его изобретение – латте с корицей и коричневым сахаром под названием «Конфетка» – уже завоевало сердца покупателей.

– Эстрель сказала, тут где-то есть осьминожка с моим именем.

Я обернулась и увидела, что ко мне идет Мэгги. В футболке с логотипом кофейни, джинсовых шортах и с широкой улыбкой на лице. Все утро она продавала кофе с лотка неподалеку от моего столика, но сейчас ее сменил за прилавком шестнадцатилетний Амбруаз Симмонс. В эту минуту он готовил горячий шоколад для Эстрель, которая давала ему ценные указания.

Амбруаз стал еще одним новым работником «Сороки». Справлялся он отлично и даже умудрялся не отвлекаться, когда в зал заходила Кэнди Читвуд в топике, короткой маечке или сарафане. Чудеса, да и только! Ведь на Кэнди глазели все.

Я теперь работала в кофейне только раз в неделю, по средам, а в остальные дни ходила в «Стежок» и брала уроки у Эстрель. По городу прокатилась молва, что я умею чинить мягкие игрушки, и меня уже завалили заказами. Мы с Эстрель устроили мне личный уголок в магазине. В общем-то, в дополнительном заработке я не нуждалась, но мне нравилось приводить в порядок любимцев, с которыми у хозяев были связаны приятные воспоминания.

Мэгги села рядом со мной, взяла со стола осьминога и стала рассматривать ткань и швы.

– Божечки, Ава!

Со слезами на глазах она очень аккуратно и любовно приподнимала по очереди каждое щупальце. Одно было сшито из ткани в динозавриках, другое – в кофейных чашечках, на третьем красовались оранжевые сердечки и надпись «Бережки» – народное название служащих береговой охраны, на четвертом – цветочки, на пятом – сердечки, на шестом – черные кеды, на седьмом – бабочки, и, наконец, последнее было сшито из ткани с узором в виде монеток в один пенни.

– Я должна купить ее!

– Не должна.

– Нет, должна.

– Не нужно, – возразила я. – Она твоя. Это подарок. Я и не собиралась ее продавать – просто ждала удобного момента, чтобы тебе отдать.

– Правда? – Мэгги обняла меня. – Мне ужасно нравится. Спасибо!

Я обняла ее в ответ и крепко прижала к груди.

– Пожалуйста.

Мэгги откинулась на спинку стула и снова стала разглядывать осьминожку.

– Просто невероятно! Ты уже много игрушек продала?

– Утром их было тридцать.

Сейчас на столе оставалось только десять.

– В итоге ты сделаешь из «Стежка» магазин мягких игрушек. Так ведь? Будешь их чинить, переделывать и шить новые.

От одной этой мысли у меня зашлось сердце.

– Посмотрим. А правда, что утром ты нашла хозяина еще одной диковинке?

– Тебе Эстрель рассказала? Это при ней произошло! Честное слово, вот кто главный сплетник в этом городе! – Мэгги покосилась на лоток с кофе, заметила, что Эстрель буравит ее глазами, и ухмыльнулась. – Я от своих слов не откажусь!

Эстрель отмахнулась и развернулась к нам спиной, но я успела заметить, что в ее глазах мелькнула нежность. Любому было ясно, как она обожает Мэгги.

– И какая вещица обрела пару? – со смехом спросила я.

– Ручной работы ложка с изогнутой ручкой. Досталась адвокату из Северной Алабамы, который переснял дом Донована.

Донован с Мэгги недавно съехались. В городе болтали, что Мэгги пошла в отца: тоже все делает не по правилам. Но она не обижалась: наоборот, была довольна таким сравнением.

Теперь, когда в кофейне появились еще работники, у Мэгги стало больше свободного времени. Ни в один новый клуб она пока не вступила, хотя так и порывалась записаться в кружок скрапбукинга, который Мисти Кейт завела в дополнение к книжному клубу. Я была готова поспорить, что Донован переехал к ней только для того, чтобы помешать этому и дать ей новое занятие.

– Ты узнала, чем этот адвокат собирается здесь заниматься?

Сейчас в городе увлеченно обсуждали переезд адвоката. Эта новость затмила даже разговоры о том, что Доджа Каннингэма и Эрнестин Айкен застукали ночью на пляже в очень непринужденной обстановке. К несчастью, ни одного садового гнома рядом не было.

Про меня всем сплетничать уже надоело. Но я знала, что скоро вновь дам горожанам тему для пересудов.

– Нет, но возможно, у тебя получится расколоть Эстрель. У нее всегда есть инсайдерская информация. – Мэгги глянула на лоток, к которому уже выстроилась очередь, и встала. – Пора возвращаться! Ты как, готова к концерту?

– Более чем.

– Я тоже, – усмехнулась она. – Как же невыносимо было держать все в секрете!

Говорила она не о том, что Сэм пишет музыку. А о том, что две недели назад мы отпраздновали нашу свадьбу в маленькой горной часовенке в Гэтлинбурге в окружении самых близких друзей. Сэм собирался объявить об этом сегодня перед концертом.

«Жизнь коротка», – однажды сказал он. Слишком коротка, чтобы мучиться и жить порознь, когда мы знаем, что нам суждено быть вместе. Что это не какое-то увлечение, а судьба.

В день свадьбы мы купили последний лотерейный билет. Выиграли сто долларов и решили, что пришло время передать нашу удачу дальше. Билет мы бросили в церковную корзину для пожертвований в день, когда подписали договор о покупке дома Деза: наконец-то Сэму удалось поселиться на берегу моря, о чем он всегда мечтал. Молли и Норман обрадовались тому, что отныне живут вместе, даже больше, чем мы, а это уже о многом говорило.

Мэгги снова обняла меня и отошла, прижимая к груди осьминога. Когда она поравнялась с Эстрель, та произнесла:

– Это не сплетни, это правда.

Мэгги лишь рассмеялась.

Взяв свой горячий шоколад, Эстрель присела рядом со мной.

– Он чуть не забыл корицу!

– Скоро научится, – улыбнулась я.

Потом подлила Норману воды в миску, погладила его и потрепала по ушам, которые он вдруг навострил. К нашему столику бежала Ханна Смит. Норман закряколаял. Увлечение «Золушкой» уже прошло – теперь она обожала «Историю игрушек». И одета была в костюм Вуди – шляпа (прикрывавшая обритую для операции часть головы), жилет из «коровьей шкуры» и ковбойские сапоги. Я скучала по светящимся кроссовкам!

– Миз Ава, миз Ава! Дотянись до неба!

Я вскинула руки вверх.

Ханна захихикала.

– Видела, какие у меня сапожки?

Она задрала ножку – на подошве корявым почерком было выведено «Энди».

– Просто обалденные!

Я на свой страх и риск опустила руки. Сквозь толпу в поисках энергичной внучки пробиралась Джолли. А перед ней, натягивая поводок, бежала Клак-Клак.

Новости из больницы пришли хорошие. Самые лучшие! Опухоль оказалась доброкачественной.

– Как Джунбер? – спросила я.

Ханна опустила глаза.

– Кто-то разрисовал ее маркером…

– Кто-то? – вскинула я бровь.

Она яростно кивнула:

– Наверное, призрак.

Слышал бы ее сейчас Дез – смеялся бы до колик! Его выдумка с призраком разошлась по городу: теперь каждый житель Дрифтвуда списывал все свои грехи на привидений.

– Принеси ее мне, я все отчищу.

Ханна обняла меня:

– Спасибо, миз Ава! Пока!

Она сорвалась с места и бросилась к автомату со сладкой ватой. Джолли застыла, вскинула руку вверх, а затем понеслась за ней:

– Детка, смилуйся надо мной! Помедленнее!

Эстрель медленно отпила из стакана.

– Скоро и ты будешь так же бегать за своей малышкой.

Я положила руку на пока еще незаметный окружающим животик. Доктор уверял, что скоро я раздуюсь, как шарик.

– Жду не дождусь!

За сценой Сэм начал играть на гитаре. Он репетировал вступление к песне «Я в деле», которую всю прошлую неделю доводил до ума. Лично я считала, что и первая версия была идеальна, но не решалась спорить с ним в этой области.

Люди подходили к лотку «Стежка», охали, ахали, рассматривали товары. Часто что-нибудь покупали: салфетку, слюнявчик, мягкую игрушку. Кто-то шепотом спросил, почему это Эстрель всегда ходит в черном.

Эстрель отставила стаканчик: видно, готовилась наслать на дерзкого прохожего бородавки.

Но в этот момент кто-то другой ответил ему:

– Скорбит по своей юности.

И она расхохоталась.

– Надо будет запомнить на будущее!

Я вдруг поняла, что слышит она не хуже меня. А может, даже и лучше.

Эстрель взяла игрушечного страуса и обернулась ко мне:

– Шляпка вышла отлично! Но бедра у меня не такие широкие.

Я назвала эту игрушку «Странная птичка».

– Художник так видит!

Эстрель вскинула бровь и надула губы. Потом взяла маркер и на всех товарах стоимостью в три доллара поменяла цену на тридцать, а восемь – на восемьдесят.

– Не смей продавать их за гроши! Так было сказано.

Я рассмеялась и стряхнула несуществующую соринку с шорт, подбирая правильные слова, чтобы начать непростой разговор.

– Мэгги сказала, диковинка досталась человеку, который снял «Розовый Пион». Может, вы знаете о нем что-то такое, чем я могла бы поделиться с другими?

– Поделиться с другими? Вряд ли.

– Но что-то вы знаете?

– Я знаю все.

Я потерла край стола.

– Кстати, об этом…

Давно хотела с ней поговорить, но все ждала подходящего момента. И вот он наступил, а я все равно сомневалась.

– Смелее, дитя!

Я обернулась к Эстрель.

– Я заметила, что вы всегда рядом, когда Мэгги находит хозяина одной из диковинок. А еще она как-то сказала мне, что познакомилась с вами в тот день, когда не стало ее мамы. Когда она нашла в песке пенни, вы тоже были рядом. Мэгги думает, что получила свой дар от матери, но я начинаю подозревать… Что, если на самом деле он от… – Я осеклась. Ну и как выговорить, что на самом деле за даром Мэгги стоит Эстрель? – От вас, – наконец закончила я. Сердце уже колотилось где-то в горле.

Эстрель приподняла вуаль и смерила меня серебристым взглядом.

Воздух вокруг нас замер, и меня утянуло в темно-серую бездну, где таились любовь, и боль, и морские скаты, и монетки в один пенни, и кареллы, и мерцающие белые бабочки.

И вдруг я впервые ощутила запах Эстрель. От нее пахло теплыми орехами, какао, морским бризом и преданностью. И водорослями. Соленый аромат поднялся в воздух и вихрем взвился вокруг нас, рассыпаясь серебристыми искорками.

– Возможно, – спокойно произнесла Эстрель, – вы обе правы.

Стало трудно дышать, на глаза навернулись слезы, и мир вокруг «поплыл». Теперь все встало на свои места! И бабочка, и морское стеклышко, из которого я сделала нос для Джунбер.

Эстерль как-то сказала, что всем нам отпущено на земле не так много времени, а она давно превысила все сроки. Только сейчас я поняла, что это значило.

Пытаясь уложить в голове открывшуюся мне правду, я все гадала, как же это возможно, что она до сих пор здесь. А потом поняла, что это неважно. Главное – она с нами, она смогла каким-то образом отложить свой уход. Оставалось только надеяться, что ей и дальше будет это удаваться.

Эстрель опустила вуаль и взялась за стаканчик.

– Думаю, будет лучше, если этот разговор останется между нами. Считай, что таким образом расплатишься по своему счету.

Я взглянула на смеющуюся Мэгги, которую обнимал со спины Донован. На Деза, который сидел на расстеленном на лужайке пледе и хлопал выступавшим на сцене жонглерам. Беттина под кряколай Нормана с взвизгом обрушилась в бассейн, взметнув в воздух облако брызг. Ханна в толпе крикнула:

– Кто-то отравил воду в колодце!

Церковный колокол ударил дважды, и звон эхом разнесся по округе. В отдалении с шипением наползали на берег пенящиеся волны. А небо полыхало оранжевым от множества мельтешивших в воздухе бабочек.

Какой же это был прекрасный хаос!

Я нерешительно взяла холодную руку Эстрель в свою. Помедлив секунду, она сжала мою ладонь скрюченными пальцами.

– Подумать только, ведь я мечтала о нормальной жизни! – не сразу выговорила я.

Она рассмеялась странным потусторонним смехом.

Оказалось, что нормальность не была нужна мне и в помине! Я просто хотела, чтобы меня принимали такой как есть, со всеми моими странностями. Так оно и вышло! Сейчас я была все той же Авой, что и раньше: забавной, любопытной, дружелюбной, любящей творить, иной, особенной.

Как и любой другой житель этого города.

Очаровательного волшебного города, где творится всякая всячина, жизнь продолжается после смерти, а любовь носится в воздухе вместе с морским бризом.