После получения информации о восстании в Новгороде, сразу же решил идти во Владимир. В Ладоге оставались княжьи дружинники, которые должны были дожидаться отдельного приказа от великого князя. Меня же ничего не задерживало в этих местах, напротив, я стремился домой. Может в этот раз получиться прийти в поместье еще в августе.
И вот, с чувством выполненного долга, мы стройными колонами выходили из старинной, первой каменной, русской крепости. В этот раз не было больших обозов, которые резко тормозили бы ход. Вот только и не было коней, которые могли бы придать скорости передвижения. Вперед был отправлен немногочисленный отряд, которому отрядили всех имеющихся лошадей. Они должны уйти вперед и быстро добраться до Унжи, сообщив о моих намерениях.
Исключение в пешем переходе были сделаны только выздоравливающим раненым, для которых удалось найти и купить пять повозок. Нестроевых осталось только десять человек, среди которых был и Бер. Практически все раны на теле друга зажили, вот только переломанная ключица никак не срасталась, да и рану на ноге пришлось уже дважды чистить от гноя, разрезая по живому. И все из-за непонятливости телохранителя. Как только он смог ходить, то сразу поднялся и неделю молчал, что рана загнивает. Только когда гиганта свалила с ног повышенная температура, вновь пришлось проводить операцию. По своей неопытности, вычистить всю рану не удалось и пришлось в очередной раз, более внимательно промывать и чистить ногу.
Скука и однотипность, как событий, так и природы, спрессовались в один длинный день. Ночевка, завтрак солониной, иногда зайцами, которых по дороге били, переход, дневка, обед, переход, опять ночевка. Даже вечером за кострами не слышался смех, люди были вымотаны до предела. И, если физически можно было отдохнуть, то моральная составляющая тяжелым грузом лежала, еще более усугубленная большими потерями. Только дозоры выставлялись на автомате, вот только и часовые зачастую смотрели в одну точку, механически исполняя свои обязанности.
— Боярин, Корней Владимирович, до Торжка пять верст, — сообщил Лавр, подошедший к повозке, на которой ехал я с Бером.
Понимаю, что не правильно, когда все идут, вольготно ехать, но я как раз подошел к раненному другу, чтобы окончательно убедиться в заживлении раны на ноге. Вот осмотрел его и как-то незаметно для себя и присел на край повозки, а потом уже и вставать не хотелось. Последний небольшой переход и все, Торжок, там, надеюсь, получим хоть какой-то отдых, да напьюсь для перезагрузки. При переходе пришлось обходить все города, и даже крупные поселения. До конца не известно, что твориться на новгородской земле и не стоит лишний раз показываться на людях. Конечно, было невозможно скрыть большой отряд от любопытных глаз, но и пугать поселян, которые сразу бегут в лес, ища там спасения, не хотел.
— Люда нет, уже четыре версты до Торжка, а людей не видно, чудно сие, — пробормотал обычно не разговорчивый Бер. — Брони, боярин, одень.
Произнеся последние слова, Бер выскочил на ходу из повозки и стал принюхиваться, словно собака, берущая след.
— Что, Бер? — спросил опасливо я, мой доспех был в повозке, что шла в метрах пятидесяти следом, там же и оружие. Полное отсутствие вооруженных людей вокруг сильно расхолаживает бдительность.
Резко, с кошачьей грацией, Бер развернулся и прыгнул на меня, расставляя руки в стороны. Ничего не понимая, я только выставил руки навстречу летящему телохранителю. Вдвоем сваливаемся на землю и Бер, немыслимым движением одной руки толкает меня под повозку, сам же в следующее мгновение перехватывает поводья и тормозит коня.
До меня доносятся крики ратников, ржание коней. Земля содрогается от копыт приближающихся конников. Пытаясь вылезти из-под телеги, получаю резкий удар по лицу и отключаюсь…
— Убью, Бер… — прорычал я, как только пришел в себя. — Научил на свою голову бить на потерю сознания.
С трудом выбрался из-под телеги и то, что я увидел, повергло в шок. Возле телеги лежало не менее десяти человек, три коня и… окровавленный Бер без признаков жизни.
Словно робот, не замечающий и даже не слышащий, что происходит вокруг, механически подошел к своему другу. Пульса не было, все тело истыкано стрелами. Злость наполняла сердце, ненависть на себя и весь мир, на то, что веду этих людей на убой, что наживаю себе врагов, при этом не способен защитить тех, кто беззаветно идет за мной. Я кричал, не произнося ни звука, но кричал так громко, как только могла кричать израненная душа. Этот большой парень, который пожертвовал собой ради того, чтобы я жил, сейчас лежал с улыбкой на губах. А я… только беззвучно кричал.
Кто-то подбегал, что-то спрашивали, уже вязали выживших нападавших. Вокруг телеги выстроили каре, со мной в центре и геройски погибшим Бером. Не знаю, сколько времени я не реагировал на внешнюю среду, но из безвременья вынырнул резко обессиленный и опущенной головой. Звуки в один момент наполнили мою голову. Ржание коней, крики людей, приказания сотников и их дублирование десятниками.
— По здорову? — рядом со мной присел Лавр, наверное, единственный человек сейчас, которого не хотелось послать по заветному адресу, вспоминая, что он, не считаясь со всей жизнью, защищал мою семью. Как это сейчас сделал Бер.
— Кто? — только и смог выдавить из себя вопрос.
— То не ведомо, токмо знаемец наш Лотарь — голова той ватаги, — ответил Лавр и закрыл ладонью глаза у Бера.
Чего стоило мне не превратиться в маньяка, режущего на лоскуты взятых в плен нападающих. Двадцать два человека погибших, тех, кто прошел и сражение под стенами Риги, и разгром датчан, и морские баталии, осаду и тяжелый штурм Ладоги. И сейчас, практически на своей земле получить стрелу от русича?
— Ты от меня отвернулся? — прошептал я, поднимая голову к небу. В моменты, которые невозможно объяснить и оправдать люди, чаще всего, обращаются к высшим силам. И я сейчас старался переложить ответственность на кого-нибудь, даже на Бога. Ведь мог же одеть броню, взять с собой арбалет, да хоть какое оружие, но время уже не отмотать назад.
Я только лишь усилием воли не поучаствовал в экспресс-допросе. Однако особо не потребовалось выяснять болевой порог у Лотаря, так как бывший сотник сразу пошел на сотрудничество. Передо мной уже не было того спесивого, самоуверенного молодого человека. Говорил убийца быстро, охотно, всячески демонстрируя свою лояльность и желание угодить. Вот только он явно переигрывал, или это крайняя степень испуга так влияет на него.
Ни одно хорошее дело не бывает безнаказанным. Вот и мои, как я считаю, правильные для Руси, изменения, как и принятие в ближний княжеский круг, взбаламутили головы у знати. Бояре испугались потерять влияние и решили просто и не затейливо убрать возмутителя спокойствия.
Нападение было спланировано достаточно грамотно и за нами следили. Три версты мы шли по дороге в лесу и наблюдатели четко вычислили мое местонахождение и что я без доспеха. Нападение случилось, когда мы выехали на небольшую поляну, а часть отряда оставалась за поворотом и не видела авангард. Атака была конницей в полторы сотни всадников, и основная масса направилась именно к повозке, под которой без сознания от удара Бера лежал я. Мой телохранитель уничтожил четырнадцать всадников и даже утыканный стрелами, смог свалить коня, на котором гарцевал Лотарь. В это время подельники, оставшиеся в живых, убегали от стрел и болтов ратников. Сбежать на своих ногах, бывший сотник, а сейчас разбойник, не смог и был изловлен в ближайших кустах.
На том моменте, как Лотарь начал осуждать свои же поступки и все валить на своего отца, как главного организатора покушения, я презрительно сплюнул и пошел к единственной повозке с провиантом, на которой я и перевозил свои доспехи. Облачившись в брони, я достал последнее «НЗ» в виде перцовой настойки и с горла выпил всю бутылку, после чего начал кричать и уже в голос…
Изловленных коней было шестнадцать, и я решил в быстром темпе ехать во Владимир, оставив Божко на обозе с приказанием идти сразу в Суздаль, в мое второе поместье и там уже отъедаться и отдыхать. Но, сначала, необходимо было похоронить Бера. Практически насильно пятеро воинов, привезли из Торжка щуплого священника, успев отца Михаила доставить еще до того, как была выкопана яма и сбит березовый крест. Проведя обряд, дав «на строительство храма» целую гривну серебром, я устремился во Владимир.
Минуть Торжок не получилось, так как я хотел быстро купить еще лошадей, для чего взял все имеющееся серебро, как у себя, так и у ратников, обещая им вернуть с процентами. Получилось заменить всех практически загнанных коней на резвых и отдохнувших, да и закупить немного провианта, который здесь стоил ну очень дорого, видимо сказывалось перенаселение беженцами из Новгорода, которые, впрочем, уже постепенно покидали городок.
Одвуконь быстро добрались до Владимира. В дороге думал, для чего я это все делаю, зачем бегу в стольный град. Мстить? Наверное, даже не так, — сделать все возможное, чтобы отбить желание у кого-либо повторять попытки физического устранения, как меня, так и моих близких. Если для этого нужно убить, я это сделаю, но очень хотелось бы договориться. И так превращаюсь в машину для убийств не из-за того, что непобедимый воин, а потому, что нет никакого понятия «стоп» в деле лишения человека жизни, пусть даже и в бою.
И сейчас я хотел именно договориться. Под угрозой всех лишить жизни, но договориться. Смерть Бера должна быть отомщена, и сердце продолжало щемить, но есть цель. Чем ближе я нахожусь к той цели — защитить свою Родину, близких, гордо называть себя русичем, отчетливо понимая, что моя страна сильная, умная и справедливая, тем больше могу встречать противодействия. Вот и некие бояре решили убрать меня.
Еще раз определив свои намерения, я начал стучать в массивную дверь одного из самых богатых подворий Владимира. Мне открыли не сразу, и что удивило, не стали спрашивать, кто пришел. Из смотровых щелей в массивном заборе можно было увидеть и меня и полтора десятка моих воинов. Беспечными мы не были и держали заряженные арбалеты наготове. Когда дверь открылась, мы увидели десятка три ратных людей, полностью закованных в броню. За спинами ощетинившихся ратников стояли не менее десяти лучников с наложенными на тетивы стрелами. А на крыльцо большого дома выходил мужчина в красиво расшитой рубахе.
Хозяин усадьбы излучал поражающую меня решительность и мужество, заставив даже промелькнуть некому сомнению в своих действиях. Этот человек являл противоположность своему сыну, который перед угрозой смерти начал поливать всех грязью, в том числе и родного отца, между прочим. Подкупало и телосложение мужчины. Он был подтянут и, несмотря на достаточно пожилой возраст, по крайней мере, голова и борода были практически седыми, выглядел как ратник, постоянно совершенствующий свое мастерство и тренирующий тело.
— Бают люди, что ты волкодав княжий? — железным голосом спросил хозяин подворья и, пронзив меня взглядом, продолжил. — Станешь говорить с волком?
Я, не произнося ни слова, пошел к крыльцу, знаком показав своим воинам быть наготове. Впрочем, и боярин Радим, как звали отца Лотаря, не стал командовать отбой своим воинам. Во дворе усадьбы еще больше наэлектризовался воздух.
Не было ни «испей с дороги», ни «проходи, гость дорогой», только угрюмое молчание и отсутствие в доме женщин, даже к столу, где и предполагались переговоры, подавал воин, облаченный в кольчугу, но без видимого оружия. Я же не стал проявлять благородство и обезоруживаться, по примеру хозяина дома.
— Сын живой? — спросил мужчина, как только я присел на лавку за столом.
Я сделал паузу, пытаясь выстроить линию поведения и разговора. Радим по-своему расценил мое молчание и на суровом лице сильного мужчины появились полоски от слез.
— Живой он, — сказал я поспешно, как только осознал, что чувствует сейчас любящий отец.
— Что хочешь за його? — спросил хозяин дома.
— Мира и ведать, что я и мои родные будут жить, — ответил я, пристально посмотрев прямо в глаза своему собеседнику, пытаясь взглядом донести «ты почувствовал, что такое лишиться сына, но я подарил его жизнь тебе, жду от тебя такого же шага».
— Не, токмо я желаю твоего живота, — задумчиво сказал Радим.
Мы молчали, я прямо чувствовал бурлящие сомнения внутри своего собеседника. Радим то рассматривал меня, то отводил взгляд и замирал в раздумьях. Эта игра во вдумчивое молчание могла продолжаться и дальше, но я все же решил прервать ее.
— На дворе ратные стоят, — сказал я, намекая, что нужно решать о тоне переговорах. Как мне показалось, говорить можем и без оружия.
После мы вышли во двор и приказали своим людям убрать оружие. Сказать, что я уже так и поверил и доверился хозяину дома — не скажу, но у меня был козырь, который вряд ли осознавал Радим — пистолет.
Разговор был обстоятельный. И я только что об стену не бился головой, понимая, что даже в этом времени существует много нюансов и политических и экономических элит, с которыми нужно было считаться. Полез в болото, не разобравшись в куликах на нем. Есть люди, которые имеют влияние и на дружину князя, есть те, кто советует «правильную» финансовую политику, целая группа бояр курирует торговлю. И только получилось согласовать раздел сфер влияния с теми, что пришли с князем из Переславля-Залесского, как появляется тот, что сводит на нет все усилия многодневных переговоров. Сразу входит в круг тех, кто пьет с великим князем братину. Они и Нечая то переваривают с трудом, уже смиряясь как с неизбежным «злом» для их дел, а тут дерзкий и безродный юнец.
Еще через два часа общения, Радим окончательно отменил боевую готовность и предложил накормить моих воинов, чему те обрадовались. Позже уже с хозяином дома удивлялись настороженности моих ратников. Оказывается, те действительно были голодные, но и не могли безропотно принимать пищу в доме потенциального врага. Тогда они поступили хитро — выбрали из своего состава одного ратника, который и пробовал все предлагаемые блюда и напитки. Остальные же ждали реакции. Прислуга в доме увидела такое представление и решила так же пошутить — не менее двадцати блюд были на столе и еще тридцать кувшинов с напитками. И тогда, как все остальные ратники глотали слюну и вжимали животы, «счастливчик» уже начинал театрально плакать, как только вносили очередное блюдо, или кувшин. В итоге все посмеялись и спокойно навалились на еду.
Наш же разговор с местной элитой только разгорался. Часа через два прибыли еще три боярина и поле непродолжительной игры в «гляделки» присоединились к разговору.
Встреча с элитой великого княжества оказалось крайне сложной. Пришлось выслушать много претензий, иногда с угрозами. И это были, как сказал сам Радим самые мудрые и те, кто может критически мыслить, остальные же и вовсе бы разговаривать не стали, а устроили сечу.
На переговорах я находился в крайне невыгодном положении и даже в опасности. С каждым боярином приходила и их охрана. Уже во дворе собралось не меньше сотни вооруженных людей и только жесткое «мы в моем доме говорим» хозяина дома и, наверняка, то, что его сын все еще в моих руках, переводило разговор в более деловой тон.
Из беседы я узнал, что мой представитель Лис так же перешел многим дорогу и переманил многих покупателей к себе. Воск, который приходилось из-за изоляции Новгорода сбывать контрабандистам по низким ценам, покупали, прежде всего, в моих лавках, а уже потом брали у купцов, представляющих интересы владимирских бояр. Остаточный принцип, в условиях откровенного демпинга с моей стороны, приводил к скоплению товара бояр на складах. Я не был упертым в подобных претензиях и обещал согласовывать цены, даже организовать общий караван в Ригу для сбыта товара, тем более, что к Вячко прибыли торговцы из Дании и скупали все и оптом. Это тоже поведали мне бояре, которые не имели связей в Риге и в этом были крайне заинтересованы с разговоре со мной.
Крайне сложным оказался вопрос о тех реформах, в которых я убеждал Нечая и частью великого князя. Оказывается, Ярослав уже проводил консультации о возможности что-либо менять. Собравшиеся никак не могли понять, зачем нужно увеличение войска и огромные траты на него. Они еще понимали, когда нужно противостоять крестоносцам или шведам, но все эти проблемы решились, тогда и увеличение войска было не логичным для боярства. Монгольская же угроза была столь далека географически, что никак не волновала знать великого княжества, тем более, что от монголов разделяли и Рязань и Муром и племена мордвы. Для собравшихся было новостью, что в принципе, на юге ареала расселения мордвы уже стоят монголы.
Пришлось мне идти и на уступки в отношении посевного фонда зерна и разных сельскохозяйственных культур. Однако в этом вопросе было необходимо мнение Ярослава и Нечая. Неожиданно для себя нашел полное понимание в вопросе престолонаследия. Боярам надоело подстраиваться под разных князей и договариваться с теми, кого князь брал с собой из предыдущих княжений, занимая новый стол. Проще было подстраиваться под одну династию, начиная влиять уже с мальства на сына правителя. Я рассматривал изменение престолонаследия под другим углом, но даже такая поддержка была в пору. Думается, что следующим князем все же станет Александр.
Разговор продолжался далеко за полночь и Радим предложил остаться на ночь, но я вежливо отказался. Отказываться же от десятка воинов, что проводят меня, не стал. Сейчас, пока основное войско не пришло во Владимир, я был уязвим.
— Где мой сын? — спросил уже прощаясь Радим, в очередной раз поразив меня своей выдержкой — на протяжении многочасового разговора ни разу не напомнив про Лотаря.
— Он будет гостем мне, Радим, Лотарь убил моего друга, то, что он живой, то токмо повага до тебя, — сказал я и заметил, как купец опустил плечи.
Да, я собирался заполучить в морде-лица Лотаря пленника. Это и залог моей безопасности, путь у Радима голова болит, как оградить меня от следующих покушений. Это и возможность иметь лояльного для себя влиятельного боярина. Ну а почетную охрану организуем при моих возможностях. Да как-нибудь и прокормим.
Измотанный дорогой и сложнейшими переговорами, которые, впрочем, будут продолжены, я ждал только одного — кровати. Поэтому немедля ехал в свою усадьбу, благо она находилась в пяти минутах хода. Владимир не мегаполис будущего и усадьбы бояр находились компактно в местном элитном районе стольного города под стенами детинца.
Стучался в ворота усадьбы не менее пятнадцати минут. Удивило, что во дворе лаяли собаки, тембром очень напоминавшие геройски погибшего Шаха. Навеяло обреченностью — много я уже потерял существ и людей, которые были действительно мне близки.
Через пятнадцать минут ворота, поскрипывая, начали отворяться, в проходе стояла… Божана.
— Любы! — как девчонка вскрикнула любимая жена и прыгнула на меня.
Да, по современному обычаю, жена должна была степенно встретить мужа, спросить церемониально о здоровье, предложить сбитень или другой напиток. Должна она была быть и подобающе одета. Вот только… К черту все это! Я бы не выдержал всех условностей и как только увидел жену, сразу же ее обнял.
Повеяло сразу же уютом, спокойствием, такого ощущения не было нигде, кроме как с Божаной. Даже поместье, которое было моим домом, являлось таковым только, пока там находилась любимая женщина. Сейчас усадьба во Владимире — мой дом.
— Ульяна, Глеб, Юрий? — спросил я о детях.
— Так Уля да Глеб разом со мной, а Юрий у школе з Ипатием, вон две седмицы тому пришел, да привел люда вельми много, ратных, да поселян, — сообщила интереснейшую информацию.
Срочно, нет — не срочнее, чем общение с семьей, но необходимо поговорить с Ипатием в ближайшее время, чувствую, что тучи сгущаются над Русью, нужна информация. Но сейчас только жена…
Стоит ли говорить, что, когда прибыл утром посыльный от князя, я еще и не ложился спать, наслаждаясь общением с женой. Причем были и разговоры в перерывах, когда мы часами напролет, просто обнявшись, разговаривали, потягивая дорогое вино. Однако, нужно было и дела делать. Наскоро позавтракав, чмокнув в носик Ульяну и подкинув на руках богатыря Глеба, я засобирался к великому князю.
— Живой? — спросил меня у палаты князя Нечай.
— А что повинен был живота лишиться? — немного в шутливой форме ответил я.
— Так бояре уже постановили тебя извести, — уже серьезно поведал мне всезнающий княжий помощник.
— Ты ведал, токмо не ничего не сделал? — вскинулся я и даже прихватил Нечая за ворот расшитой рубахи. Перед глазами стала картина побоища и истыканное стрелами тело Бера.
— Не поспели, — обреченно ответил тот, даже не пытаясь вырваться.
— Прости, — повинился я, взяв себя в руки. Нельзя так кидаться на людей, тем более в палатах великого князя.
— Бог простит, пошли до великого князя! — Нечай открыл массивную дубовую дверь, которая вела к Ярославу.
Войдя и степенно поклонившись с обязательным вопросом о здоровье, я стал как бы «лишним» в показной беседе. Ярослав с Нечаем как будто меня не замечали. Прямо разыграли спектакль.
— Так что, пришел до Радима с ратными, кабы живота лишить того? И тот послал за всей боярской радой? — спросил с усмешкой князь.
— Не все пришли, — спокойно сказал Нечай, а вот с великого князя сразу же слетела игривая ухмылка.
— Кто? — сухо и твердо спросил Ярослав.
Оказалось, что вчера на собрании бояр с моим участием не было большей части бояр. Причем это были самые главные оппозиционеры, которые чуть ли не шли на открытое противостояние. Причем, один из них был связан с тем самым Даниилом, и некогда был весьма приближенным к Ярославу, будучи еще с ним в Переславле-Залесском. Великий князь сильно сокрушался по тому, что, как выяснялось, боярство хотело «сливать» бывших соратников великого князя, освобождая место в правящей элите для себя. Тем важнее фигурой в игре с боярами становился молодой и дерзкий Корней. Ранее Ярослав не рассматривал унжанского боярина в качестве раздражителя для бояр.
Пока великий князь думал о своем и плел очередные интриги, я размышлял на свои темы. Как же все сложно оказывается. Я-то думал, что достаточно нашептать великому князю решения, он их принимает и диктует свою волю всем остальным. Как бы ни так, он лавирует между интересами элит, у которых деньги, связи и которые являются исполнителями и выразителями его воли. Проследить за всеми невозможно, тем более из всех спецслужб имея только Нечая.
Дальше пришлось дотошно с подробностями пересказывать весь разговор с боярами, что удивительно, Нечай кое-что даже дополнял.
— Ну, все добро, все добро, — после более чем часового разговора подвел итог великий князь.
— Проси, чего желаешь за Новгород. Скажи, яко так сладил с градом? У Владимире так токмо не делай, — великий князь вновь усмехнулся.
Уверен, что он прекрасно все знал о происходящем в Новгороде и сейчас мне нужно только выторговать некоторые преференции для Семьюна, который действительно сработал великолепно.
— В Новгороде гость торговый вельми помог мне, Семьюн кличут. Великий князь, вон муж нужный, — сказал должное я, в рамках договоренностей к новгородским купцом.
— Про то ведаю, муж сей голова посольства от новгородского люда, — сказал Ярослав.
Я же только восхитился предприимчивости купца. Как же великолепно Смемьюн умеет встраиваться в ситуацию и использовать возможности. Вот уверен, он нисколько не проникался идеями Даниила, а только стал тому полезным и заработал на фанатике. Подвернулся я и вот опять максимально использовал ситуацию, пройдоха. Нужно срочно часть торговых операций начинать проводить через него — и себя не обидит, и мне серебра заработает.
— Посольство от монголов требу желает. Бают, что десятую долю станем давать им, а воны войной не пойдут, — как бы «между прочим» сказал Ярослав.
Я молчал. Что можно сказать? Все уже не раз оговаривалось, и именно монголы провоцируют сейчас реформы на Руси. Вся моя деятельность направлена на купирование проблемы с Юга. Ярослав же чего-то от меня ждал. Ну, я и решил немного покуражиться.
— Скажи им, великий князь, что мы обороним их за двадцатую долю, — сказал я, от чего князь залился смехом.
Дальше начался вполне дружеский разговор с подробностями взятия Ладоги, когда Ярослав меня не понял, приняв как должное, большие потери при штурме.
Следующая неделя своими событиями потрясла всю Русь. Первым событием стало объявление работы боярской думы, что стало, скорее всего, той уступкой элите, которая и позволила дальнейшее проведение реформ. Следующий шаг был сделан после братской встречи Ярослава, Владимира и Ивана, Святослав же был занят делами в Полоцке, интригами подчиняя себе Минское княжество. Эта встреча, после бурных обсуждений привела к провозглашению отхода потомками Всеволода Большое Гнездо от лествичного права. Все уделы закреплялись за братьями. Так, Владимиру достался Переяславль-Залесский, Ивану стародубское княжество, Святослав же оставался в Полоцке и мог расширять свои владения, присоединяя будущие белорусские земли. Наследовали же князьям старшие дети. Все младшие князья должны были служить старшему, как и передавать честь службы своим детям.
Провозглашался наследником великого княжества владимирского Александр Ярославович и ему на том целовали крест все дядья. Какой резонанс это решение произведет, станет известно после съезда князей во Владимире. Уже черниговцы, рязанцы подтвердили участие в мероприятии, Мстислав же думает, как и князья в сфере его влияния, но есть предпосылки, что тот только кочевряжится и примет все же участие в судьбоносном собрании.
Было объявлено и о заключении торгово-политического соглашения великого княжества и Новгорода, где разграничивались торговые ниши между русскими городами. Предполагалось, что и псковичи подпишутся под соглашением, но там опять взыграла вольница, и вече отказалось от разграничения торговли. Что ж будут им и санкции, ограничим торговлю, и сразу же пойдут на переговоры, вот только и позиции Ярослава будут другими.
Самым же спорным моментом стал указ о посошной рати. С большими оговорками с обещаниями Ярослава привечать тех, кто поддержит закон, получилось провести решение. Не думаю, что большой урон финансам принесет данный указ, но он ломал структуру и традицию формирования войска на Руси.
Вот только не должны бояре сильно пострадать от такого указа, если элементарно посчитать деньги. К примеру, Радим всего-то и должен выставить в войско восемьдесят три ратника. У него и так больше сотни только во Владимире и его округе. С меня же нужно было аж сто двадцать три, это если учтутся все люди в моих землях.
— Воинство, что под тобой рукой треба вести в Москву, да Тверь. Там крамолу измышляют бояре, не желают изменений в великом княжестве, — сказал мне Нечай на последней встрече.
Действительно, не всем по душе пришлись изменения и в некоторых городах начались брожения. Если в Ростове, Суздале были посадники великого князя, а в других городах княжили братья Ярослава, то сепаратизм некоторых амбициозных городов нужно было пресекать. Не хотелось в этом участвовать, но сам кашу заварил, самому и расхлебывать. Вот только лично не пришлось ехать, чему я был крайне доволен. Есть исполнители, да и с княжьими людьми. Тем более, что питание и проживание ратников было за счет «принимающей стороны».