В лето 6733

Глава 24. По дороге домой

Переговоры с представителями знати, а после детальный их анализ в присутствии Нечая, занимали львиную часть времени. Казалось, вот, вернулся я похода, рядом любимая женщина — живи да радуйся. Но, нет! То договориться о цене на товар, то продать и по какой цене зерно. Подсказать про ульи, взамен бортям. Там поговорить, туда сходить, проверить три лавки, в которых заправлял Лис. Вот все же работало и без моего участия и инспекций, но нет же — куча вопросов, что решать можно только со мной. Да я, в целом, и не против, вот только действительно хотелось неделю без беготни и недосыпов, а уделить внимание семье.

Но на некоторые вопросы нужно было реагировать или хотя бы принимать к сведению. Так, датские купцы, двое из которых решились на долгий переход во Владимир из Риги, предполагая большие барыши, сообщили преинтереснейшую новость. Фризские торговые гости начали самую настоящую торговую войну за шерстяной рынок. Получается, что воюют они со мной, так как больше на Руси я не знал никого, кто бы производил шерстяную нить в таких уже немалых объемах. Мои отары овец расплодились до больше, чем десять тысяч. Фризские купцы умудряются скупать всю шерсть нашего производства, до которой дотягиваются, и выставляют ее как свою. В то же время, наверняка специально, производят партии плохой ткани и продают как русское сукно. Купец Кнут Сторлотсон уже так прогорел, когда купил партию «русской ткани». Продать пришлось даже по цене ниже закупочной. Распространение слухов и уже складывается стереотип, что на Руси не могут производить хорошую ткань, да и «что могут эти схизматики». Неприятно, да и ответить пока не знаю чем. В голову только и приходит, что топить фризов в море, но такой подход вряд ли оценит торговое сообщество.

Согласен, нужно было не спеша вводить на европейские рынки свои товары, особенно при наличии конкурентов и религиозных преград. По одной и той же цене одинакового качества товара, у кого купят европейцы — католика или православного? Думаю, ответ очевиден даже при том, что купеческая среда представляется электоратом для ереси с весьма толерантными взглядами, если речь заходит о прибылях.

В данном случае я вижу один вариант борьбы — создание эксклюзива и глубокой переработки сырья. Так, нужно в срочном порядке наладить производство краски и привлекать художников с портными для создания моделей. Какие-то фасоны могу даже я подсказать, но лучше, чтобы этим занялась Божана, есть у нее склонность к моделированию. Нужно только вспомнить про такие мелочи, как карманы, застежки, крепления. Молнию не сделаем, но красивые пуговицы со вставлением стекла или вовсе стеклянные, янтарные, сердоликовые, можно сделать. Да в этом направлении — поле не пахотное. Только не лежит моя душа к моде. Решено, поговорю с Божаной. А вот скупать конкретные вещи, повторить которые будет или сложно, или даже в ближайшее время невозможно, поставит крест на дискредитации русской шерсти.

Еще одним важным пунктом торговли стало вооружение. Оно то и было, но те масштабы, которые сейчас и с перспективой роста, продажа оружия становится очень важным сектором. По крайней мере, прибыль от продажи с лихвой компенсирует производство для своих нужд.

Датчане всеми мыслимыми способами стараются обменять свои товары на наше оружие, причем скупают охотно и то, что сами потеряли в ходе неудавшейся осады Ревеля. Очень по-тоненькому теми же купцами прорабатывался вопрос о возможности найма русских ратников и в особенности чудо-оружия, которое и являлось, по некоторым обмолвкам, причиной всех русских побед. И с такой просьбой обратились именно ко мне, суля целые нескончаемые караваны с рудой, обещая прислать половину от всех алхимиков в Дании, а, если надо — и крестьян.

Знали чем можно меня купить, и я даже сомневался в своем решении, но все же отказал. Во-первых, в период перемен, которые мной поддерживаются всем сердцем, возможны волнения и военная сила нужна даже для того, чтобы все знали, что она есть. Уже присутствие сотни воинов в небольшом городке способно отрезвить буйные головы и показать, что власть сильна и готова к действиям. Пришлось, скребя сердцем отказать, при всех возможных выгод, но при этом просить те самые караваны с рудой, а еще с марганцем и содой, которой уже катастрофически не хватает в разрастающемся стекольном производстве. Даже те алхимики, что уже должны работать в поместье будут не способны полностью покрыть дефицит соды в ближайшее время.

Части трофеев из весенне-летних походов, что я раньше послал во Владимир, были почти все удачно распроданы. Особенно топоры, копья, арбалеты, щиты. Кольчуги, шлемы и другие более-менее годные доспехи я продавать не собирался. Своих одевать нужно. Обещание же через год-два, если иной угрозы для Руси не будет помочь датчанам в их нелегком деле противостояния с империей, позволило назначить очень убедительные цены на все скупаемые ими товары.

А скупали датские купцы очень много. Оказывается, из-за изоляции Новгорода, в Европе резко выросли цены на воск и мед, тем более на пушнину. Поэтому весь воск, который был в наличии оптом с превеликим удовольствием скуплен Кнутом и его коллегой. Даже в Суздаль срочно ускакал посыльный, чтобы привести и оттуда весь воск и мед, что имелся на складах. И получилось продать большую партию шерсти. Я даже продемонстрировал качество, пытаясь разорвать ткань, проверяя ее на плотность.

— Так это и есть фризская нить, — сказал на немецком языке Кнут, рассматривая моток шерстяной нити.

— Друг, ты купи ее всю у меня, да фризам и продай. Они охотно скупят и по высокой цене. А после вновь приезжай — еще больше продам, — с усмешкой посоветовал я гостю.

Но отдельный интерес с нескрываемым ликованием вызвало мое замечание, что имеется на продажу два мешка перца. Прошлогодний урожай перца был уже ощутимый и пусть всего я имел четыре небольших мешка перемолотой специи, но это, насколько я понимал, имеет колоссальную стоимость на европейских рынках. Продал датчанам, они даже в долг у меня же серебро брали, так как полностью оказались пустыми на серебро, но довольными донельзя.

Уходили из Владимира датчане огромным караваном. Даже не представляю, сколько нужно кораблей, чтобы все это перевезти, об этом же сокрушались и сами даны. Тут пришла интересная мысль мне в голову. Так или иначе, но нужно налаживать связи.

— А найми у меня корабли. Можно четыре, пять. Да еще и сотню ратных дам для охраны. Моего молодого купчика, Лиса, возьми, подучи его. Свою половину за найм кораблей за услугу не возьму, а человеку моему — Жадобе, заплати, — выдвинул я предложение и датские гости еще час выясняли подробности, да ждали моей грамоты к ушкуйнику.

В письме к Жадобе, кроме как помочь данам, я не просил, а требовал, чтобы Клыка и его ближних артиллеристов прислали в Унжу. Нужно готовить пополнение, а некому. Тот же Клык, как и его команда намного опытнее меня. Да и женить его пора. Дочь Дарена еще молода, а по моему понятию, так и вовсе юна, но в этом мире пятнадцать лет — это больше, чем двадцать в XXI веке и физиологически, и, уж тем более, психологически. Такого командира-самородка нужно напрочь привязывать и лучше женщины и семьи это сделать никто не сможет.

Наконец, выбрав момент «междупроблемья», когда прежние уже решены, а новые не успели появиться, я спешно со всей семьей, отправился в Суздаль, чтобы оттуда двинуться домой. К этому времени подошел оставленный в Торжке отряд, который частью, в полторы сотни, остался во Владимире и расположился в усадьбе и снятой на полгода половине гостиного двора. Остальные проблемы по размещению воинов, их снабжению, взвалил на двух помощников Лиса, который уже отбыл в Ригу вместе с датскими купцами.

Боязно было отправлять талантливого торговца в далекие края, но сцена прощания его с дочкой одного из бояр, кстати, ближнего круга, с которым приходилось вести изнурительные торговые консультации, дала понять, что он точно вернется. А вот мне впору задуматься, как сделать так, чтобы парень не пролетел мимо девицы, которую все же насильно оттянули от Лиса и в грубоватой манере повели в отчий дом, из которого она сбежала прощаться с парнем. Ох и достанется девке!..

Под особой охраной прибыл и Лотарь. У меня состоялся разговор с Радимом, который все же не выдержал и стал просить за своего отпрыска, который, впрочем, продолжал поливать грязью своего родителя, виня его во всех своих бедах. Боярин принял условия игры и, как позже шепнул Нечай, стал практически ушами и глазами великого князя в великосветской боярской тусовке. Но даже ближник Ярослава очень просил не отпускать Лотаря, чтобы не потерять важный фактор во внутриполитической борьбе в великом княжестве в лице Радима. Я и сам не собирался это делать, даже периодически думал о том, как я буду убивать этого гада. Даже Радим уже вызывает уважение, стойко принимая правила игры и мужеством, в отличие от сыночка-нытика.

Уже перед самым отъездом, ко мне пришел посыльный от Радима и на дорогом пергаменте принес послание. Я только хмыкнул расточительности боярина. Определенно, нужно увеличивать производство бумаги. Послание было достаточно объемным. По сути, боярин сообщал, что в их среде не все ладно и много бояр после консультаций с великим князем перешли в оппозицию, кто даже открыто, но многие скрытно, начиная плести паутину заговора. Всему виной был я, поэтому меня обязательно попытаются убить. Мешать этому никто не станет, так как войны среди боярства не будет. И мне места в элите нет, все поделено и распределено. Был бы я постарше, да не мешался под ногами в торговых делах бояр, то подумали бы, но сейчас — нет. Вот только если бы я не мешался под ногами и не переориентировал торговые потоки на себя, то и близко бы не подступился к уровню боярской элиты великого княжества.

Могу показаться самоуверенным, но складывается впечатление, что меня воспринимают как выскочку, за которым силы. Вот только даже при критичном подходе к моей персоне, понятно, что и великий князь мне благоволит, серебра у меня вдоволь, тыл надежный, армия, наконец. Сколько нужно исполчить людей, чтобы разгромить меня? Однако, от греха подальше, нужно бы поостеречься. Зря не оставил себе серьезную охрану, во Владимире у меня сейчас под две сотни воинов. И, пусть и осторожничая, но уже давно нужно было посетить поместье под Суздалем. Всего-то два перехода и на месте, а, если одвуконь, так и за день без проблем добраться.

Суздальское поместье встретило радостью, показным благополучием, отрепетированными командами и не менее отрепетированным исполнением. Спектакль, да и только. Некоторые даже забывали движения и от этого сильно тушевались. Так, один мужик, который проходил мимо меня, забылся, куда нужно повернуть и споткнулся, испуганно поднялся и растерялся куда идти и что делать. Удалившиеся за поворот, якобы по направлению к лугу косцы, остановились и начали разбредаться в разные стороны, только подальше от меня.

Эта «потемкинская деревня» сначала забавляла, но после веселье переросло в раздражение и злость.

— Люба моя, а кто тиун у поместье? — спросил я у Божаны.

Уж очень захотелось плетей выписать за провальное показное выступление. Результат нужен, а не пыль в лицо. Земли хорошие, люди работящие, инвентарь передовой для своего времени — работай и делай прибавочный продукт, да подсчитывай излишки на продажу. Богатей и плати налог, лучше серебром, а для этого — торгуй. Так нет же, нужно выстроить на показ идеальное поселение. Придется дольше разбираться.

Тиуном оказался Симеон — тот самый, что при Вышемире в Речном поселении управлял. Вот никак он не приживется, все с одной должности на другую прыгает, ну не без моей, конечно, подачи. Вроде бы и впитывал новые подходы к ведению хозяйства, вполне сносно руководил поселком Лесным, что достался от Честислава. Но никак не дотягивал до уровня Макария, Мышаны или даже их помощников.

— А пошто его приветили и тиуном наказали быть? — спросил я у жены.

— Так добро работу ладит. И не ведаю я пошто скоморошничать стал, — ответила Божана по девичьи, кокетливо пожав плечиками и сверкнув игривыми глазами — вечер у меня будет жарким, даже с учетом прохлады на улице.

— Боярин, по здорову ли? Не ожидали тебя, кормилец! — начал лебезить подбежавший Симеон, сделав вид, что вот только что заметил хозяина поместья.

— Симеон, не терплю лжи, крамолы також угоды. Токмо правда и дело, — произнес я и потребовал полного доклада.

Что сказать? Любимая, и по совместительству, очень мудрая жена правильно заметила. Работа была проведена гигантская, пока я месил грязь вдоль балтийского побережья, в поместье шла работа. Все поля засеяны, разработаны еще две ляди — что уже предел и выход на границы с другому поместью. Но земли более чем достаточно. Четвертая часть земли была отдана на посев овощей, в основном сахарной свеклы, картофеля и кукурузы. Небольшой огород был под огурцами помидорами, морковью. Бобовые как сорняки обвивали, словно плющ, многие плетни, огораживающие дворовые участки.

Отельное большое дело было сделано в сфере пчеловодства. Поместье обладало ограниченным выходом к лесу, и заниматься бортничеством становилось практически невозможно. Между тем, установка ульев позволила уже поселить чуть меньше двадцати пчелиных семей. Конечно, объемы производства воска и меда пока незначительные и только для местных потребностей, но в этом направлении можно и нужно работать, почин есть, есть и люди, которые способны работать.

Порадовало кожевенное производство, чего не было в должном объеме в Унже. Уже сейчас я могу забрать больше четырех десятков сапог. При отсутствии развитого скотоводства и свиноводства, кожу покупали в Унже и уже тут перерабатывали. Имели мы и свою торговую лавку в Суздале, которая приносила прибыль. И сейчас, оставляя двести гривен серебром на развитие поместья, я заберу три сотни к себе в казну.

Проблем так же было много. Так, все поместье имело только шесть хороших колесных плугов, не более пятнадцати металлических лопат. О граблях, вилах речи и вовсе нет. Те косы, что я видел у мужиков — это все, что есть в наличие и именно их мне решили показать. Местный рацион питания значительно хуже, чем в поместье в Унже и проходилось даже закупать продовольствие в начале лета, чтобы не только травой и корой березы питаться.

— Семеон, я тебя не погоню, ладно дела справляешь, токмо по чести все делай, и храни зерно, что соберешь, за то животом своим ответ держишь, — я постарался изобразить злость.

Дальше был отдых. Вот тут любителю показухи не было равных. И усадьба была чистой и ухоженной и баня просторна и недавно переложена, с установкой новомодной печи. Тиун даже нашел трех мамок, которые не отходили от детей, позволяя нам с Божаной наслаждаться обществом друг друга. В какой-то момент я даже подумал, что задолго впервые чувствую, что такое настоящий отдых и умиротворение.

Хорошо, что отправил Лотаря в унжанское поместье, чтобы тот не напоминал о смерти Бера. Осознаю боль утраты, понимаю, что не забуду и найду повод для мести, но хочется жить дальше. Когда несколько раз за весенне-летнюю компанию я стоял в шаге от смерти, еще больше научился ценить каждую минуту своей жизни. Кровь, звон стали, крики идущих на приступ воинов, ржание боевых коней — все позади. Сейчас совсем другая жизнь. Любимая женщина, дети, смех и радость от общения, от которого не бежишь, прикрываясь работой или усталостью, а, напротив, стремишься к нему. Нет телевизоров, телефонов, иных гаджетов — только искреннее человеческое общение.

Три дня прошло в неге, пока о долге и работе не напомнила прибывшая делегация из Унжи.