То, что доктор Сайкс рассказал о миссис Хирш, никак не подготовило рабби к встрече с ней. Эта высокая тридцатилетняя женщина оказалась неожиданно молодой для пятидесятилетнего мужа. На рабби произвели впечатление ее красивые, хоть и опухшие от слез, голубые глаза и поразительные рыжие волосы. Ее одежда сначала показалась ему кричащей: хотя на ней было черное шелковое платье, его воланы и полупрозрачные рукава не слишком подходили для траурного наряда. Но потом он сообразил, что вряд ли оно куплено специально к этому случаю и надето просто за неимением чего-либо более подходящего: если от природы у нее веселый, счастливый нрав, то, видимо, соответствующий и гардероб.
Рабби представился.
— О, входите, рабби! Доктор Сайкс предупредил меня по телефону, что вы заедете. Перед этим здесь был Питер Додж — он сказал, что знает вас. А еще лютеранский священник — пастор Каль… Кальт…
— Пастор Кальтфюсс.
— Да, а потом еще методист и унитарий, кажется. Сегодня у меня не было недостатка в поддержке со стороны духовных лиц.
— Они приходят, чтобы вас утешить.
— Да, я знаю. А вы тоже собираетесь рассказывать мне, что душа Айка на небесах, в лучшем мире?
Зная, как по-разному может проявляться горе, рабби не обиделся на ее приправленную горечью дерзость.
— Боюсь, что таким товаром мы не торгуем, — сказал он.
— Вы хотите сказать, что не верите в загробную жизнь?
— Мы верим, что душа вашего мужа продолжает жить в вашей памяти и в воспоминаниях его друзей, в его влиянии на их жизнь. Конечно, если бы у него были дети, он бы продолжал жить и в них.
— Ну, это достаточно очевидная истина.
— Что отнюдь не делает ее менее верной. — Рабби сделал паузу, не зная, как перейти к настоящей причине своего визита. Как бы часто ему ни приходилось иметь дело со смертью, это еще не стало для него профессиональной привычкой. Но миссис Хирш сама помогла ему.
— Доктор Сайкс сказал, что вы хотели о чем-то спросить меня по поводу мужа?
Он признательно кивнул.
— Похороны — это ритуал, миссис Хирш, и я должен быть уверен, что ваш муж был иудеем в соответствии с нашим Законом. А поскольку он женился на женщине иной веры…
— То стал меньше иудеем?
— Это зависит от обстоятельств. Скажите, кто совершал обряд бракосочетания?
— Нас поженил мировой судья. Показать вам свидетельство о браке?
Рабби улыбнулся.
— Я верю вам на слово.
Она вдруг порывисто сказала:
— Простите меня, рабби, я вела себя, как стерва, да?
— Немножко, а теперь пытаетесь шокировать меня.
Она улыбнулась.
— Ладно, давайте сначала. Задавайте мне любые вопросы.
Рабби откинулся на спинку стула.
— Хорошо. Почему вы хотите похоронить его по иудейскому обычаю?
— Потому что он был евреем. Он никогда не считал себя кем-то другим.
— И все же, как я понимаю, он никогда не жил в соответствии с нашей религией?
— Ну, он всегда говорил, что есть два способа быть евреем: либо исповедовать иудейскую религию, либо просто родиться и считать себя евреем. Он был неправ?
— Прав, — осторожно сказал рабби, — но иудейский погребальный обряд — это религиозная церемония. Хотел бы он этого, как вы думаете?
— Я знаю, это может сделать и похоронное бюро, но какое оно имеет отношение к Айку? Нет, именно этого он бы и хотел. Мы никогда это, конечно, не обсуждали. Ради себя самого он, может быть, и не позаботился бы об этом. Но из уважения к моим чувствам, думаю, он хотел бы какую-то церемонию. А что, кроме иудейской церемонии, могло бы иметь для него значение?
— Понятно. Хорошо, я проведу эту службу. По традиции над могилой произносят несколько слов об умершем. Но я не знал вашего мужа, так что вам придется рассказать мне о нем. Он был несколько старше вас, так ведь? Вы были счастливы с ним?
— Он был старше на двадцать лет, но мы были счастливы. — Она немного подумала. — Он хорошо ко мне относился. А я хорошо относилась к нему. А то, что он был намного старше, — ну что ж, до встречи с ним у меня было достаточно других. Он нуждался во мне, а я нуждалась в нем. Да, я думаю, у нас был удачный брак.
Немного поколебавшись, рабби решился.
— Как я понял, косвенной причиной смерти было… был алкоголь? Это не мешало вам — я имею в виду, то, что он пил?
— Для еврея это непростительно, да? В общем-то, это очень мешало и самому Айку. И кое-что усложняло, конечно. Из-за этого он терял работу, и нам то и дело приходилось переезжать, а это не так просто — заново устраиваться, искать новое жилье. Но меня его пьянство так не пугало, как, может быть, некоторых. Он никогда не был агрессивным, когда напивался, наоборот — становился как будто слабее и беспомощнее, мог плакать, как ребенок. Особых хлопот мне это не доставляло. Мой отец сильно пил, да и мать не была трезвенницей. Так что я как бы привыкла. Позже, когда он стал напиваться до бесчувствия, я испугалась, но испугалась за него, потому что с ним могло случиться все что угодно.
— И это бывало часто?
Она отрицательно покачала головой.
— Последние два-три года он не прикасался к бутылке, за исключением одного-двух раз, когда начинал и не мог потом остановиться. То есть он не пил регулярно. Он дал зарок не пить, но если срывался, то уж до конца. Последний раз это было много месяцев тому назад.
— Если не считать вечера пятницы.
— Да, об этом я забыла. — Миссис Хирш закрыла глаза, и рабби испугался, что она расплачется. Но она снова открыла их и даже заставила себя улыбнуться.
Он поднялся, давая понять, что закончил, но вдруг задумался.
— Скажите, вы замечали приближение этих приступов?
Она покачала головой.
— Чем можно объяснить, что он вдруг начинал пить? Что-то его беспокоило?
Она снова покачала головой.
— Я думаю, его всегда что-то беспокоило. Потому люди и пьют, наверное. Я старалась его поддерживать — ну, понимаете, чтобы он чувствовал, что я всегда рядом и всегда пойму.
— Возможно, вы относились к нему лучше, чем он к вам, — осторожно предположил рабби.
— Мы хорошо относились друг к другу, — настойчиво повторила она. — Я же вам сказала — он всегда был добр ко мне. Послушайте, рабби, я не была невинной девочкой, когда встретила Айка, я повидала достаточно. Он был первым мужчиной, который хорошо ко мне отнесся, не ставя никаких условий. И я тоже была добра к нему — я заботилась о нем, как мать.
— И все же он пил.
— Это началось еще до нашей встречи. И я не жалею, — добавила она вызывающе, — потому что благодаря этому я и познакомилась с ним.
— Как это?
— Он спрятался от всех в той маленькой гостинице, где я продавала сигареты в вестибюле. Если бы он не был под градусом, то как такая, как я, могла бы познакомиться с таким мужчиной, как он?
— И вы считаете, что в результате этого соглашения вы выиграли?
— Это было наилучшее соглашение из всех возможных, рабби: когда обе стороны считают себя выигравшими.