В субботу рабби остался голодным

Как возник рабби Смолл Предисловие Гарри Кемельмана

Я родился и вырос в одном из еврейских кварталов Бостона. Мы несколько раз переезжали, но всякий раз — в еврейский квартал, то есть в такой, где живет достаточно евреев, чтобы обеспечить рентабельность еврейских мясной и бакалейной лавок. В последней можно было купить селедку и ржаной хлеб с твердой коркой вместо упакованных в вощеную бумагу круглых булок, которые продавались в обычных магазинах и которых, согласно рекламе, «не касалась рука человека» (ну конечно же). Эти лавки должны были располагаться так, чтобы от любого дома до них можно было дойти пешком: в те дни мало у кого были машины, да и те зимой стояли в гаражах, так как улицы не расчищали от снега, а только посыпали песком. В любом районе, где были рентабельны эти две лавки, были рентабельны и школа с синагогой.

Я пропускал школу каждый еврейский выходной, потому что ходил с отцом в синагогу. Там я бормотал положенные отрывки так быстро, как только мог, но мне никогда не удавалось сравняться в скорости с отцом. Он успевал прочесть «Амида»[1] и сесть, а я еще был на середине, хоть и спешил изо всех сил. На Верховные праздники[2], когда синагога была набита битком, под предлогом, будто я иду на балкон к матери, мне удавалось улизнуть, чтобы поиграть с другими мальчишками, а позже, когда я подрос, — пофлиртовать с девочками.

В синагоге все прихожане читали отрывки из Торы[3] на иврите, однако лишь немногие понимали значение произносимых ими слов. Мы не молились — по крайней мере в том смысле, что ничего не просили и ни о чем не умоляли. Мы произносили благословения и слова благодарности и читали отрывки из Библии и псалмы. Если молитвы и содержали какие-то просьбы, то они касались земли Израиля и еврейского народа в целом. Возможно, я упрощаю, но все же показательно, что наш эквивалент молитвы «Отец наш небесный, хлеб наш насущный дай нам на сей день» звучит как «Благословен Ты, Господь, породивший хлеб из земли».

Пятьдесят лет назад я переехал в один из городков Новой Англии — «янки-городок», названный в моих книжках Барнардс-Кроссингом. Евреев там было немного, и когда они решили учредить синагогу, ее пришлось сделать консервативной (о трех, конечно, не могло быть и речи), — чтобы характер службы не был слишком чужд ни для нескольких пожилых ортодоксов, ни для реформистов[4]. По правде говоря, большинство из них о своей религии знали очень мало или совсем ничего. Они были американцами во втором или третьем поколении. Их родители немногое усвоили от своих родителей-иммигрантов и еще меньше передали своим детям. Лишь один-два человека из числа старых ортодоксов соблюдали дома кашрут[5].

О религии как таковой они знали по книгам или фильмам, но принципы иудаизма им были почти неизвестны. Типична реакция одного молодого адвоката, который попросил нанятого общиной раввина благословить только что купленный им кадиллак. Он удивился и обиделся, когда раввин ему отказал, сказав, что не может благословить вещь. Большинство друзей адвоката, которым он рассказал об этом в синагоге, отнеслись к этому так же.

Несоответствие между взглядами раввина и прихожан и возникавшие в результате этого проблемы показались мне весьма занимательными, и я написал об этом книжку. Мой издатель, Артур Филдс, счел ее скучноватой и в шутку предложил мне оживить текст, добавив в него кое-какие захватывающие моменты из моих детективных рассказов. Проходя как-то мимо большой стоянки для машин возле нашей синагоги, я вдруг поймал себя на мысли, что это очень удобное место, чтобы спрятать труп. И поскольку раввин — это человек, обладающий юридическими знаниями, чья главная функция — разрешать представленные на его рассмотрение споры, мне показалось, что в качестве детектива-любителя, докапывающегося до истины, это будет идеальный персонаж. Так родился рабби Дэвид Смолл.