В тени короля

Глава 12

Ровена застыла у зеркала, не веря, что всё это происходит с ней наяву, и уж тем более не веря, что решилась на столь безумную авантюру. Впрочем, выбора особого у неё не было, к тому же Брутус внушал доверие. Первый магистр без возражений согласился на все поставленные условия, включая брачный контракт, в котором тщательно оговаривались все щекотливые нюансы их совместного существования.

Белоснежное платье усеивала россыпь жемчуга и самоцветов, ослепительно сверкающих в лучах утреннего солнца и переливающихся множеством крошечных радуг. Шею приятно оттягивало массивное ожерелье из крупных бриллиантов, широкие золотые браслеты, нанизанные на запястья поверх тончайших ажурных перчаток, нежно позвякивали при малейшем движении. Пальцы украшали кольца, и каждое из них можно было смело назвать истинным шедевром ювелирного мастерства. Ровене казалось, сейчас она носила на себе едва ли не половину королевской казны — такую роскошь не могла себе позволить даже тётка, падкая на сверкающие побрякушки. Каждая деталь наряда, даже исподнее, стоила целого состояния. Шёлк, кружева, искусная вязь золотых и серебряных нитей — Брутус не скупился даже на мелочах.

Всё утро её наряжали, украшали, пудрили и красили, завивали локоны. Ровене, привыкшей к изысканной простоте и пользующейся косметикой только в особых случаях, процесс подготовки казался утомительно скучен, но она смиренно вытерпела все необходимые ритуалы над своей внешностью и теперь с изумлением изучала незнакомку в зеркале, восхищаясь её сияющей красотой. Неужели это она — осиротевшая принцесса, презираемая даже собственными кузинами? «Да, чёрт возьми, это я! И скоро я перестану считаться изгоем, скоро вместо диадемы я буду носить настоящую корону».

Поблагодарив наёмных умелец и распустив прислугу, она с минуту постояла у окна, любуясь пышными клумбами сада и уже наполовину скрывшимся в желтоватом мареве вулканом. Покидать покои не хотелось, но внизу уже ожидали. Опоздание с её стороны стало бы чудовищной грубостью по отношению к Брутусу: никто и никогда не лелеял и не баловал её так, как первый магистр, при этом отдавая себе отчёт, что брак их всего лишь ширма, выгодная сделка. Его благородство и щедрость подкупали, и Ровена старалась не думать о том, что он её главный и непримиримый враг. После дяди, конечно же.

К её великому разочарованию, за дверью ожидали Шестьдесят Седьмой с Мороком. Харо со вчерашнего вечера так и не объявился, хотя Ровена настойчиво пожелала видеть его в своём сопровождении. Невыносимый упрямец!

— Госпожа, вы… — Морок восторженно выдохнул. — Ничего прекраснее я в жизни не видел!

— Благодарю. Но где Сорок Восьмой?

— Он это… — Шестьдесят Седьмой замялся. — Короче, он ни в какую. Упёрся, и всё тут. Сказал, что можете хоть казнить.

— Я подумаю над этим, — холодно отозвалась Ровена. Ей предстоял тяжёлый день, и лучше воздержаться от лишних огорчений, а с Сорок Восьмым она позже разберётся. Не бегать же за ним по всей усадьбе, в самом деле! К тому же он сделал осознанный выбор. Чувства ни в коей мере не должны соприкасаться с долгом, и кому, как не рабам, прекрасно об этом известно, их с детства учат беспрекословному повиновению. И как она умудрилась выбрать из всех осквернённых каструма самого своенравного? Несносный скорпион, своим поведением он только всё портит. Что ж, пусть тогда не жалуется на утраченное к себе доверие!

Продолжая злиться на сумасбродство Сорок Восьмого, Ровена пересекла просторный холл и остановилась на крыльце. У экипажа уже ожидал Брутус. Его строгий чёрный костюм-тройку украшали золотая цепочка часов и зажим на алом галстуке, сверкающий в лучах солнца крупным алмазом. Кучер низко поклонился, торопливо обогнул украшенную пурпурными лентами карету и распахнул дверцу. Магистр же, приблизившись, подал Ровене руку:

— Вы безупречны, моя принцесса! Даже блеск диамантов не способен затмить вашу красоту.

— Видимо, именно это вы и намеревались сделать, выбрав для меня такой наряд, — смеясь, подметила Ровена.

— И моя диверсия провалилась с оглушительным треском, — Брутус помог забраться в карету и занял сиденье напротив. Его сопровождал один-единственный скорпион, тот самый, что охранял его при встрече у таверны. Наложницы, как правило не отходящей от своего господина ни на шаг, нигде не было видно.

Дорога к Храму оказалась досадно короткой, а Ровене так хотелось получше узнать чернокаменный Опертам. Она успела лишь мельком рассмотреть острые пики усадеб за высокими оградами и широкий проспект с вымытыми до блеска витринами и манящими вывесками лавок и закусочных. Прохожие останавливались, глазея на мчащийся свадебный экипаж, свистели и выкрикивали вслед поздравления. У Храма Ровена не без удивления обнаружила огромную толпу, которая при их появлении подняла такой шум, что в ушах загудело. В первых рядах, крича и отпихивая друг друга локтями, толкались газетчики с блестящими линзами фотоаппаратов.

— Что они здесь делают? — Ровена растерялась от такого неожиданно-бурного внимания к своей персоне.

— Для Опертама свадьба магистра — громкое событие, — равнодушно отозвался Брутус. — Всем охота поглазеть на счастливую пару.

— Им известно, кто я?

— Без понятия, если честно, и вас, моя милая, это тоже не должно тревожить. Отнюдь, мы только выиграем, если Юстиниан узнает о нашей свадьбе из чужих уст, а ещё лучше, если прочтёт о ней в утреннем выпуске какого-нибудь «Городского Вестника».

Опертамский Храм Песен был возведён по всем традициям и внешне мало чем отличался от столичного. Шестиугольное строение с круглым куполом посредине, он и внутри казался почти точной копией своего регнумского сородича. Такие же высоченные статуи шести богов, у чьих ног колыхались от неуловимого сквозняка десятки и сотни свечей, такой же звёздный свод с причудливыми мифическими существами, тот же запах благовоний. От их удушливого аромата у Ровены закружилась голова, и ей пришлось ухватиться за локоть будущего мужа.

— Что с вами, дорогая? — озабоченно спросил Брутус.

— Всё хорошо, — Ровена дождалась, когда мир прекратит вращаться, и вымученно улыбнулась. — Наверное, немного переволновалась.

У алтаря, цельного куска мрамора, высеченного в форме шестиугольной звезды, их ожидали магистры, приглашённые в роли свидетелей. Как и полагалось, каждый из них принёс подношение тому божеству, кого олицетворял на церемонии. Впереди них стоял грузный священник с добродушным розовым лицом и в мешковатом сером балахоне. В руках он держал золочёную цепь и увесистый том Заветов с засаленным корешком и тройной волной линий на обложке. Судя по ветхости, наверняка один из первых экземпляров — Ровене уже доводилось видеть похожий под стеклянным колпаком в библиотеке каструма.

Когда они приблизились, служитель бережно поместил Заветы на медный пюпитр с традиционным опертамским узором — причудливая вязь линий и геометрических фигур — и поднял перед собой цепь. Брутус принял ладонь Ровены в свою, священник трижды обвил их запястья брачной катеной, и её холодные звенья ощущались даже под перчаткой.

Со всех сторон донеслось церемониальное пение, монотонное, тоскливое, и в то же время полное таинственной торжественности. В детстве Ровена наивно верила, что божественные голоса рождались сами собой, а то и вовсе лились с небес, словно дождь, но в один не очень прекрасный день она обнаружила тщательно замаскированные узкие оконца в стенах, из которых и исходило волшебное пение. В тот момент для неё испарилась вся сказочность Храма. Пожалуй, это было её первым серьёзным разочарованием в жизни, ведь ей, как любому ребёнку, так страстно хотелось верить в чудеса!

Пробормотав себе под нос короткое приветствие новобрачный четы, служитель раскрыл Заветы и принялся зачитывать Семейный Кодекс, от которого Ровену так и тянуло зевнуть. Некоторое время она стойко держала руку на весу, думая о том, что цепь с каждой минутой становится всё тяжелее и, более не выдерживая груза брачной катены, в немой мольбе взглянула на Брутуса, с невозмутимым лицом слушающего нудный бубнёж священника. Магистр искоса посмотрел на Ровену, и, догадавшись по дрожащей от напряжения руке, принял на себя вес цепи вместе с ладонью.

Дочитав последние строки, служитель воздел руки к куполу и, преисполненный благоговейной торжественностью, продолжил свою речь:

— Мы собрались здесь, под взором великих богов, чтобы стать свидетелями рождения новой семьи, и золотой катеной Клятвы мы скрепляем длани двух душ, стремящихся разделить одну жизнь на двоих. Любовь — дар Богов смертным, дабы утешить нас в потоке невзгод и страданий. Любовь — бесценное сокровище, которым может обладать каждый, согласный принять этот восхитительный дар в свою душу. И от имени Шестерых Богов я вопрошаю вас, Брутус Пелагатти, готовы ли вы поклясться здесь, перед Их ликами, в искренности ваших чувств и намерений?

— Готов.

— А вы, Ровена Леоволатти, готовы ли поклясться перед шестью ликами богов в искренности ваших чувств и намерений?

— Готова, — поддержка магистра уже не спасала от тяжести цепи. Ровену бросало то в жар, то в холод, и всё, о чём она могла сейчас мечтать — чтобы эта мучительно-ужасная церемония поскорее закончилось.

— Тогда поклянитесь любить и оберегать друг друга отныне и до самой смерти, — провозгласил священник.

— Клянусь, — произнесли они в один голос.

— Да будет благосклонен к вам властитель неба Тин, да будут к вам щедры на дары свои необъятная Терра и переменчивый Неф, и пусть справедливая Фидес будет вам защитой и опорой, а плодородная Карна подарит вам долгие годы жизни в счастье и процветании. Пусть будет милостив к вам Тейлур, в конце пути отворяя пред вами врата своего царства.

Когда шестеро магистров-свидетелей преподнесли свои дары каменным изваяниям, а служитель объявил их мужем и женой, они под распевы невидимого хора наконец-то покинули Храм. У выхода их встретили скорпионы и, расчистив дорогу в бурлящей криками и свистами толпе, помогли забраться в карету.

— Что ж, моя молодая жена, первую половину испытания мы с вами стойко преодолели, — весело сообщил Брутус. — Осталась вторая, к сожалению, не менее долгая и утомительная.

— Я вытерплю всё, лишь бы катены там не было, — Ровена с усталым вздохом откинулась на мягкую спинку сиденья.

Приглашённых на празднество оказалось куда больше, чем она ожидала. Сад, где разместили гостей, полнился незнакомыми лицами. В глазах рябило от улыбок, подарков и аляповатых дамских нарядов, скроенных по западной моде: двойные пышные юбки с кружевами и оборками, тесные корсеты с золотой и серебряной вышивкой, глубокое декольте, и головные уборы самых разнообразных форм и размеров — от крошечных цилиндров до замысловатых токов с воздушными вуалями. В ушах звенело от бесчисленных имён, льстивых речей и тостов с однообразными пожеланиями процветания молодой семье и здорового потомства. Исходя из пылких речей, камень, из которого выстроен дом Брутуса, должен был превратиться в золото, а Ровена обязывалась беспрерывно рожать своему супругу сыновей и дочерей до конца своих дней.

Стараясь придерживаться этикета, она одаривала каждого гостя вежливыми приветствиями и словами благодарности, поддерживала светские беседы и даже произнесла короткий тост. Дошло до того, что уголки губ и щёки начали ныть от постоянных улыбок, а в голове воцарилась полная неразбериха из замыленных образов, имён и прочей белиберды. Брутус, всё время сидевший рядом и беседующий то с одним гостем, то с другим, старался по возможности развлекать Ровену шутками и забавными фактами о местной знати.

— Вон тот господин в полосатом жилете — тайный двоеженец, — сказал он, указывая на толстощёкого вельможу, минуту назад яро разглагольствовавшего о важности соблюдения нравственности и супружеской верности. — Вон там, у розового куста, его жена, и она за мужниной спиной развлекается с лакеем Кастула, а «вторая жена», видите, там, у фонтана, мило щебечет со своим главным конкурентом по бизнесу. Всего день назад она заплатила за его голову кругленькую сумму.

— О боги, какой ужас! Вы же предупредите его, не так ли?

— Естественно, моя дорогая! — воскликнул Брутус в оскорблённом удивлении.

— Я не перестаю восхищаться вашим благородством.

— А как же иначе! Ведь он задолжал мне втрое больше, чем оценили его голову. Как видите, душа моя, порой кредиты спасают жизнь.

Нередко Ровена ловила на себе пристальные взгляды, от которых ей становилось не по себе. Её изучали, рассматривали, щупали глазами, и она ощущала себя занимательной вещицей в музее, на которую пришли поглазеть все, кому не лень.

По приезду Морок с Шестьдесят Седьмым были отправлены на отдых — Брутус заверил, что нет никакой необходимости в их присутствии, и теперь, сидя среди незнакомцев, Ровена завидовала своим скорпионам. Как же хочется побыстрее избавиться от этого чудовищно тесного корсета! А ещё снять колючее ожерелье и отшвырнуть подальше туфли, от которых уже появились мозоли.

О Сорок Восьмом Ровена старалась не думать, но мысли то и дело возвращались к нему. Как же он не понимает, что брак этот — вынужденный! Упрямец и слушать её не захотел, а ведь она пыталась рассказать и о контракте, и о том, что с Брутусом жить как с настоящим мужем она не обязана. Да, несомненно, Харо ревновал, и его, пожалуй, можно понять, но что он даст ей, кроме своей любви? Любви, о которой она могла только догадываться, потому что он ни разу даже не заикнулся о своих чувствах. Разве не достаточно, что она приняла его таким, какой есть, что совершенно не замечает его уродства, делится с ним своими мечтами и страхами, как с близким другом. Нет же, он хочет владеть ей целиком и полностью. Но ведь это невозможно!

Опустошив бокал, Ровена позволила сервусу снова наполнить его вином. До того она пила простую воду, боясь захмелеть, как в прошлый раз.

— Всё хорошо? — Брутус подозрительно покосился на полный бокал. — Вы чем-то расстроены?

— О нет, что вы, — Ровена сделала глоток, наслаждаясь терпким вкусом. — Я просто немного устала.

— Потерпите ещё чуть-чуть, — он заговорчески подмигнул, — скоро нас выпроводят с нашего же праздника.

Магистр не солгал: Ровена не успела допить своё вино, как уже порядком охмелевшие гости стали требовать соблюдения священных традиций.

— Надеюсь, вы не сочтёте это нарушением договора, — шепнул Брутус, помогая ей подняться.

Под раззадоривающие выкрики он притянул её к себе и поцеловал, не так, как это делал Харо — его поцелуй был властным, грубоватым, напористым, но Ровене он показался приятным. Магистр не был ей отвратителен, и это, безусловно, не могло не радовать. Впрочем, даже если бы он был омерзительнее Юстиниана, этого требовала ситуация, и отталкивать его и злиться Ровена не имела права. Для всех остальных они муж и жена, и её прямая обязанность играть эту роль как можно убедительнее.

Гости ликовали, аплодировали, одобрительно свистели и требовали закрепления их союза. Тепло поблагодарив собравшихся, Брутус помог Ровене выбраться из-за стола, и, окружённые шестью свидетелями, они отправились в дом.

— Весёлой вам ночи, — осклабился Маро, целуя Ровене руку. — Надеюсь, именно такой она вам и запомнится.

— Вряд ли веселее самого торжества, — Улисс добродушно похлопал Брутуса по плечу. — Что ж, молодожёны, отдыхайте, а мы позаботимся о гостях.

Откланявшись, магистры вернулись на праздник, а Брутус, шутливо выдохнув и смахнув со лба воображаемую испарину, взял Ровену под руку:

— Разрешите проводить вас, моя дорогая. Вы едва держитесь на ногах.

— Буду вам весьма признательна, — благодарно улыбнулась Ровена. — Всё, о чём я сейчас могу мечтать — это о горячей ванне и мягкой постели.

— Признаться, только об этом я и думал последние несколько часов. Особенно о постели.

Заливисто рассмеявшись, Ровена с любопытством посмотрела на своего «мужа»:

— Все эти люди… Большинства их имён я никогда и не слыхала.

— Да, многие из них — птицы низкого полёта, но поверьте, иногда от таких скромных знакомых намного больше пользы, чем от именитых вельмож.

— Я обязательно запомню это, — Ровена остановилась у двери своей спальни и протянула магистру руку. — Благодарю вас, Брутус, всё прошло идеально. Надеюсь, наш союз принесёт нам всё то, ради чего он и был заключён.

Поцеловав самые кончики её пальцев, магистр одарил Ровену своей очаровательно-мягкой улыбкой, но проскользнуло в его взгляде нечто чуждое, холодное. Наверное, сказывается усталость.

— Ах, да, чуть не забыл! У меня для вас есть скромный подарок. Думаю, он придётся вам по душе.

— Не стоило так себя утруждать, — смутилась Ровена, чувствуя себя неловко от его излишней щедрости.

— Ну что вы, милая, какие тут могут быть утруждения! Ваша счастливая улыбка приносит мне истинное удовольствие, — Брутус положил ладонь ей на спину и жестом пригласил войти. — Подарок, к слову, ожидает вас в спальне.

Сгорая от любопытства, Ровена нетерпеливо толкнула дверь, но, вовремя одёрнув себя, медленно, вся преисполненная достоинства, ступила в полумрак покоев. Мерцающие на ветру свечи слабо освещали небольшой пятачок у софы; от открытого балкона веяло весенней свежестью и приторным ароматом садовых цветов, снаружи доносились весёлые возгласы и пение, разбавленное почти неуловимым журчанием какой-то популярной мелодии. У дальней стены, во тьме, внезапно что-то шевельнулось, и Ровена, вздрогнув, боязливо оглянулась на Брутуса, стоящего за её спиной с загадочной улыбкой на устах.

— Там кто-то есть! — она вновь посмотрела в сторону силуэта и ей почудилось, будто их там несколько.

— Не пугайтесь, моя принцесса, это и есть ваш подарок, — затворив дверь, магистр пересёк комнату и остановился у столика. — Я уверен, вы будете в полном восторге.

Лампа ярко вспыхнула, и в её свете Ровена увидела скорпиона, а рядом, на коленях, склонив голову, неподвижно стоял…

— Харо! — она невольно вскрикнула, но тут же осеклась и, взяв себя в руки, повернулась к Брутусу. — Что всё это значит?

— Харо? — магистр насмешливо приподнял бровь. — Вы даже имя ему дали? Как романтично!

— Я требую объяснений, Брутус!

— Я же сказал, это мой свадебный подарок. Разве вам не нравится? Наверное, стоило завязать на нём бант… или украсить лентами?

— Не понимаю… Зачем вы это делаете? Отпустите его! — Ровена постаралась придать своему голосу твёрдости, а взгляду пущей суровости. Должно быть, это какая-то глупая шутка, и лучше немедленно пресечь её. — Сейчас же, Брутус, слышите!?

— Ну если вы так настаиваете, — он небрежно махнул рукой, и скорпион, откинув голову Харо, поднёс к его горлу кинжал.

— Нет, что вы делаете?! — при звуке собственного крика внутри похолодело.

Харо даже не попытался отклониться или вырваться, что на него совсем не походило. Рубаха его была изорвана, руки скованы кандалами на короткой цепи; из-за татуировок Ровена не сразу приметила засохшую кровь под бровью, а кожа на скуле под глазницей густо посинела. Он, несомненно, сопротивлялся, но почему же сейчас он такой… отчуждённый? Происходящее казалось каким-то абсурдным наваждением, порождённым усталым от насыщенного дня разумом. Она никак не могла взять в толк, зачем магистру понадобилось всё это делать.

— Видели бы вы своё лицо, принцесса, — Брутус расхохотался. — Должно быть, гадаете, зачем я это делаю?

— Вы весьма проницательны, — с дрожью в голосе как-то удалось совладать, а вот руки продолжали предательски трястись.

— С первого же дня я заметил, что между вами, — он указал на Сорок Восьмого, потом на неё, — есть что-то особенное, некая связь, а этот ваш выродок… Он лишь подтвердил мои догадки. Ох уж эта ревность! У неё особый запах — резкий, острый и такой манящий. Это так будоражит… воображение.

— Вас это не должно касаться! Вы своей же рукою подписали брачный контракт. Вы же обещали!

— Как это трогательно! — магистр оскалился, пропуская мимо ушей её протест. — Принцесса и выродок… Скажите мне честно, вы любите его или просто пользуетесь им?

— Чего вы добиваетесь, Брутус? Вы получили всё, что хотели, я стала вашей женой. Разве вам этого мало?

— Мало? — он театрально развёл руками. — Я всего лишь взял то, что мне причиталось. О, я вижу удивление в ваших глазах. Вы не знали? Юстиниан давно сосватал вас мне, а я только ускорил процесс. Но так уж вышло, что мои интересы пересекаются с вашими, а предложение короля не столь заманчиво.

Так вот о каком муже говорил Юстиниан! Впрочем, Брутус играет по другим правилам, и они явно не продиктованы ни дядей, ни, уж тем более, ею самой. Боги всемогущие, как же она могла клюнуть на его змеиное обаяние! Её обвели вокруг пальца, как наивную простушку с Нижнего Луга. «Какая же я дура! Нужно было бежать с Харо, а я… Так, спокойно! Вдохни поглубже, возьми себя в руки. Ещё не поздно всё исправить».

Борясь с нарастающей паникой, Ровена сжала кулаки так сильно, что ногти до боли впились в кожу:

— Мы можем всё обсудить. Каковы ваши требования?

— Хм… Звучит весьма соблазнительно, — деликатно взяв за локоть, Брутус неспешно подвёл её к осквернённым. — Признаюсь, я впечатлён вашей самоотверженностью. Неужели ради какого-то выродка вы готовы пойти на менее выгодные для вас условия?

Скупым жестом он приказал Сто Семьдесят Второму убрать кинжал, затем натянул на руку атласную перчатку, которую носил во время брачной церемонии, и, грубо вздёрнув подбородок Харо, повернул его лицо сначала в одну сторону, потом в другую, изучая, словно товар перед покупкой. На это Сорок Восьмой лишь слегка оскалился, и Ровене подумалось, что его злит не само происходящее, а то, что его так бесцеремонно потревожили.

— Взгляните хорошенько на эту тварь, Ровена. Жалкое ничтожество, к нему даже прикасаться омерзительно! — Брутус отнял руку и, брезгливо, двумя пальцами стянув перчатку, швырнул её на пол. — Неужели в каструме не нашёлся кто-то менее безобразный?

Харо посмотрел на Ровену пристально, осмысленно. Казалось, звук её имени вернул его в настоящее, но в неприсущей ему покорности было нечто до жути пугающее.

— Что вы с ним сотворили? — она потянулась к нему, но страх сделать что-то неправильное заставил её руку застыть на полпути. — Вы опоили его чем-то?

— Это всего лишь транквилизатор, — снизошёл до пояснения магистр. — Было бы довольно жестоко с моей стороны лишить такую трогательную пару возможности попрощаться друг с другом. У вас минута, принцесса, и на вашем месте я бы приступил прямо сейчас.

«Лучше приступи к прощанию со своей жизнью, подлый мерзавец!»

Ровена упала на колени перед Харо и обхватила ладонями его лицо:

— Ты слышишь меня? Ответь, прошу!

— О да, он слышит вас, — заверил Брутус. — И даже понимает, не сомневайтесь. Просто… с небольшой задержкой.

Ровена окатила подонка сердитым взглядом и, прильнув к Сорок Восьмому, заключила его в объятия.

— Я без тебя не справлюсь, ты мне нужен, Харо, — зашептала она, касаясь губами его щеки. — Пожалуйста, помоги мне! Сейчас.

Он резко вздрогнул, звякнув цепью:

— Ровена… Нет…

— Как же это трогательно! Моё сердце обливается кровью, — магистр говорил манерно, упиваясь своим надуманным триумфом.

«На твоём месте, мерзавец, я бы не спешила торжествовать, — она мысленно воззвала к скверне, и та тут же откликнулась лёгким покалыванием в висках, а уже в следующее мгновение горячим потоком хлынула по венам.

— Не хистуй… подожди, — едва слышно произнёс Харо, будто каждое слово стоило ему неимоверных усилий.

О чём он пытался предупредить, Ровена не поняла. Уже не сдерживая свою силу, она поднялась на ноги и пристально посмотрела скорпиону в глаза. Мембрана его сознания, тонкая и податливая, отозвалась лёгким звоном; лицо обдало приятным жаром, кончики пальцев онемели, и по спине прошёлся холодок. Вытянув руку, Ровена указала на ублюдка, возомнившего себя вершителем судеб и верящим в свою полную безнаказанность: «Теперь ты за всё заплатишь, падаль!»

— Перережь ему горло! — голос словно не принадлежал ей, словно за неё говорил кто-то другой. Она представила, как с шипением и бульканьем брызжет кровь из глотки первого магистра, как окрашивается алым ворот его белоснежной сорочки; Ровена слышала его предсмертные хрипы и наслаждалась ужасом в его глазах, пришедшим с осознанием неизбежности смерти.

Неожиданно покалывание в висках исчезло, и на Ровену обрушилась гнетущая опустошённость. Вместо того, чтобы выполнить её приказ, Сто Семьдесят Второй почему-то вопросительно взглянул на своего хозяина.

— Превосходно! — сбоку послышалось вялое хлопанье. — Браво, принцесса, замечательное представление! Ваша способность куда любопытнее, чем я предполагал.

Что произошло? Почему скорпион не повиновался её воле? Ровена ошеломлённо посмотрела на ухмыляющегося магистра.

С яростным рычанием Харо вдруг набросился на скорпиона и, сбив того с ног, сдавил рукой его шею. Сто Семьдесят Второй захрипел, вцепился ему в руку в попытке высвободиться и беспорядочно зачастил ногами, царапая подкованными каблуками натёртый пол. Позади Ровены щёлкнуло и что-то холодное уткнулось в затылок.

— Отпусти его, ублюдок, живо! — рявкнул Брутус. — Или будешь соскребать её мозги со стен до самого рассвета.

Ровене казалось, её сердце вот-вот выпрыгнет из груди; ноги онемели, а тело сковал необузданный страх. Стоит магистру шевельнуть пальцем, и её жизнь оборвётся. Всё исчезнет, всё станет напрасным… Оцепенев, она смотрела, как Харо нехотя отпустил своего противника, и пока тот хрипел и прокашливался, медленно поднялся на ноги.

Придя в себя, Сто Семьдесят Второй подскочил и, выругавшись, замахнулся. Удар пришёлся возле виска; рухнув на пол, Харо тряхнул головой, попытался встать, но последовал второй удар, за ним ещё и ещё. Ровене хотелось остановить это безумие, закричать, чтобы прекратил — он же убьёт его! — но она не смогла выдавить из себя ни слова, под дулом револьвера язык прилип к нёбу.

— Довольно! — гаркнул Брутус и, развернув Ровену лицом к себе, схватил за волосы. — Ты просто тупая заносчивая сука, если решила, что я ничего о тебе не знаю. Можешь не надеяться на свою способность, здесь она бесполезна. Не с теми ты свои игры затеяла, поганая шлюха!

Ей было больно и страшно. Страшно, как никогда. Ни Харо, ни скверна — ничто не могло спасти от этой твари, наслаждающейся её отчаянием и безысходностью.

Брутус в очередной раз больно одёрнул её голову, и Ровена, вскрикнув, вцепилась ему в руку:

— Я сделаю всё, что прикажете, только не убивайте…

— Не убивать? Знала бы ты, насколько мне, первому магистру Легиона, невыносимо больно смотреть, как выродки вроде тебя свободно разгуливают среди людей.

— …не убивайте его, — ей наконец удалось закончить фразу. — Отпустите его, зачем он вам?

— Не унижайся, — послышался голос Харо. Измученный, хриплый, но всё же такой родной…

Брутус прижал Ровену к себе и принялся внимательно разглядывать её лицо, будто надеялся отыскать то, что позволит ему ещё больше упиваться своей властью.

— Мне он и не нужен, дорогая, — прошептал он, касаясь её губ своими. — А вот твой дядя почему-то страстно желает содрать с него шкуру живьём. Любопытно, что такого натворил этот сучий потрох?

— Могу показать, гнида, — даже сейчас Харо огрызался. Как раненый зверь, загнанный в угол, понимая, что его уже ничто не спасёт, он всё равно, в безумном исступлении старался перед смертью побольнее укусить врага.

Послышался глухой удар, сдавленный стон. Брутус посмотрел поверх головы Ровены и злорадно скривился:

— Какая непростительная дерзость! Я бы поучил его манерам, но, к сожалению, порча чужого имущества строго карается законом, тем более, если это имущество принадлежит королю. Мы поступим иначе, — не обращая внимания на её крики, Брутус поволок Ровену через комнату и грубо швырнул на кровать. На попытки оттолкнуть его от себя он ответил тяжёлой пощёчиной, от которой заискрилось в глазах, и на мгновение Ровена утратила ощущение реальности. Рывком магистр перевернул её на живот и, сдавив шею, начал срывать шнуровку корсета.

— Прошу, не надо, остановитесь! — взмолилась Ровена, поняв, что все старания высвободиться из его хватки ни к чему не приведут.

Пропуская мимо ушей её мольбы, Брутус отшвырнул корсет и рванул тонкую ткань платья. Раздался треск рвущегося шёлка и звон падающих на пол украшений. Ровена слышала отчаянное рычание Харо, брань скорпиона, какой-то шум, и снова глухие удары. Магистр продолжал остервенело срывать с неё одежду и остановился только, когда на ней не осталось ничего, что могло бы скрыть наготу. Только тогда отпустив хватку, Брутус удовлетворённо хмыкнул. Ровена же, подвывая от стыда и страха, прикрылась руками.

Харо стоял на коленях с кинжалом у горла. Свободной рукой Сто Семьдесят Второй вогнал шприц ему в шею и ввёл бесцветную жидкость.

— Не переусердствуй, — бросил ему магистр, отходя от кровати. — Он должен всё видеть.

— Я достану тебя… даже из пекла… падаль! — процедил Сорок Восьмой, задыхаясь в бессильной ярости. В свете лампы его лицо блестело от крови. — Ты будешь дохнуть долго, в мучениях. Я разорву тебя на куски!..

— Это уж вряд ли, — отмахнулся Брутус. — Хотя, вполне возможно, меня хватит удар при виде твоей разрисованной шкуры на стене королевского кабинета.

Харо взревел, снова попытался подняться, но Сто Семьдесят Второй быстро вернул его на колени.

— Задрал уже, псиный выкидыш! — скорпион тряхнул кулаком, смахивая боль после удара. — Ты мне ещё за тот обед ответишь.

— Смотри, в портки не надристай… по привычке, — Харо сплюнул кровью ему на сапог.

С тихими всхлипами Ровена наблюдала за происходящим. Пока о ней забыли, она лихорадочно искала пути спасения. Как далеко удастся сбежать? Неважно, что нагишом, но её же нагонят в два счёта. Куда ей соперничать с натренированным скорпионом! Из открытого балкона лилась музыка, звенел смех гостей, веселящихся на её же празднике, превратившемся в мучительные пытки. Ей хотелось выскочить наружу, позвать на помощь, но она не тешила себя надеждами — никто не отзовётся. Недаром Маро отпустил шуточку о веселье, все эти разряженные ипокриты прекрасно знали, кто такой Брутус. Им плевать на неё, никто не вмешается даже если она будет истекать перед ними кровью и молить на коленях о помощи.

— Не знал, что у вас старые счёты, — Брутус неподдельно заинтересовался перепалкой осквернённых. — Странно, что ты забыл упомянуть такую любопытную деталь.

— Прошу прощения, господин, — скорпион склонил голову.

— Надеюсь, такого больше не повторится. Что ж, долги всегда нужно возвращать, не так ли? Думаю, в этом я могу тебе помочь. К тому же ты заслужил награду, — в руках магистра блеснул револьвер. — Тебе нравится эта самка?

Ровена подтянула колени, пытаясь защититься от оценивающего взгляда скорпиона.

— Она очень красива, господин, — с опаской произнёс Сто Семьдесят Второй.

— Тогда она твоя. Бери её.

— Но…

— Бери-бери, — Брутус повёл дулом револьвера в сторону Ровены. — Ну же, смелее. А я присмотрю за твоим приятелем, что-то он слишком резвый для такой дозы.

— Нет, Брутус, умоляю! — Ровена в панике вжалась в стену, продолжая прикрываться руками. — Прошу, не делайте этого!

— Тронешь её… ты труп, — голос Сорок Восьмого был слабый, еле слышный.

Насмешливо фыркнув, Сто Семьдесят Второй сделал шаг вперёд, но Харо вцепился в ремень сапога и дёрнул на себя. От выстрела Ровена вскрикнула, зажала уши, слёзы хлынули сами собой, и её забило в ознобе.

— Следующий продырявит твою уродливую башку, — магистр нацелился на Сорок Восьмого, потом кивнул в сторону Ровены, — или её… Я ведь могу промазать от волнения.

— Харо, не надо! — закричала она. Он должен выжить! Он должен спасти её. Кто, если не он?

И Харо подчинился. Неохотно разжав пальцы, под издевательский смешок скорпиона, он со сдавленным стоном отвернулся.

— Проклятье, я уже начинаю уставать от вас обоих, — быстрым шагом приблизившись к Ровене, Брутус повалил её на живот, уткнул лицом в постель так, что она едва могла дышать, затем рванул на себя её руки и придавил их коленом.

Звонко щёлкнуло над ухом, спину словно окатило кипятком. Один раз, потом ещё и ещё, пока Ровена не сорвалась на крик, слыша его приглушённым, жалким, полным унизительной беспомощности. Кожа на спине пылала от хлёстких ударов, а руки ныли от железной хватки.

— Смотри на неё, шлюхин сын! — торжествовал магистр. — Смотри, не отрывая глаз! Ещё раз тявкнешь что-то или отвернёшься, я высеку её до полусмерти.

Едва почувствовав послабление, Ровена тут же вскинула голову, жадно хватая ртом воздух. Неподвижно стоя на коленях, Харо смотрел на неё с той самой отчуждённостью, за которой прятался, когда боялся чего-то, когда не мог с чем-то справиться. Теперь же он сломлен, и оттого ей захотелось взвыть, закричать, да так, чтобы боги услышали, но вместо этого она сдавленно всхлипнула и перевела взгляд на скорпиона, который, понукаемый своим господином, неумолимо приближался к ней.

Спина продолжала гореть огнём, но сейчас это меньше всего заботило Ровену. Она прикусила нижнюю губу чуть ли ни до крови, смотря, как Сто Семьдесят Второй медленно стянул капюшон и избавился от маски. Его изуродованное лицо исказилось в кошмарной гримасе, отдалённо напоминающей улыбку. У него не было ушей — то ли с рождения, то ли отрезаны, — от уголков губ тянулись уродливые шрамы, пересекаемые другими, помельче.

— Что же ты рыдаешь, дорогая? — с невинным видом поинтересовался Брутус. — Я думал, тебя влечёт к экзотике.

— Ты не обязан подчиняться ему, — прошептала Ровена осквернённому. — Ты можешь быть свободным, ты можешь…

Скорпион холодно сверкнул голубыми глазами и оскалился.

— Какая же ты лицемерная шваль! Чем это разукрашенное пугало лучше моего сына? — подойдя к Сто Семьдесят Второму, магистр грубовато потрепал его по бритой голове. — Согласен, с первого взгляда и не подумаешь о семейном сходстве, именно для этого мне и пришлось немного подправить ему физиономию, но в штанах у него всё в порядке, весь в отца. Правда, сынок? — скорпион передёрнул плечами, словно прикосновение хозяина причиняло ему нестерпимую боль. — Ну и чего ты ждёшь? Бери своё, заслужил.

Суетливо скинув рубаху, скорпион повалился на Ровену. С неистовым криком она вцепилась ногтями в изуродованное лицо, от безысходности раздирая кожу; она толкалась под ним, стараясь угодить в причинное место; она продолжала кричать, когда он, сдавив ей руки, стянул с себя ремень; она боролась и вырывалась, когда ремень врезался в кожу на запястьях, а Брутус одобрительно крякнул. Ровена брыкалась, рычала, извивалась, угодила ему коленом в грудь, но скорпион был сильнее. Он напирал, она чувствовала его омерзительно-горячее дыхание на своём лице. Стиснув зубы, она жалобно застонала, когда коленом он раздвинул ей ноги, когда вцепился своей лапой в её грудь и больно впился в нежную кожу ногтями.

Он вжимался ей в промежность, тёрся, тяжело хрипя от возбуждения, и она ощущала его твёрдое, до тошноты омерзительное… Ровена надрывно закричала. От боли, от отвращения к самой себе и к бездушной мрази, которая так легко надругалась над ней. Отвернувшись, она кусала свои губы, чувствуя во рту солоноватый вкус, задыхалась от рыданий, а скорпион двигался на ней, толчками погружался в неё, заполнял собой, своей гнусной сущностью, и ей казалось, он разрывал её. Так больно… Так гадко…

Она слышала, как взревел Харо, как Брутус осадил его, напомнив, что сделает с ней, слышала, как Сорок Восьмой взвыл от собственного бессилия, и изо всех сил старалась не думать о том, что сейчас вытворял с ней мерзкий выродок. Ровена заставляла себя не слышать сиплые стоны, не ощущать на себе потную скользкую кожу, его отвратительное тепло, пыталась не замечать связанных рук, ноющих от тугого ремня. Но все эти жалкие потуги сбежать от реальности перечеркнулись в одно мгновение. Навалившись всем весом, скорпион застонал, и внутри неё запульсировало, растеклось горячим.

Уничтоженная, поруганная, Ровена оставалась неподвижной и когда Сто Семьдесят Второй слез с неё, и когда молча одевался под едкие шутки своего отца, и даже когда повёл Сорок Восьмого к выходу из спальни. Но она не смогла сдержать рыданий, когда Харо бросил на неё взгляд, полный сожалений и ярости, способной испепелить всё Прибрежье. Его ярость предназначалась не ей, Ровена чувствовала это, как чувствовала и его презрение к самому себе за то, что не уберёг, за то, что сдался. «Нет, не вини себя, не нужно… Просто вернись за мной».

— Вернись за мной! Ты должен! — прокричала она ему. Он вернётся, он спасёт её, он единственный, кто может это сделать.

Когда дверь захлопнулась, Брутус навис над Ровеной тенью, словно Спящий Король над Опертамом. На его губах играла та самая очаровывающе-мягкая улыбка — визитная карточка Легиона. Магистр подтянул её к себе и удивлённо присвистнул:

— Да этому бастарду повезло вдвойне! Я думал, тебя уже подпортил твой выродок.

— Когда-нибудь ты заплатишь за всё, — тихо прошептала Ровена.

— Уж сколько раз я слышал подобное — не счесть, — с деланной грустью вздохнул он. — Но, как видишь, взять с меня плату никому пока не удалось. Что ж, наш договор не нарушен, я не притронулся к тебе. А теперь отдыхай, милая жена, у нас с тобой ещё столько дел впереди.