В петляниях между ухабами броневик трясся и покачивался, натужно рычал мотором, взбираясь на очередной холм, и лихо скатывался с него, скребя тормозными колодками.
— Пора менять, — констатировал Хантсман, задумчиво изучая рыжую унылость за окном. Чёртовы пустоши, ещё неизвестно, что хуже: торчать без дела на базе или раскатывать по этим мёртвым пустырям в поисках приключений на задницу.
— Вчера ждали запчасти, а вместо них привезли яйцеголового, — проворчал Тощий, сбавляя скорость перед огромной ямой. — И на кой он сдался Гранту?
— Угадай с трёх попыток. Я не удивлюсь, если завтра нас отправят вылавливать образцы.
— Не-не, я к этой воющей дряни и на милю не приближусь!
— Кто ж тебя спрашивать будет!
Тощий болезненно поморщился. Понятное дело, мало что приятного в переломанных рёбрах, но Хантсман подозревал, что причина не только в них. Проклятый плач, он будто вытягивал жизненные соки, и даже спустя несколько месяцев хватало одного воспоминания, чтобы шерсть на холке дыбом вставала.
— Вы меня хорошо знаете, кэп, — Тощий нервно поёрзал на сиденье. — Меня мало чем напугаешь. Вот взять того же медведя. Сами видели, такая образина и в кошмарах не привидится, а у меня даже глаз не дёрнулся, когда она в мою сторону ломанулась. Но только вспомню тот туннель, и сфинктер сжимается так, что лом перекусить — нефиг делать.
— Не у тебя одного, — Хантсман хмыкнул. Он до последнего надеялся, что начальство, ознакомившись с рапортом, откажется от затеи с этой клятой лабораторией, но, судя по неподдельному интересу Гранта к Прибрежью и к воющим теням в частности, никто менять планы не собирался, во всяком случае, Хантсман не нашёл другого объяснения рвению, с коим новый начальник вытягивал из Финча даже незначительные детали быта аборигенов.
Его внимание привлекло тёмное пятно у самого горизонта. Достав бинокль, он обнаружил двух всадников, но из-за бесконечной тряски мало что получалось разглядеть.
— Кажется, мы на месте, — Тощий затормозил броневик у сгоревшего дерева с узловатым чёрным стволом и развернул карту. — Ага, точно здесь.
Вдалеке струились к небу тонкие ниточки дыма, зеркальной гладью сверкало в лучах солнца огромное озеро. Рыбацкий посёлок был помечен на карте жирной красной точкой, а дерево — аккурат между двумя острыми холмами, где они и остановились, — крестом. По словам Гранта, их должен встретить агент, но, если не считать маячивших у горизонта конных, здесь не было ни души.
— Для полной картины только перекати-поля не хватает, — проворчал Тощий. — Зря сюда пёрлись, что ли?
— Может и не зря, — Хантсман заметил две фигуры, вынырнувшие из-за холма.
Один, в синей рубахе, махнул рукой и ускорил шаг. Его спутник, круглолицый толстяк в сером балахоне до пят, неуклюже засеменил следом. Тогда Хантсман нажал кнопку связи на приборной панели:
— Выбирайтесь, — и натянул шлем. Грант недвусмысленно намекнул, что встреча неофициальная и лучше физиономиями не светить без надобности. Что бы ни удумал этот змей, но его намёками не стоит пренебрегать.
Оскар с Элис уже ждали снаружи. Тощий остался за рулём на случай, если что-то пойдёт не по плану. Чёрт, да оно уже пошло не по плану — агент явился не один.
— На хрена ты его притащил? — прорычал Хантсман, приближаясь к шпиону местного разлива. Автомат он держал наготове, что нешуточно встревожило агента. Приветливая улыбка мгновенно сползла с загорелого лица, чёрные глазки-бусинки опасливо забегали.
— Позвольте мне всё объяснить, — заговорил толстощёкий детина с густой кудрявой шевелюрой. — Здесь совершенно нет вины господина Энтони. Мы встретились накануне его прибытия в Белый Яр, и ни времени, ни возможности сообщить о нас…
— Кто ты такой? — нетерпеливо перебил Хантсман.
— Я — брат Эдвин, правая рука Его Преосвященства Аргуса, главы ордена Шести Ветров, и ваш покорный слуга, — толстяк поклонился.
— Мне это ни о чём не говорит.
— Не страшно, — брат Эдвин сверкнул широкой улыбкой и протянул пухлый конверт, скреплённый сургучной печатью. — Прошу, передайте это вашему главнокомандующему. На случай, если его заинтересует наше предложение — я планирую провести в Белом Яре ещё десять дней. Всего вам наилучшего.
С этими словами толстяк снова отвесил поклон, наградил той же широченной улыбкой Элис с Оскаром и засеменил прочь, как ни в чём не бывало. Хантсман проводил его долгим взглядом, затем повернулся к агенту:
— Это что ещё за клоунада?
— На вашем месте я бы не был столь категоричен. Шесть Ветров — это вам не кружок по вязанию, — сухо отозвался тот, передавая увесистую папку, стянутую крест накрест бечёвкой. — Здесь всё за последние пять лет. Если понадобится что-нибудь — вы знаете, как меня найти.
Хантсман недоуменно оглядел пакет. Всё за последние пять лет? Что бы это значило? И этот пузырь со своим орденом, не просто так он припёрся в такую даль. В конверте однозначно что-то особенное.
Всю обратную дорогу он никак не мог отделаться от одной тревожной мысли: что если Финч прав, и Грант действительно тот самый Гриф? И раз так, Первый Генерал вряд ли бы послал своего приближённого ради разваливающейся лаборатории, что бы там ни находилось. Нет, такие парни заточены совсем под другое, и это вот «другое» нешуточно настораживало.
— Кэп, кажется, у нас эскорт, — Тощий кивнул на своё окно.
Три всадника застыли на крутом холме, внимательно наблюдая за броневиком.
— Тормози, — бросил Хантсман, и как только водитель остановил машину, выбрался наружу.
До базы оставалась пара десятков миль. Если приглядеться, можно различить дозорные вышки за мостом. Как правило, прибрежцы редко забирались так далеко, не имея на то веских причин. Хотя вряд ли это те же самые конные с Белого Яра — слишком далеко, ни одна лошадь не протянет несколько часов беспрерывного галопа, и всё же предчувствие, что эти трое здесь нарисовались неспроста, не покидало Хантсмана ни на минуту. Возможно, они как-то связаны с жирдяем Эдвином или агентом. Но какой смысл преследовать их до самой базы? Кто ж ещё мог разъезжать по этому средневековому захолустью на автомобилях?
На этот раз наездников удалось рассмотреть получше, и на стражников, виденных в городе, они мало походили: бородатые, в грубых кожаных доспехах, на поясах топоры, у одного из-за спины торчал лук.
— Да кто они такие? — Тощий высунул голову из приоткрытого окна.
— Дикари, — Хантсман опустил бинокль. — Но меня волнует другой вопрос: что они здесь потеряли?
Тишина ночной степи бывает разной: уютной, успокаивающей или, как сегодня, гнетущей, вынуждающей то и дело оглядываться по сторонам. Керс никак не мог понять, почему он непроизвольно напрягается при каждом шелесте травы, при каждом скрипе камешков под лошадиными копытами, от хлопанья крыльев каждой вспорхнувшей птахи, напуганной ночными всадниками.
— Поверить не могу! — Девятая поравнялась с ним. Конь её нервно задёргал головой вверх-вниз, громко всхрапывая, на что ей пришлось натянуть вожжи. — Я уже почти смирилась с твоей безумной затеей, но, смерг тебя задери, Даниэл, какого чёрта ты взял с собой этого сморчка? Он же нам только мешает своей болтовнёй!
— Да кому он мешает, — Керс с ухмылкой покосился на газетчика. Тот, заметив на себе его взгляд, натянул дружелюбную улыбку. — Вроде обещал не путаться под ногами.
— Если что-то пойдёт не так, я спасать его задницу не стану, ясно? — продолжала возмущаться ищейка.
— Всё будет нормально. Нужно только утихомирить Альтеру, остальные на рожон не полезут.
— Очень надеюсь, — Девятая шумно втянула носом воздух, будто смакуя благоухание полевых трав. На её губах промелькнула хищная улыбка, хотя из-за клыков она всегда такой выглядела. Для Керса ищейка оставалась загадкой, которую, впрочем, не особо тянуло разгадать. Её верности стае вполне было достаточно, остальное же его мало заботило. — Чую дым. Приготовься, малыш, мы близко.
— Проверь.
Девятая пришпорила коня и вскоре исчезла в кромешной темноте, слившись с густой кромкой чернеющего леса на фоне звёздного неба.
— Даниэл? Это твоё имя? — её место мгновенно занял Шарпворд.
Гляди, какой ушастый! Намеренно проигнорировав вопрос, Керс тихонько свистнул Тухлому, предупреждая, чтоб не расслаблялся. Тот бросил что-то неразборчивое трём другим желторотикам и поднял руку, заверяя, что всё под контролем.
— Мы вышли на них, не так ли? — не отставал газетчик. Его хлебом не корми, дай завалить вопросами.
Но свободный и впрямь оказался полезен, рассказав много любопытных деталей, особенно касающихся политики короля и его приспешников. Оказывается, то ещё горгонье гнездо.
— Похоже на то.
Шарпворд хмыкнул:
— Забавно.
— И что ж тут забавного? — вышло резковато, но, смерг его подмышку, сейчас не самое подходящее время для пустой болтовни.
— Вожак взбунтовавшейся шайки осквернённых охотится на взбунтовавшуюся шайку осквернённых. Своеобразный каламбур, не находишь ли?
Керс понятия не имел, что такое каламбур и почему он вдобавок своеобразный, но наверняка что-то обидное. Порой этот умник несказанно бесил своими вычурными словечками.
— Эта взбунтовавшаяся шайка способна расхреначить всё село, откуда ты вылез, да так, что и щепки не останется. Интересно, тебя бы это тоже позабавило?
— Нет-нет, я прекрасно понимаю всю серьёзность положения, — поспешил заверить Шарпворд. — Просто… Я с вами уже третий день, и вы меня, признаться, сильно удивляете. Я видел ваши тренировки, бытовую суету, неплохо организованную охрану. Ты хорошо заботишься о своих подопечных. Но как же план суточного истребления свободных? Он разве не вписывается в ваш график?
— Разочарован? — Керс выудил из поясной сумки зажигалку. Латунный цилиндр тускло блеснул в руке, навевая что-то смутно знакомое. Точно! Тишина — вот что в этих степях не так. Если не считать беспрестанного стрёкота сверчков, здесь царило неестественное затишье. До границы с Пустошами рукой подать, где-то поблизости просто обязаны шастать орды псов, ночных ящеров, а то и случайно заблудший в поисках добычи месмерит. Но ни воя, ни сиплого визга падальщиков, ни даже недовольного граканья растревоженного ворона — ничего, кроме редкого попискивания мелкого зверья и бесшумно снующей совиной тени.
Шарпворд поправил сползшие на нос очки:
— Мне казалось, твои цели, Разрушитель, более грандиозны, нежели отпугивание воронов от лагеря и грабежи близлежащих деревень по выходным. Ты ведь не для этого сбежал от хозяев.
Вынюхивает, хлус, даже не стесняется. Нашёл, мать его, удачный момент. Хотя это же газетчик, знает, как и когда лучше выуживать сведения. Только вот выуживать нечего. Керс равнодушно пожал плечами:
— Угу, аккурат для этого. А по пути прихватил собратьев из терсентума, чтоб скучно не было.
Уход Альтеры отрезвил очень кстати. И одного этого трезвого взгляда хватило, чтобы осознать, в какую задницу он всех завёл. С такой толпой не покочуешь — полсотне беглых рабов сложно оставаться незамеченной, а торчать на одном месте означало превратиться в неподвижную мишень, в которую рано или поздно у свободных появится соблазн выстрелить. Да и жить грабежами тоже не дело.
— Да-да, тех самых собратьев, что сгорели при пожаре, — Шарпворд довольно ухмыльнулся. — Стоит признать, в этот раз Сенат сыграл неплохую партию.
Неплохая партия? Да они поимели его, как безмозглого молокососа! Впрочем, он и есть безмозглый молокосос, решивший потягаться с целой сворой прожжённых политиканов.
— А чему ты так радуешься, газетчик? Думаешь, мы остановимся на одном терсентуме? Чем больше твой Сенат будет умалчивать о нас, тем громче нам придётся о себе заявлять.
Беда в том, что бороться с молчанием сложно. Но даже когда собратья услышат его призыв, что он будет с ними делать? Чем кормить и вооружать? Куда вести? Захватывать замок? Воевать с Легионом? Разве это отменит Кодекс Скверны? Кажется, всё-таки придётся возвращаться к Севиру с поджатым хвостом, что побитый пёс. У него есть опыт, есть связи и Исайлум, да и план какой-никакой. Всё лучше, чем сгинуть в бойне, как Спайк.
— Этого я и боялся, — пробормотал Шарпворд. — Нет, Разрушитель, радоваться здесь нечему. Так просто свободу осквернённым не дадут, а ты, я подозреваю, настроен идти до конца. Но война, в которую ты ввязываешься, в ней не будет победителей, ты ведь это понимаешь? Мы будем убивать друг друга до тех пор, пока в итоге кто-то из нас не возглавит целые города мертвецов. Разве ради этого люди веками боролись за жизнь? Чтобы потом сгинуть в гражданской войне?
— Вы сами породили себе палачей.
— Ещё не поздно остановиться, Керс! Ты можешь уйти вместе со своими подопечными. Отведи их в безопасное место, построй дома, наладь быт и проживи спокойную и счастливую жизнь. Зачем тебе проливать их кровь? Они же в большинстве своём ещё дети! Нет, друг, ты не похож на кровожадного монстра, движимого слепой яростью. Я вижу, что тебе небезразличны их судьбы, иначе бы ты не гнался сутки на пролёт за кучкой отщепенцев, только чтобы спасти их.
Как просто! Так, значит, решают свои проблемы свободные? Да, это в их духе — закрывать глаза на всё неудобное и неугодное. Легион пришёл за ребёнком — не беда, настругаем ещё. Сосед убил беззащитного сервуса ради забавы? Плевать, они же монстры, нелюди, одним выродком меньше. А как горелым запахло, завыли во все глотки: убийство невинных, кровожадные чудовища!
— Оставить свой народ, сбежав, как последний трус? Это ты мне предлагаешь? — Керс презрительно фыркнул. — А знаешь, у меня есть идея получше. Ты же хотел узнать о жизни осквернённых, верно? Тогда сходи в любой из терсентумов и посмотри, как до крови штрихуют кнутом беззащитных мальков, как загоняют до полусмерти на выпасах, загляни в инкубатор для полной картины, а потом возвращайся. Тогда и увидим, повернётся ли у тебя язык снова предложить мне слинять из твоей поганой страны.
Шарпворд открыл рот для ответа, но передумал, видимо, не найдя достойного аргумента. Что ж, во всяком случае с совестью у него не всё потеряно: понимает, что обычно за очевидной жестокостью одних скрывается ещё более чудовищная жестокость тех, кто её взрастил.
Внимание Керса привлёк нарастающий топот копыт. В темноте постепенно проявлялось серое пятно, с каждой секундой приобретая отчётливые формы, и уже вскоре можно было разглядеть Девятую, мчащуюся на всех парах к ним навстречу.
— Что у тебя? — крикнул он, когда между ним и ищейкой оставалось не больше двух десятков метров.
— Лагерь в четверти часа галопом, на опушке, — она резко остановила коня. — Двое дозорных, остальные дрыхнут. Возьмём их тёпленькими, прямо с постельки.
— Отлично! — Керс оглянулся на Шарпворда. — Держись в стороне, газетчик, и не высовывайся, иначе тебе кишки на палку намотают.
— Не радужная перспектива, — нервно хохотнул тот. — Будь спокоен, господин Даниэл, я внял твоему совету.
— Ещё раз так меня назовёшь, — Керс угрожающе ощерился, — и твои кишки на палку намотаю я.
Кто-то в отряде хихикнул. Девятая оскалилась, но её улыбка быстро стёрлась под его тяжёлым взглядом, и она в неловкости прочистила горло:
— Что ж, раз уж мы определились с кишечно-палочными манипуляциями, не пора ли нам заняться делом?
Спустя несколько минут езды в степной черноте замаячил огонёк. Догадывалась ли Альтера о погоне или нет, но скрываться она явно не намеревалась, да и далеко уйти они не успели. Два дня их пути Керс преодолел меньше чем за сутки, но короткие остановки для отдыха вряд ли могли дать преимущество в стычке, если до неё дойдёт дело. Как бы то ни было, от привала пришлось отказаться — лучше застать их врасплох.
Лошадей они оставили под приземистым деревом с раскидистой кроной. После короткого спора здесь же оставили и Шарпворда: лагерь хорошо просматривался, жаловаться газетчику не на что.
Пробираться бесшумно сквозь густую траву — задача не из лёгких. Под сапогом то и дело хрустели стебли и ветки, шелестели жёсткие листья. В конце концов, раздражённо прорычав что-то себе под нос, ищейка вырвалась вперёд, скользя по лугу бесплотной тенью. И как ей это удаётся!
Под подошвой Керса в очередной раз что-то хрустнуло. Ловкость, как и спарринг, никогда не была его сильной стороной. А вот Слай как-то раз после фляги синего дыма умудрился прокрасться незамеченным под носом у надсмотрщиков, при этом прихватив с пояса одного плётчика связку ключей от загонов. С тех пор ночные посиделки за столовкой стали для Четвёрки своеобразным ритуалом, иллюзией свободы, о которой никто из них никогда не решался говорить вслух.
В дежуривших у костра Керс узнал одного из бывшей группы Девятой, другого, сидящего спиной, опознать не удалось. Мысленный приказ, и огонь, выпустив столб искр, потух, не оставив после себя даже тлеющего уголька. В ту же секунду ищейка смерчем налетела на Триста Сорок Третьего, одним ударом в челюсть уложила его, второго, опешившего от неожиданности, швырнула на землю и, запрыгнув сверху, вцепилась ему в глотку. Малёк захрипел, забился в отчаянной попытке вырваться, но когда Керс с остальными добрались до лагеря, уже валялся в отключке.
Приказав соратникам собрать оружие, Керс принялся разыскивать среди спящих Альтеру. Подруга обнаружилась окружённой мирно посапывающими собратьями, и незаметно пробраться к ней оказалось целым приключением — пришлось переступать через тела, рискуя задеть кого-нибудь ненароком. Едва не запнувшись о ногу Шестьдесят Седьмого, он наконец прокрался через кольцо и опустился перед спящей Альтерой на колено. Лёжа в обнимку с покрывалом, подруга казалась невинной и беззащитной как ребёнок, но стоило коснуться её плеча, и она тут же подскочила. В её руке блеснул кинжал, Керс едва успел перехватить тонкое запястье и, навалившись на неё всем весом, прикрыл ей рот ладонью:
— Спокойно, это я. Давай без глупостей.
Альтера резко дёрнула головой и вцепилась зубами в палец. Керс чертыхнулся и отдёрнул руку.
— Тревога! — заголосила Альтера, брыкаясь в попытке сбросить его с себя. — На нас напали!
Спящие подскакивали, хватались за оружие; между некоторыми завязалась драка. Двое рядом с рычанием и бранью повалились в траву. Наступила полная неразбериха — крики, звон металла и брань заполнили ещё минуту назад безмятежную тишину степи.
— Отпусти, говнюк! — Альтера чуть не угодила коленом в причинное место.
Керс с трудом зафиксировал ей руки над головой:
— Успокойся, никто тебя убивать не собирается, но вам придётся вернуться.
— Пошёл ты! — её глаза пылали яростно-зелёным огнём, и Керсу подумалось, что если она сейчас хистанёт, то он труп.
Землю у головы Альтеры озарила кровавая вспышка, кто-то из-за спины обхватил его за шею и потянул назад. Тело сковала невыносимо жгучая боль, словно его швырнули в бочку с кипящей водой. Керс стиснул зубы от судороги, из груди вырвался сдавленный стон, в голове гудело набатом, горло продолжала сдавливать чья-то хватка.
— Лучше не дёргайся, брат, — прохрипел над ухом Шестьдесят Седьмой. Руки скорпиона мерцали кровавыми сполохами. — Я эту штуку пока плохо контролирую.
— Мы вам не враги, — выдавил Керс сквозь боль. — Мы пришли вернуть вас в стаю. Никто не должен пострадать…
— Ты уж точно пострадаешь, это я гарантирую, — Альтера нагнулась над ним и принялась шарить в поясной сумке. — Я же просила не мешаться у меня под ногами!
— Я всего лишь пытаюсь уберечь вас!
— Ты даже себя уберечь не можешь, — коротко хохотнув, она чиркнула найденной зажигалкой. — Полезный трофей!
Позади Шестьдесят Седьмого выросла тень. Глухой удар, и скорпион пошатнулся, схватившись за голову. Чернота вспыхнула зелёным, а уже в следующее мгновение Альтера держала ищейку за волосы, приставив кинжал к её горлу.
— Всем немедленно сложить оружие, или я перережу вашей сучке глотку! — пригрозила она скорпионам, потом повернулась к Керсу. — Хватит валяться, желтоглазый, пора решать, что с вами делать.
Боль ещё терзала нутро, скручивала мышцы; кое-как поднявшись на ноги, он заковылял за Шестьдесят Седьмым, куда согнали Тухлого с другими желторотиками.
«Вот тебе и застали врасплох!» — Керс злился на себя за то, что поддался жалости, что понадеялся решить всё мирным путём. Нужно было вырубить Альтеру, как только та открыла глаза, потом связать её и спокойно договориться с остальными, а теперь — счастье, если они выберутся отсюда живыми. Это не нежная и добрая Твин, от неё можно ожидать чего угодно.
Альтера толкнула ищейку, и Керс с трудом успел подхватить её до того, как та растянулась на земле.
— Стерва! — прошипела Девятая.
— Итак, что у нас здесь? — Альтера с насмешливым оскалом осмотрела пленников. — Кучка недоумков, и на что вообще вы рассчитывали?
Керс шагнул вперёд, привлекая к себе внимание скорпионов.
— Если вы сейчас нападёте на терсентум, — спорить с Альтерой бессмысленно, а вот до других может и получится достучаться, — то сами сгинете, и собратьев угробите. В Опертаме намного больше стражников, особенно после нашей выходки. Подумайте, что вас там ждёт, и имеете ли вы моральное право подставлять своих. Сейчас мы должны держаться вместе, помогать друг другу, а не грызться при каждой возможности. Если мы разделимся — нас всех ждёт смерть. Только стаей мы можем победить свободных, в этом наша сила.
— Меня сейчас стошнит, — Альтера раздражённо закатила глаза.
— Уж лучше сгинуть, чем слоняться по степям до самой деструкции, — проворчал Сто Восьмой.
— Никто и не собирается вечно здесь торчать, — возразил Керс. — Но и нестись сломя голову в самое пекло мы не будем. Нам нужна стратегия, а ещё припасы и оружие. Где мы всё это возьмём? Из жопы месмерита?
— Нападая на караваны, например, — парировала Альтера. — И деревень здесь как грибов после дождя, на всех хватит.
— На третьем караване нас же и прихлопнут. Мать вашу, да включите мозги хоть раз в жизни! — Керс обвёл оппонентов взглядом. Скорпионы молчали, и на их лицах он не без радости заметил сомнение. Неужели достучался? — Перо намного организованнее нас, но они не нападают на каждого встречного, не потрошат поселения и не убивают безоружных крестьян. Севир давно смекнул, что убивая свободных, осквернённые сами роют себе яму. Нам ещё жить в этой стране, бок о бок с ними, и презрение искоренить куда проще, чем ненависть. Так давайте не плевать в колодец, из которого нам же потом и пить.
— А ведь что-то в этом есть, — нерешительно проговорил Четыреста Двадцать Седьмой. — Свободные, конечно, те ещё ублюдки, но чем мы лучше, если будем убивать их без разбору?
Кто-то согласно закивал, а кто-то скептично зафыркал. Альтера хмуро наблюдала за своей группой, и её лицо всё больше мрачнело.
— И что ты предлагаешь? — спросил Шестьдесят Седьмой.
— Скажу прямо, у меня пока нет чёткого плана, но как только он появится, я сразу всем сообщу. Даже больше, мы проведём собрание и вместе…
— Заткнись! — внезапно рявкнула Альтера.
— Нет, пусть закончит!
— Все заткнитесь! — она застыла, всматриваясь куда-то в темноту за пленниками.
Разговоры смолкли, и в наступившей тишине начали отчётливо доносится шорох и лёгкий шелест травы. Шарпворд, пёс его дери, он же всё испортит! Керс обернулся в сторону, куда пристально смотрела подруга. Другие тоже нервно оглядывались, несколько скорпионов обнажили мечи и медленно двинулись навстречу шуму.
— С нами газетчик, скорее всего это он, — сообщил Керс Альтере и вновь повернулся к зияющей черноте. — Шарпворд, мать твою, подними руки над головой и медленно выходи, без резких движений, а то… короче, сам знаешь.
Ответа не последовало, при этом шорох усилился. Такое поведение было не присуще болтливому хлусу, успевшему свести с ума половину лагеря своими вопросами.
Двести Пятьдесят Третий остановился у самой линии травы, условно очерчивающей стоянку.
— Ну что там? — крикнула ему Альтера, напряжённо переминаясь с ноги на ногу.
— Пока ничего.
Девятая вдохнула воздух:
— Это псы. Их вонь ни с чем не спутать.
— Тогда почему так тихо? — засомневался Тухлый.
Перед Двести Пятьдесят Третьим что-то промелькнуло, всколыхнув высокие стебли. Скорпион, спотыкаясь, попятился:
— Назад! Всем назад, это свора!
Точно по команде из зарослей начали показываться белёсые твари. Одна, другая, третья… Керс сбился со счёта на пятнадцатой псине и непроизвольно потянулся к поясу за зажигалкой. Дерьмо, она же у Альтеры!
— Верни нам оружие, их слишком много.
— Без вас справимся, — буркнула подруга, перехватывая второй кинжал. — Расслабьтесь и наслаждайтесь зрелищем, неудачники.
Триста Двадцать Второй легонько ткнул Керса в бок и указал на меркло поблёскивающую кучку стали среди скомканных покрывал и походных мешков. Вроде несложно добраться, но не псы уже затопили собой половину лагеря. Альтера со своими скорпионами выстроились полумесяцем, заслоняя собой безоружных. Свора росла, но настораживало не их количество…
— Что-то в них не так, — прошептала Девятая, всматриваясь в ближайшего хищника.
— Почему они не рычат? — спросил Пятьсот Восьмой.
А ведь верно! Ни один пёс не издал ни звука, кроме естественных шорохов при движении. Острые уши торчали вверх, хвосты неподвижно застыли, длинные морды, перепачканные в какой-то гадости, беззвучно скалились на жалкую горстку двуногих.
— Отступаем! Живо! — взревела вдруг Альтера. — Это не…
Её крик потонул в заунывном протяжном плаче. Десятки псиных глоток распахнулись как одна, и из них полился пробирающий до костей вой, не животный — почти человеческий, что-то среднее между женским и детским, то утончающийся до высокого писка, то захлёбывающийся, перемежаясь со стонами.
Все оцепенели, и это оцепенение совершенно не возможно было объяснить. Будто кто-то высосал силы до последней капли. Керс не мог даже пальцем пошевелить, а внутри разрасталась настолько беспросветная стылая тоска, что хотелось побыстрее сдохнуть, лишь бы она наконец исчезла.
И тут псы снова ожили. Плач прекратился, лишь местами доносились слабые подвывания. Твари не нападали, как того ожидалось, не кусали и даже не рычали. Они молча обступили отряд Альтеры, окружив каждого скорпиона по три-четыре особи. За ними выстроилась следующая линия псов, словно в ожидании чьего-то приказа.
— Срань воронья! — прошептал Тухлый.
Девятая встала перед Керсом, насторожённо наблюдая за сворой. Один из скорпионов занёс меч над ближайшим псом, но Альтера остановила его:
— Не убивать! Станет только хуже!
— И что делать? — спросил кто-то.
— Отступаем, медленно и осторожно. Старайтесь не прикасаться к ним, — Альтера говорила спокойно, тише обычного, при этом не сводя глаз с окруживших её тварей. Но стоило одному из собратьев сделать шаг назад, как зверюга из второй линии резко распахнула пасть, зашаталась и рухнула наземь. Вновь послышался тоскливый плач; отступивший скорпион истошно заорал, схватился за голову и согнулся, точно ломаемый кем-то невидимым.
Один за другим псы распахивали пасти и падали замертво; один за другим скорпионы начинали кричать, и Керс беспомощно смотрел, как из их глаз льются чёрные смолистые слёзы. Шестьдесят Седьмой рубанул тварь, преградившую ему дорогу, и бросился наутёк. Альтера, сообразив, что её тактика не сработала, применила хист. Ярко-зелёная вспышка, и вот она уже что-то орёт Керсу на ухо, тянет за руку за собой, а плач не умолкает, давит, заставляет в ступоре смотреть, как гибнут собратья.
— Валим отсюда! — ревёт Девятая, пятясь от наступающей твари.
— Но там же свои!..
Там же братья, нельзя их бросать…
И опять чей-то душераздирающий крик. Кто на этот раз? Сто Сорок Четвёртый? Шестьдесят Седьмой, так и не успевший спастись?..
— Это уже не они! — кричит Альтера и дёргает за руку до боли в плече. — Уходим!
Первым срывается Пятьсот Восьмой. Белёсая тощая туша мелькает рядом, нагоняет его и бросается ему под ноги. Малёк кубарем падает на землю и начинает кричать. Тухлый перемахивает через потухший костёр, впереди какое-то время мелькает его спина, но вскоре растворяется в темноте.
Плач не отстаёт ни на шаг, змеится по коже, проникает под черепную коробку, впивается в мозги смертной тоской. Ноги с трудом слушаются, и чудится, будто они утопают в густой вязкой грязи… чёрной, как смола, грязи.
Альтера бежит впереди, то и дело оглядываясь.
«Не оглядывайся, малыш, не трать время, спасайся!»
Толчок в спину сбил Керса с ног на колени, в сапог впились клыки, едва не прокусив толстую кожу. Над ухом протяжно зарыдало. Он судорожно лягнул тварь, отполз на четвереньках и, не обращая внимания на ноющую лодыжку, подскочил. Перед ним застыли бледные безволосые туши с тощими мордами, костлявыми хребтами и безжизненно-стеклянными глазами. Одна из них открыла пасть и скорбно затянула немыслимую песнь смерти, но не песнь Госпожи — что бы это ни было, оно чудовищно даже в своём существовании. Нет, только не так! Керс был готов умереть как угодно, но только не превратившись в послушную марионетку бесплотных теней.
Холодный огонь резанул глаза, а в следующее мгновение окружившие твари уже валялись бесформенными мешками костей. Перед ним стояла Альтера с перепачканным кровью лицом.
«Не её кровь — пёсья», — успокаивающе мелькнуло в голове.
— Бежим! — рявкнула она, развернулась и внезапно застыла.
— Что не так? — почему она остановилась? Нужно уходить…
Лицо Альтеры исказилось в невыносимой муке. Из её груди вырвался крик, полный такой боли, что Керсу казалось, он и сам ощущал её, будто кости ломались, рвались жилы, а кожу раздирали невидимые когти. Подруга продолжала кричать, а он не знал, как ей помочь. Он хотел прижать её к себе, надеясь, что всё прекратиться, что это только крик, что боль пройдёт, и они вырвутся из этого кошмара, но страх, что этим причинит ей ещё больше страданий, сдерживал его.
Крик резко оборвался. Круглые от ужаса глаза смотрели куда-то в темноту, зелёное сияние затопили густые чёрные слёзы. С пухлых губ сорвался до тошноты пугающий плач, подпевая в унисон невидимым плакальщикам. Они так близко, скоро всё прекратится…
Что-то с чудовищной силой рвануло за шиворот, ворот рубахи врезался в горло, перед лицом промелькнул лошадиный круп.
— Отпусти! — прохрипел Керс, вцепившись одной рукой в ремень седла, а другой — Девятой в запястье.
Рубаха жалобно затрещала, грозя вот-вот разорваться. Он попытался затормозить ногами, рассчитывая, что ткань не выдержит. Нужно вернуться! Нужно забрать у них Альтеру!
Плач почти стих, но ищейка продолжала гнать лошадь, волоча Керса как мешок с добычей. Её рука ни разу не дрогнула, словно он весил не больше килограмма.
Задыхаясь, он из последних сил представил, как впереди вырастает земляной шип. Послышался треск, конское ржание; земля безжалостно врезалась в спину, выбив скудные остатки воздуха из лёгких. Пока Девятая усмиряла коня, Керс, хрипя и откашливаясь, поднялся сначала на четвереньки, потом кое-как на ноги и, прихрамывая, заковылял обратно. Рядом затопали копыта, дорогу преградил Тухлый верхом на своей кобыле, справа — Шарпворд, ведя за поводья лошадь Керса.
— Куда это ты?!
— Отвалите!
— Она уже мертва! — крикнула ищейка, похлопывая скакуна по взмыленной шее. — Ну всё, мой хороший, успокойся… Стоять, засранец!
Керс зло глянул на Тухлого, упорно не дававшего ему пройти:
— Не вынуждай меня…
— А это ещё кто? — ищейка неожиданно напряглась, всматриваясь в черноту.
Когда Тухлый отвернулся, Керс воспользовался случаем и попытался проскользнуть мимо него, но кобыла, всхрапнув, шагнула вперёд, снова преграждая дорогу.
— Ты ей ничем не поможешь, — Тухлый сокрушённо покачал головой. — Остановись, брат, зачем тебе умирать?
— Добрые люди обычно по ночам не расхаживают, — заключил Шарпворд, разворачивая коней. — Господин Разрушитель, может, соизволите забраться в седло? Не убегать же, право, на своих двоих.
Керс оглянулся. Убежать бы всё равно не получилось — неизвестные уже были здесь. Впрочем, не такие уж они и неизвестные. Даже в степной темноте он легко узнал Клыка, вторым, кажется, был Бродяга. Ну а третий…
— Клянусь своей печатной машинкой! — восторженно воскликнул газетчик. — Это же экс-принцепс!