В тени короля

Глава 29

С блаженным стоном Морок повалился в траву, раскинул руки и издал долгий протяжный вой, подражая туннельному псу. Харо устроился у склона сплошной скальной гряды, тянущейся на километры в обе стороны высоченной рыжей стеной. Лук он бережно положил рядом, туда же почти пустой колчан — простенький старый футляр из потёртой кожи.

Небо, как никогда, казалось особенно ярким, глубоким, словно Рубиновое море, которое он толком не видел, но именно таким и представлял, только вместо морской живности в этой синеве вальяжно плыли лохматые облака. Бледно-зелёная степь, сплошь покрытая тёмными пятнами колючих кустарников, простиралась до самого горизонта, изредка перемежаясь со скудными клочками деревьев. И только на юге, откуда они и пришли, чернел густой лес — как раз его Харо и видел из окна дома Бернарда, поначалу приняв за рощу.

Ближе к скалам однообразие долины разбавлялось бесчисленными валунами и проплешинами каменистой почвы. Такие же рыжие, как и скалы, они напоминали ржавые пятна на металле, покрытом облезлой зелёной краской. Вдали взвивались к небу тонкие струйки дыма — очередная деревенька, за ней еле уловимо поблёскивала тончайшая речная нить. Туда им и нужно, но позже.

Всё это время Харо не переставал думать о принцессе, и как вырвать её из лап ублюдка. Воображение услужливо порождало всевозможные варианты расправы, один кровавее другого, но рисковать жизнью Ровены нельзя. Если убить магистра, начнётся нешуточная охота, и в какой бы норе они ни прятались, на них всё равно выйдут. Для начала девчонку нужно спрятать понадёжнее, а потом уже плотно заняться и Брутусом, и его вшивым отродьем.

Но прежде предстояло сделать кое-что ещё. Покидая дом старика, Харо и вообразить не мог, что вскоре свернёт с намеченного пути в совершенно противоположную сторону. А всё этот чёртов Морок. Если бы засранец не стащил треклятый лук, быть им уже на подходе к Опертаму, но после всего, что сделал Бернард, уйти, толком не отблагодарив, да ещё и обокрав — слишком цинично. Старик не просто спас его, благодаря ему Харо понял — не все свободные презирают и ненавидят осквернённых и мало кто из них знает, что на самом деле творится за стенами терсентумов. Оказывается, всё не так однозначно, и это сильно усложняло понимание мира. Всегда проще окрашивать в чёрно-белое. Свой — хороший, чужой — враг. Но правильно ли это? Справедливо? Бернард относился к нему, как к равному, с бескорыстной заботой и добротой, он даже снабдил его в дорогу припасами и раздобыл рубаху, походящую на форменную, а прощаясь, вручил тот самый нож, подаренный принцессой, и от всего сердца пожелал удачи. Как после такого не ответить благодарностью?

И хотя умом Харо понимал, что на счету каждый час, что там, всего в трёх днях пути — Ровена, надеется и ждёт, когда он наконец придёт за ней, но поделать с собой ничего не мог. Зато впервые в жизни он принадлежал самому себе: ни масок, ни загонов, ни командиров над душой; впервые он самостоятельно принял решение, и это, надо сказать, ему чертовски понравилось. Даже потраченные впустую два дня и нескончаемое нытьё Морока не могли омрачить восторга от полной свободы. Одно дело — просто знать о ней, другое — испытать ощущение безграничного простора, зудящего желания идти вперёд, не останавливаясь; поддаться её непреодолимому зову, манящему узнать, что прячется вон за тем холмом или за вон той зубчатой скалой с крутым уступом. И, услышав этот зов, прочувствовав этот простор, Харо понял: никогда больше он не позволит кому бы то ни было снова заковать его в цепи, стальные или незримые — неважно, лучше сдохнуть!

— И какого мы здесь торчим? — простонал Морок и, сорвав травинку потолще, с кислой миной принялся её жевать. — Третий день смергу под хвост! Мы уже могли быть где-то рядом с тем городишкой… Как его там? Запамятовал.

Квивентум. Как ни странно, название Харо помнил, как и помнил жутко завывающий ветер, бушующий в одну из ночей, проведённых в таверне. Казалось, это и не ветер вовсе, а десятки вопящих в смертном ужасе глоток. Впрочем, молниеносная память — меньшее, что удивляло в последние дни, когда жар спал и уже не тянуло блевать на каждом шагу, а вот ровное течение мыслей и непривычная лёгкость в голове, точно туда пробрался сервус и выдраил мозги до блеска, не переставали поражать. Кто этот новый Сорок Восьмой и на что он способен — ещё предстояло выяснить, и неизвестность даже немного коробила. Антидот мог успешно глушить не только мысли и хист, но и приступы, вроде той самой «симультанной концентрации», а это ни фига не приятная штука. И хорошо, если такой приступ настигнет в спокойном и безопасном месте, а не в момент, когда одно неверное движение — и ты труп.

Мелкий камень стукнул о подошву сапога и отлетел в сторону.

— С тобой же разговариваю!

Харо перевёл взгляд на Морока:

— Кончай уже капать на мозги. Сказал же, мы не уйдём отсюда, пока не убьём эту тварь.

— Какую тварь, очнись! Крупнее зайца здесь ничего не водится.

— И тебя это не смущает?

Двадцать Первый задумчиво свёл косматые брови:

— А что меня должно смущать?

— Псы.

— Что — псы? Никаких псов здесь нет.

— Вот именно.

Напарник озадаченно поскрёб макушку:

— Хочешь сказать, это из-за зверюги?

Другого объяснения отсутствию хищников Харо не нашёл. Ни месмеритов, ни псов, ни воронов, а ими здесь всё кишеть должно. Старик рассказывал, как ещё до Демона в степях и днём бродить было опасно, псы то и дело нападали на пастухов, а вороны считались настоящим бедствием, но после появления бестии их всех как ветром сдуло, показывались изредка и только большими стаями — не дурные, чуют опасность.

Осталось выяснить, где именно находится гнездо твари и почему за два дня они её так и не засекли. Ни следов, ни других намёков на её присутствие тоже не обнаружилось. Бернард и сам толком не знал, где искать Серого Демона, разве что упомянул Трёхпалую скалу, будто бы там его видели чаще всего.

Трёхпалая скала нашлась быстро, спутать её с чем-то трудно: из ровной стены торчали кривые каменные столпы, побитые ветрами и дождями. Харо они напоминали три скрученные тощие фигуры, навечно застывшие на границе обитаемых земель и Мёртвых Пустошей.

Однако бестия не появилась ни вчерашним вечером, ни ночью, ни сегодняшним утром. Солнце уже стояло в зените, а степь под палящими лучами словно застыла — и травинка не шелохнётся, только неустанный стрёкот насекомых. Поиски тоже не увенчались успехом. Чтобы не терять времени, они облазили ближайшие скалы вокруг трёх каменных сморчков — ни следа. Несколько раз они наткнулись на пёсьи останки, однажды — на человечьи, но кости были старые, пожелтевшие, совсем не то, что Харо надеялся найти.

Не зная, чем себя занять, Морок принялся строить из мелких булыжников башенку. Отыскав очередной подходящий камень, он вдруг по щенячьи взвизгнул и, покопавшись в траве, направился к Харо, болтая в воздухе за хвост извивающегося скорпиона. Чёрное тельце выгибалось то в одну сторону, то в другую, пытаясь зацепиться клешнёй за руку мучителя, но тщетно — пальцы гиганта крепко сжимали жало, не оставляя ни единого шанса ни атаковать, ни вырваться.

— Гляди, что нашёл!

— На фига он тебе?

— Как это, на фига? — выпучился на него Двадцать Первый. — Ну ты и дремучий, братишка!

С этими словами он тряхнул несчастного скорпиона, одним махом откусил ему башку до самого хвоста и с блаженной улыбкой громко захрустел хитиновым панцирем. Харо в досаде потёр лицо ладонями: и с кем его только угораздило связаться!

— Фто-о?! — сочно чавкая, спросил Морок. — Это на удафу!

— Говорят, воронье дерьмо тоже удачу приносит…

— Не-е, серьёзно! — прожевав, Двадцать Первый оскалил острые зубы и принялся ковырять в них ногтем. — Один старшак в Южном Мысе перед охотой слопал такого и напал на след росомахи. И мало того, что напал, так ещё и умудрился убить! Ему потом месяц двойные порции выдавали.

— Слыхал уже я эту байку.

— И не байка это вовсе!

— Да какая, к хренам, росомаха в Туманных низинах!

— Это ещё почему? Забрела, может…

— Сам подумай, они же плавать не умеют, а из Чёрных земель можно выбраться только вброд или по мосту. И то, и другое охраняется почище королевской задницы.

Не найдя, что возразить, Морок пожал плечами и побрёл обратно к своей конструкции из булыжников, но на полпути вдруг вскинул голову и приложил руку ко лбу, защищая глаза от солнца:

— Эй, Харо, глянь-ка, что это там?

Он неохотно посмотрел в указанном направлении и, схватив лук с колчаном, резко подскочил. Что бы там ни летело, ни на что виденное им раньше оно не походило. Серая туша с длинным хвостом венчалась здоровенной треугольной головой на толстой шее, задние лапы тварь плотно прижимала к брюху, плавно взмахивая огромными кожистыми крыльями. Сделав несколько кругов над скалой, примерно в паре километров от Трёхпалой, бестия нырнула за острый уступ.

— Это он, Демон?

— Жди меня здесь, — рассеянно бросил Харо, запоминая место, где исчезла зверюга.

Морок что-то возмущённо пробулькал, но его слова ушли в пустоту. Харо уже быстрым шагом направлялся к предполагаемому гнезду, а затем перешёл на бег. Мышцы ног горели, бок, куда пырнула Альтера, нехорошо покалывал и тянул, кровь в висках пульсировала, звенело в ушах. Месяц, проведённый в койке, теперь сказывался на физической форме, да и в прошлый времени на тренировки почти не оставалось.

Спустя две трети пути ноги стали чугунными, то и дело норовя подкоситься на какой-нибудь кочке. Споткнувшись в очередной раз, Харо мысленно поклялся возобновить ежедневный выпас. До подножия скалы, над которой десять минут назад ещё кружил демон, осталось не больше сотни метров. Он перешёл на шаг, давая дыханию выровняться, потом и вовсе остановился.

Что-то здесь нешуточно напрягало. На первый взгляд скала как скала — сплошная стена, изрезанная вековыми ветрами. В метрах пяти над землёй острым шипом навис каменный выступ. Ни гнезда, ни пещеры, ни даже норы, а не заметить огромную дыру в скале или в земле он не мог. Так где же Демон?

К непрерывному стрёкоту насекомых и сухому шелесту колючей травы добавился ещё один звук — едва уловимое журчание, доносящееся со стороны скалы. Немного подкопив сил, Харо осторожно двинулся вперёд, на подозрительный шум, стараясь ступать как можно тише. Лук с наложенной стрелой он держал наготове, то и дело оглядываясь и вслушиваясь в каждый шорох, и чем ближе он подходил, тем громче становилось журчание, будто кто-то беспрерывно лил воду в переполненную бочку. А ещё через шаг в воздухе противно заскрежетало, и прямо на скальной стене, колыхаясь и искрясь, распахнулся гигантский зев прохода. Не пещера — за аркой проглядывала зелень, и в точности оттуда доносился подозрительный шум.

Харо озадаченно заморгал, мотнул головой, прогоняя наваждение, и попятился. Снова треск, и проход бесследно исчез.

— Что за нахер? — он вернулся на прежнее место, арка вновь появилась, шаг назад — треск, и опять голая стена.

Дошло не сразу — это ловушка древних, аномалия. Сталкиваться с такими штуками ему ещё не доводилось, как и всем, кого он знал. Явление редкое, не всегда безвредное, если верить слухам, но на то они и слухи, приукрасить каждый горазд. Эта же «ловушка» казалась пока безобидной, всего лишь крала у мира часть подножья, кусок степи и покосившийся ржавый столб с хорошо знакомой табличкой-предостережением — здесь нечистые земли, здесь обитает скверна. Харо усмехнулся: удачное же местечко для логова выбрал Демон! Хотя откуда зверю знать об аномалиях и скверне?

Неторопливо приблизившись к проходу, он плечом привалился к стене и осторожно заглянул внутрь. Перед ним открылся круглый пятачок земли, поросший густой зеленью и окружённый со всех сторон скалой. У дальнего края нависал широкий каменный козырёк, в его тени трава была тщательно примята, рядом аккуратными кучками белели кости, в кустарнике отблёскивало на солнце что-то металлическое.

Журчанию тоже нашлось объяснение: из трещины в камне лилась вода, образуя крохотное озерцо. У его берега, вполоборота, покачивая шипастым хвостом, устроилась бестия. Вблизи зверюга выглядела ещё крупнее. Спину покрывал ровный ряд гребней, прижатых к позвонку, конечности напоминали богомоловы — усеянные шипами от плеча до сустава, заканчивающегося здоровым острым когтем. Шкура бугристая, покрытая наростами и бородавками, серая с чёрными полосами. Опираясь на крылья и сунув голову в воду, Демон урчал от удовольствия. Он так увлёкся самолюбованием, что и не услышал ни хрустнувшей под подошвой каменной крошки, ни тихого скрипа натягиваемой тетивы.

«И это с тобой не могли справиться толпы охотников?»

Довольно оскалившись, Харо дождался привычного покалывания в руках, и когда оно перешло в нестерпимое жжение, разжал пальцы. Стрела тонко просвистела в воздухе и с глухим ударом врезалась в бок твари, отшвырнув её на несколько метров.

— Готова, — он опустил лук и шагнул в логово, раздумывая, чем бы отрезать голову, но внезапно Демон вскинул перебитое крыло с обвисшими клочьями кожи и взревел, будто стая разъярённых гиен.

Харо недоуменно застыл. Чёрт, это невозможно! Вместо того, чтобы раскурочить тушу Демона, стрела всего-то пробила крыло вместе со шкурой и, судя по белеющему осколку, раздробила ребро. Рана серьёзная, но не смертельная. От такого выстрела и месмерита, самого крупного зверя Пустошей, размазывало по стенке берлоги тонким слоем, а бестия отделалась обидной царапиной. Пока Харо приходил в себя от потрясения — впервые хист подвёл! — тварь довольно бодро поднялась на лапы и, перейдя с возмущённого рёва на угрожающий рык, ринулась на обидчика.

От неожиданно резвой атаки Харо замешкался, извлекая из колчана стрелу, но второй раз выстрелить не успел. Едва увернувшись от разинутой пасти, полной острых зубов, он крепко впечатался спиной в камень. Дыхание спёрло, кисть, сжимающую лук, пронзила боль, пальцы разжались, и оружие отлетело на несколько шагов, за арку, оказавшись прямо у лап Демона. Тот недобро оскалил зубы, будто понимая, что враг обезоружен и, к ещё пущему изумлению Харо, вильнув хвостом, отшвырнул лук вниз по склону.

«Поохотился, мать твою!»

Положение оказалось незавидное: отступать некуда — позади тупик, выход перекрыл демон, а в руках метательный нож, единственное оружие против здоровенной твари, которую даже хистом прибить не удалось.

Оба продолжали неподвижно стоять: Серый Демон изучал Харо, Харо изучал Демона. Усеянная шипами плоская голова с массивными челюстями плавно переходила в шею. Там шкура выглядела куда тоньше, значит, бить нужно прямиком в горло. Теоретически должно сработать, а если нет — он всё равно труп.

Чёрные немигающие глаза демона злобно смотрели на Харо, и в них определённо теплился разум. Не человеческий, но и не животный. Старик не приукрашивал, бестия и впрямь отличалась от обычного зверья, и сейчас она явно раздумывала, просчитывала наперёд действия врага. Ни одно животное на такое не способно, и от понимания этого по спине прошёлся мороз.

«Да что же ты такое?»

Стиснув крепче рукоять, Харо изготовился: разбежаться, нырнуть под тварь и всадить нож в глотку, как можно глубже. Никаких ошибок, движения должны быть точными, выверенными. Между ними метров пять — этого вполне достаточно, даже если бестия рванёт навстречу.

Он беззвучно выдохнул, готовясь действовать по намеченному плану, как вдруг прямо в рыло твари прилетел увесистый булыжник.

— Эй, ты, чучело крылатое! — донёсся голос Морока. — А как тебе это?

Демон резко развернул голову, но не на голос, как ожидалось, а в противоположную сторону. Глухо рыча, он неотрывно смотрел на что-то невидимое, но выяснять, на что именно, Харо не стал. Воспользовавшись удачно подвернувшимся моментом, он кинулся к твари, на полпути рухнул на землю и, царапая задницу о камни, проскользнул ровно под передние конечности зверюги.

Бестия раскусила манёвр и взбрыкнула, пытаясь вонзить в него острый нарост на сгибе крыла. Харо с трудом увернулся от первого удара, но второй пропустил. Конечность едва не проткнула плечо, рассёкши ткань рубахи вместе с кожей. Третий удар стал бы для него последним, если бы не Морок. С истошным криком размахивая мечом, напарник бросился на Демона, даже успел рубануть по уцелевшему крылу, но тут же был сметён им в один удар, и кубарем откатился в сторону, врезавшись в торчащий из земли небольшой валун.

И всё же это дало фору. Приподнявшись на колено, Харо вонзил нож в толстую жилистую шею, но не снизу, а сбоку — куда дотянулся. Демон глухо заклокотал, скрежеща зубами и разбрызгивая пузырящуюся слюну, но вместо того, чтобы отступить, вдруг навалился на Харо и, сбив с ног, раскрыл пасть, готовясь вгрызться в лицо.

Вцепившись в шипы на морде, он из последних сил не позволял зубам Демона сомкнуться. Руки дрожали от напряжения, бестия напирала с неистовой силой. Сдерживать долго её не получится — несколько секунд, может, десяток, и отправится он в последний путь до Земель. От осознания неминуемой гибели вместо страха Харо вдруг ощутил сильнейшую ярость и оттого, что так оплошал, понадеявшись на свой бесполезный хист, и оттого, что ничего не сделал с мразями, измывавшимися над принцессой, и за клеймо, и за своё уродство, и даже оттого, что появился на свет, только потому что пара недоумков случайно заделала его в грязном углу загона. И вся эта ярость хлынула таким нестерпимым жаром, обжигая нутро, что, пожалуй, он и не почувствует, когда зубы демона начнут рвать его плоть в клочья.

Из разинутой пасти пахнуло затхлым дыханием, клыки почти касались его лица. Зарычав похлеще бестии, Харо с досады, уже ни на что не надеясь, всадил кулак в ненавистную морду — просто так, по старой привычке не сдаваться до последнего. Громко хрустнуло, глаза заволокло мерцающей чёрной марью; боли не было, только горячая липкая кровь, струящаяся по коже. На тело навалилась ноющая тяжесть, дышать стало невозможно, точно на грудь бросили здоровенный камень. Обессиленный, с трудом дыша, Харо никак не мог понять, кто кого добил — он Демона или Демон его, но судя по гудящей голове, так и норовившей расколоться на части, он всё ещё жив.

— Вот это бенекомеда! — послышался восхищённый возглас Двадцать Первого.

Харо разлепил сначала один глаз, потом другой. На месте, где когда-то была голова Демона, среди обвисших бурых ошмётков и пульсирующих струй крови торчал кусок позвонка, Морок же с радостной рожей разглядывал обмякшее крыло.

— В жизни ничего подобного не видел! А как ты его одним ударом!..

Харо упёрся руками в склизкое крошево и попытался высвободиться. Заметив его потуги, напарник навалился сбоку, и, наконец, туша поддалась.

— Тяжёлый, гад! — Морок глянул на Харо и издал звук, будто его вот-вот вырвет. — У тебя вся рожа в его мозгах!

Харо продолжал неподвижно лежать, решив, что отдых он уж точно заслужил. Постояв недолго, Двадцать Первый шлёпнулся рядом и гоготнул:

— Славно поохотились!

— Как ты меня нашёл?

— Ты про аномалию? Крутая штука, правда? А так-то эта пакость на всю округу верещала, её только бы глухой не услышал.

— Хорошо, что ты пришёл, — признаваться не хотелось, но Морок неплохо подсобил.

— Да ты и сам прекрасно справился, — друг ткнул его в плечо. — Я прям дар речи потерял, когда вокруг тебя всё замерцало. Как это у тебя получилось?

— Антидот, — удар он усиливал и раньше, но чтоб взрывать бошки, будто спелые тыквы — даже не верилось, что он на такое способен. Выходит, не такой уж у него и бесполезный хист, научиться бы ещё им управлять.

Получается, их всех безжалостно травят только из страха потерять над ними контроль? Когда впервые принцесса рассказала об антидоте, Харо не воспринял её всерьёз, да и она сама, кажется, не до конца понимала всю опасность «лекарства», которым так настойчиво пичкают осквернённых с шестнадцати лет и до конца их дней. Мало свободным издеваться над ними, так ещё жизни им укорачивают и мозги в кашу превращают.

Внутри снова заклокотала ярость, не столь беспощадная, но не менее болезненная, и если ещё несколько часов назад Харо сомневался, стоит ли возвращаться за головой магистра после того, как они вызволят Ровену, то теперь точно знал, что иначе поступить не сможет. Пусть ему не под силу уничтожить Легион, но он просто обязан покарать хотя бы одну гнусную мразь, заслуживающую самую мучительную смерть.