От орденских планок, лент и эполет просто рябило в глазах — предстоящее вполне рядовое мероприятие в общем-то, оказалось превращено в настоящее зрелище с небывалым ажиотажем. Среди прочих лицезреть показательные, проводимые специально для курсантов боярской стражи командно-штабные учения изволили командующие Оренбургским и Туркестанским военными округами, кроме того нам представили несколько генералов из столичного комитета по обороне. Полководцев и чинов уровнем вообще никто не считал, а на втором — дальнем кругу небольших трибун, собрался весь сколь-нибудь значимый чиновничий бомонд Орска.
Расположившись в группе остальных участников, я чувствовал настоящий мандраж, меня ощутимо потряхивало. Одно дело речи с трибуны говорить — ума большого не нужно, мне любую тему дай, легко импровизацией задвину перед любой аудиторией. Сейчас же ситуация иная — мне нужно будет показать знания и умения. Но с этим проблемы, потому что ни знаний, ни умений у меня просто нет.
Страшила не только возможность опозориться перед собравшимися высокими чинами — я эту долю уверенно с великим князем разделю, инициатором моего назначения в Академию. И это значит, что мой позор — если он будет, высокие чины на своем уровне просто уверенно не заметят, сделав вид что и не было ничего. Больше я был озабочен тем, что могу опустить свой рейтинг мастера военного дела перед своими курсантами. Сейчас меня слушают и внимают, но кто знает, в какой ад может превратиться мое кураторство, если у них на глазах покажу, что в военном деле я абсолютный ноль, пустышка?
Пока я, изображая статую рефлексировал, остальные вармастера Академии расслабленно переговаривались и шутили друг с другом в ожидании предстоящего соревнования. Может быть кто-то из них, учитывая уровень присутствующих зрителей и волновался, как и я умело скрывая сей факт, вот только у них есть хотя бы элементарные знания.
Всю предварительную официальную часть я пропустил-прослушал, накручивая себя и едва не прощелкал начало собственно тактической игры. Руководителем командно-штабного учения, открывающего серию мероприятий военно-тактических игр Академии Скобелева, являлся приглашенный начальник Академии Орска — тот самый, который спрашивал у великого князя нет ли у него еще таких вармастеров как я, после моей речи на награждении. Именно он сейчас излагал замысел и диспозицию.
По условиям и замыслу театр боевых действий располагался на европейской равнине. Начало лета, стратегическая операция фронтового масштаба, локальное сражение «синих» и «зеленых». «Синими» — ведущими наступление с запада, командовал сам Остерман, «зелеными» — обороняющимися на востоке, начальник Первой ступени С. С. Скуратов. Услышав это, я вздохнул с облегчением — думаю, с наступлением для меня все было бы сложнее. Наивный.
После пожеланий успехов друг другу, мы с коллегами вармастерами разошлись по сторонам. Остерман и три полковника со старших курсов отправились на западный край карты-макета, я же в компании с черным боярином Скуратовым и другим двумя другими полковниками-кураторами Первой ступени на восток. Вся троица от меня показательно дистанцировалась, отчего я почувствовал себя еще более неуютно. В общем, молодым везде у нас дорога, молодым везде у нас почет — как есть. Впрочем, дистанция между ними и мной оказалась не так заметна, потому что к нашей группе уже подошли вармастера Академии Орска, выполняющие роль офицеров-посредников.
Большой макет карты в центре зала к этому моменту уже заиграл яркими красками, оживая. Масштаб уменьшился, открывая панорамный вид на равнину, на которой сейчас загорелись синие и зеленые топографические обозначения — оборонительные рубежи и расположение войск, от которых поползли по местности, удлиняясь и разбегаясь в стороны сначала синие стрелочки атакующих, потом более тонкие, показывающие отступление зеленых. Происходящее на макете — тоже демонстрация умений, организованная курсантами из Орска, сейчас показывающих свой уровень владения силой, годной не только на разрушение, но и на создание такой живой картинки.
Демонстрация сопровождалась комментариями начальника Академии Орска, как руководителя учения. По озвучиваемой им легенде группа армий противника перешла в наступление по всему фронту, но основной удар пришелся на стыке двух «зеленых» армейских корпусов. На карте мы все сейчас наблюдали, как гвардейская дивизия противника, смяв позиции двух наших полков из соседнего корпуса, успешно прорвала оборону и двигается вперед. Как раз сейчас дивизия «синих», обозначенная уверенными движениями стрелок, стремительно продвигалась к важной переправе через реку Широкая, почти не замечая пытающиеся остановить прорыв разрозненных отрядов.
На удивление, я пока понимал все происходящее. Начальник Академии Орска говорил все доступно, и трехмерная картина действий хорошо вырисовывалась у меня в восприятии — вопреки ожиданиям пока я вовсе не стоял как баран перед закрытыми воротами, не понимая где я и зачем собственно сюда пришел.
Ну да все еще впереди — мелькнула неприятная мысль.
«Синие» между тем стремились к большому успеху — подтягивая резервы для развития наступления. Захват переправы давал им возможность выйти на оперативный простор, что грозило катастрофой для всего фронта «зеленых». Ситуация становилась критической — во что бы то ни стало нужно было задержать наступление и выиграть время. К месту прорыва было отправлено сразу несколько подразделений, в том числе наша стрелковая бригада, эшелоны с которой пока «приближались» к месту событий за пределами карты. Первой же перед наступающим противником оказалась кавалерийская дивизия — мобильный резерв одного из армейских корпусов «зеленых», на стыке которых и рухнула оборона.
Масштаб местности в этот момент увеличился, а топографические обозначения превратились в реалистичные картинки — как в компьютерной стратегии. Удивительная картина — над равниной даже облака плывут, в воздухе миниатюрные дирижабли парят, передвигаются по дорогам подразделения, над которыми горят условные обозначения синего и зеленого цвета.
Благодаря подробно излагающему легенду руководителю учения я по-прежнему все отлично понимал. И все больше погружаясь в происходящее наблюдал, как кавалерийская дивизия самоубийственно пытается заткнуть дыру. Практически вживую вместе с остальными зрителями я видел — пусть и в миниатюре, как драгунский полк на рысях выходит во фланг превосходящему противнику и спешившись, связывает его боем при поддержке конно-артиллерийских батарей дивизии. В это же время на другом участке прорыва казачий и уланских полки дивизии атаковали конным строем, буквально сметая частично захваченную врасплох на марше пехоту.
С появлением в военном деле пулеметов кавалерийские накаты на обученную пехоту обречены на неудачу. Так что неудивительно, что после потери эффекта неожиданности для пойманного на марше противника, кавалерийская атака захлебнулась. Эскадроны первой линии потеряли более половины состава, но конница несмотря на плотный огонь все же прошла сквозь боевые порядки наступающих, добравшись до артиллерийских дивизионов. Не знаменитая атака британской Легкой бригады*, конечно, здесь в гибели почти половины бригады все же был смысл — он отсрочил для «зеленых» катастрофу фронтового масштаба, давая время разрозненным отступающим частям перегруппироваться. И легенда замысла учений предполагала, что в неизвестный пока момент какие-то из участвующих в этих боях подразделений еще будут влиять на происходящее.
Как раз в этот момент действие на большом макете остановилось. Оказалось, что самолетами противника выведены из строя два дирижабля «зеленых», заставив остальные корабли воздушной группировки отступить — так что оперативная картина потерялась, местность полностью погрузилась в туман войны. Для нашей группы реально погрузился — нас накрыла туманная полусфера, отделяя от зрителей и моментально приглушив все звуки.
Большой макет с картой местности взгляду стал недоступен, остался только отдельный стол с уменьшенным вариантом, на котором отображалась общая картина на момент остановки. Масштаб еще более увеличился, скрывая большую часть сражающихся подразделений — оставляя вне зоны видимости пытающеюся остановить наступление полки кавалерийской дивизии и отступающие части. В зоне видимости теперь осталась только местность, в которой действовать будем мы.
Эшелоны с нашей бригадой уже прибыли на место событий — два из них, с первым и вторым полками бригады сейчас выгружались на железнодорожной станции городка Узловая, за которым расположился путь к переправам через реку Широкую.
Вместе с нами под полусферой сокрытия осталось несколько офицеров-посредников, один из которых сейчас проговорил, что по данным разведки, со стороны противника в нашу сторону выдвигается совершенно равная по составу стрелковая бригада. Вот тут-то глядя на карту я и понял, что «оборонительный сценарий» вещь довольно условная — невидимый пока противник наступал с господствующих высот, а мы остановить его должны были, не имея никаких подготовленных позиций.
Сюрпризы на этом не закончились. На станции городка выгружались два полка бригады, а эшелон с моим остановился в чистом поле. Действовать мне предстояло в отрыве от основных сил безо всякой поддержки бригадной артиллерии, но и на этом приятное не закончилось. Только что как часть вводной я услышал, что полк мой оказывается резервный — как понимаю аналог кадрированных частей советской армии, когда на полный штат офицеров строевой состав рядовых бойцов часто не достигал и тридцати процентов, в военное время заполняясь из числа мобилизованных. Кроме того, раскрывая детали офицер-посредник сообщил, что подготовленных и обученных кадровых бойцов совсем недавно у меня был только один батальон, на основе двух рот которого и развернули еще два резервных, превращая подразделение в третий полк бригады. Из хороших новостей — в полку у меня было аж три пулеметные команды — в каждой по восемь станковых пулеметов и почти под сотню бойцов каждая.
Ну вот и все, началось. Мои батальоны один за другим вытягивались по узкой грунтовой дороге в походный порядок — приказ командира бригады С. С. Скуратова предписывал мне занять оборону на участке местности между реками Узкая и Тонкая, за которой расположилось болото Глубокое. После чего, опираясь на деревни Владимировка и Морозовка (юмор условных названий я оценил), взять под контроль две ведущие в сторону узловой станции дороги, не допустив продвижения по ним моторизованных частей противника.
Сразу после получения приказа Скуратова меня отвели к соседнему столу, накрыв отдельной полусферой пелены сокрытия. Теперь я остался совершенно один, если не считать приставленного ко мне офицера-посредника. Смутные силуэты зрителей сквозь полусферу маячили на фоне, но я старался не обращать на них внимания. Вот им отлично там — смотрят как будто покерный турнир, зная карты всех участников. Я же теперь вообще ничего не вижу, кроме небольшого освещенного участка карты и приближающегося в мою сторону большого…
— П-п-пу, — выдал я негромко оценку происходящего, стараясь не думать о грустном.
Наблюдая как мой полк движется вперед по карте, я радовался, что командно-штабное учение проходит на таком уровне управления войсками. Организация пешего марша — когда полковая колонна может растянуться и на десять километров, целое искусство. Если бы от меня требовалось знание деталей, вверенное мне подразделение моментально превратилось бы в толпу. А так — на уменьшенном макете карты батальоны бодро шагали в стороны выбранных мною позиций, соблюдая идеальный порядок движения.
Приказ командира бригады загонял меня почти на самый край карты, слева ограниченной болотом Глубокое. Время учений шло в ускоренном режиме и там — на макете карты, постепенно близился вечер. Мои батальоны, прошагав с обеда больше двадцати километров, словно расправленная ладонь уже растягивались на местности, занимая деревни и окапываясь на назначенных уже лично мною позициях.
Веселье скорее всего начнется с рассветом, и скорее всего по плану должно быстро закончиться. Противником командует сам Остерман и кажется мне, что впереди определенно не только выставочный, но и договорной матч. Скорее всего, наша бригада должна потерпеть почетное поражение из-за меня, чей полк окажется слабым звеном — я об этом подумал едва услышав, что он «резервный», развернутый совсем недавно.
Лихорадочно глядя на карту, я пытался понять, что вообще делать. Очень хорошо, что макет показывал и высоты — на бумажной карте я скорее всего просто бы не сориентировался. Но с выраженным рельефом картина становится более-менее понятна, поэтому вся полковая команда разведчиков в полном составе — девять десятков бойцов, усиленные двумя взводами пулеметчиков, уходили дальше вперед, в ночь. Замысел мой состоял в том, что широкой дуге они должны обойти и выйти с тыла к гряде холмов, находящихся километрах в семи-восьми от наших позиций. Как по мне — идеальное место для расположения полевых батарей, которые с рассветом начнут равнять мои позиции с землей. И если прикидывать расстояния с другого края карты, противник скорее всего уже там, поэтому команда разведчиков и двинулась в обход по полям и лесам.
Когда я озвучил время выхода разведчиков на позиции, посредник не согласился, прибавив два часа. После безуспешных попыток доказать, что расчетное время выхода к предполагаемым позициям артиллерии — приемлемое, я рискнул воспользоваться правом вызвать руководителя учения и сейчас апеллировал к нему:
— В рамках подготовки к военно-тактическим играм вместе со своими курсантами каждое утро я бегаю по пять-восемь километров, периодически мы играем в футбол или в иные игры, когда они группами по шесть человек с бревнами на плечах пытаются меня поймать, например. Если, имея ограниченные возможности, я боярское сословие не обделяю вниманием в вопросах физической подготовки, то уж полковая команда разведчиков и пулеметчиков — заполненные по штату, будут у меня гораздо более подготовленными. Так что я озвучиваю время еще по верхней планке ожиданий, в реальности они дойдут быстрее.
— Принимаю, — согласился со мной руководитель учений, кивнув посреднику. — Только учтите, что некоторые из событий командно-штабной игры будут повторяться на местности в полевых выходах, и возможно вам придется этот ночной рейд повторить.
Прелестно — только что купил возможность своим курсантом ночью по лесу с пулеметами на плечах побегать. Начальник Академии Орска уже собрался было уходить, но я его задержал.
— Кроме того, в команде разведчиков или пулеметчиков у меня обязательно будет хотя бы один настоящий артиллерист, — не стал я упускать возможности, чтобы потом поздно не стало.
— Что есть настоящий артиллерист? — сразу же последовал вопрос.
— Н-ну… — я не сразу нашелся, что ответить. Хотел сказать, что этот тот, кто хотя бы с прибором управления артиллерийским огнем умеет обращаться, но как назло звучное название прибора исчезло в этот момент из оперативной памяти. Время на ответ уходило стремительно, так что с языка сорвалось нечто иное: — Стрелять любит, но боится, поправки считает быстро, но неправильно, пьет много, но с отвращением и всегда залпом.
— Допустим, — подкручивая ус чтобы скрыть улыбку, снова согласился со мной руководитель учения. — Цель прикрепления к группе разведки настоящего артиллериста?
Буссоль этот прибор управления огнем называется, вдруг вспомнил я. Вовремя, как обычно.
— Если мое предположение верно, то на этих холмах будет располагаться как минимум одна батарея противника. Укрывшись в лесах вот здесь, мои разведчики должны будут наблюдать и если…
— При любой батарее всегда состоит специалист, как правило из недоучившихся бояр, способный обнаружить укрывшегося от взглядов неприятеля, — оборвал меня посредник.
Ходячий тепловизор что ли? Вот это сюрприз, и что теперь делать? Как часто бывает, решение пришло спонтанно и довольно стройное.
— Вы же присутствовали на церемонии вручения наград, когда я получил золотое оружие, — обратился я к начальнику Академии Орска. — А получил я его наградой потому, что в момент совершения подвига у меня был с собой незарегистрированный карабин системы Каркано М91, доработанный для владеющих силой. Оружие это взяли трофеем дозорные с банды сталкеров, а я его купил нелегально по случаю. Я это к тому, что если даже простые контрабандисты позволяют себе владеть такими вещами, то уж полковую команду я смогу обеспечить артефактами, обеспечивающими сокрытие под взглядом приставленного к артиллеристам даже опытного боярина-разведчика.
— Принимаю, — снова согласился руководитель учения.
— После того, как окажутся на позиции, разведчики должны выйти со мной на связь…
— С наступлением темноты противник получает возможность включать искажение эфира, в результате чего отсутствует и радиосвязь, и магическое оповещение, — очень вовремя сообщил мне посредник.
Интересно, почему я раньше об этом не знал? Наверное потому, что я вообще много чего не знаю — тут же ответил сам себе.
— … Значит, разведчики должны либо выйти со мной на связь, либо же, при отсутствии такой возможности, обнаруженную батарею — если она там будет, захватить. Атаки с тыла противник вряд ли ожидает, охранение скорее всего будет в малом количестве. Настоящий артиллерист в составе отряда разведки нужен, чтобы обеспечить ведения огня по боевым порядкам противника. Если удержать батарею не удастся, значит необходимо вывести из строя орудия и отходить к основным силам. Да, если получится удержать позицию, приказ мой будет включать распоряжение часть орудий установить для стрельбы по аэропланам и развернуть на запад.
Про самолеты как-то спонтанно сказанул — вспомнив упоминание о том, что эскадрильи противника нашу группировку воздушной разведки отогнали. Высоко здесь самолеты пока не летают, быстро тоже, так что поднятые в небо полевые пушки вполне себе могут вести эффективный зенитный огонь.
В ответ на мою последнюю фразу начальник Академии Орска только поднял брови, после чего кивнул нам с посредником и удалился. Когда он выходил из-под пелены я на миг увидел зрителей, смотрящих в нашу сторону и активно обсуждающих мои столь долгие и неслышные им переговоры с руководителем учения. Остановленное на общей карте время снова пошло и мои разведчики, усиленные двумя взводами пулеметчиков — без станковых максимов, с трубами ручных льюисов на плечах, ушли вперед скорым маршем, исчезая в тумане войны.
Еще несколько моих решений не обошлось без разборок с офицером-посредником, и два раза ко мне снова подходил сам руководитель учения. Очень хорошо, что я сумел его впечатлить недавней речью — в иной ситуации мои действия скорее всего были бы отменены посредником или им как невозможные.
Батальоны мои заняли намеченные позиции и всю ночь окапывались, к рассвету наладив аэроразведку. Именно по ней тоже пришлось получать одобрение главного — в этот раз я уже апеллировал к тому, что как офицер молодой и амбициозный, стремлюсь сделать свой батальон лучшим, видя в нем ступеньку ведущей в столицу карьерной лестницы. Поэтому гоняю не только разведку, но и урезанный штатный состав, путем различных махинаций с полковой казной и нужными знакомствами заманив к себе в резервный полк бояр повелителей зверей.
При этом аргументе начальник академии Орска посмотрел на меня с нескрываемым интересом. Да и действительно, что-то я погорячился: почти открытым текстом только что сказал, что буду использовать открывающиеся на месте командира резервного полка коррупционные возможности для усиления боевых качеств вверенного мне подразделения. Думаю, подобное начальник академии слышал в своей жизни впервые и очень удивился моей наглости.
В общем, повелителей зверей мне согласовали, правда всего двух. Третьего, которого пытался постфактум «отправить» с разведчиками в рейд мне зарубили, мол у меня все же резервный полк, а не столичная гвардейская часть, так что губу пришлось закатать обратно. Но все же несколько отделений из команды связи сейчас обеспечивали мне обзор далеко вперед от занятых позиций, наблюдая за округой глазами ворон и голубей с высоты птичьего полета. В итоге выдвигающиеся в мою сторону колонны «синих» были обнаружены задолго до рассвета, и я успел организовать сразу нескольких успешных засад, что сбило темп у противника, который выходил на меня превосходящими силами.
С рассветом практически по всей линии спешно оборудованных укреплений завязались бои. К моменту восхода солнца появилась связь — и я смог доложить Скуратову, что на меня идет серьезный накат. Получил приказ держаться во что бы то ни стало — ну кто бы сомневался.
Теперь я с кристальной ясностью понял план договорного матча: мои резервные и слабо подготовленные батальоны уже должны были побежать, из-за чего наша бригада потерпела бы поражение. Все молодцы — сражались как львы с тиграми, только я картину испортил, ну вы понимаете, мальчишка на месте вармастера — насмешка, и так далее и тому подобное.
Подтверждая догадку, по позициям моего полка начала активно работать артиллерия. Другое дело, что как начала, так и замолкла — мои разведчики, которых я сейчас не видел, захватили сразу две батареи и вышли на связь. Об этом мне сообщил сам руководитель учения, довольно подкручивая ус — похоже, он за меня болел. Ну или желал по-дружески насолить Остерману как коллеге, не знаю. В общем сейчас, в очередной раз зайдя под пелену сокрытия, он довел до моего сведения, что «настоящий артиллерист» вместе с полковой командой разведчиков стремительной атакой с тыла захватил сразу две батареи трехдюймовок — шестнадцать 76-мм полевых пушек. Волей оценочного суждения посредников к бою было приведено всего четыре оружия — на сколько хватило расчетов после организации обороны позиций, еще четыре орудия были развернуты на запад и установлены на земляных накатах, глядя в небо под большим углом.
Разведчики получили приказ перенести огонь по атакующему меня противнику, в случае атаки держаться — не зря у них два взвода пулеметчиков, упакованные ручными льюисами, тем более что местность к обороне располагает. Приказ я передал довольно стандартный: пулеметным командам огонь не открывать до последнего скрывая боевые возможности, потом по мере уничтожения первой волны атакующих обороняться от наступающей пехоты ведя артиллерийский огонь на рикошетах. Про этот метод выкашивать вражескую пехоту в чистом поле даже я знал, как человек далекий от военного искусства.
Все, про захвативших батареи разведчиков я забыл, сосредоточивших на своих основных силах — быстро уничтожаемых. Поддержка от нескольких захваченных орудий погоды не сделала, тем более огонь был неточным. Если мои позиции на удалении восьми километров батареи хорошо утюжили, успев уничтожить до роты — у противника была и связь, и корректировщики на местности, то вот у моего настоящего артиллериста такого уже не получалось. С расстояния три-четыре километра разрывов 76-мм снарядов не видно, тем более разрывов взрывающихся в воздухе гранат — как здесь шрапнельные снаряды называли, а курсирующие между моими позициями туда-сюда пара птиц с записками поправок — как эрзац решение, сильно не помогло.
Тем не менее, когда снаряды перестали рваться на моих позициях, ситуация стала полегче. Но нерадостной, потому что в атаку на мои батальоны шли регулярные, не резервные части, еще и превосходящим количеством. Несколько рот уже лишились более половины бойцов, одна побежала и была полностью рассеяна пулеметным огнем. На плечах бегущих противник зашел в деревню Морозовка — куда у меня вместо резерва затыкать дыру отправилась вся нестроевая рота и полковые музыканты, вместе с частью младших офицеров штаба.
Ко мне вновь пришел руководитель учений, ему явно была интересна моя реакция на происходящее. Я как раз через посредника докладывал Скуратову, что положение критическое и просил разрешение отступить, сообщая что через пару часов мой полк просто перестанет существовать. В ответ получил традиционный приказ держаться — и возникло желание прямо сейчас набить кому-то морду. Пусть «условно», но на краю болота сейчас погибало почти две тысячи бойцов.
События здесь, перед картой-макетом местности укладывались в минуты, а по хронометражу учений время уже далеко за обед перевалило. Я буквально до крови искусал себе все губы, еще несколько раз оспаривал решения посредника, для чего вновь требовалось веское слово руководителя учения.
К полудню — реальному полудню, и к пяти часам дня на карте, мой полк фактически перестал существовать. Потери — больше полутора тысяч, в живых осталось меньше четырех сотен бойцов. И то несколько обескровленных рот второго батальона спаслись только потому, что уходили по болотам — противник просто не стал их преследовать, скорым маршем уходя вперед, к переправе.
Одна рота первого и почти весь третий батальон вместе с последним резервом погибли в боях за Морозовку, а я — вместе с остатками своего первого батальона и со всем штабом попал в плен в деревне Владимировка. Хорошо хоть перед этим догадался — буквально озарением, отправить специальный отряд в лес закопать знамя полка, чтобы противнику не досталось.
На этом участие в командно-штабных учениях для меня закончилось, дальше мне предполагалась только роль зрителя. На месте «сбитых летчиков», в отдельном секторе трибун, я оказался первым, что настроения мне не добавило. И только отсюда смог увидеть общую картину боя. Потрепанные и измотанные боями с моим полком батальоны противника с марша вступили в бой со свежими подразделениями нашей бригады у железнодорожной станции, завязались бои за выход к переправе. И в этот момент случился перелом — когда в дело вступили обещанные неучтенные факторы.
Как оказалось, когда мой полк переставал существовать, с «нашей» стороны в разных местах карты в бой вступили несколько эскадронов кавалерийской бригады. Причем волей руководителя учения среди них оказались остатки артиллерийского дивизиона. Того самого, поддерживающего атаку спешенного драгунского полка, и потерявшего свою артиллерию — обрезавшего постромки орудий и уходивших от противника верхами. Когда они вышли на позиции нашей бригады, Скуратов отдал приказ им выдвигаться в сторону моих разведчиков, захвативших батареи противника. Так что в тот момент, когда я оказался в загоне проигравших, стрельбу вели уже десять орудий из шестнадцати, с расчетами пусть из «ненастоящих» — сказано было явно для меня, но умелых артиллеристов, а мои полковые разведчики все были заняты в обороне позиций. И атака отправленного для возврата своей полевой артиллерии целого батальона «синих» захлебнулась — стрельба на рикошетах в чистом поле дело страшное.
Козырь же для «синих» заключался в двух эскадрильях, которые едва появившись, были отправлены для бомбардировки захваченных батарей, ставших настоящей занозой для противника. Мне очень понравилось лицо Остермана, когда руководитель учения сообщил, что задача не выполнена из-за плотного заградительного огня. Который стал возможен благодаря командиру третьего полка Владимиру Морозову — не обошлось без театрального жеста в мою сторону, еще «вчера» при постановке задачи распорядившегося заранее развернуть часть орудий на запад и установить в позицию для стрельбы по аэропланам.
Совсем скоро ко мне присоединился следующий выбывший один из двух полковников, уничтоживших мое подразделение. Подойдя ближе, он неожиданно он протянул мне руку.
— Мое почтение, — как мне показалось, довольно искренне произнес он.
Вскоре к нам присоединилось еще два полковника-вармастера, а чуть погодя командно-штабные учения закончились. Наши потери превосходили потери «синих», но прорыв был остановлен, а подошедшие подкрепления купировали опасность выхода группировки противника на оперативный простор. Пусть по соотношению потерь это была Пиррова победа, но именно наша Первая ступень победила в командно-штабных учениях, выполнив задачу и не допустив обрушения фронта.
Я чувствовал себя выжатым как лимон — сказывалось невероятное напряжение, я ведь стоя перед картой как канатоходец себя ощущал, словно на краю пропасти. Один неверный шаг, и все — падение в пучину позора. Только сейчас напряжение понемногу отступало — даже скулы начало сводить, так сильно я до этого зубы сжимал. Кроме того, в голове не укладывались цифры потерь, пусть они и десять раз условные. Война больших батальонов — страшное дело, за два дня на небольшом участке фронта людей положили больше, чем все потери СССР за десять лет в Афганистане.
Кроме того, я прекрасно понимал, что счет на табло. Игра забудется вместе с деталями, а результат останется: начальник Первой ступени С. С. Скуратов выиграл командно-штабные учения даже несмотря на то, что вармастер боярин Владимир Морозов попал в плен, положив практически весь свой полк. И уверен, что Остерман меня, как единственного по итогу учений захваченного в плен, в ближайшим будущем просто с дерьмом смешает. Если шутки про «два девственно-чистых ствола» так успешно эксплуатировались, то истории про плененного полковника уже маячат на горизонте. Вот и он как раз, легок на помине — поднялся я, увидев, что ко мне подошел начальник Академии Скобелева.
— Владимир, — обратился он ко мне Остерман под взглядами остальных мастеров военного дела академии.
— Ваше превосходительство, — поднялся я, чувствуя себя полностью опустошенным, и глядя на Остермана чуть ли не с ненавистью, понимая всю суть его иезуитских планов. Интересно, если я ему сейчас втащу, это будет очень большой скандал, или просто большой?
— В сложившихся условиях по логике событий я не видел ни единого варианта, в котором мог проиграть. Вы же мне этот вариант отлично продемонстрировали, благодарю за науку, — невозмутимо произнес Остерман, после чего протянул мне руку для рукопожатия. Потом кивнул прощаясь и развернувшись на каблуках двинулся прочь.
Это он что только что сделал, так похвалил меня что ли?
Чуть погодя ко мне — не скрывая удовлетворения, подошел руководитель учения, душевно поздравив. Так, не хочу лелеять лишнюю надежду, но похоже, что я не совсем обделался в этой истории, похоже даже с прибылью вышел. Среди тех, кто подходил ко мне поздравить, была и Мария. Она буквально повисла на плече, затараторив очередью впечатлений, в которые я даже не вслушивался, от ушедшего напряжения аж в ушах звенело. Великая княжна, похоже, мое выступление искренне считала своей победой — полагаю, у нее не обошлось без пари и в этом случае.
На выходе же из зала меня встретила профессор Селиверстова. Вот от нее ни почтения, ни поздравления, ни теплого взгляда — смотрит на меня находясь в облике Снежной королевы.
— Владимир, пойдемте уже наконец, — да и ледяной тон ничего хорошего не предвещал.
— Куда пойдем, простите?
У меня сейчас мысли были только о том, чтобы побыть наедине с собой, и никакого продолжения и никуда ходить я совершенно не хотел.
— Вы не забыли, что нам нужно готовится к настоящим играм?
Если честно, сегодня об этом вообще как-то не думал. Профессор это заметила — неодобрительно покачав головой, она уже развернулась и деятельно пошагала вперед, явно ожидая что я последую за ней.