На машине — это было грязное старое такси, которое Хоппер поймала возле парка, — путешествие оказалось коротким. Дэвид дал ей адрес, поскольку она настояла на раздельной поездке. Идея, впрочем, представлялась параноидальной даже ей самой: никого из своих преследователей за весь день она так и не заметила. Возможно, влияние брата чего-то да стоит.
Жаль, что они с Марком никогда не были близки, размышляла по пути Элен. Даже будучи лишенными матери подростками, постоянно переезжающими от отца к тетке и обратно, они скорее приходились друг другу попутчиками, нежели родными братом и сестрой. Делились они между собой мало чем, а интересы их практически не пересекались.
Интересно, какой она представляется Марку теперь. Блудной сестрой, которую еще и приходится вызволять из полицейских участков, да и на избиение скорее всего она сама напросилась? Он всегда был послушным до мозга костей.
Такси начало притормаживать. Вот и старый Доклендс. Упадок здесь ощущался сильнее, нежели в центре, не говоря уж о полном отсутствии брикстонского уюта. Улицы заполняли однообразные низкие здания, в основном складские. Заполнявший салон едкий запах гудрона постепенно вытеснила вонь речного ила — либо запекавшегося на солнце, либо размягчаемого сточными водами нижней Темзы.
Хоппер прибыла на место первой. На севере маячила высокая башня, редкость в этой части города — недостроенный небоскреб. Но сооружение оставили лишь строители — одеяла и флажки на каждом этаже свидетельствовали о наличии жильцов. Трущобы, устремленные к небу. Элен живо представила себе интерьеры здания: утопающие в грязи лестничные пролеты, разделенные пластиковыми щитами бетонные клетушки, ухудшающиеся с каждым этажом условия. Самые бедные, несомненно, обитают наверху: ныне в любом месте первые этажи занимают люди побогаче, а уж прохладой и темнотой подвалов наслаждаются самые состоятельные.
На улице послышались шаги: подоспел Дэвид. В этой части города стояла непривычная тишина.
— Это и есть нужное нам место?
— Нет, адрес я дал только для такси. Тут недалеко, — он развернулся и двинулся дальше.
Они прошли несколько сотен метров от главной дороги в сторону реки. По мере приближения к воде редкие машины и вовсе пропали. А ведь некогда здесь бурлила портовая жизнь. Теперь же вверх по пустующей реке медленно продвигалось всего несколько барж под скандинавскими флагами, да и те с весьма скудным грузом.
Ниже по течению виднелся увязший в иле грузовой корабль с палубами, заставленными вскрытыми контейнерами. Когда-то это судно построили для многолюдного мира, мира с оживленными морскими путями, — и вот теперь оно стояло здесь мертвым островом ржавчины. Хоппер вновь вспомнила о принесенном к платформе баркасе и трупах на его борту. И в который раз задумалась, откуда же бежали его пассажиры. Какой скверной должна быть жизнь на юге, если люди рискнули отправиться в путь на подобном корыте! Она нашарила в кармане детский амулет, который перед выходом из дома сунула в куртку. Несмотря на жару, на ощупь вещица была холодной.
Улицы в районе оказались практически безлюдными. Хоппер это несколько нервировало и в то же время доставляло удовольствие: наконец-то можно было хоть немного отдохнуть от толп голодных чужаков, заполонивших центр Лондона.
— Так куда мы идем?
— Встретиться с тем, кто сумеет нам помочь, — Дэвид указал рукой направо, в сторону высокой железной калитки, закрывающей проход между двумя домами, и они перешли дорогу.
Место выглядело основательно укрепленным: калитка была сделана из толстого металлического листа, щель между ней и бетонной балкой сверху заложена колючей проволокой. Рядом со входом располагался пульт с кнопками. Дэвид нажал одну.
Через пару секунд раздался женский голос:
— Музей.
— Доброе утро. Я на краткую экскурсию.
— У вас есть абонемент?
— Да. Дэвид Гэмбл, — он помахал перед небольшой камерой на стене, которую Хоппер только сейчас и заметила.
Щелкнул невидимый замок, и Дэвид толкнул калитку. За ней между старых кирпичных стен метров на тридцать тянулся темный проулок, выводивший во внутренний двор. Рядом со входом висела фанерка с накарябанным предупреждением: «Закрой калитку, а не то скормим Салли».
Они двинулись по проулку, и Хоппер поинтересовалась:
— Кто такая Салли?
— Кто-кто? — Дэвиду понадобилось несколько секунд, чтобы понять смысл ее вопроса. — Ах, Салли! Да собака. Только она умерла несколько лет назад. Это был безобидный старый лабрадор.
— Что это за место, Дэвид?
— Увидишь, — прозвенел его голос.
От волнения ему сдавило горло, заметила Элен, и на какое-то мгновение ее захлестнула волна щемящей нежности к бывшему мужу: на их первых свиданиях он неуклюже разыгрывал невозмутимость, с головой, однако, выдавая себя такой вот дрожью в голосе, не в силах скрыть изводящего его желания.
В конце проулка в двухэтажном колодце открывался маленький дворик, утопающий в зелени. Теневую сторону облюбовали папоротники и вьющиеся растения, а на солнечной росло что-то неизвестное Хоппер, прямо из юрского периода, с толстенными корнями и огромными плоскими листьями. Верх дальней солнечной стены облепили ящерицы, которые при приближении людей бросились врассыпную.
В центре этой стены располагалась металлическая дверь, покрытая облупленной голубой краской. Дэвид подошел к ней и постучал. Раздался щелчок, как и на входной калитке.
После залитого солнцем двора пространство за дверью показалось Хоппер погруженным в кромешную тьму, но постепенно ее глаза привыкли. То оказался огромный длинный зал, из-за плохого освещения походивший на пещеру. Какой-то склад, беспорядочно заставленный бесчисленными шкафами-витринами, буфетами, стендами, платяными шкафами, сундуками, кое-где прислоненными друг к другу для опоры. Проходы между всеми этими хранилищами представляли собой сущий лабиринт. Примерно на уровне второго этажа вдоль стен тянулся узкий помост, а в дальнем конце пространство по высоте разделялось железной платформой, поддерживаемой хаотически расставленными металлическими балками. Эта площадка, насколько удавалось разобрать с расстояния, была загромождена так же, как и нижний уровень.
Хоппер взглянула на ближайший стенд. Сквозь копоть ей удалось различить внутри коробку с куклами — развалившуюся, так что часть скрупулезно изготовленных фигурок в роскошных одеяниях вывалилась на пол внутри. Этикетка над ними гласила: «Индонезийская коллекция. 384», и далее цепочка букв. Элен развернулась. Напротив оказалась коллекция музыкальных инструментов — различные гармони и аккордеоны с основательно запыленными мехами.
Дэвид внимательно наблюдал за ней.
— Так что это за место?
— Музей культуры, истории, археологии, социологии. Его начали создавать с первых дней Замедления. Всё, что только захотели бы увидеть люди, собрано сюда из мест, обреченных на гибель на Холодной стороне. — У Хоппер шевельнулось какое-то смутное воспоминание об этом. — После объявления реквизиции земель музеи объединили свои усилия. Им требовалось какое-то безопасное место во избежание мародерства. Некоторые перебрались в сельскую местность, но необходимость в складировании все равно оставалась огромной, и вот…
— И вот мы обосновались здесь, — перебил его откуда-то из прохладного пространства хриплый резковатый голос.
На помосте показался маленький и какой-то круглый человек. Он тяжело проковылял к лестнице неподалеку и осторожно начал спускаться: приглушенный шаг чередовался со звучным постукиванием.
Вскоре Элен поняла, что это женщина. Очень небольшого роста, немногим выше полутора метров, пухлая и к тому же закутанная в несколько слоев одежды. У нее был только один глаз, на месте другого темнела пустая глазница, и она опиралась на костыль.
— Привет, Хетти.
— Привет, Дэвид. Кого это ты привел?
— Познакомься, Элен Хоппер. Она — мой друг.
— Здрасте, мисс Элен, — Хетти говорила с небольшим акцентом, трудно поддающимся идентификации — то ли среднеевропейским, то ли и вовсе из краев подальше. Кожа оливкового цвета загадку ее происхождения не разрешала. Одеяние женщины отличалось эксцентричностью: длинная юбка с чередующимися синими и красными концентрическими полосами и кожанка поверх прочих разномастных нарядов, а из-под юбки выглядывали носки непарной обуви — кроссовки и кожаного ботинка. Хетти было никак не меньше семидесяти. — Что думаете о моих владениях?
— Просто великолепно!
— Великолепно, говорите? Что ж, Дэвид, она может остаться. Итак, ради чего же я здесь парюсь, вместо того чтобы наслаждаться прохладой кабинета?
— Мы хотели бы попросить тебя об одном одолжении. По реестру.
— И какому же?
— Трудового найма.
— Ох, Дэвид, ну ты ведь знаешь, это риск для меня.
— Я не стал бы просить, Хетти, если бы у меня нашлась другая возможность.
— Заплатишь?
— Заплачу, — Дэвид похлопал себя по карману.
Женщина достала из нагрудного кармашка старомодные часики вроде тех, которыми некогда пользовались медсестры.
— Тогда лучше поспешить. Я ожидаю наплыва посетителей. Обождите здесь. Пойду подготовлюсь.
Сунув костыль под мышку, Хетти принялась карабкаться вверх по лестнице. Когда она поднялась на несколько ступенек, Хоппер мельком удалось разглядеть, что нога женщины в кроссовке искусственная — тянувшийся из-под юбки тонкий металлический штырь каким-то способом крепился к обуви. Хетти медленно поднялась и скрылась в боковой комнате.
— Здесь только она?
— Сейчас да, — тихо ответил Дэвид. — Но она прекрасно справляется. И за ней приглядывают.
— На что же она живет?
— Люди приносят ей пайки, деньги, какую-нибудь еду. В знак благодарности, что следит за складом.
— А как полиция реагирует?
— На сумасшедшую старуху со складом, полным всякого хлама? — пожал плечами он. — Да кого она волнует. Пока она оглядывается на закон, думаю, им только в радость не связываться с ней.
— А когда она переступает закон?
— Она подмазывает их, и они отстают от нее.
Дверь наверху с лязгом отворилась. Хетти перегнулась через перила и крикнула:
— Готово, Гэмбл! Поднимайся!
— Можно вдвоем? — спросил Дэвид.
Женщина покачала головой.
— В первый визит наверх никто не заходит, Дэйви. Даже мои дружки, — она хихикнула и исчезла.
Дэвид повернулся к Хоппер:
— Подождешь здесь несколько минут? Мы недолго.
Та пожала плечами.
— Спасибо, Элли. Смотри, не сломай здесь ничего, — он улыбнулся и, перешагивая через две ступеньки, поднялся на помост. Дверь в боковую комнату закрылась за ним с тяжелым стуком. Хоппер осталась совсем одна в огромном помещении.
Выставочные стенды были полны артефактов из сотен разнообразнейших мест, о которых ей доводилось слышать, хотя некоторые географические названия не говорили ровным счетом ничего. Все экспонаты сопровождались этикетками, выведенными одним и тем же каллиграфическим почерком. Японские театральные маски. Непонятные металлические ложки с дырочками. Набор угрожающих серповидных ножей с костяными ручками, зловеще поблескивающих лезвиями в неровном свете потолочных ламп. Ряд посаженных на деревянные колья высушенных голов с кожистой и восковой текстурой и зашитыми неровными стежками крохотными ртами. Гобой.
Пока Хоппер оставалось только гадать, удастся ли Дэвиду отыскать Гетина в реестрах. Если нет, если он действительно умер, поиски зайдут в тупик. Затем мысли ее необъяснимо обратились к причинам расставания Дэвида с его второй женой, Памелой. Элен незадолго до своего добровольного заточения на платформе присутствовала на их свадьбе, состоявшейся спустя год после ее собственного развода. Пошла она едва ли не назло своим немногим оставшимся друзьям, ожидавшим от нее отказа от приглашения. Она пыталась показать, что ее переживания в прошлом.
Это оказалось ошибкой. Хоппер саму поразила глубина захлестнувших ее чувств — на церемонии она едва не разрыдалась. Впоследствии она заподозрила, что даже без печального опыта с Торном у нее в тот день созрело бы подсознательное решение не привязываться больше ни к кому и никогда. И возможно, те переживания как раз и подтолкнули ее к роману с Харвом, пускай позже она и начала ощущать, что при мысли о нем у нее чуточку сжимается сердце.
Сзади раздался звонок в дверь, и от неожиданности Хоппер подскочила на месте. Через пару секунд сверху донесся визгливый отклик, на который снаружи последовали разъяснения. Щелкнул замок, и в помещение вошел пожилой мужчина, который улыбнулся Элен и прошаркал куда-то вглубь склада. Посетитель выглядел как выходец из Южной Америки. С первой волной народу оттуда прибыло совсем немного — слишком уж далеко было для основной массы беженцев, которые в погоне за «европейской мечтой» предпочли края поюжнее, откуда им очень скоро пришлось уносить ноги вместе с местными жителями.
Через некоторое время посетители так и повалили, звонок буквально надрывался. Хоппер смешалась со вновь пришедшими и проследовала с ними в дальнюю часть склада, где обнаружилась дверь в другой внутренний дворик. Он был больше первого, и с этой стороны виднелась крыша из листов гофрированного железа, через щели в которых просачивались лучи солнца. На площадке несколькими полукруглыми рядами было расставлено около сотни стульев, в центре находилась огороженная массивными камнями яма, заполненная пеплом.
Элен осталась в помещении склада и просто наблюдала за прибывающими во дворик людьми, не желая мешать им. Одни тихонько переговаривались, другие сновали туда-сюда, разгружали сумки, переодевались, зажигали благовония, выкладывали на стулья книги. Трое принялись разводить в яме костер.
Одеяния, в которые они облачились, представляли собой ярко расцвеченные накидки, на которых цветные круги перемежались с необычными фигурками животных, как реально существующих, так и мифических. В центре Лондона все эти люди наверняка были чернорабочими. Возможно, ежедневно проходили проверки на блокпостах, чтобы за жалкий паек заниматься уборкой и прочей неблагодарной работой. Эдакая новая каста британских рабов. Но здесь они преобразились. Воздух начал наполнять запах разогретых на солнце металла и глиняной посуды.
Скоро дворик заполнился. Все стулья оказались заняты, а те, кому не хватило места, выстраивались позади рядов. Устроившиеся впереди извлекли барабаны из старых спортивных сумок и брезентовых мешков, лежавших под сиденьями.
Воцарилась тишина. Из переднего ряда поднялся человек, обошел костер и, повернувшись лицом к публике, завел речь на неизвестном Хоппер языке. Выступление оратора сопровождалось негромким стуком барабанов, эхом отдававшимся по всему замкнутому пространству.
Ритм речи показался Элен знакомым, хотя смысл слов ускользал от нее. Кроме барабанов и оратора можно было расслышать разве что потрескивание поленьев в костре. Голос выступающего то достигал трубного рева, то ниспадал до шепота. Аккомпанемент ударных в точности соответствовал напору его слов.
Элен даже затруднялась определить, кто же задавал ритм — оратор или барабанщики. Возможно, по очереди. По всему дворику протянулись струйки дымка благовоний. Время от времени выступающий бросал клич, и тогда все собравшиеся выдыхали отклик — экстатический, поразительный в своей интимности. Церемония была смутно знакома Хоппер: в детстве тетка водила ее на подобные собрания. Что же это такое?
— Привет, — раздался вдруг совсем рядом голос Дэвида, и она вздрогнула от неожиданности.
— Получилось? С Гетином. Нашел его?
Он улыбнулся; темные круги от усталости под глазами, в уголках — мелкие морщинки. Несмолкающие барабаны почти заглушили ответ Дэвида:
— Сказать сейчас или попозже?
Перед мысленным взором Элен предстал Торн — умерший до того, как сумел поделиться с кем-либо своей тайной. Фишер, убитый из-за связи с Торном. Чендлер, обливающийся потом от страха во время доносов на своих гостей, прежде чем те успеют донести на него сами.
— Сейчас!
Барабаны продолжали свое «там-там-там» заметно громче, и по дворику эхом разносились голоса собравшихся. Теперь они говорили все разом, и у Хоппер возникло ощущение сопричастности из одного только наблюдения за ними.
— Ты была права, — проговорил Дэвид. — Гетин все еще жив. И до сих пор работает.
Она схватила его за руку.
— Правда? До сих пор работает?
— Правда, Элли. Он действительно существует. У него официальный паспорт.
Хоппер позволила себе выдохнуть. Вот и зацепка, живая связь с Торном. Этот человек сможет объяснить, почему найденная ею фотография столь важна.
В центре дворика перед оратором встал на колени первый из собравшихся, высунув язык для принятия облатки.