В вепсских верованиях слово «Бог» (Jumal) является частью слов, описывающих грозу (Jumalansa) и связанные с ней явления - гром (Jumalanjuru), радугу (Jumalanheboine). В таком понимании вепсский Бог ближе всего к древнерусскому языческому богу Перуну. В финно-угорской мифологии его связывают с названием неба, воздуха. Он «ведает» погодой. Для Бога в вепсском языке есть также слово - Sund, Siindsötai, что означает прародитель, кормилец. В двойственности восприятия Бога, очевидно, проявляется отмеченное многими исследователями сочетание в верованиях вепсов христианского и языческого мировоззрений. В начале XX в. А. И. Колмогоров записал у вепсов миф о происхождении различных духов, которые церковь считает нечистью:
«Когда Бог творил землю и живые существа, дьявол из зависти мешал ему. Бог рассердился, схватил дьявола и сбросил его с неба на землю, в болото. В болоте, в том месте, куда провалился дьявол, образовалась большая дыра; из этой-то дыры и полезла всякая «нечисть». Часть пошла в озёра - водяники, часть в леса - лесовики, часть забралась в тучи и облака и так распространилась по всему свету». Представление о «нечистой» силе как хозяевах тех мест, где они оказались по воле дьявола, заставляло вепсов всегда относиться к ним с опасением и одновременно почтительно, стараться ладить с ними.
Самым известным среди духов-хозяев у вепсов был хозяин леса - mecizand. Его также называют - mecanuk, mecanmez, mechiine, korbhiine. Он живет с женой - тесапак, mecanemäg, а иногда и с детьми. Чаще всего хозяина леса описывают как высокого мужчину, одетого в балахон, с запахом налево, подпоясанного красным кушаком. Первым делом, как только войдешь лес, следует принести жертву mechiine, пишет В.Н. Майнов, «а то не только он удачи не пошлет, а еще заведет в такую чащобу, откуда не выберешься». Охотникам полагалось в первый куст по левой руке бросать несколько зерен овса, серебра и перья, «что должно было изображать, что жертва приносится ему от того, кто на земле, под землей и в воздухе. В лесу, чтобы не рассердить «хозяина», нельзя было ругаться, разорять птичьи гнёзда, муравейники, без надобности рубить деревья и кустарники. На провинившихся он напускал болезнь, по его воле человек мог «попасть на дурной след» и заблудиться. Представление о лесе как некоем одушевлённом мире отражает и пословица «Kut mecha, muga i mecaspää» (Как к лесу, так и от леса).
Особые взаимоотношения устанавливались между хозяином леса и пастухом с целью обезопасить скот от нападений диких животных и несчастных случаев в период летнего выпаса. Такие обряды имеют глубокие корни и известны многим народам Европы. У европейских и финно-угорских народов его проводили обычно в день святого Георгия (Егория), который считался покровителем домашнего скота и выпадал на 6 мая (23 апреля по старому стилю). В этот день, как правило, лежал снег, поэтому обряд проводился символически, но позднее когда начинался пастбищный период, в первый день выгона скота, хозяйка совершала обряд, сопровождая его заговором.
Пастух с помощью местного колдуна, реже один, в день первого выгона скота проводил ряд обрядовых действий. Главную роль в обряде отпуска, о котором пастухи предпочитали не рассказывать, играл записанный на бумаге заговор, который произносился пастухом при троекратном обходе скота перед первым его выгоном на пастбище. В.Н. Майков пишет, что «ему не удалось записать ни одного отпуска, так как Чудяне их скрывают».
Пастух обходил стадо, «вооруженный» магическими предметами - топором, заткнутым за пояс острием вверх, рожком, горящей лучиной или свечой, которые символизировали построение железной (каменной) и огненной стены, охраняющей скот от всех злых сил и хищных зверей.
Затем скот прогоняли через символические ворота - по «коридору» между расстеленными на земле поясами.
Текст заговора приобретал после этого особую силу над лесным хозяином, его зашивали в одежду или прятали в пастушьем рожке, трубя в который он собирал коров в стадо. Никто кроме пастуха не мог видеть «отпуск» и прикасаться к нему до конца выпаса. Его потеря или попадание в руки другого человека лишало власти пастуха над mechiine. Пастух, получивший «отпуск», весь пастбищный период соблюдал особые правила поведения: не должен был стричь волосы, иметь отношения с женщинами, обижать всё живое в лесу, не убивать змей, ловить рыбу, собирать ягоды чёрного цвета и др. При выполнении пастухом оговоренных условий mechiine выступал покровителем домашнего скота. Пастуху оставалось только выгнать скот в поле и встретить его. Вступление в договорные отношения пастуха-колдуна с mechiine оказывалось для него в будущем небезопасным. А.М. Линевский сообщает, что общей чертой рассказов о пастухах - колдунах является их трагический конец.
Приведем образец заговора, предотвращающий потерю пастухом в летний период скота от пропажи.
В озере «хозяйничал» водяной - vedenizand (vedehiine, vedenuk) и его жена - хозяйка воды (vedenemäg). Об их происхождении существовало два мнения: по первому они выскочили одновременно со всей нечистью из болота, по второму произошли от утопленников. Водяной более опасен, чем лесной хозяин. Может опрокинуть лодку, утопить людей. До и после ловли рыбы его угощают - опускают в воду яйцо, пироги, табак, льют вино. Как и в лесу, находясь «на воде», запрещалось сквернословить, плеваться, бросать мусор и камни в воду. Нарушение запретов водяной наказывал кожной болезнью, чтобы от неё вылечиться, надо было вернуться к водоёму и просить у водяника прощение.
Вепсы почитали и духов-хозяев огня (lamoin- izand, lamoinemag). Чтобы предотвратить пожар или болезни, нельзя было осквернять огонь - плевать в него, затаптывать его ногами и т. д. При пожарах духов огня задабривали - бросали в огонь яйцо, обращались с просьбой о его прекращении. В то же время огонь и дым использовались как очистительное средство. Пользоваться в таких случаях было предпочтительно огнём, добытым трением. Сообщалось, что в конце XIX в. продолжающаяся в д. Корвала семь лет эпидемия холеры прекратилась после обхода деревни с «деревянным» огнём.
Maspei i taivhazessai - kiviine sein,
Maspei i taivhazessai - lämiinke sein
Nenile kodin zivaiaizile tämäks kezaks!
(От земли и до неба каменная стена. От земли и до неба стена с огнем, для этих домашних животных на данное лето!).
Духом домашнего очага считали запечного мужика - päcinrahkoi. Он живет на печи, его отличает неряшливость, он всегда в саже. Представления о запечном мужике часто сливались с образом домового. При переходе в новый дом запечного мужика следовало взять с собой. Хозяйка, обращаясь к нему с такой просьбой, совершала специальный ритуал его переноса на новое место жительства - в горшке с горящими углями или в лапте с горячей золой, где находился тлеющий уголёк. В дом тут же бросали огненно-рыжего петуха. Крик петуха означал, что запечный мужик согласен жить в новом доме.
По поверьям вепсов, кроме запечного мужика в доме обитают и другие хозяева. Главными среди домашних духов является домовой избы и его жена (pertinizand и pertinemäg). Они могут обитать у печи, в подполье и красном углу. Домовой появляется перед домочадцами как предвестник беды в виде старика или старухи. Полагают, что, скорее всего, у вепсов в прошлом домовые являлись хозяевами места/земли, где ставится дом, поэтому в рассказах о переселении в новый дом кроме переноса старого «хозяина» бытует и другая версия: заселяющиеся обращаются с просьбой к домовому пустить на житьё в дом и обеспечить благополучие. В подполье также есть хозяин и хозяйка (karzinizand и karzinemäg).
Менее благожелательны к людям хозяин двора (tanazkodinik, tanazizandainé) и его жена - хозяйка хлева (läväemäg). Они могут невзлюбить лошадь или корову какой-либо масти и мучить её по ночам. Духи двора показываются не только в образе человекообразного существа, но и в виде небольшого хищного зверька - ласки, также крысы, змеи, мыши.
В отдельно стоящих постройках на усадьбе тоже есть хозяева. В риге - ригачник (riganik, rigcmizand) и бане - баенник (kül’bet’izand) с женой (küIbet'emäg, kül’bet’baboi); Перед молотьбой ригачника одаривали подарками. Северные вепсы раскладывали по углам риги кусочки хлеба, сахар, чай. Иначе он мог сжечь ригу или утаивать при молотьбе зерно. Человеку, заночевавшему в риге без разрешения ригачника, могла грозить смерть. С баенником также надо было обращаться уважительно. Перед мытьём попросить разрешения, после поблагодарить. В противном случае он может наслать кожные болезни. В бане запрещено мыться после полуночи. О наличии хозяев в амбарах нет упоминаний.
Tii, tii, tihikiine,
Vouged tihikiine,
Must tihikiine,
Kirdav tihikiine!
Minä sinun kodin tedan:
Aidan ruzus.
Ota iciz hvorost’
Anda meile icemii pahuz’
Mö sinun kodin poutam,
Tegem tuhkaizeks,
Sibirihe selgitam.
Necida muzikad spravitiita!
(Ти, ти, тихикийне
Белая тихикийне,
Черная тихикийне,
Пестрая тихикийне!
Я твой дом знаю:
В ветхой изгороди.
Забери свою болезнь,
Отдай нам нашу злость!
Мы твой дом сожжем,
Превратим в золу,
Отправим в Сибирь.
Чтобы этого мужчину вылечить!)
Отмечают, что домашние духи были более благосклонны к людям, чем обитающие за пределами дома. В то же время степень вредоносности домашних духов повышалась по мере удаления от избы.
По вепсским поверьям, сведущие люди (tedaimez, мн. tedaimehed) и колдуны (noid, мн.ч. noidad) являлись посредниками между духами и людьми, ими могли быть мужчины и женщины. Они имели власть над людьми и различными «хозяевами». Могли заговором остановить кровотечение, помочь при укусе змеи, лечить грыжу, гнойные подкожные нарывы, эпилепсию, детские болезни - щетинку, золотуху, оказать помощь в сложных родах, в выборе благоприятного места для постройки жилища. Их действия сопровождались заговорами. Приведем заговор от укуса змеи.
Между тем среди местного населения представление о них бытовало разное: tedoimez прежде всего знахарь, и отношение к нему со стороны односельчан доброжелательное, тогда как noid мог принести им вред своим колдовством. Ко многим опасностям, осложняющим жизнь вепсов, В.Н. Майнов относит и действия колдунов: «да беда еще от злаго тедай-мъеса! Ну да этого по глазам признать можно и остеречься во-время. Много в жизни зла наделает такой злой тедай-мъесъ, который получает уже произвище «нойд»-колдун». К нему чаще обращались с просьбами отыскать потерявшийся в лесу скот, заблудившихся людей. О местонахождении пропавших и о случившемся с ними колдун узнавал от хозяина леса. Переговоры с хозяином леса проходили на перекрёстках дорог при соблюдении определённых мер защиты. Помощь колдунов в таких поисках и получение от хозяина леса «отпуска» для пастуха и сейчас практикуется в вепсских деревнях. Верили, что колдуны обладают способностью влиять на любовные взаимоотношения парня и девушки, мужа и жены: «присушить» молодых так, что те друг без друга жить не смогут, но могут и разлучить пару. Приведем два образца заговоров, как способствующих удержанию любви, так и, напротив, - на «отсушку». Оба записаны от одного информанта.
Nouzen mä homentsoo en aigasti
i en mä peste vauktasti,
i en sobida selktasti,
i lähten mä en ukses ukshe
i en lagedha peudhe,
i en käbedan päivoon alle,
i mänen mä pimedan pilven alle
i gluheiha korbhe,
i gluhejas korbes jänisen tesaroomu i hiren tropoomu.
I putub mileen’ sigaa vastha koume ihcad niiciid
I ice ataman,
I kandabad haugood i kandabad tervad,
I ladibad lämbitada necen kilbetin.
I kumardame mä necile atamanale
I augat lämbitagat netida kilbetid,
i paremb lämbitagat nitii raba bozjaa
I heng i sidäämed,
netii raba bozjaa Mikulaa Armoon tagut,
mi hän zaljoociiz i tusktuuz i netid casus i netid aigassaa.
(Проснусь я утром не рано и не намоюсь добела, и не оденусь чистенько, и не выйду я из дверей в двери, и не в широкое поле и не под красное солнце, пойду под темную тучу и в глухую чащу, и в глухой чаще по заячьему перекрестку, и по мышиной тропе. И попадут мне навстречу там три-девять девушек, И сам атаман, И несут дрова и несут смолу, И хотят затопить эту баню. И поклонюсь я этому атаману, Не топите эту баню, А лучше растопите у этого раба божьего И душу и сердце, У этого раба божьего Николая из-за Анны, Чтобы он жалел и скучал, И в этот час и до этого времени.)
Nouzen homentsoo aigasti.
Pezeme vauktasti
I lähten levedale polole.
Levedaa poloo om korged pino haugood’
I otan mä korman neid haugoood’
I mänen mä neid haugoomu lagedha peiidhe
I korktale krezale.
Om netii korktaa krezaa korged kilbet’
Korktas kilbetis korged kiudug, Kiviine i jäine.
Korktas kilbetis om jäine tuug
Jäizoo tuuguu istub jäine mams,
I jäizoo mamsii jäized hambhad,
I käded jäized i jaugad jäized.
I kumardaame mä netile mamsile,
Mi otaaz neil jäiziil käziil raba bozjaa Vas’kaapä
Necen tuskan i zaljoocendan
Necen Paroon tagut,
Mi hän ii tusktuuz, ii zaljoociiz,
i mi hänen sidämed vilugoot aaz
i pästäz necen tuskan lagedad peiidemu.
Встану утром рано,
Умоюсь добела
И выйду в широкую улицу.
На широкой улице высокая поленница дров
И возьму я охапку тех дров,
И пойду я с этими дровами в широкое поле
И на крутой косогор.
На этом высоком косогоре стоит высокая баня,
В высокой бане высокая каменка, Каменная и ледяная.
В высокой бане есть ледяной стул
На ледяном стуле сидит ледяная старуха,
У ледяной старухи ледяные зубы,
И руки ледяные и ноги.
И поклонюсь я этой старухе,
Чтобы взяла этими ледяными руками у раба божьего Васьки
Эту тоску и жалость
Из-за этой Прасковьи,
Чтобы он не тосковал, не жалел,
И чтобы его сердце остыло
И пустило эту тоску по широкому полю.
Записи вепсского фольклора составляют значительную часть собранного различными исследователями языковедческого и этнографического материала. Они вошли во многие образцы речи, что сейчас в связи с угасшей традицией и сокращением использования вепсского языка представляют особую ценность. Исследователи отмечают наиболее глубокую связь вепсской фольклорной традиции с карельским и русским фольклором, хотя имеются аналогии и с фольклором коми-зырян, ижоры, води, эстонцев.
Наиболее известным фольклорным жанром у вепсов являлись сказки. Первый научный сборник сказок «Вепсские народные сказки», где представлены сказки на вепсском и русском языках, собранные во всех регионах раселения вепсов, был подготовлен сотрудниками Н.Ф. Онегиной и М.И. Зайцевой и вышел в 1996 г. В 1941 г. был опубликован популярный сборник «Вепсские сказки», подготовленные сотрудником Карельского научно-исследовательского института культуры (ныне ИЯЛИ) Г. Е. Власьевым. Почти все они записаны на русском языке у вепса Филиппа Семеновича Смирнова в 1936 г. в д. Вонозеро Оятского района Ленинградской области.
Сказочный репертуар вепсов разнообразен. Из 252 сюжетов в вепсских сказках, выделенных Ф. Онегиной и М. И. Зайцевой, наиболее популярны сказки-анекдоты и волшебные сказки о животных.
Как уже собщалось, вепсы относятся к народам с развитой традицией причети. Наиболее важным достижением последнего времени явлется издание первого сборника вепсских причитаний «Käte-ske käbedaks kägoihndeks» (Обернись-ка милой кукушечкой), куда вошли несколько ранее изданных текстов, но большая часть из них публикуется впервые.
Несмотря на архаичность жанра, они сохраняются и до настоящего времени, но исполняются в основном только на похоронах. Раньше их исполняли не только на свадьбах и похоронах, но и при проводах в армию, а также в тех случаях, когда женщине нужно было излить душу в связи с нахлынувшими воспоминаниями о погибших или пропавших родственниках. Вепсские причитания, особенно свадебные, рано начали исполняться на двух языках. На русском языке исполнялись и ритуальные свадебные песни, что дало основание считать двуязычность особенностью вепсской фольклорной традиции.
Одним из малоизвестных сборников вепсского фольклора является «Minun rahvhan folklor» («Фольклор моего народа»), подготовленый Р. П. Лониным. В сборник вошли разные жанры: сказки, причитания, старины, детский фольклор (колыбельные песни, кумулятивные песни, потешки, считалки), пословицы, поговорки, загадки, частушки, лирические песни, анекдоты.
Есть запись лирической песни у Р. П. Лонина «Däniz dbksob dähutt möto» («Заяц скачет по ледочку»), в которой угадываются следы эпической поэзии.
Dänic dbksob dähut möto,
Karvaized-se mahut möto,
cilahtoitin ciloizehe,
Helahtoitin heloizehe.
Kus-se kulub däuhtaze,
Kus-se kulub surdaze.
Kacuhtin kut ulähäks,
ulähän-se päivii pastab.
Kacuhtin kut alahaks,
Alahan-se veneh soudab.
Oi, tatoi, mamoi,
Otkad mindei veneheze.
Oi, tittar, tittar, eilä siad,
Airoizet-se vestmatomat,
Laudaiized-se kokmatomad.
Vajukahad randaizet,
Mudekahad veduded.
По сообщению Рюрика Лонина, он её услышал от отца. Позднее он сам перевел ее на русский язык. Великолепно начало песни о бегущем по льду зайце с четкой аллитерацией:
Заяц скачет по ледочку,
Шерсть волочит по снежочку.
Зазвонила в колокольчик,
Зазвонила я в звоночек.
Где-то мелют - слышится,
Где-то толкут - слышится.
Как взглянула я наверх,
Там солнышко сияет.
Как взглянула я вниз,
Там лодка проплывает.
Ой, отец, мать,
Возьмите меня в лодку.
Ой, дочь, дочка, нет в лодке места,
Веселки не обтесаны,
Лавицы не доделаны.
Берега тут утлые,
Вода очень мутная.
Она может рассматриваться как вепсский вариант песни «Выкупа девушки», хорошо известной в нескольких вариантах в карельской народной поэзии, в которой рассказывается о девушке, ждущей на берегу моря (или в каком-то другом месте), что ее возьмут в лодку отец, мать, брат, сестра. Но никто из них этого не делает, и тогда девушка желает каждому несчастья.
Специфически вепсским жанром считаются короткие песенки со стихом из четырех строк с протяжным медленным напевом. Обычно их пели девушки и женщины в лесу, во время сбора малины, на сенокосе. В последние годы они являются обязательными в репертуаре самодеятельных фольклорных коллективов.
У вепсов широко бытуют былички - рассказы о встречах с разными «духами-хозяевами», о проклятых людях, особенно детях, способах их возвращения в семью; предания о случайном узнавании по разным предметам (плывущие по реке щепки, веники) о соседях-переселенцах. Есть жанр - рассказы о чертях, которые рассказывают только мужчины.
Эстонские исследователи среди записанных у вепсов около 5000 пословиц к самобытным отнесли 667. Они вошли в двухтомный сборник вепсских пословиц, изданный в 1992 г. в Таллине. В сборнике пословицы, записанные у вепсов даны составителями в сравнении с аналогичными половицами эстонцев, води, ливов, карелов и русских. Приведем несколько пословиц из данного сборника.
Mehel om mela kädes, jumal venehen vöb. У человека весло в руках, но бог лодку гонит.
Rata melel - ei kelel. Работать (нужно) умом, а не языком.
Kut sä minei, muga i mä sinei. Как ты мне, так и я тебе.
Märg ei varaida vet. Мокрый воды не боится.
Paremb kacta nagrajan suhu, mi itkejan. Лучше смотреть в рот смеющемуся, чем плачущему.
Sinun oza völ kätkes magadab. Твое счастье еще в колыбели спит.
Eläba, ku puzhu paneba. Живут, как в корзину складывают (хозяйство растет).
Ulemba päd korvad ei kazgoi. Выше головы уши не вырастут.
Hiivä om pifkän pinon edespäi kogota puikuizid. Хорошо щепочки собирать перед большой поленницей.
Toizele pähä mel’t ei sa antta. Другому (человеку) в голову ума не вложишь.
Radnik radab, magadai magadab, istui istub, näleidei näleidab. Работник работает, спящий спит, сидящий сидит, ноющий ноет.
Kaikuccel sigeizel iceze kärzeine. У каждой свинки своя мордочка.
Astud - ka sil mäd avaida, a su saupta. Идешь - так глаза открой, а рот закрой.
Tuhkaspäi jauhod ed tege. Из золы муки не сделаешь.
Kacu taivhaze - ka kand regen kukerdab. Будешь смотреть на небо, так пень сани перевернет.
Varisale iceze poigad kaikid parembad. Для вороны свои детеныши самые лучшие.
Läksin niitmaha dai vikatehen unohtin. Пошел косить сено да косу дома забыл.
Hiivä vävu da harvemba kävu. Хорош зять, но приходи (в гости) пореже.
Muzik oli verdnu Piterin päle, Piter’ ei tednu. Мужик был обижен на Питер, а Питер и не знал этого.
Sän näged, a merele ajad. Видишь, что плохая погода, а в море выходишь (знаешь, как может случиться).
Sured sanad ei hougeikei sud. Большие слова не расколют рот (о невыполнимых обещаниях).
В настоящее время накоплен значительный материл по разным жанрам вепсского фольклора, но его системное исследование только начинается.