Вепсы. Очерки культуры и истории

В археологических работах территория Обонежского ряда выделялась как «Чудская земля» (рис. 11), которая вместе с ладожской городовой областью и составляла особую ладожскую землю. Она занимала юго-восточное Приладожье и простиралась на север до Олонецкого перешейка. Олонец был ее самой северной окраиной.

При признании прибалтийско-финского, «чудского» происхождения курганных памятников исследователи по-разному называли их создателей. В них видели весь, но иногда в отличие от белозерской веси её называли приладожской весью или приладожской чудью. Д.В. Бубрих, предложив свою версию этнической принадлежности носителей приладожской культуры, называл их волховской чудью, поскольку особая известность чуди как этнополитической группировки в IX - X вв. была связана, по его мнению, с экономическим развитием Ладоги.

Происхождение этнонима чудь остается спорным. Д. В. Бубрих считал, что его корни в древнегерманском слове thiudhoo, чаще всего используемого в значении свой народ, свои люди, указывая и производные от него - свой, свойский, дружественный, понятный, в том числе и слово deuten - пояснять, Ье- deuten - значить, которое в средние века дало самоназвание немецкому народу - deutsch. Древние славяне его восприняли как tjudjb - чужой народ, чужие люди. Со временем общение древних германцев и славян стало достоянием истории, а слово tjudjb, превратившееся в чудь, сначала относилось к волховской чуди как группе, связанной с варягами (новыми германцами), а затем стало использоваться и по отношению к остальным прибалтийско-финским группам. Исключением являлась лишь белозерская весь, наиболее близко примыкающая к волжским финно-уграм, и славянами, «не вникавшими в лингвистические обстоятельства, она ставилась на одну доску с другими волжскими группами».

Чудью в зависимости от времени упоминания и контекста стали называть как отдельные прибалтийско-финские группировки, так и все прибалтийско-финское население Северо-Запада. П. Кёппен в середине XIX в. под чудью в «пространственном смысле» выделял: чудь в тесном смысле (чухари), водь (чудья), эстов (чухны) и ливов. В исторических преданиях русского населения Заволочья, как указывает Д. В. Бубрих, чудь уже «погружена в сказочную дымку, обозначает все дорусское».

Вопрос о том, кем являлась чудь IX-X вв., упоминаемая на первых страницах летописи в связи с важнейшими событиями древнерусской истории, вызывает многочисленные дискуссии. По мнению Д.В. Бубриха, чудь сформировалась из выходцев различных прибалтийско-финских группировок, которые стягивались к Ладоге и ее окрестностям из разных мест обитания прибалтийско-финских народов, привлекаемых её быстрым экономическим развитием. Но её основу, по мнению Д.В. Бубриха, составили выходцы из веси, о чем говорят топонимы Веи, Весь, Веска, окружающие местность, где проходила западная граница основного места обитания веси - нижнее течение Волхова.

Данное предположение Д.В. Бубриха, связывающее весь и чудь единым происхождением, фактически снимает основания для спора о принадлежности памятников курганной культуры рубежа IX -нач. XIII в. Вместе с тем его мнение, что весь как самостоятельная этническая группировка и возникшее на её основе некое воинское формирование чудь сложились к середине IX в., в связи с установлением даты строительства Ладоги как 753 г., требует уточнения. Очевидно, вслед за В. В. Пименовым следует говорить о значительно более раннем формировании веси как самостоятельной этнической общности. Скорее всего, оно произошло за пределами окрестностей Ладоги, поскольку весь и чудь уже в середине VIII в. являлись участниками событий, происходящих вокруг Ладоги.

О ДЕЯНИЯХ ЧУДИ

Представляя свою версию роли веси - чуди в истории Древнерусского государства, Д.В. Бубрих говорит о деяниях чуди, подчеркивая её значительность. По его мнению, чудь сначала выступала в роли спутников (соратников) варягов в их походах, но затем, пополняемая выходцами из различных прибалтийко-финских племен, стала выступать в виде отдельного воинского формирования. В упоминаемой выше версии Сказания, представленной в Новгородской первой летописи (младшего извода), где сообщалось, что чудь участвовала в нем «своим родом» (без волости) и не входила в состав «новгородстии людие», по-видимому, отражены её устойчивая связь с Ладогой и особый статус в ладожской конфедерации.

Д. В. Бубрих подчеркивает особенности, выделяющие чудь среди остальных этнических группировок, упоминаемых в летописи в период сложения Древнерусского государства. В летописи она указывается почти всегда сразу после варягов - руси, т.е. приглашённых на княжение с их конунгом Рюриком, или других варягов - «заморских», которые использовались как наемники в воинских походах и междоусобных войнах. Чудь, по мнению Д. В. Бубриха, выступает как связующее звено между прибалтийскими финнами, варягами и восточными славянами.0 связи чуди и варягов говорится с первых страниц летописи: чудь обитает «близ моря Варяжского», где «сидят варяги»; с чуди начинается перечень народов, дающих дань варягам,- она указана первой при обращении к руси при призвании Рюрика: «Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь...». В дружине князя Олега (879 - 912), преемника Рюрика, собранной для похода на Киев, чудь указана после варягов: «В год 6390 (882). Выступил в поход Олег, взяв с собою много воинов: варягов, чудь, словен, мерю, весь, кривичей». Чудь - участница похода князя Олега и на столицу Византии Константинополь (Царьград - русских летописей): «В год 6415 (907). Пошел Олег на греков, оставив Игоря в Киеве; взял же с собою и множество варягов, и славян, и чуди, и кривичей....». Чудь принимает участие и в ряде важнейших политических акций князя Владимира (960 - 1015), известного в церковной истории как Владимир Креститель: «В год 6488 (980) «собрал много воинов — варягов, словен, чуди и кривичей — и пошел на Рогволода» (половецкого князя), а после победы над ним захватил киевский престол у своего брата Ярополка.

Как полагают, отрицательные последствия для чуди имело решение князя Владимира в 988 г. об укреплении южных рубежей Руси:

«И сказал Владимир: «Нехорошо, что мало городов около Киева. И стал ставить города по Десне, и по Остру, и по Трубежу, и по Суле, и по Стугне. И стал набирать мужей лучших от славян, и от кривичей, и от чуди, и от вятичей, и ими населил города, так как была война с печенегами. И воевал с ними, и побеждал их». Как считают, князь Владимир, принимая решение о создании заслона против печенегов, преследовал также и цель «отрыва наиболее сильной политически активной чудской знати от родных мест», надеясь тем самым остановить её растущее влияние. В X в. отряд чуди, как считают специалисты, формировался самостоятельно и в отдельных случаях мог составлять до четверти в составе общего войска. По археологическим данным, технически оно было оснащено самым передовым оружием своего времени. Из 20 мечей - самого дорогого и престижного оружия воина-профессионала IX-X вв. с клеймом знаменитого западноевропейского кузнеца - Uleberht, обнаруженных на территории России и Украины, в юго-восточном Приладожье найдено 4 клинка.

Включение чудских правителей в слои высшей киевской знати, как полагают, притормозило развитие Приладожья как отдельного этнотерриториального образования.

В летописи с середины X по XI в. среди киевской знати неоднократно говорится о представителях боярского рода Чудина. Впервые летописец о нем упоминает под 945 г., где говорит о том, что в Киеве в то время «княжеский двор находился на том месте, где ныне (т. е. время пребываниям самого летописца в городе) стоит двор Воротислава и Чудина (Чюдина)». Понятно, что не всякий боярин мог поставить свой двор на месте княжеского. Очевидно, представитель того же рода, упоминаемый в летописи как Чюдин, указан в числе составителей второй части краткой версии «Русской правды», известной под названием «Правды Ярославичей», т.е. составленного сыновьями князя Ярослава Мудрого с приближенными им боярами. «Русская правда» - один из важнейших исторических документов, приравненных по значению к летописям, являлся первым законодательным сводом Древней Руси, служившим руководством при судебных разбирательствах в период Средневековья. Её древние списки сохранились с XIII по XVII в., а текст в соответствии с развитием общественных отношений редактировался и дополнялся вплоть до XVI в.

Текст документа, выделяемый исследователями из общего свода как «Правда Ярославичей», считается продолжением её первой части - «Правды Ярослава», созданной при Ярославе Мудром до 1016 г. В Новгородской первой летописи младшего извода он включен в текст после слов. «Правда уставлена Рускои земли, егда ся совокоупилъ (Изяслав, Всеволод, Святославъ, Коснячъко, Перенегъ, Микифоръ Кыянинъ, Чюдинъ Мику ла)». По мнению специалистов, указанная дата в летописи - 1016 г. относится только к первой части «Русской правды», автором которой считают князя Ярослава Мудрого, а «Правда Ярославичей» появилась значительно позднее - в 1072 г. Также считают, что «Чюдин Микула», указанный в летописи как один из составителей «Правды Ярославичей», ошибочно прописан как одно лицо: речь идёт о двух мужах из Вышгорода - Чюдине и Микуле, участвующих вместе с сыновьями внязя Ярослава Мудрого в составлении документа. По мнению исследователей, в летописи говорится о Чюдине, державшем от имени князя Вышгород, являвшийся в то время духовным и религиозным центром всей Руси. Его упоминание в летописи связано с важнейшим событием в истории Русской церкви: торжественным перезахоронением в 1072 г. Ярославичами - Изяславом, Святославом и Всеволодом - первых русских святых - князей Бориса и Глеба»[11], канонизированных в лике «мучеников страстотерпцев». В сказании о перенесении мощей Бориса и Глеба в Вышгород упомянут и некий Микула как старейшина «огородников». Перезахоронены они были в новой церкви, построенной Изяславом в Вышгороде. По сообщению летописи, «И управлял тогда Вышгородом Чудин, а церковью Лазарь». Предполагают, что и составление «Правды Ярославичей» состоялось в Вышгороде, где «совокоупись» Ярославичи на что указывает участие в ее составлении двух мужей из Вышгорода - Чудина и Микулы.

В летописи за 1068 г. в числе лиц, приближенных к князю Изяславу, старшему сыну Ярослава Мудрого, занявшему после его смерти киевский престол, упоминается брат Чудина - Тукы. Через 10 лет, в событиях за 1078 г. летопись сообщает о смерти Тукы, Чудинова брата, в битве с половцами при р. Сожица.

По мнению археолога А. Кирпичникова, чудь до XI в. представляла собой конкретное этнополитическое формирование, поскольку только в таком виде оно могло принимать участие в важнейших событиях периода сложения древнерусской государственности. Близкие к чуди по языку племена, на которые позднее будет распространяться собирательное название чудь - водь, ижора, чудь эстонская, как этнические группировки в IX - X вв. еще не сложились. В исторических источниках об их деятельности говорится не ранее XI в. Мало известны (или недостаточно выявлены) и их археологические древности. Чудью, действовашей во второй половине IX - X в. на страницах русских летописей, являлась этническая группировка, которой принадлежали памятники курганной культуры Приладожья.

Таким образом, представление Д. В. Бубриха о чуди, выделившейся из веси как этнополитическое образование с особым статусом и в таком качестве выступавшей на страницах летописи до конца X в. в формирующемся древнерусском государстве, поддерживается и данными археологии. В силу своей политической активности чудь стала частью правящей верхушки Древнерусского государства, и её название было перенесено на население, тесно связанное с обитавшим на территории распространения курганной культуры в юго-восточном Приладожье.

Позднее, в XI в., в летописи говорится о другой чуди: её образ существенно меняется. Она сама уже выступает объектом завоеваний, а местность её обитания находится за пределами мест расселения веси. Так, сообщается, что «В год 6538 (1030) ... пошел Ярослав на чудь, и победил их, и поставил город Юрьев» (современный г. Тарту), под 1116 г. - Мстислав Владимирович (1076 - 1132 гг.), старший сын Владимира Мономаха: «ходил на Чудь с новгородцами и псковичами, и взял город чудской по имени Медвежья Голова, и погостов бесчисленное множество взяли, и возвратились домой с большой добычей». В дальнейшем только из контекста летописного сообщения можно понять о какой чуди идет речь.