Вепсы. Очерки культуры и истории

КУРГАННАЯ КУЛЬТУРА ПРИЛАДОЖЬЯ

Длительные дискуссии о наследниках приладожских курганов IX—XIII вв. - одной из самых ярких и известных археологических культур Средневековья на Европейском Севере, в которой даже видели свидетельство существования в раннем Средневековье шведской колонии, очевидно, вызывалось несоответствием положения, в котором этнографическая наука застала в 20-х гг. XIX в. «живых продолжателей Веси в лице вепсов - маленького народа, обитающего частью к югу от р. Свири, а частью к северу от нее на берегу Онежского озера», роли их предков в политической истории Древнерусского государства.

Ареал распространения культуры приладожских курганов, как уже говорилось, оказался значительно обширнее, чем отражает её название. В настоящее время она охватывает юго-восточное Приладожье с бассейнами р. Сясь, Тихвинка, Воронежка, Паша, Капша, Оять, Свирь, Олонка, Тулокса и Видлица. Памятники курганной культуры, расположенные при впадении в Ладожское озеро рек Олонка, Тулокса и Видлица, обладают определённым своеобразием, но признаются ответвлением приладожской курганной культуры, её северной периферией. Как показывают исследования, поселившеся здесь древневепсское население было немногочисленным: курганов здесь в разы меньше, чем в Приладожье. Они также отличаются от приладожских и малыми размерами.

Самые ранние из курганов (860-е гг.) появились в нижнем течении рек Паша и Оять. Курганы располагались группами. В одном месте находилось от пяти и более курганов. Они располагались на заметном расстоянии друг от друга, являясь захоронениями представителей определенных родов, заселяющих данную местность. Наиболее высокий уровень социально-экономического развития курганной культуры X - начала XI в., как отмечают исследователи, совпадает с периодом расцвета Ладоги. В это время в курганах найдено много предметов, изготовленных ладожскими мастерами. Датированы они как по определяющим предметам, так и по находкам более 180 монет (рис. 13). Большая часть их отчеканена в конце IX - X в. в Западной Европе и на востоке - от Месопотамии до Самарканда. Среди них есть и восточные монеты более раннего происхождения - конца VIII - IX в.Однако основной нумизматический материал из аналогичных монет на территории юго-восточного Приладожья обнаружен в кладах. Некоторые по обилию монет считаются даже уникальными. У р. Свирь в г. Лодейное Поле найдено три клада: в 1878 г. горшок с 3280 монетами (дата зарытая 1105 г.); в 1929 г. из 285 монет (дата зарытия около 1085 г.) и в 1949 г. из 2871 монеты, запрятан около 1095 г. В 1933 г. также у р. Свирь у п. Свирьстрой обнаружено два клада с 19 и 235 монетами. Их зарыли в период от 1015 до 1040 г. (рис. 12).

Изучение курганов началось в 1870-е гг. Их общее число достигает около 1500 в 200-х группах; исследовано 695 в 182 группах, примерно столько же еще ждет своих исследователей. Около трети из них (247) раскопано на Ояти, где и сейчас находится самое большее скопление вепсских деревень. По мнению исследователей, оятские курганы Х-ХШ вв. полнее, чем памятники других районов юго-восточного Приладожья и Прионежья, характеризуют культуру древних вепсов. Значительную часть из них (174) раскопал 1947-1949 г. известный ученый А. М. Линевский, но только в середине 80-х гг. XX в. результаты его раскопок были опубликованы. Часть находок из оятских курганов представлена в археологическом музее Института языка, литературы и истории Карельского научного центра Российской академии наук (далее -ИЯЛИ) в г. Петрозаводске.

Этническую принадлежность населения при археологических исследованиях не всегда можно определить по используемым им вещам, поскольку и в древности они могли являться привозными. Самым информативным источником для этнической истории населения прошлого считают традиции похоронного обряда, которые отражают сложившуюся в течение длительного времени систему представлений, связанную как с религиозными и мифологическими воззрениями, так и с социально-политической структурой породившего их общества.

Согласно верованиям древних вепсов, умерший после смерти переселялся в новое жилище: им у древних вепсов являлся курган, который сооружали для него родственники, умершему полагалось «передать все необходимое для его загробной жизни». В курганах хоронили взрослых, редко - подростков. Для детей, вероятно, существовал иной способ захоронения.

Место сооружения кургана готовилось заранее. Выравнивалась круглая площадка диаметром от 5 до 12 м. Растущий на ней кустарник и трава сжигались. Она могла посыпаться песком или гравием. Иногда до захоронения возводилась небольшая насыпь до полуметра высотой, на которой производили захоронение. В середине устраивался очаг - костер. На прогоревший костер ставили железный (или бронзовый) котел с цепью для подвешивания, сковороду, сковородник, лопатку, горшки (рис. 13).

Перечисленный набор кухонного инвентаря мог быть и неполным. Наиболее ценные вещи - мечи, бронзовые котлы, шейные обручи и т.д. - находили в испорченном виде. Их ломали намеренно с целью предотвратить разграбление курганов. В IX-XI вв. перед захоронением умерших вместе с жертвенными животными и некоторыми бытовыми вещами сжигали в стороне от подготовленной площадки. Останки затем переносили на подготовленную площадку, где их укладывали по разные стороны от очага: женские - в западной части кургана, мужские - в восточной. Встречались парные захоронения, когда в одном кургане хоронили мужчину и женщину с признаками насильственной смерти без сопровождающих её вещей. Её располагали поодаль от умершего: такой, видимо, была участь рабынь. Имеются курганы, где находилась только часть останков господина, погибшего в боях или вдали от родины, в сопровождении несколько умерщвленных рабов. Как особенность оятских курганов отмечается заворачивание сожженных костей и вещей в бересту, покрывание покойных берестой. Во всех женских захоронениях здесь встречаются бусы-флакончики, которые выступают также их отличительной чертой.

В погребениях имелись кости птиц, домашних животных - коров, овец, свиней, и промысловых - кабанов, лосей, медведей, захоронения сожженных лошадей. Захоронение с кремацией наблюдалось лишь до XI в. Позднее, в связи с распространением христианства, умерших укладывали в могильные ямы, деревянные срубы, колоды, гробовища без кремации, чаще всего головами на юг, иногда на восток или запад. Ритуал погребения завершался сооружением пологого кургана. Его высота варьировала от 0,5 до 3 м.

В курганах X - начала XI в. убранство умерших женщин поражает богатством и обилием украшений. На их фоне название одной из книг известного археолога С.И. Кочкуркиной, посвященной описанию приладожских курганов, «Сокровища древних вепсов» не выглядит преувеличением.

Женщин хоронили в праздничном убранстве с множеством бронзовых и серебряных украшений. В X в. ими являлись гривны - шейные обручи (железные, бронзовые и изредка серебряные), ожерелья из сердоликовых, глазчатых, разноцветных бус (рис. 14).

Бусы в то время служили не только украшением, но и признаком богатства и благополучия, иногда являлись одновременно и денежным эквивалентом. Уникальной находкой являются бусы византийского производства весом около 800 г из 18 очень крупных (3x2,3 см) черных глазчатых бусин, одной поменьше (1,5x1,5) и трех обычного размера (рис. 16). Известны всего лишь четыре аналогичных бусины, найденные в XIX в. при раскопках Херсонеса. На предплечьях у женщин одежда крепилась парными овально-выпуклыми фибулами-застежками скандинавского происхождения. Они соединялись друг с другом цепочками или бусами (рис. 16). На груди располагалась трилистная или круглая фибула (рис.17). На руках носили бронзовые кольца, массивные браслеты, перстни (рис. 18).

Привозные изделия сочетались с украшениями, характерными для финно-угорского мира. К парным фибулам на длинных спиральках подвешивались плоские и объёмные шумящие подвески, изображающие животных и птиц (рис. 19) бусы, бубенчики, на поясе - ножи в ножнах и т. д.

К началу XI в. число таких украшений увеличивается. Появляются бронзовые амулеты в виде ключей, ложечек и другие изделия (рис. 20).

В оятских погребениях встречались остатки очень дорогих привозных шелковых тканей со следами золотного шитья. Исследование фрагментов золотой нити показало, что для вышивки использовалась позолоченная металлическая нить из серебра с примесью золота и меди. В Х-ХII вв. вышивкой такими нитями в западноевропейских странах и на Руси украшалась праздничная одежда. При раскопках на территории Руси удалось обнаружить всего около ста сохранившихся деталей шелковых тканей с золотой вышивкой. Внимание исследователей привлекли два образца из вепсских курганов Приоятья - вышитые золочеными нитями остатки шелковых воротников фиолетового цвета с орнаментом около 3 см шириной, из чередующихся, плотно примыкающих друг к другу полукруглых арочек, внутри которых помещены изображения «древа жизни» и мифических птиц с раздвоенным хвостом (рис. 21).

Образ такой птицы дает основание для предположений, что сюжет с птицей с раздвоенным хвостом занесен на тканях из Центральной Азии, куда он попал из Китая или Ирана. Встречались и золотные ленты сложного полотняного переплетения с орнаментом в виде плетенки, привезённые из Византии. Их, как и двух- или трехцветную шерстяную тесьму, нашивали на края тонких шелковых одежд. Найден фрагмент ткани «занданачи», которые производились в бухарском селении Зандана.

Обнаруженные в курганах остатки шерстяных, льняных и конопляных тканей, поясов, тесьмы говорят о том, что аналогичные приемы ткачества и плетения сохранялись в вепсском быту до начала XX в., что говорит о преемственности местного населения от носителей курганной культуры. В этом отношении очень показательны реставрированные по фрагментам из захоронений орнаменты тесьмы, рисунки которых и сейчас можно увидеть на поясах, изготовленных современными вепсскими мастерицами.

В XI в. вепсская территория уже начинает постепенно утрачивать свою былую значимость для мировой торговой магистрали. Многие западноевропейские изделия заменяются произведёнными на месте. Наиболее характерными женскими украшениями становятся «шумящие» подвески в виде

В ХП-ХШ вв. набор женских украшений становится еще более скромным. Преобладают изделия местных мастеров - излюбленные конические шумящие изделия с бутылкообразными или лапчатыми привесками, бронзовые бусы с напаянными кружочками, а также височные кольца, браслеты.

В мужских погребениях X-XI вв. обнаружены мечи, наконечники копий и стрелы, боевые ножи, топоры. В раннем Средневековье не существовало принципиальной разницы между производственными и боевыми топорами. По мнению специалистов, количество погребений X - начала птиц и животных, к которым на цепочках прикреплялись привески в виде колокольчиков, лапок водоплавающих птиц. При движении они издавали мелодичный звук, который, как полагают, отпугивал от владелицы злых духов. По-прежнему оставались популярными бронзовые украшения на груди, поясе и руках. В XI-XII вв. появляются славянские изделия, в первую очередь бронзовые или серебряные височные кольца, которые крепились ремешками по нескольку колец к обручу на голове. Появились стеклянные бусы с покрытием серебром или золотом, витые браслеты, игольники (в них хранились швейные иглы) с ажурными или орнаментированными концами. Их подвешивали к поясу на шнурках или ремешках. Появление крестиков и крестовидных подвесок свидетельствовало либо о распространении христианства среди местной знати, либо о появлении славян в местной среде.

XI в. вооруженных мужчин и их техническая оснащенность вооружением ставит воинский отряд древних вепсов на третье место среди наиболее военизированных племенных группировок, входящих в зону Древнерусского государства. В курганах, как уже отмечалось выше, были обнаружены мечи с клеймом прославившегося качеством своей работы знаменитого западноевропейского кузнеца Uleberht, имя которого, стало маркой и, вероятно, закрепилось за крупной группой оружейников или мастерских (рис. 22).

Меньше всего по сравнению с другими районами Приладожья оружия было обнаружено в курганах оятского населения.

Как полагают, большую и лучшую часть своего вооружения древние вепсы закупали в Ладоге. Местными кузнецами изготовлялись разнообразные изделия (ножи, огнива, ключи, пластинчатые кресала), кухонный инвентарь - железные и бронзовые котлы, сковородники, лопатки, крюки и цепи для очагов, которыми пользовалось население в Х-ХШ вв. Об их местном производстве говорит наличие бракованных изделий. Исследование металлических изделий показало, что при их изготовлении использовались те же технологические приемы, что и в древнерусском кузнечном ремесле. Довольно сложной техникой наварки стального лезвия на железную основу изготовлялись ножи, наконечники копий, овальные кресала. Полагают, что кузнечное ремесло древневепсские мастера осваивали у староладожских кузнецов.

Развитие в местной среде получило также и гончарство. Если в X в. глиняная посуда делалась вручную, то в середине XI в. появляются сосуды, изготовленные на гончарном круге. В курганах находили и привозные гончарные изделия высокого качества.

Богатое убранство захоронений говорит о выделении среди древних вепсов значительной прослойки знати, возвысившейся за счет выгодной торговли пушниной. Она имела обширные торгово-культурные связи со многими регионами. Древневепсские ремесленники по мастерству не уступали ремесленникам самых известных производственных центров того времени.

Усиливающаяся христианизация населения, которая началась с местной знати, привела к сокращению богатых захоронений в курганах. Её представителей, очевидно, стали хоронить на церковных кладбищах без вещей. К началу XIII в. захоронения в курганах прекратились.

Культурные традиции курганной культуры сохранились в формах бытовых предметов местного производства - в гончарном производстве, глиняной детской игрушке, деревянной резьбе, сюжетах вышивок. Археологи сообщали, что керамика из курганов признавалась вепсами как изготовленная в местном гончарном центре, где её производство сохранилось до 1930-х гг.

НАСЛЕДИЕ БЕЛОЗЕРСКОЙ ВЕСИ

Особый интерес к археологическим памятникам восточной окраины вепсского ареала - Белозерье - связан с летописным сообщением о нем как месте обитания веси, где она являлась «первонасельницей».

В 1980-е гг. здесь начались интенсивные археологические исследования под руководством А.Н. Башенькина. В результате исследователю удалось проследить ход этнических процессов на протяжении более десяти веков на территории обитания белозерской веси. Предложенная им концепция этнической истории вепсов, не меняя сложившегося представления об участии в их формировании летописных веси и чуди, предлагает иное видение самой ранней истории веси, территориально связанной с Белозерьем.

В отличие от Д.В. Бубриха, который считал белозерскую весь «цветущей весской колонией, установившей торговлю с волжскими булгарами, а через них и с арабами», основателями которой являлись переселенцы с окрестностей Ладоги, А.Н. Башенькин полагает, что белозерская весь имела значительно более древние корни в регионе своего обитания. По его мнению, она сформировалась на основе местного финно-угорского населения, проживавшего на рубеже I тыс. до н.э. и I тыс.н.э. в ареале, северной границей которого являлась р. Суда, западной - Вепсовская возвышенность, восточной - р. Шексна. На северо-западной окраине данной территории и сейчас проживают её потомки в лице небольшой группы белозерских вепсов.

Хозяйство древнего местного населения носило комплексный характер: скотоводство, земледелие, охота и рыболовство. Наличие оружия и дорогих украшений из дальних стран, в частности бус из Средиземноморья, свидетельствовало о достаточно развитой торговле, предметом которой являлись меха. Население хорошо освоило изготовление и обработку металла, среди находок много изделий из черного и цветного металла. Производство железа в Белозерье известно еще с VIII—VII до н.э. На южных границах от него проживало родственное финно-угорское население, носители так называемой дьяконовской культуры, распространенной в Волго-Окском междуречье и на Верхней Волге.

В конце I тыс. до н.э. в данном регионе появляется новое хорошо вооруженное скотоводческое население, которое выделяется особыми типом погребального обряда: умерших хоронили в наземных деревянных погребальных сооружениях, получивших в литературе название «домиков мертвых», а позднее - в курганах. Перед захоронением умерших сжигали с сопровождающими их вещами и убранством. Данный обычай был воспринят местным финно-угорским населением и сохранялся вплоть до рубежа X-XI вв. В погребениях находят бронзовые подвески, с изображением птиц с широко раскрытыми в полете крыльями, характерные для Урала-Сибирского региона с угро-самодийским населением, а также двухголовые коньковые подвески, относящиеся к первым векам н. э. По мнению автора, это самые ранние изображения коней на Русском Севере.

Из взаимодействия местного финно-угорского и пришлого населения на рубеже старой и новой эры возникла новая культура, которая дополняется еще третьим компонентом юго-западного, балтийского происхождения из бассейна Днепра и Западной Двины. Западные переселенцы, скорее всего, воспользовались Великим Волжским путем, по которому, как утверждают археологи, освоившие его первыми предки финно-угорских племён перемещались как в сторону Балтики, так и в обратном направлении - на Волго-Окское междуречье». Вполне возможно, что они и передали свой этноним vepsä- местному населению, если придерживаться версий Д.В. Бубриха о его западном происхождении.

Здесь, на водоразделе Балтийского и Волжского бассейнов, по мнению А. Н. Башенькина, в первой половине I тыс. н. э. складывается яркая самобытная процветающая финно-угорская культура с комплексным характером ведения хозяйства, включающим охоту, скотоводство, рыболовство при ограниченной роли земледелия. Реки, изобилующие рыбой, и леса с промысловыми животными, предоставляли местному населению достаточные источники для питания. Имелось развитое металлургическое производство, а благодаря тому, что р. Молога, Чагодоща и Суда являлись звеньями ответвлений Великого Волжского пути, обнаружены дорогие восточные украшения. Возможность вложения значительных трудовых ресурсов на их приобретение, говорило о расслоении общества и появлении родовой знати.

По мнению А. Н. Башенькина, представители данной финно-угорской культуры, вобравшей в себя культурные традиции пришельцев из юго-восточных и юго-западных регионов (более поздних по времени заселения и, очевидно, более активных), впервые упомянуты в истории как весь под названием vas между чудью, мерей и мордвой в одном из самых известных исторических сочинений раннего Средневековья «О происхождении и деяниях Гетов» готского историка Иордана. Работа им завершена в 551 г., но обращается он к событиям IV и V в., повествуя о воинских успехах могущественного готского короля Германариха (Эрманариха), ведущего войны со слабеющим Римом и после его падения закрепившегося на юге Восточной Европы. По сообщению Иордана, он подчинил себе немало племен: в числе завоеванных указывает и весьма воинственные северные племена Thiudos In Aunxis-Vasinabroncas-Merens-Mordens Im niscaris, заселяющие северную периферию его державы. О каждом покоренном народе, кроме северных, автор приводит сведения об обстоятельствах их завоевания, а северные - перечислены списком, без всяких пояснений. Перевод с латинского их названий, представленных в различном написании в вариантах, дошедших до нас в рукописях «Гетики», и поиск их соответствия народам, известным в то время, вызвал появление обширной литературы. Трудности с переводом обусловлены не только различным написанием в них перечисляемых народов, но и сложностью определения языка, с которого они переводились на латынь, а также отсутствием о них в источнике какой-либо дополнительной информации.

Представленное выше написание данного отрывка текста «Гетики» Иордана взято из самой ранней и лучше всего сохранившейся его рукописи. Его переводят как ‘Thiudos In Aunxis - чудь в местности Аунксе’ (вариант - тиудов в местности Аунксе’) и ‘Vas in Abroncas - вас в местности Абронкас’, ‘Мегens - мерю’, ‘Mordens Im niscaris - мордву в Мещере’ (вариант - мещеру).

Отношение к данному сообщению Иордана критическое: принято считать, что автор явно преувеличил могущество германского короля Германариха, приписав ему их завоевание. Свое повествование Иордан начинает с сообщения об использовании им более ранних источников, что дало основание для предположений о перенесении им в свое сочинение - при перечислении завоеваний Германариха - известий о народах, проживающих по Великому Волжскому пути, которые Иордан заимствовал из сообщений путешественников или участников торговых экспедиций. Упоминания веси после чуди рядом с мерей, как указывалось и в «Повести временных лет», по мнению А.Н. Башенькина, дает повод для предположения, что весь входила в группу поволжских народов. Хотя в такой последовательности перечисления финно-угорских племен Иорданом видят всего лишь направление мест их проживания по торговому пути - с запада на восток.

Самостоятельное развитие веси в данном регионе в V-VI вв. н. э., по мнению А.Н. Башенькина, оказалось под угрозой из-за прихода на её территорию летописных кривичей, известных как носители культуры длинных курганов. Кривичи продвигались с юго-запада по рекам Кобожа, Песь, Чагодоща, Молога, ассимилируя или вытесняя весь на северо-восток.

Лишь часть древней веси, куда кривичи не дошли, в бассейне р. Шексна и Белого озера и на р. Суда продолжила свое развитие. В IX-X вв. здесь с участием финно-угорского населения Поволжья и Прикамья завершилось формирование уже ставшей известной по летописи белозерской веси, принявшей участие в создании Древнерусского государства.

В объединении земель по линии Изборск - Ладога - Белоозеро, ставшем основой для последующего расширения Древнерусского государства, видят желание Рюрика и его наместников взять под свой контроль северную часть отрезка Великого Волжского пути, который, проходил по землям приладожской веси-чуди и белозерской веси. Скорее всего, это явилось решающим фактором для укрепления связей между ними и формирования общей культурной традиции, позволяющей археологам_считать их памятниками, принадлежащими единой этнической общности - древним вепсам. В конце IX - X в. данный отрезок торгового пути являлся основным, по которому происходил обмен товарами между западными и восточными странам, поскольку прямой путь у европейцев на Восток появился только в XI—XII вв. в ходе крестовых походов. Торговый путь по землям древних вепсов выходил на Волжскую Булгарию, государство, расположенное при впадении Камы в Волгу, где с конца IX в. скрещивались главнейшие водные и сухопутные дороги, соединявшие Восток и Запад. По свидетельству арабских писателей, посещавших г. Булгар - столицу Волжской Булгарии, древние вепсы поставляли на его рынки меха бобров, чёрных лисиц, соболей, белок и других пушных зверей. За пушнину, высоко ценимую мусульманской знатью, они приобретали украшения, утварь, оружие, дорогие ткани.

Перечисление Белоозера вместе с городами Ладогой и Изборском, куда, по летописным сведениям, был отправлен представитель Рюрика, предполагало, что и племенной центр веси должен соответствовать им по статусу. По мнению археологов, на него могут претендовать два памятника: поселение, существовавшее у устья Шексны в X - начале XI в. до сильного пожара на месте легендарного Белоозера, и городище Крутик[12], расположенное на р. Шексна в 25 км от Белоозера на одном из отрезков Великого Волжского пути.

Культурный слой сгоревшего поселения предшествующего русскому городу Белоозеро дает основание говорить о нем, как крупном «финском» поселке, являющемся ремесленным центром, связанным с международной торговлей. Построенный на его месте новый город XII -XIII вв. был уже древнерусским, и его жителей называли белозерцами. В конце XVI в. его население переселилось на новое место на берег Белого озера, где возник современный Белозерск.

В последние годы исследователи склоняются к мнению, что центром веси в Белозерье - летописном Белоозере «эпохи Синеуса» - являлось крупное раннегородское торгово-ремесленное поселение -городище Крутик. Его открыл еще до войны ленинградский археолог П.А. Сухов. Городище Крутик признано эталонным памятником белозерской веси, еще не испытавшим сильного славянского влияния. К исследованию этого уникального памятника обращались многие известные археологи - Л.А. Голубева, С.И. Кочкуркина, Н.А. Макаров, А.Н.Башенькин. В последние годы раскопки на нем возобновились. По обнаруженным здесь памятникам - лепной керамике, богатым украшениям к женскому костюму, орудиям труда и быта - срок его бытования ранее ограничивался второй половиной IX - последней третью X в., но находки погребений в последнее время проделывают срок его существования до середины XI в..

В городище Крутик имелся обособленный район, где в постройках срубного типа находились мастерские по косторезному, бронзолитейному и железообрабатывающему производствам. Для металлургического производства использовалась местная болотная руда. Ремесленники имели большой опыт по выплавке металла и его обработке, владели самыми передовыми для того времени технологиями. Здесь обнаружены сыродутные печи-домницы, занимающие важное место в производстве железа. Интересные находки связаны и с бронзолитейным и косторезным ремеслами. При литейном производстве использовалось привозное сырье, им занимались женщины, что являлось обычным и у других финно-угорских народов. Как показывают находки игрушечных льячек и литейных формочек, к нему рано приобщали детей

Среди изделий косторезного ремесла особо выделяют обереги - подвески бобров, выполненные из рога, аналогичные которым пока нигде не обнаружены. Такие обереги не случайны, мех бобра высоко ценился на международных рынках, мясо бобра население использовало в пищу. Сложные по изображению вышивки у вепсов обрамляли фигурки стилизованных бобров, сходные по очертаниям с рисунками бобров на саамских бубнах.

Городище Крутик являлось как поселением ремесленников, так и центром пушной добычи и меховой торговли. Среди определяемых костных останков на долю скелетных фрагментов бобра приходится от 25 до 43 процентов, белки - от 25 до 36. Охотились также на горностая и зайцев.

На городище обнаружены многочисленные серебряные монеты - драхмы, дирхемы, время изготовления которых от конца VI до середины X в. Обилие бус, в том числе и староладожского типа VIII-Х вв., фризских гребней говорят о ранних связях с Ладогой, заметны в поселении и следы пребывания скандинавов, по всей вероятности, останавливавшихся здесь на пути на Восток.

Прекращение существования поселения связывают со сменой направления торгового пути - появилась возможность использовать Днепровский путь (см. рис. 4), и потребность в городище как торговом посреднике и ремесленном центре исчезла. Проживавшая здесь весь, - так называемая белозерско-шекснинская группа - с X до середины XI в. подверглась значительной ассимиляции в ходе заселения региона славянским населением. По материалам А.Н. Башенькина, оно шло на земли веси с двух сторон: с юга по Шексне и с севера - из района Старой Ладоги. В то же время археологические материалы показывают, что часть веси со средней Шексны под натиском древнерусского населения переместилась на Славянский наволок, в Заволочье, на реки Суда и Андога. Судскую весь, обитавшую к западу от Шексны по р. Суда и ее притокам, по мнению А.Н. Башенькина, «защитила» крупнейшая в Европе болотистая Молого-Шекснинская низменность, поэтому ее обошел славянский поток X-XI в. По мнению И.И. Муллонен, древнерусских переселенцев р. Суда не интересовала по причине, что путь наверх по ней был тупиковым. С верховьев Суды не было значительных выходов дальше, а славянская колонизация поднималась с низовьев Суды по её притоку - Андоге, откуда шел водно-волоковой путь на Белое озеро. Оказавшись в отдалении от водных магистралей, судская весь долго сохраняла свой хозяйственный уклад. Её памятники XI—XIII вв. испытали сильное влияние славянской культуры, хотя еще длительное время следы местной культуры (керамика, украшения) присутствовали в культуре древнерусского населения крупных шекснинских поселений. Возможно, что сохранялись контакты пришлого населения с оставшимися здесь островками древних вепсов.

Центром судской веси считают памятники на среднем течении Суды у д. Никольское. Материалы показывают, что они очень близки памятникам поселения Крутик, представляя локальную группу белозерской веси. При сохранении прежних традиций хозяйствования здесь растет число предметов, демонстрирующих повышенную роль торговли: находки замков, ключей, весов для взвешивания серебра, арабские и западноевропейские серебряные монеты, что приводило к заметному имущественному расслоению и социальной дифференциации. Весьма показательно погребение представителя местной знати XI в. (Никольское-XIII) с оружием, которое не встречалось в других мужских погребениях региона, с одновременным захоронением двух молодых женщин с богатыми украшениями, очевидно, сопровождавших своего господина в загробный мир, что говорит о его высоком социальном статусе.

На рубеже X-XI вв. обряд погребения претерпел изменения: обычай сжигать умерших перед погребением, существовавший более тысячи лет - с конца I тысячелетия и все I тысячелетие, сменился обычным погребением. Это дало новый материал о костюме погребенных. Он выделяется большим количеством украшений, среди которых древние зооморфные и шумящие подвески, представляющие собой настоящие произведения искусства древних мастеров. По мнению А.Н. Башенькина, весь, обитающая на средней и верхней Суде, сохраняла свою культуру до конца XIII в. и только к XIV в. в значительной мере подверглась ассимиляции и вошла в состав северных великорусов.

Вместе с тем не все группы судской веси разделили судьбу шекснинско-белозерской группы. Часть её под натиском славянской волны продвинулась в верховья Суды, Ояти, Паши к своим соплеменникам в центр вепсской территории, а часть сохранилась в лице современных белозерских вепсов. Топонимические исследования И.И. Муллонен показывают, что верховья Суды в прошлом входили в единый ареал вепсской топонимии.

В последние годы в науке утвердилось представление о том, что именно на этой труднодоступной территории в условиях относительной изоляции в XIV-XVII вв. и завершилось формирование современных вепсов в результате слияния части судской веси и этнически близкого ей прибалтийско-финского населения юго-восточного Приладожья.

В литературе очень живуч вопрос: к какой группе - прибалтийско-финской или поволжской - относилась белозерская весь? Сочетание в археологическом наследии белозерской веси древностей, характерных для прибалтийско-финских и волжско-финских групп, видимо, объясняется её обитанием между данными группами. В культуре белозерской веси есть и местные особенности, отражающие ее культурное своеобразие по сравнению с культурными традициями приладожской веси-чуди. В то же время исследователи не видят оснований для их противопоставления в этническом отношении. По мнению Е.А. Рябинина, весь как крупное этническое образование имела несколько отличающихся в культурном отношении группировок, которые и составляли вместе «единый весский союз племен». Языковеды, отмечая в вепсском языке следы восточных элементов, отличающих его от других языков прибалтийско-финской группы, высказывали предположение, что весь, возможно, составляла «звено той цепи народов, которая соединяла прибалто-финнов с волжскими языковыми родственниками».

В конце IX в. упоминания о веси в летописи исчезают. В последний раз о ней говорится под 882 г., как участнице похода князя Олега на Киев, победа над которым завершилась созданием Киевской Руси - единого Древнерусского государства с центром в Киеве. Последние упоминания о мере относятся к 907 г.: она являлась участницей знаменитого похода князя Олега на греков (г. Царьград). В дальнейшем упоминаний о веси и мере в летописях нет. Отмечают, что «активность этих племен была рано парализована славянским расселением, а также близостью таких городов, как Белоозеро, Ростов и Суздаль».

Позднее летописец, рассказывая о событиях в Белозерье, называет его население не весью, а белозерцами, что и дало основание Н.И. Карамзину - известному историку и писателю, получившему в 1803 г. именным указом императора Александра I звание историографа российской истории, заявить в примечаниях к первому тому своей «Истории Государства Российского»: «Весь, Меря и Мурома наконец обратились в Славян». Карамзинская концепция о полном растворении Веси в окружающем «славянском море» воспроизводилось до 40-х гг. XX в. в учебной, научной и научно-популярной литературе. Сомнения в таком утверждении Н.И. Карамзина высказывали многие исследователи, но благодаря многолетним археологическим исследованиям последних лет, в том числе и А.Н. Башенькина, доказано, что полного поглощения славянской стихией белозерская весь избежала и часть её приняла участие в сложение современных вепсов, которые являются ее историческими наследниками.