Вера [Vera, Or the Russian Princess and the English Earl..]

ГЛАВА VII. Пятое ноября.

L'infanterie Anglaise est la meilleure du

monde: heureusement il n'у en а pas beaucoup.

Général Bugeaud.

Было около 5 часовъ утра, и когда генералъ Кодрингтонъ проѣхалъ верхомъ мимо стражи, въ англійскомъ лагерѣ все было темно и тихо, какъ среди ночи. Стража отвѣчала: "все въ порядкѣ" на откликъ его, и онъ поѣхалъ дальше.

Вдругъ, трескъ перестрѣлки поразилъ слухъ его. Онъ доносился, какъ оказалось, изъ сосѣдняго кустарника, гдѣ сейчасъ только былъ замѣченъ отрядъ у лѣваго крыла легкой дивизіи. Было еще не довольно свѣтло для того чтобы видѣть насколько велико количество русскаго войска, но было ясно что опасность приближалась, въ большихъ ли въ малыхъ ли размѣрахъ, и Кодрингтонъ поскакалъ назадъ, чтобы поднять на ноги лагерь, а черезъ какую-нибудь минуту трубы протрубили тревогу.

Дѣйствительно, великое предпріятіе приближалось къ своему осуществленію, и цѣлая туча застрѣльщиковъ прикрывала колонны, быстро сходившіяся на истребленіе Англичанъ. Но солдаты какъ и пастухи теряютъ иногда вѣру въ крики "волкъ, волкъ!" потому и на этотъ разъ, когда въ ранній часъ воскреснаго утра 5го ноября раздались вдругъ звуки трубъ, полковникъ Сенъ-Джонъ, подобно многимъ другимъ офицерамъ этой бригады, рѣшилъ въ умѣ своемъ что причина тревоги вѣроятно пустая, и что это лишь одно изъ тѣхъ фальшивыхъ нападеній которыми Русскіе уже нѣсколько разъ испытывали терпѣніе и тревожили покой союзниковъ. Ему было даже довольно трудно разбудить товарища своего, и было почти уже шесть часовъ, когда полкъ наконецъ взялся за оружіе. День сталъ слабо заниматься на востокѣ, но сплошной и тонкій дождь все продолжалъ идти, дѣлая почву все влажнѣе, воздухъ все темнѣе, а очерки всѣхъ предметовъ все болѣе и болѣе смутными и неясными.

Гренадеры были уже на ногахъ и выступили впередъ, и лишь только скомандовано было шотландскимъ стрѣлкамъ строиться въ колонну и идти вслѣдъ за первыми, какъ они уже и исполнили это приказаніе и начали выступать изъ лагеря, проходя по нѣсколько волнистой почвѣ, покрытой кустарникомъ изъ тонкихъ дубковъ и акацій.

Пока они все еще находились въ сильномъ сомнѣніи насчетъ того не есть ли это со стороны Русскихъ лишь легкая вылазка, и по мѣрѣ того какъ они по двигались впередъ, свойство почвы принудило стрѣлковъ разсыпаться въ нѣкоторомъ безпорядкѣ, но безпорядокъ этотъ продолжался лишь съ минуту, ибо русскія пушки на противоположной (Инкерманской) сторонѣ долины начали уже свои дѣйствія, и большія, красныя гранаты ихъ, пролетавшія сквозь утренній туманъ, какъ бы разрывая на мгновеніе сѣрое покрывало его, и падавшія, лопаясь въ кустарникъ, убѣдили офицеровъ что затѣвалось, или лучше сказать, уже началось не шуточное дѣло. Появленіе страшно изувѣченной, лишенной всадника лошади, дикимъ галопомъ проскакавшей мимо нихъ, еще болѣе убѣдило ихъ въ этомъ, и солдатамъ приказано было лечь на земь, между тѣмъ какъ полковникъ отправился на рекогносцировку.

Разсвѣло. Среди блѣднаго тумана отряды можно было принять за баталіоны, а полки за бригады, но наступившаго дневнаго свѣта было достаточно чтобы разглядѣть герцога Кембриджскаго, начальника бригады и штабъ ихъ, также какъ и гренадеровъ, выстроенныхъ на правой сторонѣ, и двѣ колонны русской пѣхоты, медленно спускавшейся съ холма, противъ Песочной батареи.

Молитвенное пѣніе и возгласы, раздававшіеся въ рядахъ Соймоновскихъ солдатъ при выступленіи ихъ изъ Севастополя, затихли теперь. Не слышно было ни шопота, ни кашля, ни вздоха, въ то время какъ они взбирались, среди мертвой тишины, на холмъ, и двѣ темныя массы ихъ казались двумя темно-сѣрыми пятнами на поверхности сѣраго, окутаннаго мглой ската.

Еще нѣсколько томительныхъ минутъ, и обѣ арміи должны были столкнуться; и дѣйствительно, минуты эти были полны роковаго значенія для гвардіи; герцогъ Кембриджскій (чтобы дать возможность разслышать слова свои, повелѣвавшія гренадерамъ измѣнить позицію) скакалъ со штабомъ посреди пуль своихъ и враговъ, не обращая вниманія на личную опасность. Наконецъ, когда одно крыло полка повернуло въ сторону, обѣ арміи очутились одна предъ другой лицомъ къ лицу.

Перестрѣльный огонь продолжался уже нѣсколько времени, но тутъ стрѣлки пустили первый залпъ въ ряды наступающаго врага. Преимущества положенія были на сторонѣ Англичанъ, и когда за залпомъ послѣдовалъ натискъ штыками, непріятельскія колонны начали отступать (но въ боевомъ порядкѣ), стрѣляя при отступленіи изъ заднихъ рядовъ.

Во второй разъ, Русскіе, въ усиленномъ числѣ, стали подступать къ кургану. Во второй разъ, гвардія встрѣтила ихъ убійственнымъ, страшнымъ огнемъ, и потомъ штыками; опять Русскіе отступили, но на этотъ разъ уже въ безпорядкѣ, и затѣмъ выстроившись снова, въ третій разъ и съ твердостью возобновили атаку.

У стрѣлковъ заволновалась кровь; они разгорячились и вслѣдствіе этого стали цѣлиться спѣшно.

-- Тише, друзья, тише! Цѣльтесь хорошенько, кричалъ полковникъ Сенъ-Джонъ своимъ солдатамъ, и убійственный залпъ понесся навстрѣчу врагамъ. "Тише!" крикнулъ онъ снова, поднимая правую руку, какъ бы съ цѣлью сдержать ихъ пылъ. Ему пришлось запомнить на всю жизнь это мгновеніе и это движеніе, обозначившее его вѣроятно цѣлію одному изъ русскихъ стрѣлковъ; онъ не успѣлъ досказать своихъ словъ, какъ выстрѣлъ раздробилъ ему другую руку прямо надъ локтемъ и она безсильно опустилась внизъ.

На минуту, ударъ какъ бы оглушилъ его, и затѣмъ кровь медленно заструилась по рукаву и закапала на синюю шинель. Но теперь некогда было думать о боли.

-- Не отправиться ли вамъ лучше къ арріергарду? спросилъ его сержантъ.

-- Нѣтъ, это вѣдь лѣвая рука, было отвѣтомъ, и полковникъ Сенъ-Джонъ, снова поднявъ правую руку свою, крикнулъ:-- Впередъ! и скомандовалъ третью атаку.

Русскіе повернули тылъ, и стрѣлки хотѣли было уже преслѣдовать ихъ внизъ по скату, но въ это время подскакалъ офицеръ штаба, съ запрещеніемъ оставлять вершину кургана. Предостереженіе это было необходимо, ибо положеніе гвардіи становилось опаснымъ. Колонны Павлова и Соймонова, наступая съ разныхъ концовъ, успѣли сомкнуться гораздо ближе, нежели можно было ожидать, и хотя онѣ и приняли въ темнотѣ одну сторону рва за другую, и дивизіи ихъ, встрѣтившись слишкомъ близко, стѣснились за недостаткомъ мѣста, но тѣмъ не менѣе, сплошная и могучая масса ихъ представляла не малую опасность для гвардіи, на которую должна была пасть вся тяжесть ея, да и вообще вся отвѣтственность сраженія.

Маленькая баттарея, единственная въ которой могла укрываться бригада, не имѣла ни пушекъ, ни бруствера, а русскія пушки, такъ искусно поставленныя наканунѣ въ позицію, начали уже свои дѣйствія. Онѣ не только затрудняли доставленіе подкрѣпленій измученнымъ полкамъ, но и дѣлали переходъ къ арріергарду чрезвычайно опаснымъ для раненыхъ.

Однако, полковнику Сенъ-Джону пришлось таки направить туда свой путь, потому что, вслѣдствіе боли и потери крови, колѣна его начали дрожать, а голова кружиться.