Вера [Vera, Or the Russian Princess and the English Earl..]

ГЛАВА XXII. Зенитъ.

I spent an afternoon within

The city of the clouds.

G. W. Thornbury.

Выраженіе нѣмаго упрека, прочитанное имъ въ послѣднее свиданіе на лицѣ Вѣры, и прекрасный образъ ея, ярко отдѣлявшійся отъ линіи моря и неба, рисовавшійся въ концѣ ряда осыпанныхъ пурпуровыми цвѣтами деревьевъ и окруженный порхающими надъ головой ея горлицами, повсюду преслѣдовали лорда Кендаля. Это побудило его, наконецъ, сдѣлать нѣчто, на что онъ рѣшался весьма рѣдко, а именно утренній визитъ, и навѣстивъ княжну, постараться, если-можно, примирить ее съ собой.

До сихъ поръ, всегда случалось такъ что онъ не заставалъ ее дома и ни разу не видалъ ее вмѣстѣ съ графиней Зотовой, но сегодня онъ нарочно выбралъ для посѣщенія своего такой часъ который, будучи приличенъ для визита, долженъ былъ удержать жителей виллы, по случаю жара, за опущенными сторами ея. Дамы были дома, и его ввели въ комнату въ которой графиня полулежала на диванѣ, обмахиваясь вѣеромъ, съ дремавшею около нея въ корзинкѣ собачкой, а Вѣра сидѣла за роялемъ и пѣла; пѣла она вѣроятно mezza voce, потому что гость дошелъ уже до двери гостиной, прежде нежели голосъ ея достигъ до его слуха. Она встала, слегка покраснѣла, и улыбаясь протянула ему руку, но свиданіе ихъ вышло нѣсколько неловкимъ, частію вслѣдствіе того что лордъ Кендаль принесъ съ собой какое-то сознаніе вины, частію и оттого что робкое смущеніе Вѣры усилилось послѣ чрезвычайно натянутаго поклона которымъ графиня сочла нужнымъ отвѣтить на привѣтствіе Англичанина. Такъ какъ хворая дама эта никогда не выѣзжала по вечерамъ, то они никогда не встрѣчались другъ съ другомъ, и если въ обществѣ Вѣры лордъ Кендаль постоянно забывалъ что имѣетъ дѣло съ иностранкой, то увидалъ съ перваго взгляда что въ отношеніи къ графинѣ Зотовой забыть это было бы невозможно: такъ страненъ показался ему видъ графини Прасковьи. Подобно Вѣрѣ, она была высока ростомъ, но желтое лицо, большіе темные глаза, узкія руки и чрезвычайно гибкій станъ, все это поразило его, какъ выраженіе какого-то особеннаго типа, и она навсегда удержала въ умѣ его названіе "скиѳской женщины", съ того самаго мгновенія какъ онъ прошелъ съ ней, насколько могъ свободно, черезъ обряды перваго знакомства, спрашивая себя какимъ общимъ разговоромъ можетъ онъ занять эту хозяйку дома.

Такъ какъ она была женщина больная, то онъ выразилъ надежду что зимнее пребываніе въ Ниццѣ имѣло благодѣтельное вліяніе на ея здоровье.-- "Не очень-то", нѣсколько коротко отвѣтила она ему: казалось что даже разговоръ объ ея собственныхъ недугахъ, вызывавшій обыкновенно довольно сильный потокъ краснорѣчія съ ея стороны, былъ на этотъ разъ не въ силахъ расположить тётю Пашу къ Крымскому герою, какъ она уже окрестила его въ душѣ. Она терпѣть не могла Англичанъ, въ особенности англійскихъ военныхъ; а тутъ вдругъ, въ собственной ея гостиной, въ качествѣ близкаго знакомаго Вѣры, возсѣдалъ Англичанинъ, однорукій воинъ, Крымскій герой, убившій, она была убѣждена въ этомъ, неизвѣстно сколько соотечественниковъ ея. И какъ человѣкъ этотъ глазѣлъ на Вѣру, просто пожирая ее глазами! Онъ вѣрно не мало воображалъ объ себѣ; и очень нужно было Вѣрѣ вспыхнуть при входѣ его непривычнымъ ей румянцемъ. Графиня была сердита на нихъ обоихъ, и лордъ Кендаль нашелъ ее въ конецъ неприступною, послѣ того какъ, оправившись отъ перваго отпора ея, онъ выразилъ мнѣніе что въ теченіи зимы, собравшей въ Ниццѣ столькихъ Русскихъ, она вѣрно нашла себѣ пріятное общество.

Нѣтъ, она имъ вовсе не пользовалась. Общество здѣсь, чтобы не сказать болѣе, чрезвычайно смѣшанное. Здоровье ея не позволяло ей выѣзжать по вечерамъ, и погода была все такая дурная, безпрестанно сирокко; да и положеніе дома ихъ самое непріятное.

-- Онъ можетъ-быть стоитъ слишкомъ на солнцѣ, замѣтилъ лордъ Кендаль, смотря на закрытые ставни, за которыми, палящіе яркіе лучи ударяли прямо въ стѣны, отражая на нихъ весь зной Promenade и весь блескъ моря.

-- Да, слишкомъ на солнцѣ, да я и не люблю быть такъ близко къ морю; такъ страшно слушать всю ночь шумъ волнъ; въ этомъ шумѣ такое ужасное однообразіе.

Кромѣ того графиня жаловалась и на то что они занимаютъ не весь домъ. Надъ ними живетъ семейство изъ Піемонта, дававшее недавно балъ; и не надѣясь на прочность потолка, она не спала всю ночь; и общество у этихъ людей было совершенно гарибальдійское; вовсе не въ ея вкусѣ, хотя Вѣрѣ и непремѣнно нужно было отправиться танцовать съ ними. Въ нижнемъ же этажѣ живутъ какіе-то Англичане, и мальчишки ихъ вѣчно катаютъ обручъ и кричатъ у ней подъ окнами.

-- Они премиленькіе мальчики, вступилась Вѣра, настолько довольная посѣщеніемъ лорда Кендаля что готова была выразить благопріятное мнѣніе и о парѣ молодыхъ обезьянъ, будь онѣ въ эту минуту представлены ей, и видѣвшая съ досадой что дуэнья ея не намѣревается выказать себя сегодня ихъ гостю съ выгодной стороны.

-- Ахъ, какіе ужасные ребятишки! Я вообще не охотница до иностранцевъ, какъ тебѣ извѣстно, Вѣра, а ты тутъ еще восхищаешься этими gamins.

-- Вы разговариваете съ ними по-англійски? спросилъ лордъ Кендаль.

-- Да, и они такъ безжалостно смѣются надъ ошибками моими что я навѣрное сдѣлаю успѣхи. Вы не находите еще что я усовершенствовалась?

-- Въ послѣдній разъ когда мы видѣлись съ вами, княжна, не вы, а я заслужилъ замѣчаніе за ошибку, и Вѣра выразила ему своею улыбкой такое чарующее отпущеніе грѣховъ что счастіе было для нея что тётя Паша не видала этого, занятая въ эту минуту укладываніемъ Маркиза въ корзинкѣ. Любезное животное это не желало, однако, улечься на покой и бросало такіе свирѣпые взоры на гостя что мобно было ожидать ежечаснаго нападенія на ноги лорда.

-- Я боюсь что сегодняшнія извѣстія изъ виллы Бермонъ наведутъ тревогу на всѣхъ.

-- Pelas! воскликнула старшая изъ дамъ, а Вѣра подняла къ нему снова свои нѣжные, полные состраданія глаза, такъ что лордъ Кендаль увидалъ что можетъ заговорить съ ней объ этомъ предметѣ. Они потолковали о бюллетенѣ и о похоронахъ князя О. и затѣмъ гость собрался уходить.

-- Вы, кажется, пѣли, когда я вошелъ, и мнѣ не слѣдуетъ болѣе мѣшать вамъ.

-- Я только старалась расположить тетушку къ сіестѣ; жаръ сегодня такъ томителенъ, несмотря на грозу.

-- Я никогда не сплю среди дня, возразила графиня Прасковья, имѣвшая, несмотря на это возраженіе, обыкновеніе спать, среднимъ числомъ, четырнадцать часовъ въ сутки.

-- Что это вы пѣли? это было похоже на Шуберта.

-- Вы правы, это очень напоминаетъ Шуберта; но это романсъ Варламова. Знаете вы его? И подойдя къ роялю, Вѣра наклонилась и проиграла, стоя, нѣсколько тактовъ.

-- А, теперь вижу; слова русскія?

-- Да; но я перевела ихъ на нѣмецкій языкъ.

-- Что вышло ужасно, навѣрное, вступилась тётя Паша; -- вотъ чего я еще терпѣть не могу, такъ нѣмецкаго языка. Лермонтовъ былъ Русскій, а главное, онъ былъ поэтъ. Твои слова нѣмецкая проза.

-- Нѣмецкая поэзія безъ рифмъ, извините, тётя Паша.

-- Это все равно, на нѣмецкомъ языкѣ все выходитъ похоже на прозу.

-- Стихотвореніе Лермонтова, продолжала Вѣра,-- составило бы хорошій предметъ для художника; онъ разказываетъ какъ душа, услыхавъ еще до рожденія своего пѣснь своего ангела-хранителя, несшаго ее на землю, не могла уже найти радости ни въ какихъ земныхъ пѣсняхъ.

-- Этому я вѣрю; но я не долженъ надоѣдать вамъ еще долѣе. Увидимся мы сегодня, на концертѣ у леди П...? Надѣюсь что да.

-- Да, отвѣчала, чрезвычайно обрадованная, Вѣра.

-- Я такъ радъ что засталъ васъ дома, и что видѣлъ васъ сегодня. Вѣра снова коснулась руки изувѣченнаго человѣка, чего она не дѣлала никогда безъ чувства состраданія, а затѣмъ лордъ Кендаль удалился. Обращеніе ея доказало ему что безмолвное извиненіе его было такъ же безмолвно принято ею, и онъ вышелъ изъ дому съ радостнымъ сердцемъ.

-- Милая Вѣра, какая ты безчувственная, право, начала графиня Зотова, какъ скоро дверь затворилась за ихъ гостемъ.

-- Странно что точно нарочно, въ самый дурной день мой ты вздумала представлять мнѣ, въ собственной моей гостиной, какого-то своего пріятеля, иностранца, да еще изъ такихъ видъ которыхъ ужасенъ моему сердцу, и что всего хуже, человѣкъ этотъ ухаживаетъ за тобой.

-- Вамъ въ самомъ дѣлѣ это кажется? спросила Вѣра, стараясь придать своему голосу болѣе твердости.

-- Кажется ли мнѣ это? Вѣра Михайловна, каждый не вчера лишь только появившійся на свѣтъ замѣтилъ бы это. А то зачѣмъ бы ему являться сюда?-- да еще въ такое время, когда жара держитъ всѣхъ дома, кромѣ развѣ бѣшеныхъ собакъ, Англичанъ, да ящерицъ. Подай мнѣ немножко венгерской воды, дитя! А гдѣ потерялъ руку этотъ человѣкъ?

-- При Инкерманѣ, кажется; у него есть также крестъ Викторіи, данный ему за храбрость его при Альмѣ.

-- Я была увѣрена въ этомъ; онъ и похожъ на людоѣда. Человѣкъ этотъ напугалъ меня, Вѣра.

-- Въ самомъ дѣлѣ? Мнѣ онъ кажется всегда такимъ грустнымъ.

-- Bah! Всѣ Англичане такіе -- они всѣ пренесносные -- и повѣришь мнѣ, у него на душѣ есть какое-нибудь преступленіе. Это вѣрно какой-нибудь Eugene Aram. Эти Англичане всѣ такіе изверги. Все время пока онъ сидѣлъ здѣсь, я говорила себѣ: "Какъ знать, не тотъ ли это человѣкъ что убилъ моего сына."

-- О, милая тётя! Какая ужасная мысль. Пожалуста, не говорите никогда такихъ вещей.

-- Очень можетъ-быть что это онъ. Alexis былъ убитъ не штыкомъ и не изъ ружья; въ него попала пуля изъ пистолета. Только одни офицеры носили съ собой револьверы, значитъ, его убилъ офицеръ -- почему же и не этотъ самый? Онъ, повѣрь мнѣ, и похожъ на палача. Какой у него мрачный огонь въ глазахъ.

-- Онъ очень страдаетъ отъ своей раны, по крайней мѣрѣ, бывало, онъ не рѣдко жаловался на это; въ Римѣ, я помню, мама часто лѣчила его отъ невралгіи.

-- Ахъ! эта невралгія; злѣйшему врагу своему не пожелаю большаго наказанія. А какъ его зовутъ?

-- Графъ Кендаль.

-- Знаю, знаю; но какъ его имя данное ему при крещеніи?

-- Колингвудъ, Генри Сенъ-Джонъ.

-- Колингвудъ! Quest ce que c'est que cela! Да развѣ это христіанское имя? въ честь какого это святаго назвали его Колингвудомъ, скажи пожалуста?

-- Вѣроятно, имя его Генри, а Колингвудъ фамилія англійскаго семейства, должно-быть его матери, которой онъ былъ единственнымъ ребенкомъ.

-- Ужасно! подумайте; и настоящаго имени-то у него нѣтъ. Ну а что еслибъ его убили на войнѣ, какъ бы стала за него молиться его мать.

-- Мать его умерла, когда ему было семь лѣтъ; да кромѣ того Англичане никогда не молятся за своихъ покойниковъ; это большое заблужденіе съ ихъ стороны.

-- Не молятся за покойниковъ? Да на что же это похоже. Такъ и онъ не молится за покойницу мать свою, такъ же какъ и она не стала бы молиться за него? Что стала бы я дѣлать, Вѣра Михайловна, еслибы за всѣ эти годы не могла молиться за упокой души моего сына, призывая заступничество ангела его, Алексѣя Божьяго Человѣка? А вашъ пріятель думаетъ что какой-нибудь Колингвудъ заступится за него въ царствѣ небесномъ. Неудивительно что у него такой ужасный видъ. Я увѣрена что онъ чувствовалъ себя виноватымъ предо мной; замѣтила ты, какъ мало entrain было у него въ разговорѣ?

-- Да, спокойно отвѣчала Вѣра, вспомнивъ о томъ какъ chaperone ея сама озадачила лорда Кендаля и думая про себя что если и было съ его стороны сознаніе вины, то скорѣе въ отношеніи къ ней самой.

Во всякомъ случаѣ она была рада что разговоръ кончился и ушла въ свою комнату, чтобы тамъ хорошенько опомниться отъ волновавшей ее радости и обдумать на свободѣ зародившееся въ ней сегодня убѣжденіе въ сильномъ расположеніи къ ней лорда Кендаля.

Она была оскорблена въ душѣ его вчерашними словами, ибо что можетъ быть тяжеле какъ видѣть что мы не поняты дорогими намъ людьми; съ ихъ стороны непониманіе это кажется намъ всегда произвольнымъ и безсердечнымъ, но если тётя Паша говорила правду, и онъ былъ дѣйствительно расположенъ къ ней, то не ему ли слѣдовало скорѣе жаловаться на частое непониманіе съ ея стороны? Какъ часто она объясняла себѣ иначе чувства его и смыслъ его словъ! Какъ часто должна она была казаться неблагодарной за всю его постоянную нѣжную доброту къ ней! Его задушевныя, искреннія заботы объ ея довольствѣ и счастіи, вопросъ сдѣланный имъ въ Римѣ, сочувствіе высказанное ей въ Лондонѣ, когда она встрѣтилась съ нимъ послѣ смерти ея матери; его попеченія о ней тамъ и всегда, если все это были доказательства его любви къ ней, то какою непреклонною долженъ былъ онъ считать ее, какою глупою и гордою, настолько гордою что расположенія ея надо было вымаливать на колѣняхъ. Нѣтъ, она не такова.

Если онъ въ самомъ дѣлѣ любитъ ее, если онъ избралъ ее изъ всѣхъ женщинъ въ мірѣ чтобы дать ей свое имя, то пусть онъ скажетъ ей это, и она отвѣтитъ ему искренно и честно. Но какъ выскажетъ онъ ей любовь свою? Поговоритъ ли онъ сперва съ отцомъ ея, или же, по англійскому обычаю, прямо отнесется къ ней? А если такъ, то когда? Сегодня они встрѣтятся съ нимъ на концертѣ у леди П., можетъ-быть встрѣча эта будетъ послѣдняя; извѣстія изъ виллы Бермонъ были очень неутѣшительны. Что если ей придется надѣть трауръ и не удастся болѣе встрѣтиться съ нимъ, какъ тогда въ Лондонѣ, на возвратномъ пути изъ Ричмонда, когда сердце ея впервые забилось любовью къ нему и къ родной его странѣ? Что если имъ никогда не суждено понять другъ друга, суждено разойтись по разнымъ дорогамъ; что если они затѣмъ сошлись на жизненномъ пути чтобы вскорѣ разойтись на вѣкъ, какъ тѣ пастухи степей про которыхъ поется въ народныхъ пѣсняхъ, которые сходятся другъ съ другомъ, разказываютъ другъ другу повѣсть свою въ заунывныхъ, жалобныхъ напѣвахъ, не имѣющихъ окончанія, и затѣмъ расходятся, чтобы никогда болѣе не встрѣтиться въ жизни и отголосокъ унылой пѣсни ихъ замираетъ въ широкой степи? Есть человѣческія жизни такъ же глухо замирающія безъ опредѣленнаго конца, неужели и ея жизни суждено походить на пѣснь стопнаго пастуха? Она надѣялась что нѣтъ, она такъ нуждалась въ пріютѣ, въ другѣ, въ любви, въ тепломъ привѣтѣ; ей нуженъ былъ кто-нибудь кто бы хранилъ и лелѣялъ ее.

Разсуждая такимъ образомъ, Вѣра стояла у открытаго окна и обрывала большой букетъ розъ, пропуская сквозь пальцы лепестки ихъ, и не гадая по цвѣтамъ, подобно Фаустовой Маргаритѣ, а какъ бы разсыпая вмѣстѣ съ ними всѣ сокровища своего сердца на чью-то возлюбленную главу. Обрывая цвѣты она улыбалась.

-- Другъ милый, безцѣнный! шептала она про себя, тихонько вздыхая между каждымъ вѣжнымъ словомъ, и наконецъ прошептала еще другое названіе, самое завѣтное и дорогое: "мужъ мой".

Она тихо прошептала его по-англійски, какъ дитя затверживающее сбой урокъ, и затѣмъ покачала головой. "Какой мужъ? спросила она себя, "у меня его вѣроятно никогда не будетъ", и она опять вздохнула, опустила голову на широкій подоконникъ и тутъ, полагаю, недовѣрчиво засмѣялась, какъ нѣкогда Сара, жена Авраама.

Она просидѣла весь остальной день въ своей комнатѣ, погруженная въ глубокія и безконечныя думы; но она не все только думала, она и молилась. Эта чистая и благородная дѣвушка возносила хвалы Тому Кто, внимая крику голодныхъ вороновъ, готовъ также утолить и голодъ человѣческаго сердца и готовъ даровать ему, подобно прекрасной землѣ, весну и новыя богатства, и новую жизнь. О, благодатная, сладкая надежда! О, благодатный, свѣтлый Божій день, въ который занялась такая заря счастія надъ ея одиночествомъ! О, радость озарившая всю ея душу при мысли обрѣсть любовь благороднаго сердца и преданность цѣлой, чистой и честной жизни! Неужели подобное счастіе дѣйствительно низошло къ ней, къ той которая, живя среди этого шумнаго міра интригъ, любовныхъ продѣлокъ и безумныхъ пороковъ, игры, скуки и безчестія, была поставлена въ необходимость отыскивать себѣ мужа? Она старалась всегда исполнять долгъ свой въ отношеніи къ своему отцу, но онъ, собственно говоря, не нуждался въ ней, и лишь Тотъ Кто сотворилъ ея сердце зналъ насколько оно чувствовало себя одинокимъ. А теперь вдругъ такая радость посѣтила ее,-- ее, маленькую Вѣру, въ то самое время какъ царственныя сердца надрывались отъ скорби и паровозы несли Отца и Невѣсту къ смертному одру Цесаревича, наслѣдіе котораго составляло восьмую часть земнаго шара. Къ смертному одру! Да, Николай Александровичъ умиралъ. Ни молитвы милліоновъ, ни слезы царей, ни искусство врачей, ни громадные фрегаты на рейдѣ, ни вся храбрая гвардія Франціи, ничто не было въ силахъ удалить смерть изъ сада его. Тамъ, среди фіалокъ и померанцевыхъ цвѣтовъ, подъ тѣнью финиковой пальмы и цвѣтущихъ деревьевъ. каждый годъ краснѣющихъ за измѣну Іуды и за униженіе Спасителя, играла притаясь смерть, и воскликнувъ при появленіи его: вотъ онъ, наслѣдникъ! запечатлѣла поцѣлуемъ своимъ Николая, сына Царева, въ третій часъ дня.

"Ему смерть, мнѣ жизнь, продолжала Вѣра,-- и вѣнецъ жизни -- любовь!" а при этихъ словахъ все лицо ея занялось нѣжнымъ румянцемъ; она закрыла его руками, и подъ покровомъ ихъ, безъ внятныхъ словъ, сердце ея высказало всю тихую исповѣдь свою и отдалось навѣки. Съ этой минуты она знала что оно было его достояніемъ теперь и навсегда, когда лишь ему угодно будетъ предъявить на него права свои. Сегодня вечеромъ они увидятся.

-- Жюли, сказала она своей горничной,-- княгиня Курбская заѣдетъ за мной въ десять часовъ; приготовьте мнѣ къ вечеру бѣлое платье.

-- Которое, Princesse, бѣлое съ азаліями или toilette съ ласточками?

-- Съ ласточками, отвѣчала госпожа ея, благословляя въ душѣ Англичанъ, Пасха которыхъ наступала раньше чѣмъ у Русскихъ.

Князь Михаилъ привезъ печальныя вѣсти изъ виллы Бермонъ и отказался ѣхать къ леди П. Вѣра одѣвалась одна, погруженная въ торжественныя и тревожныя думы. Вечеръ этотъ долженъ былъ рѣшить ея участь; ей вѣроятно не придется болѣе выѣзжать въ общество, а если Цесаревичъ умретъ, то вся русская колонія въ Ниццѣ сейчасъ же разлетится въ разныя стороны. Тогда ей придется воротиться въ Петербургъ, и послѣ пышнаго и печальнаго погребальнаго торжества, тамъ снова начать свою обычную, тоскливую жизнь въ столицѣ. Похороны эти были бы въ то же время погребеніемъ ея собственной молодости, и ужь лучше ей тогда удалиться съ дороги отца, дать ему жениться на графинѣ Прасковьѣ, а самой пойти въ Новодѣвичій монастырь. Если жизни ея предстояла вѣчная неудача, то чѣмъ скорѣе она погрузится въ этотъ непробудный сонъ, тѣмъ лучше: весна безъ зелени и лѣто безъ цвѣтовъ дадутъ лишь осень безъ плодовъ; итакъ лучше ей ужь вступить прямо, разъ навсегда, въ зиму жизни.

Такія-то думы перегоняли одна другую въ головѣ княжны Вѣры, между тѣмъ какъ горничная наряжала ее и перевивала ловкими руками вокругъ головы ея пряди золотистыхъ волосъ.

-- Взгляните же на себя, Princesse, сказала она наконецъ, потому что молодая госпожа ея совершенно машинально прошла чрезъ весь процессъ одѣванья.

Вѣра встала и взглянула на себя; дѣвушка сейчасъ только обрекавшая себя на преждевременную зиму жизни стояла предъ зеркаломъ живымъ олицетвореніемъ весны. Бѣлое платье ея было все усѣяно ласточками, сдѣланными изъ черныхъ брюссельскихъ кружевъ, ласточки были вышиты на широкомъ бѣломъ кушакѣ и на бантахъ ея лифа, и среди волосъ ея красовалась ласточка, качавшаяся на небольшой вѣткѣ миндальныхъ цвѣтовъ.

-- Княжна хорошо сдѣлала, начала Жюли,-- что выбрала это платье на сегодня; его теперь въ послѣдній разъ можно надѣть, такъ какъ у насъ уже конецъ апрѣля; въ маѣ ласточки были бы ужасно некстати и rococo; но этотъ туалетъ очень идетъ къ княжнѣ. Съ этими словами она накинула плащъ на плечи княжны Вѣры и проводила ее до кареты. Графиня Прасковья поздно возвратилась изъ церкви, пообѣдала безъ шпинату, который любила кушать по постнымъ днямъ, чувствовала себя слабою и нѣсколько голодною, пришла въ дурное расположеніе духа и рано улеглась спать.