Вера [Vera, Or the Russian Princess and the English Earl..]

ГЛАВА XI. Римъ.

Chi Roma non vede, Roma non crede.

Пооловица.

Римъ и станція желѣзной дороги! Возможно ли найти два болѣе противоположныя понятія, или вѣрнѣе сказать факта? Тѣмъ не менѣе станція желѣзной дороги есть фактъ, и строеніе ея, надо сказать, представляетъ собой хотя и современный, но вполнѣ свойственный Риму фактъ. Она мрачно, плохо устроена, а по вечерамъ бываетъ и очень плохо освѣщена, хотя я и не слыхалъ чтобы кто-нибудь былъ убитъ тамъ. Она имѣетъ такой видъ какъ будто стыдится сама себя, стоя неуклюжею массой, на одномъ концѣ большой Piazza delle Termine. Громадныя арки Діоклетіановыхъ бань возвышаются противъ нея, а предъ ней простирается широкое пространство земли, покрытое сорною травой, разбитыми черепками и обломками каменныхъ стѣнъ. Вблизи стоятъ казармы, обитаемыя красноногими французскими солдатами, тюрьма и церковь Santa Maria degli Angeli, съ исполинскими колоннами, а своротивъ съ этой пустынной площади и пройдя нѣсколько круто-спускающихся внизъ улицъ, вы очутитесь еще на другой площади, среди которой Тритонъ играетъ въ свой рогъ, и увидите направо надъ собою массу дворца Барбарини. Вы спускаетесь еще съ кругаго холма, и карета кардинала, рядомъ съ повозкой залряженною волами, загораживаетъ вамъ путь, въ то время какъ вы хотите повернуть въ Via Due Macelli. Но разъ пройдя эти мѣста, вы очутитесь на ровной почвѣ у подножія Испанской лѣстницы, въ центрѣ иностраннаго и моднаго римскаго квартала.

Взойдите на эту лѣстницу, потому что солнце заходитъ. Съ безчисленныхъ колоколень раздается благовѣстъ къ Ave Maria, а вонъ тамъ, среди города, озаренный золотымъ багрянцемъ заката возвышается громадный куполъ Св. Петра; отсюда, съ террасы виллы Медичи, глазамъ вашимъ открывается весь чудный видъ: вдали, вправо отъ васъ, слабо рисуются очерки Соракте, а подъ вами и вокругъ васъ воздымается Городъ о семи холмахъ.

Италіянскаа пословица говоритъ: "Не довѣряйте никакому дереву при солнечномъ закатѣ, или при лунномъ свѣтѣ", и потому ступайте домой; но ложась спать возблагодарите Бога за то что вы въ Римѣ и что вы достигли цѣли вашего странствія.

Во снѣ вамъ будетъ грезиться прошлое. Герои, цезари, первосвященники и мудрецы будутъ являться призрачною толпой въ сновидѣніяхъ вашихъ, пока вы не проснетесь съ внезапнымъ трепетомъ, спрашивая себя, дѣйствительно ли вы находитесь въ Римѣ, или это лишь кажется вамъ во снѣ?

Да, вы въ Римѣ. Слушайте, заря занимается, раздается одинъ ударъ колокола, вслѣдъ за нимъ другой. Первая подаетъ голосъ Santa Maria del Popolo, за ней двѣ церкви на той сторонѣ площади, потомъ San Jacopo degli Incurabili, а послѣ и громче всѣхъ San Carlo въ Корсо. Вы открываете окна. Воздухъ чистъ и прозраченъ, небеса ясны. На вершинѣ Пинчіо цвѣтутъ, розы (до Рождества осталось двадцать дней) и аоесъ распускаетъ свои зеленые и пурпуровые листы; пучекъ листьевъ растущій внизу террасы есть настоящій acanthus -- тотъ самый листья котораго проросли сквозь корзину печальной Коринѳянки. Но что это за странные звуки! Вы смотрите на улицу и предъ образомъ на противоположной стѣнѣ (темною Мадонной въ большомъ позолоченномъ вѣнцѣ) видите смуглаго человѣка въ темныхъ лохмотьяхъ, наигрывающаго что-то въ дудку и поющаго. Звуки этой музыки похожи на сарабанду. Но это не то; это гимнъ, ибо теперь Рождественскій постъ, и онъ величаетъ Дѣву-Матерь и поетъ Ей радости грядущаго Рождества, Великаго дня въ который Она даровала міру Своего Благословеннаго Младенца. Мимо него проходятъ школьники въ красной одеждѣ, вышедшіе изъ одной изъ коллегій, вслѣдъ за ними молодая дѣвушка гонитъ козъ, а у фонтана перемываютъ морковь. Уличная жизнь началась, и вы видите какъ собаки отбѣгаютъ отъ кучъ всякаго сору, у которыхъ онѣ что-то грызли, лая другъ на друга всю ночь и оглашая ее своимъ ужаснымъ воемъ.

Прежде всего вамъ бросаются въ глаза всѣ эти грязныя, мелкія подробности римской жизни, ибо улицы грязны, народъ бѣденъ, мостовая отвратительна и пища плоха. Но вы скоро забываете все это. Вы въ Римѣ и, странно сказать, въ вашемъ родномъ Римѣ; между тѣмъ какъ во всѣхъ чужестранныхъ городахъ вы чувствовали себя чужимъ, здѣсь вы словно дома. Здѣсь, въ силу историческаго права преемственности и восемнадати христіанскихъ вѣковъ, вы чувствуете себя дома.

Слѣдуя вашимъ собственнымъ наклонностямъ, вы можете сродниться съ этимъ городомъ и въ другомъ смыслѣ этого слова. Хотя о Римѣ можно сказать то же самое что гжа Свѣчина сказала о жизни, а именно "что вы находите въ первомъ какъ и въ послѣдней лишь то что сами влагаете въ нихъ", тѣмъ не менѣе терпѣніе самаго жаднаго искателя зрѣлищъ скоро истощается здѣсь.

"Не показывайте мнѣ больше ничего; оставьте меня въ покоѣ, дайте мнѣ только пожить!" восклицаете вы. И мало-помалу могучее очарованіе этихъ мѣстъ вкрадывается въ душу человѣка, овладѣваетъ имъ и покоряетъ его; и когда онъ опускается на эту почву, слушая "печальную повѣсть о смерти царей", самолюбіе и личное горе стихаютъ въ немъ, смутная сладкая радость наполняетъ его душу, потому что прахъ этотъ, гласящій о безсмертіи, миритъ его съ собственною темною долей, храмы эти зовутъ его къ молитвѣ, обѣщая ему миръ и покой.

Опытъ и страданія научили полковника Сенъ-Джона цѣнить всѣ эти впечатлѣнія, каждый новый день приносилъ ему новыя удовольствія, и надо признаться что большею частію ихъ онъ былъ обязанъ Замятинымъ. Онъ остановился въ томъ же отелѣ гдѣ и они (въ Russie, въ концѣ Babuino), и въ гостиной ихъ находилъ всегда привѣтъ и пріятное общество. И тамъ-то вдыхалъ онъ въ существо свое, вмѣстѣ съ римскимъ воздухомъ, новое для него ощущеніе -- любовь.

Сначала она стала незамѣтно для него самого овладѣвать имъ, но скоро и громко заявила о своемъ присутствіи. 16го января полковникъ Сенъ-Джонъ впервые замѣтилъ это.

Послѣ обѣда онъ зашелъ узнать о здоровьи княгини Анны Ѳедоровны, но вмѣсто привѣтливаго "entrez", которымъ всегда отвѣчали на его стукъ въ дверь, она была тихонько отворена самою Вѣрой.

-- Мама одна и такъ дурно чувствуетъ себя сегодня что не въ состояніи никого видѣть, прошептала она,-- но приходите завтра; она надѣется что ей будетъ лучше. Завтра день моего рожденія, но мы никого не приглашаемъ кромѣ васъ.

При этихъ словахъ она протянула ему руку, и полковникъ Сенъ-Джонъ почувствовалъ что готовъ бы отдать полміра за право прижать ее къ губамъ своимъ, но милое блѣдное лицо смотрѣло на него, изъ-за окружавшаго его золотистаго облака кудрей, такими невинными глазами, что онъ не посмѣлъ встревожить ее, боясь въ то же время оскорбить ее, не сумѣвъ дождаться настоящей счастливой минуты.

Онъ пришелъ къ нимъ на слѣдующій вечеръ и нашелъ больную въ лучшемъ состояніи; она была даже въ силахъ заняться туалетомъ своей дочери, въ ту минуту какъ Вѣра, собиравшаяся съ отцомъ на балъ въ посольство, вошла чтобы показаться матери.

Хотя Вѣра и была чужда всякаго кокетства, но тѣмъ не менѣе она, какъ почти и всѣ прекрасныя женщины, находила большое удовольствіе въ своей собственной красотѣ и немалое удовольствіе, свойственное всѣмъ молоденькимъ женщинамъ, въ нарядѣ. Въ этотъ вечеръ она была прелесть какъ хороша. Въ платьѣ изъ блестящей бѣлой матеріи, съ вѣткой розъ, оттѣнявшихъ еще болѣе бѣлизну ея, съ открытою шеей и руками, она казалась еще моложе чѣмъ обыкновенно. Ей было тогда почти двадцать два года; высокая ростомъ, она казалась выше чѣмъ была на самомъ дѣлѣ, вслѣдствіе тонкости своего стана и вслѣдствіе того что, какъ часто бываетъ у русскихъ женщинъ, очертанія ея шеи, рукъ и плечъ были необыкновенно нѣжны и чисты.

Она наклонилась къ матери, и отбросивъ назадъ длинные, похожіе на крылья, рукава, висѣвшіе у нея за плечами, она склонила свою бѣлокурую голову, цѣлуя нѣсколько разъ увядшія щеки своей матери.

-- Felice notte, bel'uccell di Dio {"Счастливаго вечера, прекрасная Божья птичка", т.-е. ангелъ.}, сказала ихъ донна, вошедшая въ комнату со scaldino, грѣлкой для княгининыхъ ногъ; она видѣла эту картину, и прирожденное всѣмъ Италіянцамъ пониманіе красоты объяснило ей всю прелесть и все значеніе ея. "Прощай птичка моя", повторила и мать ея; и послѣ того какъ и полковникъ Сенъ-Джонъ пожелалъ ей пріятнаго вечера, молодая дѣвушка уѣхала, а герой нашъ возымѣлъ мудрое намѣреніе являться на будущее время почаще въ обществѣ.

Онъ и исполнилъ это намѣреніе, но не извлекъ изъ этого ни особенной пользы, ни удовольствія, такъ какъ княжна, само-собою разумѣется, одерживала побѣды, а онъ, само-собою разумѣется, ревновалъ ее къ ея поклонникамъ, въ особенности къ тѣмъ которые могли говорить съ нею на ея родномъ, незнакомомъ ему языкѣ, а болѣе всѣхъ къ нѣкоторому князю Сергѣю Донскому, молодому человѣку, обладавшему весьма древними предками, многими совершенствами, нѣкоторыми пороками и пустыми карманами, который въ силу всего этого, а также и прирожденнаго ему хорошаго вкуса, оказывалъ чрезвычайное вниманіе единственной дочери князя Михаила Замятина.

Сергѣй Мартыновичъ, тоже единственный сынъ своихъ родителей, былъ въ то же время красивымъ человѣкомъ лѣтъ двадцати четырехъ, нѣсколько хитрымъ, хорошо образованнымъ и даровитымъ, извѣстнымъ болѣе въ чужихъ краяхъ, нежели на своей родинѣ, и гораздо чаще появлявшимся въ жокей-клубѣ и въ баденъ-баденскомъ Cercle, нежели среди мрачныхъ лѣсовъ окружавшихъ родовое имѣніе его и прадѣдовскую усадьбу. Онъ перелеталъ изъ одной столицы въ другую, и единственною преградой къ наслажденіямъ жизни было для него плохое состояніе его финансовъ, достигшихъ такихъ скромныхъ размѣровъ что управляющій его высылалъ ему теперь сумму едва достаточную на перчатки, на сигары и на плату за помѣщеніе во второмъ этажѣ Hôtel d'Angleterre. Онъ отъ всей души проклиналъ управляющаго въ присутствіи своихъ пріятелей, какъ бы надѣясь что проклятія эти могутъ превратиться въ рубли.

-- Нѣмецкій жидъ! говорилъ онъ: -- еслибы не тоска возиться съ этимъ, я бы самъ взялся управлять своими дѣлами, какъ дѣлалъ, бывало, отецъ мой. Но въ его время дѣла эти обдѣлывались очень просто. Онъ держалъ всѣ деньги свои въ ящикѣ, который былъ то полонъ, то пустъ.

-- Но что же снова наполняло его? спросилъ пріятель, западному взгляду котораго на банковую систему подобный способъ обращаться съ имуществомъ своимъ казался нѣсколько страннымъ.

-- Le sais je moi!-- Какой-нибудь счастливый случай -- полученный долгъ, заплаченный оброкъ, продажа серебра или срубка лѣса, все это пополняло ящикъ. О! тогда-то мы начинали кутить. У отца моего былъ свой оркестръ и хоръ (не хуже чѣмъ у князя С.), всѣ пѣвчіе были Малороссы, а maestro di capelle -- Игаліянецъ. У насъ былъ также и свой театръ, съ весьма порядочною труппой, и на немъ давали французскія комедіи. Но все это, прошу васъ замѣтить, происходило внизу, а наверху сидѣла бѣдная моя матушка, погруженная въ молитвы. Я самъ рѣдко заходилъ къ ней наверхъ, запахъ всей этой святости: деревяннаго масла, ладана, чая съ лимономъ, не говоря уже о bouquet des popes, монахинь и Божьихъ людей, все это не особенно поощряло меня ходить туда. У меня были свои лошади, однимъ словомъ, шло все прекрасно, но лишь пока у васъ были деньги. Я никогда не забуду одного дня, когда къ отцу пришли за деньгами. Онъ читалъ въ эту минуту афишу, но за что-то надо было заплатить. Ахъ, да! за сапоги швейцара, который ужь цѣлый мѣсяцъ ходилъ со стоптанными каблуками. Отецъ мой всталъ, понюхалъ табаку -- (онъ нюхалъ его ужасно много, также и матушка; это было, кажется, единственное что было у нихъ общаго) -- поворчалъ и пошелъ отворять ящикъ. Peste, онъ былъ пустёхонекъ, въ немъ валялись лишь три рублевыя ассигнаціи, да нѣсколько копѣекъ! Какъ онъ взбѣсился тогда! счелъ нужнымъ перемѣнить воздухъ и отправился весной за границу. Да, да! жизнь полна подобныхъ превратностей. Человѣкъ находится то въ выигрышѣ -- и смѣется, то въ проигрышѣ, и тоже смѣется!

Но надо сказать что философія князя Сержа требовала постоянныхъ развлеченій и постоянныхъ перемѣнъ мѣста, для того чтобы не измѣнить ему. Однако онъ былъ вовсе не глупый малый; онъ былъ болѣе нежели посредственный музыкантъ и писалъ очень недурные стихи на французскомъ и русскомъ языкахъ, собраніе которыхъ онъ повергъ въ это Рождество къ стопамъ княжны Вѣры. Онъ отлично танцовалъ, и для зарождающейся ревности полковника Сенъ-Джона, было не особенно пріятно видѣть его вальсирующимъ съ Вѣрой; но за то всѣ другіе любовались ими и говорили, въ то время какъ тонкій профиль и золотистая головка Вѣры мелькала рядомъ съ его смѣло очерченнымъ лицомъ и черными кудрявыми волосами, что они похожи на принца и принцессу на древней медали, и что изъ нихъ выйдетъ очень красивая пара.

На балу всѣ преимущества были, безъ сомнѣнія, на сторонѣ молодаго Русскаго, но въ послѣобѣденное время полковникъ Сенъ-Джонъ бывалъ вполнѣ вознагражденъ, ибо одинъ только разъ случилось Сергѣю Мартыновичу сопровождать Замятиныхъ на одной изъ ихъ долгихъ прогулокъ. Они проѣхали черезъ Porta Salara къ виллѣ Нерона. Но, увы! Великолѣпный полукругъ холмовъ, видъ раскинутой предъ ними долины Piombino, глубокое русло рѣки, группы скалъ висящія на другой сторонѣ Тибра, даже зеленые холмы, лишь одни уцѣлѣвшіе на мѣстѣ на которомъ красовалась когда-то вилла тирана, все это, вмѣстѣ съ мрачной повѣстью его убійства, чудною красотой солнечнаго заката, прозрачнымъ воздухомъ и глухимъ шопотомъ колеблемаго вѣтромъ тростника,-- все это пропало даромъ для молодаго варвара. Онъ скучалъ ужаснѣйшимъ образомъ, усѣлся на камень и напѣвалъ мелодіи Tsardas, а очутившись снова въ стѣнахъ Рима, сказалъ потихоньку княжнѣ Вѣрѣ:

-- Ахъ! Еслибы вы только знали какъ я ненавижу поля!

Она засмѣялась и лукаво возразила ему:

-- Мнѣ такъ жаль и такъ досадно что ихъ здѣсь такое множество.