Вера [Vera, Or the Russian Princess and the English Earl..]

ГЛАВА XXVIII. Наконецъ.

The seeker finds now, the parched lips are led

To sweeet full streams, the hungry heart is fed;

And song springs up from moan of sorrow dead.

Draw nigh, draw nigh, and tell me all thy tale.

W. Morris.

Ее разбудилъ трескъ, громкіе возгласы и сильный толчокъ; вагонъ сперва дрогнулъ, наклонился набокъ и затѣмъ съ шумомъ и съ повторнымъ трескомъ свалился на землю.

Вѣра слышала первый возгласъ и пронзительный визгъ графини Зотовой, потомъ лишилась сознанія и болѣе ничего уже не и я дала и не слыхала

Порядокъ сталъ водворяться лишь весьма медленно, послѣ страшной суматохи происшедшей во время несчастнаго приключенія. Князю Михаилу сказали что въ паровой машинѣ что-то лопнуло и сломалось: поѣздъ остановился со страшнымъ толчкомъ, локомотивъ вонзился въ землю, тендеръ и одинъ изъ вагоновъ упали на него, что-то загорѣлось, повалилъ дымъ, и послѣдній вагонъ, въ которомъ сидѣли Замятины, отцѣпившись вслѣдствіе толчка отъ поѣзда, опрокинулся и скатился внизъ съ насыпи. Насыпь была на этомъ мѣстѣ не выше двухъ, трехъ футовъ, но такъ какъ вагонъ былъ опрокинутъ, то князю Михаилу было не легко вытащить изъ него свою лишенную сознанія дочь и сохранившую полное сознаніе, но немилосердно визжавшую графиню Прасковью. Первая изъ дамъ, хотя и была безъ чувствъ, но повидимому, не претерпѣла никакого поврежденія, старшая же, повредила себѣ лѣвую кисть руки. Вѣроятно, была переломлена какая-нибудь маленькая косточка и она жалобно кричала, стоя надъ насыпью желѣзной дороги, у которой Вѣра лежала на землѣ, безъ признака жизни.

Князь Михаилъ, растерявшійся отъ шума и страха, старался съ помощью носоваго платка и костянаго ножичка, перевязать больную руку, кидая отчаянные взгляды то на дочь свою, то на окружавшую ихъ толпу.

Но всѣ окружающіе были настолько же заняты, настолько же перепуганы и растеряны какъ и Замятины.

Машинистъ былъ сброшенъ на землю, ошеломленъ паденіемъ; кочегаръ сильно ушибся, съ полдюжины пассажировъ изъ перваго вагона были тяжело помяты или обожжены. Раненыхъ относили въ сторону отъ поѣзда, кругомъ громко требовали воды и требовали напрасно, между тѣмъ какъ огонь поспѣшно разведенный изъ травы и изъ чего попало, бросалъ свѣтъ свой на всю это тревожную сцену. Мѣсяцъ высоко плылъ по небу, ибо было уже около половины девятаго, и озарялъ сіяніемъ своимъ громадную, пустынную равнину, среди которой человѣкъ около восьмидесяти перепуганныхъ и безпомощныхъ людей старались распознать свою бѣду и найти возможность помощи. Кондукторъ, тоже сильно потерпѣвшій, говорилъ что они находятся теперь въ трехъ съ половиной миляхъ отъ послѣдней станціи предъ Крау.

Князь Михаилъ пришелъ въ отчаяніе узнавъ это. Его пострадавшая, испускающая вопли спутница вполнѣ понимала положеніе и была напугана не менѣе нежели ушибена; на помощь обѣихъ русскихъ горничныхъ, взывавшихъ ко всѣмъ святымъ, нечего было разчитывать, а Жюли и Monsieur Анелли были заняты громогласнымъ споромъ о своемъ имуществѣ, рисковавшемъ, чего справедливо опасался Monsieur Анелли, пойти, по общему соглашенію, на поддержку огня, разведеннаго у сломанной машины и въ сосѣдствѣ наиболѣе пострадавшихъ пассажировъ. Но въ ту минуту какъ отчаяніе князя Михаила достигло высшей степени, знакомый голосъ вдругъ произнесъ: "Не могу ли я помочь вамъ?" и знакомое лицо, лицо однорукаго графа Кендаля, явилось предъ нимъ.

-- Я былъ бы весьма благодаренъ тому кто бы удалилъ отсюда мою дочь; каждый разъ какъ она приходитъ въ себя и раскрываетъ глаза, видъ пылающаго поѣзда и крики раненыхъ заставляютъ ее снова терять сознаніе.

Неизвѣстно, посредствомъ какихъ убѣдительныхъ доводовъ краснорѣчія или кошелька удалось лорду Кендалю найти минуты черезъ двѣ человѣка согласившагося поднять несчастную дѣвушку и отнести ее на нѣкоторое разстояніе отъ поѣзда, туда, гдѣ среди голой и песчаной степи лежало нѣсколько довольно большихъ камней и подъ ихъ защитой росло нѣсколько кустиковъ терновника. Подъ ихъ скуднымъ покровомъ положили Вѣру, избавивъ ее, по крайней мѣрѣ, отъ вида раненыхъ, и лордъ Кендаль вздохнулъ свободно лишь оставшись съ ней вдвоемъ, такъ горько завидовалъ онъ двурукому пассажиру имѣвшему возможность донести ее до этого пристанища.

Луна свѣтила такъ ясно что онъ могъ видѣть смертельную блѣдность ея лица, ея исхудалыя руки и безцвѣтныя губы. "Она навѣрное была больна", говорилъ онъ себѣ, и вѣроятно болѣзнь задержала ее въ Марсели, между тѣмъ какъ онъ, возвращаясь сегодня изъ Тулона, предполагалъ ихъ уже на полъ-дорогѣ отъ Петербурга.

Онъ наклонился надъ нею и прислушивался къ ея дыханію, притаивъ свое собственное. Увы! Дыханія не было слышно. Онъ приложилъ голову къ ея груди, но біеніе ея сердца не раздавалось у его уха; лишь его собственное сердце безумно стучало въ его груди въ то мгновеніе, какъ онъ впервые коснулся этого чуднаго стана, и рука его дрожала, стараясь развязать ленточку и разстегнуть воротничокъ у ея шеи. Подъ ними лежало крупное жемчужное ожерелье, на бездыханной повидимому груди.

"Вѣра!" задыхаясь воскликнулъ онъ "Вѣра!" и въ безпредѣльномъ отчаяніи своемъ онъ цѣловалъ край ея одежды, ея волосы, ея лобъ, ея холодныя руки. "Вѣра!" но она не отвѣчала ему ни звукомъ ни движеніемъ.

Приподнявъ тихонько рукой ея голову, онъ старался положить подъ нее свою шляпу, сердясь на неловкость своей единственной руки; ему удалось лишь распустить еще болѣе ея волосы и повернуть немного лицо ея, такъ что оно, все тихое и бѣлое, лежало въ сіяніи лунныхъ лучей, неподвижно, какъ лицо мертвеца. Или она въ самомъ дѣлѣ умерла? Или ему, свидѣтелю смерти Алексѣя, суждено было видѣть и Вѣру мертвою у ногъ своихъ?

-- Вѣра! Ради Бога, дитя мое, сокровище мое! Очнись. Вѣра, милая моя, очнись! Или, о, Творецъ! Дай мнѣ умереть вмѣстѣ съ нею! Вѣра! Но и на этотъ призывъ не было отвѣта, лишь вдали у поѣзда слышался смутный шумъ, вблизи раздавался звонъ колокольчиковъ пасущихся овецъ, да легкое облако, застлавшее луну, бросало тѣнь свою на равнину.

"Воды!" кричалъ онъ, "воды!" "Все на свѣтѣ за стаканъ воды!... Вода должна была оживить ее. Но гдѣ взять воды въ Кроу? Развѣ только въ миражахъ ея? Нечего было надѣяться на воду. Наконецъ онъ осмѣлился прикоснуться губами къ ея губамъ и вдохнуть ей въ ноздри воздуху, прижимая ее къ своему сердцу. Наконецъ -- о, радость! Онъ услыхалъ нѣчто подобное вздоху и увидалъ что вѣки ея дрогнули. Тутъ онъ всталъ. Глаза ея не должны были, раскрывшись, остановиться на немъ; въ ея мнѣніи онъ былъ преступникомъ и, кто знаетъ, явись онъ теперь внезапно предъ нею, не воротится ли она снова къ тому безчувственному сну, изъ котораго лишь сейчасъ пробудило ее его дыханіе.

Онъ отступилъ назадъ и спрятался за окружавшими ее дикими травами, росшими ему почти по колѣно; оттуда онъ могъ невидимо слѣдить за ней.

Протянувъ руки и раскрывъ глаза, Вѣра очнулась настолько что могла немного приподняться, облокотясь на руку. Она оглянулась вокругъ и глубоко вздохнула. Съ мгновеніе она полулежала молча, но вскорѣ, преслѣдуя вѣроятно нить мыслей занимавшихъ ее при усыпленіи, она въ изумленіи окинула себя глазами. Обвиваясь вокругъ членовъ ея, лежалъ на ней, прикрѣпленный къ ея плечамъ, длинный бѣлый дорожный плащъ ея, а изъ-подъ него виднѣлось черное платье, покрывавшее ея ноги. Она вообразила себѣ что плащъ этотъ саванъ, что она умерла, такъ смутно было еще въ ней сознаніе, и что въ какой-то вевѣдомой чуждой загробной странѣ, она проснулась преждевременно и одна одинехонька. "Опять я одна!" проговорила она; "проживъ всю жизнь одиноко, испустивъ одиноко послѣдній вздохъ, какъ можно быть и тутъ снова одинокою!" Приподнявшись окончательно, она оглянулась вокругъ, и то что она увидала еще болѣе подтвердило въ ней галлюцинацію. Эта безпредѣльная, плоская равнина безъ живой души, безъ дерева и безъ всякаго жилья, принадлежала, очевидно, другому міру; блѣдный бѣловатый свѣтъ, разлитый по ней, былъ зарей великаго небеснаго утра; а рѣдкіе обнаженные камни покрывавшіе кое-гдѣ, вмѣстѣ со скудными кустарниками, все это песчаное пространство, казались ей могилами усопшихъ, пока еще запечатлѣнными и безмолвными, бросавшими предъ собою лишь тѣнь свою, но скоро долженствующими разверзться и разоблачиться. По какому злополучному случаю проснулась она одна, опередивъ съ жестокою поспѣшностью воскресеніе блаженныхъ? Гдѣ были ея родные усопшіе? "Maman", жалобно звала она, протягивая съ мольбой руки. "Приходи же ко мнѣ Симеонъ! Алексѣй, не оставляй меня одну. Henri! Наконецъ и ты придешь ко мнѣ, потому что я любила тебя такъ много и такъ крѣпко! Henri!"

Слыша воззваніе къ своему духу, живой Генри Сенъ-Джонъ приблизился къ ней и назвалъ ее по имени, между тѣмъ какъ луна бросала предъ нею тѣнь его. Тутъ внезапно, какъ человѣкъ дѣйствительно вызвавшій духа, она закинула руки надъ головой и съ громкимъ пронзительнымъ крикомъ вскочила на ноги. Вся дрожа, она сначала упала, рыдая, къ нему на плечо, а потомъ опустилась на землю и закрыла лицо руками.

-- Что случилось? пролепетала она, въ первый разъ придя къ полному сознанію дѣйствительности.

-- Приключеніе на дорогѣ, но вы въ безопасности, вы со мной; и ты любишь меня, ты звала меня, сокровище сердца моего, родная моя!

-- И ты любишь меня, Генри? Любишь меня?

-- Я полюбилъ тебя съ первой минуты, какъ увидалъ тебя. Вѣра, тебя одну люблю я; кромѣ тебя я никого не могъ и не могу любить.

-- Повтори это еще разъ, прошептала она.

Онъ повторилъ еще и еще разъ, прижимая губы къ волослмъ ея, между тѣмъ какъ голова ея покоилась на его сердцѣ.

Она рыдала.

-- О чемъ ты плачешь, дитя мое?

-- Потому что я такъ счастлива,-- тутъ она въ первый разъ взглянула ему въ лицо, и онъ осушилъ всѣ ея слезы.

-- Ты не боишься, спросилъ онъ ее послѣ безмолвной минуты, не требовавшей никакихъ словъ,-- ты не боишься выдти за человѣка двадцатью годами старше тебя -- жить въ Англіи, суровой странѣ, далеко отъ родины и родныхъ?

Въ отвѣтъ, на это Вѣра лишь улыбнулась улыбкой озарившею и переполнившею уста ея, какъ вода источника переполняетъ его порой до самыхъ краевъ.

-- И ты рѣшаешься быть женой изувѣченнаго человѣка, неспособнаго ни защитить тебя въ опасности, ни ходить за тобой въ болѣзни?

Лордъ Кендаль, повидимому, все еще думалъ о томъ что не могъ донести ее самъ, и ждалъ ея отвѣта. Отвѣта не было.

"Что же это", думалъ онъ; "разъ я былъ отвергнутъ за то что я бѣденъ и чужестранецъ; другой разъ за то что я старъ; неужели теперь я буду снова отвергнутъ за мое увѣчье?"

Вдругъ маленькая ручка высвободилась изъ-подъ плаща и легла на пустой рукавъ его.

-- Не могу развѣ я замѣнить тебѣ ее? спросила она, и онъ прижалъ ее къ сердцу.

Затѣмъ онъ произнесъ тихимъ шопотомъ:

-- Можешь ты быть женой человѣка убившаго Алексѣя? И онъ страшился что она поблѣднѣетъ и вздрогнетъ, прежде нежели отвѣтитъ ему.

Она откинула назадъ пряди волосъ своихъ и стала предъ нимъ блѣдная, но спокойная, положивъ свою руку въ его руку.

-- Генри, сказала она,-- мы знаемъ что это была случайность -- и мы простили ее, какъ и Алексѣй простилъ тебѣ, какъ и Господь отпустилъ тебѣ грѣхъ тотъ. Постарайся понять меня, какъ и я старалась понять сама себя. Онъ былъ мой родственникъ; мы играли вмѣстѣ дѣтьми и были нѣжно привязаны другъ къ другу. Можетъ-быть онъ и любилъ меня. Я знаю, онъ думалъ что любитъ меня. Онъ былъ добръ, мужественъ и мягкосердеченъ; ты самъ это знаешь; останься онъ живъ и воротись онъ къ намъ, мы бы вѣрно сдѣлались мужемъ и женой, и я бы очень полюбила его. Но тогда я была еще ребенокъ -- мнѣ было всего шестнадцать лѣтъ, я была влюблена и въ войну, и въ знамена, и въ родину, во все, но сколько я могу судить, вспоминая о томъ времени, я не была влюблена въ него. Если же и была, то сама того не знала; во всякомъ случаѣ это было....

-- Что же это было, Вѣра?

-- Это было не то что теперь.

КОНЕЦЪ.

"Русскій Вѣстникъ", NoNo 2--3, 1872