Веремя странствий [СИ]

Глава семнадцатая. Нежить и Дух

Утром проснулись весьма рано, чуть тока на небосводе появились солнечны волы Бога Ра, так сразу же путники поднялись и спешно стали сбиратьси, едва перекусив… вже аки усем жаждалось побыстрей покинуть владения Караконджулов. Токмо Любин за минувшу ноченьку совсем обессилил и не то, шоб поднятьси да итить, а ужось ано не мог открыть вочи и ничавось не понимал, будучи у беспамятстве, лишь тихо, протяжно постанывая. Для соотчича воины соорудили носилки, срубив длинны жерди и закрепив на них охабни, вони положили на них хворого, оного понесли Сеслав и Сом. Обаче после боя с нежитью занедужили ащё Щеко и Ратмир, у водного из них на плечах появились большуще язвины, а у другого порезы были на лице. Раны весьма покраснели и, по-видимому, болели, потомуй как, хотясь воины крепились и не казали виду, но глядючи на них сразу понималось, шо те увечья ноють и ломють. Несмотря на то, шо хворых прибавилось, усе шли скоренько.

Странники подгоняли собя мыслью, шо чрез два денёчка им вудастси покинуть болота, як гутарил Кострубонька, и у тех новых землях они быть может встретять помощь, аль на худой конец найдуть каки травы, кои смогуть снять язвины с Щеко и Ратмира, да жар с тела Любина.

Воин за енти дни сице схуднул, шо на няго было страшно сотреть, а опосля последней ночи евось лицо и вовсе посинело, да на нижней губе проступила тонкая чёрная полоска. Сеслав малёхо ведающий в болезнях да их лечение, никак не мог понять у чем таким захилел соратник. Порой, право молвить, он поглядывая на Любина, тихо утак, абы никто не слыхивал чавой-то калякал Быляте. Старшина воинов кивал во ответ, да как-то муторно вздыхал. Лишь к концу дня на вытянутых, будто круги, кочкарах появились цветущие растения пушицы, оповестившие путников, чё владения Караконджул покинуты. Былята обернувшись назадь, да утопая по щиколотку у водице, слегка покрывающу жёлту тропку, вусмехаясь, скузал:

— Добре, усё ж, шо эвонти Караконджулы, живущие у болотах, имеють задню часть овцы, а не коня… як у те, кыи обитають окрестъ деревень, полей да брегов речушек, и выходють буйствовать у долги зимни ночи солнцеворота… А то со такими копытами, каковы имеютси у коней, оно можеть и Борюша наш не справилси. Болотны земли промеж того сызнова сменили свой вид, округ и вовсе стало мало растительности, а усё больче стелилась водица. Окрестъ неё не зрелось трав да кустарников, токась кое-где виднелись красные и ярко-зелёные островки на какой-то обьчей жёлтой расцветке мха.

Почитай до темноты не могли найти какого-нить пригодного места для ночлегу, вмале встретилась обширна полянка покрытая жёлтым мхом, но ступив на неё ощутили, под той сплошной стелющейся полстиной, плюхающую грязь. Одначе красно солнышко вжесь уходило на покой, а посему найдя на энтой полстине паче сухое место, не мешкая прынялись разводить костры, готовить добыту дичь. Любин так и не приходящий у собя, кажись перьстал стонать, он лёжал тихо и изредка вздрагивая телом, верно вумирал. Егось уложили у костра не сымая с носилок. Сеслав смазал язвины на лице Щеко и Ратмира какой-то мазью, оную поял с собой у дороженьку, токась вона не дюже помогала воинам, занеже не была готовленна для лечения ран воставленных нежитью.

— Дядька Сеслав, — вопросил Борилка, кады пожвакав, прилёг посторонь с воином. — А почему от тех когтей Караконджул у дядек Щеко и Ратмира таки язвины?

— Любять Караконджулы над людьми измыватьси, — вздыхаючи ответствовал Сеслав, и, повернувшись на бок, поглядел на приткнувшегося к нему мальца. — Оттогось и царапають вони кожу да перьдають разны язвины и нарывы. Караконджулы нападають на людей, заманивая их у свои водоёмы, гамя будто вутопленники, а посем вскакивають на человека и ездють на нём до первых криков петухов, лишая егось рассудка. Ну, а ежели Караконджул проберётси у избу, то и ваще беда страшная. Он тушить огонь у печи, портить снедь и водицу у избе, пугаеть диток, мучаить скотинку… Сам-то вон тады становитси малешеньким и узреть ево у избёнке никак неможно. Ну, а вызнать, шо он бедокурить легко… Лишь токмо Караконджул у жилище проник то сей миг ктой-то из диток захвораить, а яство враз кислым становитси… Рост эвонтой нежити зависить от места у каковом вона живёть. Коль махонька изба, и он масенький, коль у озёре, аль реченьке он обитаеть, осторнь наволоков, займищь то на коня похож…

Ну, а у болотах чаще имееть задню часть собаки иль овцы, аки энти с оными мы повстречались. Мальчик надсадно вздохнул представляючи собе Караконджула у которого занамест овечьей части тела, было лошадиное, со двумя мощными задними ногами, да боляхными, крепкими копытами. Да слегка встрепыхнулси телом, страшась за жизни странников, кые подвергались такой вупасности. Вон сомкнул очи, стараясь соснуть, но энтот сон почемуй-то не шёл, сице тревожилси отрок за воинов, каковые отправилися у дальню стёжку, жаждая спасти родненький народ от погибели. «Можеть, — усё ещё не открывая глаз, подумал про себя мальчоночка. — Нонче то будеть последня ночь на няшах, и завтры мы узрим сухи места, да удастьси нам спасти дядьку Любина». Борила лёжал на спине, на расстеленном охабне, и зане сон к няму не шёл, по-видимому, задержавшись идей-то у пути, он повернулси на бок да воззрилси очами на вздрагивающего Любина, покоившегося супротив него, у иного костерка, и вукрытого охабнем Быляты. Лицо воина доселе тако красивое со смуглой кожей, тонко загнутыми на вроде радуги бровьми, пушистыми, долгими ресницами, длинным, костлявым носом и пухлыми, большими губами, слегка прикрытыми пошеничными усами и бородой, тяперича было каким-то сизе-синим, веки еле, еле трепетали. Любин располагалси спиной на носилках, права ж рука, выглядываючи с под охабня, чуть касалась кончиками пальцев жёлтого мха, оные также порой прерывисто тряслись. Мальчик долзе смотрел в лико воина, и горестно вздыхал, не знаючи як тому можно пособить. Потемневшее небо, ужесь покрылось звёздами, выглянула обрезанна на половинку луна, усё ж и водним своим боков озарив болотны земли покрытые водами. Борилка наново сомкнул очи, уговаривая собя, хоть на малеша вуснуть, оно як скоро должно было прийти полночьно времечко, которое можеть принесть с собой новы треволнения. Унезапно вон услышал тихое плюмканье, тако точно Гуша чавой-то жамкал. Отрок торопливо открыл глаза, и, не подымаясь с охабня, вгляделси у тёмну ночьку. Совсем маленько кругом витало безмолвие, а засем сызнова раздалось то самое плюмканье. Малец обвел взглядом полянку и заметил подле Любина небольшо существо. Эвонто существо, а верней гутарить дух был махонького росту, ужось чуток больче двадцати вершков, и похоже на голого ребетёнка. Вельми толстого с вогромным выпученным уперёдь пузом, короткими, отёкшими ручонками и ножонками. У костре, с левого боку от Любина, ярко вспламенилси огонь, словно желаючи перьпрыгнуть чрез воина и напасть на ту вредну нежить, и у ентом озарение мальчик хорошо разглядел, шо на главе существа не было волос. Да и сама та головёшка была здоровенной, и достигала у длину не меньше половины тела, вона казалась шибко вытянутым со краёв яйцом. Гладка кожа являла собой рдяно-багряный цвет. Вредна нежить лёжала на своём округлом животе, да растопырив коротки ножки и ручки, склонившись над расправленной дланью и перстами Любина не громко чмокало. А кады Гордыня, дозоривший у ночи, поднялси, да прохаживаясь по полянке, оглядел болотны земли, злобный дух чичас же прекратил чмокать и развернув головёшку, зорко впилси своими масенькими, красными, и, будто бегающими глазьми в воина. И Борюша узрел тадысь, шо у ентой нежити огромный с кулак, расплывшийся нос, да боляхный рот, такой словно уголки егось оканчивались идей-то у серёдке выпукло-отёкших щёк. Нежить рассматривая двигающегося воина раскрыло свои безобразны уста, и мальчонка, в ужасе затаивши дыхание, приметил, шо у нягось унутри рта сверху, и снизу проходило по два ряда тонких, вжесь аки остриё шил, зубов, дюже часто натыканных и обильно покрытых красной юшкой.

У та сама кровь, стекая из приоткрытого рта, покрывала своим рдяным цветом и подбородок, и грудь нежити. «Упырь», — скумекав произнёс про собя мальчик. И хотя вон не раз ни видал энтих вредных и злобных духов, но абие уразумел отчавось болел и синел дядька Любин. Судя по сему, нежить давнешенько ужотко сосёт со спящего воина юшку, исподволь забирая евойно здоровье, силы и жизть. Боренька лежал не издаваючи никакого звука и шороха, не ведая чаво деять. Занеже, по-видимому, окромя него никтось не зрел ту нежить. И даже поднявшийся с охабня Сеслав, подошедший к Любину, склонившись над соратником, ощупывая евойнов лоб, ни видал Упыря, да чуть було не наступил на того. Нежить меже тем мало-помалу подалась у бок и вжалась в мох, став ноли не отличимой от него, стараясь, судя по сему, слитси с растительной поверхностью, каковая у свете дальних звёзд ночи была не вжёлтой, а какой-то серой. Когды ж Сеслав вернулси вспять и опустившись сторонь Борилки, улёгси подле. Малец углядел як Упырь вдругорядь придвинулси к Любину. Своими короткими ручонками он обхватил вуказательный палец воина, и, впихнув его у рот, впилси в негось вострыми зубами да принялси чмокать. А тело его, промаж того, наново побагровело, налилось точно начало наполнятси кровью. Борила ащё морг медлил, посем стремительно вскочил на ноги, да мгновенно скинув с собя рубаху, кинулси к сосущему кровь Упырю, при энтом громко гикнув:

— Упырь, Упырь сосёть у дядьки Любина юшку. Подбежав к нежити, оная не дотумкав, шо поймана, продолжала насыщатьси кровью, мальчик упал на Упыря грудью, коснувшись поверхности его гладкого да влажного тела знаком Велеса, не мнее громко воскликнув:

— Силой Асура Велеса, нежить-Упырь проявись! Токмо стоило мальчонке навалитси усей своей могутностью на нежить, аки вона не мешкая отпустила палец Любина и замерла. Вжесь, чаятельно, пытаясь слитси со мхом. Одначе зелёно-голубые лучи знака Велеса, выпорхнувшие из груди мальца, осенили своим сверканием спину Упыря. И тот мгновенно засиял голубовато-зелёным светом, слегка пляшущим по поверхности егось кожи. Нежить раскрыла свой ужасный роть и громко загамила сице, будто закрякала лысуха, тока паче резко и противно. Подскочившие бывше на дозоре Былята, Гордыня да немедля пробудившийся Сеслав, затеплив светочи осветили огнём Любина, Упыря покрытого сверху голубоватым блистанием да подымающегося с него на ноги Борилку. Абие проснулись и други воины, да повскакивав со своих мест, обступили нежить и хворого соратника.

— Эт. ж… я сице и думкал, — чуть слышно прошептал Сеслав и поднёс пламя светоча к телу Упыря, тот резко повертался и глянув своими бегающими глазьми на столпившихся странников оскалилси, казав усем двойны ряды вострых зубищ. Вредный и злобный дух теперича покоилси на спине, да поджав к брюху коротки ножки, поднял уверх руки и раскрытыми ярко-пурпурного цвета ладошками, укрыл ощеренный рот, обильно смоченный кровью Любина.

— Вон точнёхонько привязалси к Любину ащё у перву ночь на болотах, — заскрипев зубами, да сёрдито топнув ногой об оземь, молвил Сом. — И усе эвонти деньки пил с няго юшку, оттовось тот и слабел опосля кажной ночи… Як же ты ево Борюша заприметил?

— Невзначай, — ответствовал мальчик, он ужо поднялси на ноги и сорванным мхом утирал ту саму влажность, оставшуюся на груди и пузе от нежити. — Не спалось мене… а таче я вуслыхал плюмканье, думал то Гуша сызнова жвакаеть. Открыл очи, а там вон… Упырь…

— И чавось с ним будем делать? — вопросил Былята, и, протянув к нежити ногу, восторожно пихнул того носком сапога у бок. — Эх… ноне Любину вже не поможешь, раз енто дрянь с него юшку сосала.

— Давайте евось на куски порубим и вутопим, — грозно откликнулси Щеко и схватилси рукой за рукоять меча.

— Он же нежить… мячи его не беруть, — изрёк было Ратмир. Обаче тут Крас выхватил из ножен свой меч и рубанул Упыря прямо по удлинённой, яйцевидной главе. Послухалси предсмертный окрик, звук плеска такого, словно, штой-то огромное кинули у водицу, и головёшка Упыря отвалилась от его тела, а коротки ручки и ножки зараз задёргались. Голубо сияние покрывающее тело нежити, без задержки, стекло к месту обреза на теле и главе, и вроде як запеклось плотной синеватой коркой. И тады ж затряслись масенькие глазки Упыря и ужотко перьстав бегать закатились увысь, а веки избура-красные дрогнув сомкнули очи. Да чрез миг кожа на нежити поблекла, а засим и вовсе приобрела сизовато-красный цвет, и сам вон словно спал с тела, резко схуднув.

— Похоже издох… — скузал Щеко и чуть поморщилси, зане нежить выпустила изо рта дюже отвратительный запах гнили. — У тось верно от лучей знака Велеса.

— Живей разведём костры… у там на краю ентой полянки сожжём его, абы он больче не ожил, — воскликнул Крас и схватил Упыря, за небольшое отёкшее ухо, подняв главу со мха. — Можеть полымя ево основательно изничтожит.

— Не-а… неможно нежить сжигать, — поспешно загутарил Сеслав и положив руку на плечо парня остановил евойный порыв. — От него усе стороны пойдёть дым, по болоту вон разнесётси и Упыри, да остатки усякой нежити мгновенно приползуть… и тогды нам с ними не справитси. Ну-тка луче унесём Упыря отсюдова подальче и выкинем…

Орёл бери светоч, — обращаясь к стоящему рядом вьюноше, молвил воин, и протянул ему светоч. — Святи мене и Красу… Пройдем чуток по тропочке вспять, и вутопим Упыря у каком-нить окошке. — Сеслав наклонилси, и, взяв нежить за коротку влажну руку, добавил, ужесь воззвав к мальчику, — Борюша покудава мы не вернёмси, ты не спи…

Оно як лишь ты овый их могёшь зреть… Сотри усе глаза, можеть вон тут был не один… и особлива приглядывай за Щеко и Ратмиром, занеже у них язвины, а Упыри юшку издалече чують. Борилка торопливо кивнул, а Сеслав, Крас и Орёл, освещающий им путь, вышли на жёлтоватую тропку, каковая хоть и прикрытая водицей, точно немножечко у ней утопшая продолжала блистать, да направились по ней у обратну сторонку. Сом и Былята присели на корточки обок Любина, который затих и почудилось ано, шо перьстал дышать, да вощупали того.

— Эх…, — горестно выдохнул из собя Сом. — Помер… до смерти рюха така мерзка замучил нашего собрата.

— Як помер? — дрогнувшим голосом перьспросил Борилка и глянул у синее, будто усохшее, лицо воина лишившееся не тока своей красоты, но и жизни.

— Як…як, — негромко молвил Былята и подтянув охабень выше, накрыл им лико соратника. — Усю энта тында жизть с него высосала.

— Значить я не вуспел спасти… помочь, — изрёк отрок и громко всхлипнув, почуял, аки чавой-то словно ухватило его изнутри за горло, а на глаза навернулись солёны слёзы.

— Ты б и не смог помочь аль спасти, — ответил Сом, вон поднялси на ноги, и, шагнув к мальчику, приобнял того за плечи да заглянул у его зелёные с карими брызгами очи. — Як токмо Упырь у первой соснул у Любина юшку… сице и усё… вже ничавось ему не могло помочь. Из очей Борилки брызнули, на щёки, крупны слезинки, а Сом заметив их, прижал ко собе отрока, уткнув его лицо у свову грудь и ласковенько, аки отец, погладил по светло-пошеничным волосам.

— Надобно Любина отседова уносить, — сказал немного погодя Щеко. — А сиречь вон сам превратитьси у Упыря, коли его як и положено вогню не придать.

— Ужо энто и сице ясно, — поглаживая мальчонку по длинным волосьям, и вощущая аки тот тихонечко вздрагиваеть телом, согласно произнёс Сом. А посем произнёс для мальца, — ты вот чаво Борюша… Ты не рюмь… зане ты воин… муж… Ну, а такому защитнику слёзы лить неможно. Ты давай луче вусаживайси да вуглядывай усё окрестъ нас.

Да, рубаху не забудь одеть… а то ежели ты занедужешь, сице мы и вовсе туто-ва, на ентих болотах, безлетно останимси куковать. Борила ащё разочек надсадно всхлипнул, ужо сувсем тихо так, абы никто не слыхивал, и, вынырнув из объятий Сома, утёр обратной стороной пясти сыры от слёз очи, да направилси подбирать и одевать рубаху, кою швырнул на мох, кадысь нападал на Упыря. Мальчик натянул чрез голову рубашонку и оправив её, остановилси подле Гуши, каковой несмотря на произошедшее округ него, продолжал крепко спать сторонь костра. Вон, таков наглец, перьполз на место ночлега Борилки и дядьки Сеслава, и вукрылси охабнем мальчика, натянув его до самой шеи. Изогнута губа шишуги покоившаяся на подбородке, лягохонько трепетала и по ней еле заметно стёкала тонкой струёй густа слюна, немножко пузырившаяся, приплюснутый нос издавал тихое, довольное посапывание, точно Гуша почивал не на болоте, полном злобных Хмырей, Караконджул и Упырей, а у своей землянке освещаемой древесными гнилушками.

— Дэк…, — вздыхаючи изрёк Сом, да подойдя к отроку вставши обок, уставилси на шишугу. — Гляди аки крепко спить, пузыри пускаеть…

Ничавошеньки евось не тревожить и не страшить… Добре ему, а вот стоить из тогось окошка, выскочить какой-нить нежити як немедля проснётси и загамить, заверещить.

— Энто… я вилищу…, — чуток невнятно прокалякал Гуша, при том не открываючи глаз. — Зани я манинький… Мини плишлось налодитьси у лисном налоди, а ни слиди дюжих билосов… Оси я и масинький… оттого гамлю, шоб уси боялись… А..а..а, — широко раззявив уста, зевнул шишуга и продолжил свово густое слюнопускание. Малец вулыбнулси рассуждениям Гуши, а потрепавший ево по волосам Сом подтолкнул уперёдь. Вусевшись осторонь спящего Гуши, да ослонившись на него спиной, Борилка увидал аки сёрдито покачал главой Сом, верно як и всегда будучи недовольным шишугой. Засим вон развернулси да направилси к соседнему костерку проверить Щеко и Ратмира, которым аки хворым положено було отдыхать. Гордыня и Былята меже тем оставшиеся дозорить, прохаживаясь по полянке тудысь да сюдысь взволнованно обозревали болотны дали. Борила внимательно осмотрел полянку и не видючи на ней никакой вупасности, перьвёл взгляд на маненький вогонёк светоча, шо нёс Орёл и начал слёдить за ним. Спервоначалу вон ладно зрел и трёх воинов, и свет светоча, но вскорости луна, словно откушенная с одного краю, укрылась за небольшим, тёмным воблачком, а поелику отрок смог наблюдать лишь пятно свету, и еле зримые очертания шедшего позадь парней Сеслава. Прошло ищё чуть-чуть времени, и послышалси тихий окрик, удар тела о водицу, а опосля… опосля потух светоч. Мальчик чичас же вскочил на ноги, и шагнул уперёдь, напрягая зрение, вон принялси вглядыватьси у тёмны няши, токмо ни воинов, ни самой желтоватой тропки не видилось. Казалось будто оттудась, куды вушли Орёл, Крас и Сеслав стала наплывать чёрная, густа хмарь, которая съела и болота, и людей, и тропу.

— Чаво? — вопросил подошедший к мальцу Былята, узрев, аки тот вскочил на ноги.

— Светоч потух… и их сувсем не видать, вже словно усё закрыла тёмна пелена, — молвил Борилка и тревожно подняв руку, очертил ею коло.

— До полуночи ащё времечко есть, — негромко отметил Сом, не мешкаючи приблизившись к соратнику и мальчику. — Не тревожься Былята… Красу с евойным мячом ни чё ни страшно.

— Красу можеть и да… можеть и не страшно, — дельно ответил Былята, и, застыл на месте приставил ко лбу руку, будто укрывая глаза от света красно солнышка да всмотрелси у надвигающуюся мару. — А вот Сеслав и Орёл ня чем не защищены.

— Може я им навстречу пойду, — предложил отрок, и душа его беспокойно затрепетала, пужаясь ащё потерять, ставших столь дорогими ему, путников.

— Неть… подождём, — ровным голосом откликнулси Былята, и, смолкнув, вопустилси на присядки обок костра, намереваючись подбросить в огонь ветви дерева. Во болотных землях слышалось лишь гортанное кваканье лягушек и чей-то будто подпивающий им тихий, далёкий свист, и то был разноголосый звук, долетающий со всех сторон махом. Нежданно у тёмной хмари сочно блеснули жёлты вогни, их было несколько. Сначала появилси один огонёк, отчаво Борюша подумал, то воины йдуть… ну, а таче мгновенно вспыхнули ещё три. Мальчик испуганно охнул и поспешно подняв руку, указал пальцем на вогни. И хотя те огни были далече токмо малец усё ж смог узреть, шо у тот свет явно несуть… и несуть каки-то духи, оные торопливо двигались навстречу странникам расположившимся на полянке.

— Чё енто? — прошептал Борила, не сводя взволнованного взора с движущегося света.

— Ужотко оченно ражее… кабы то не Лихо було, — также тихонько ответствовал Былята и враз поднявшись на ноги, выправившись, отряхнул ладони о штаны. Мальчоночка оглянулси, обозревая полянку и болота позадь неё, и увидал таки ж светящиеся огни и справа, и слева, словом со всех сторон. Желтовату ж тропку не стало видно и вовсе, она продолжала мерцать лишь на границе с полянкой. Чёрна пелена витала окрестъ странников, шибко наступая со стороны трясины и кажись опускаясь с небес. У окошке, шо поместилси слева от полянки, вельми тихо забулькала водица, махонькие пузырики вырвались на поверхность и чуть слышно разом лопнули. И тады вода у окошке раздалась надвое да из неё наружу на небольшом сучковатом пенёчке, обвитом водорослями, выплыл дух. Он был небольшого росту, с зелёной немножечко морщинистой кожей, да увесь перьплетённый зелёными водорослями, тиной, ряской и утыканный свёрху длинными, чёрными, склизкими пиявками, шевелящими своими тельцами то управо… то улево. Дух был дюже схож с дедушкой Болотником, правителем топких земель, оттого вон казал такой же выпученный распухший от воды живот, слегка одутловатое лико и нос. Маненькие мутно-зелёные глаза, выглядывали с под густых бровей, таких точно то был мох, растущий повсюду у болотах. Окладиста бородушка да вусы, долгие достигающие евойных ног, были из водорослей, с топорщившимися на них у разных направлениях малешенькими листками и веточками. Набухшие щеки и губы, чуток выпученные уперёдь, являли перекатывающуюся у них водицу. Ну! глянешь на духа и абие помыслишь, шо пред тобой дедко Болотник. Да токась то был не Болотник— занеже у эвонтого духа не находилось на главе положенных рогов, гутарящих о нём аки о повелителе болотных земель, не было у него и рыбьего хвоста отличающего ево аки одного из водяных жителей. Взамест хвоста и ног у ентого духа поместились большущие лягушачьи лапы. Вони… у те лягушачьи лапы были и на месте рук, и воканчивались длинющими пальцами наподобие человечьих. Обок духа, выплывая с под дна окошка на поверхность водицы, кружили, пуская здоровенны пузыри, у те самые боляхные лягушки, от каковых по усей вероятности и получил он лапы, длинные змеи и усякие разные гады, таки неприятны на вид животины кои прислуживають водным жителям. И не токмо они … те гады, служать духам из воинства Велеса, но и сякой прескверной нежити. А посему и плавали рядышком с духом гады: змеи, лягушки, чрепы (воны своими крепкими полосками, шо прикрывали их тела со двух сторон, были дюже похожи на черепки, осколки), пиявки да длинны таки рыбины. Дух выплыв на гладь воды на пенёчке, крепко вцепившись лапами у длинну щепу торчащую с одного евойного боку, по-первому вгляделси у приближающиеся жёлты огни. Засим повертав главой посотрел направо, да налево, зыркая глазьми у плотное марево, окутавшее не тока болота, но и подаренную Кострубонькой тропу. А миг спустя дух вставил два пальца правой руки у свой большой с тонкими зелёными губами роть да раскатисто свистнул. И немедля из темноты, кудысь вулетел тот звук, послышалси ответный, резкий, высокий посвист. И тады дух, а енто был не кто иной як Ичетик— житель из роду водяных, являющийся наиглавнейшим помочником и посланником дедушек Водяного и Болотника, обращаясь к вудивлённо уставившимся на него путникам, молвил:

— Чичаса я вашу полянку на пянёчке обскачу… сице гутарить очерчю, знать, рубеж земель владыки Болотника… а вы токмо стойте смирно.

— Так энто…, — взволнованно вскликнул Былата, увидав як дух ухватившись обеими лягушачьими лапами за щепу, слегка подал её на себя. — Там наши робяты… вони по тропочке ушли дэк до сих пор ня вернулися.

— Тутось… тутось они, — неторопливо ответил Ичетик. — Щас подбредут… нешто не слыхали свиста ихняго. Эванта я с ними вже у тогось окошка сговорилси, идеже вони мордастого Упыря Тавторку топили. Охошко! — удруг резво выкрикнул дух. И без задержу дернул на собя щепу, приподымая пянечек, утак, шо тот прямо-таки выскочил из водицы, и на чуток словно завис у воздухе. Опосля пенёк крутанулси управо… улево ужесь стряхивая с себя тину да водоросли, оные цеплялись за его донышко, а с Ичетика меже тем у водицу посыпались крупны, чёрны пиявки. Гады, шо плавали округ пенька ураз, лишь тот подлетел выспрь, подались у разны стороны, явственно понимая коль тот опуститси на преждне место сице тут же придавить и их. А пенёк не малый у ширшине, да высоте, и впрямь полётел униз, зычно вдарившись о водну гладь своим дном, вызвав ентим приземлением высоки струи воды да утопнув почитай до серёдки. Обаче Ичетик будто бравый всадник потянул за щепу пень на собе и кадысь тот всплыл наверх, мощно крикнул: «Охошко! Охошко! Беги скурей пенёшко! Круг ты водный очерти, Нас от нежити спаси!» И пенёшко, вняв словам духа, без промедлению, ринулси уперёдь, выпуская с под себя огромны шумно лопающиеся пузыри. Да отрезая энтову саму полянку, на коей расположились на ночь путники, и вобразуя осторонь её мшистых брегов широку водну гладь. Пень объезжал полянку по кругу, потомуй как замкнутое коло издревле считалось оберегающим, от усякой нежити, знаком. На полянке усе встали, и даже улёгшиеся на покой Щеко и Ратмир пробудились, поднялись и взволнованно наблюдали за духом. Токмо водин Гуша продолжал дрыхнуть, пуская слюни и сладко посапывая… може он лишь просто притворялси, а може и упрямь был сице спокоен.

Кадысь пенёчек приблизилси к тому месту, идеже чуть заметно всё ащё сияла тропка Кострубоньки, то путники узрели як прямо из тьмы, покрывающей усё окрестъ них выскочив, скоренько запрыгнули на полянку, запыхавшиеся Крас, Орёл и Сеслав. И не мешкая пень, с правящим на нём Ичетиком, проскользив по тропке отрезал полянку от неё, вуставив на ентом месте широку полосу водицы.