Веремя странствий [СИ]

Глава тридцать пятая. Меч Асура

Аки не поспешали путники, ступаючи быстро и даже не востанавливаясь пожамкать, но до своих соотчичей вони добралися лишь к ночи… Бог Дый, каковой, оказалося, был далёким предком простого, бероского мальца Борилки, голодногу и уставшего, обаче несмотря на то ни вотстающего от Сеслава, вукрыл своим долгим охабнем усю небесну твердь и земли Бел Света да втак плотно чё околот странников ничего не зрелось. Токмо идей-то далече, у той тьме, мерцали машенькие звёзды, озаряючи охабень и посылаючи блёклый свет на Бел Свет, по которому топали не мнее масенькие, чем те светила, люди. Глазастый Борила усмотрев лучисту крапинку огня на оземи, радостно вскликнул да тадыличи повёл Сеслава и Краса прям на неё. У то пламя костра, видимое лишь мальчиком, лёжало не близенько, а посему пройти пришлось много, когды напоследях вудалось узреть поднявшихся от костра Гордыню и Орла, оставшихся дозорить. Шоб не взволновать собратьев Сеслав зычно прокричал:

— Гордыня эвонто мы возвярнулися… Усе живы.

— У то и добре… чё усе живы, — вуслыхали они в ответь голос Гордыне вельми какой-то сёрдитый, чем-то схожий с суровостью Позвизда, шо рвал с них днесь охабни. Немного погодя они и вовсе вступили у отблеск костра и разглядели стоящих Гордыню и Орла, по виду дюже смурных, да лежащих на землюшке хворых Гушу, Былята и Сома. Ворогуха не сбрёхала… Былята и Сом, которых опалил зачурованный, злобный огонь Цмока, занедужили до зела серьёзно. И як пояснил Гордыня с утра ужось и поднятьси на ноги не смогли. Сом ищё было храбрилси, одначе с полудня повалилси на землицу и залихорадил. Лицо егось справу утак вспухло и начало выпирать уперёдь, шо на нём було сложно разбрать иде тама очи, нос аль уста. И вже то гутареное воином было истинной, занеже больнешенькие, объятые жаром, даже не сподняли голов со своих охабней, абы поприветствовать прибывших. Былята и Гуша, сице почудилось отроку, были точно не в собе, оно як их иногды перьдёргивало. Сом, однакось, чавой-то непонятно и тихонько простонал, судя по сему, здоровкаясь с соратниками. Борила, дюже утомившийся, подойдя к костру, немедля, вопустилси на оземь подле ног шишуги, оный чуть слышно всхлипывал и повизгивал, будто ктой-то егось мучил. Крас же, торопливо скинув у руки Орла с плеча котомку, кинулси к лежащему Быляте и присев на корточки, принялси ощупывать да осматривать отца. Токмо мрак у ночи был такой густой, шо ничегось не зрилось… А усё потому як нынче Месяц закрыла небольша, но вельми плотная пелёсая туча, схожая с грозовой. Её к вечёру откудай-то пригнал Позвизд и хмуро зекнув глазьми на Борилку, вуставил висеть на небушке.

— Гордыня, — обратилси Сеслав к соратнику и также як Крас стал сымать с собе котомку. — Доставай там плошку аль мису… да чё-нить тако, шоб колутить..

— Оно чаво колутить-то? — вопросил Гордыня, и, шагнув к Сеславу, принял у него сымаемую котомку.

— Толочь будём стрелы Перуновы, — недовольным гласом молвил воин, да кивнув на котомку, втак верно повелел развязывать её. — Борюше Богиня Сумерла калякала, шо эвонту стрелу надоть растолочь меленько и на поранение посыпать… а Гуше взвару сварить да поить.

— Три раза у дянёк, ложеньки по две… Да сице дня два аль три, — повторил нанова точно затверженную молвь мальчонка и почуял, як тяжеленько сомкнулись у няго очи от вусталости. Ищё какой-ту морг он боролси с жёланием завалитьси на ноги Гуше и абие заснуть, а засим вуслыхал чрез обильну, плотну пелену голос Гордыни:

— У як же можно стрелу Перунову толочь у плошке аль мисе? Миса то на части развалитьси… али на худой конец потрескаитьси.

— А чаво ты тады прочишь? — спросил Сеслав и такой вон был досадливый, таковой изнурённый, шо мальчуган, не мешкая, пробудилси да отворив очи уставилси, у той тёмноте, на мрачны лица воинов.

— Чавось… чавось…, — проурчал Гордыня, и, взяв с длани соотчича две стрелы. — Чичас обярну у ручник, покладу на плоский камень да свёрху пару раз шибану иным голышём… Утак и растолчём… Орёл, — обратилси он к стоящему недалече от него парню, встревоженно разглядывающему земли околот них. — Слыхивал чё нам надобно… ищи каменья… И не вскую у мглу пялиться… сё равно ничавось там не видать. Борилка вобрадовавшись, шо соотчичи разряшили возникше затруднение со Перуновыми стрелами, закинул назадь руку, да нащупав на спине висящу куклю надел её на голову, лягошенько двинулси у бочину, и улегшись на оземь, сокрыв очи, мгновенно заснул. И предь глазами мальца поплыли каки-то далёки вспоминания, а у них он углядел отца свово да старших братцев: Пересвета и Соловья. На большом пятачке, утрамбованном и смазанном глиной, были разложены снопы. Вони лежали тама у два рядка… Жёлты таки, словно из золота творёные… ядрёной силой Мать Сыра Земли напитанные… Яркие солнечны лучи падали на них и оттогось их колосья будто б перьливалися… Длиннющими палками с привешенными к ним тяжёлыми, короткими и утолщёнными краями, колотилами, отец и братцы били по снопам, выколачивая зёрна из колосьев. Бух…бух…бух… слухалось Борюше и довольные, налитые мощью лица родных ему людей мелькали предь его взором. Мальчик пробудилси ужо далёко за полдень. Он бы верно поспал и ащё, да тока дюже оголодал. Ведь припасённые Сеславом к евось возвращенью из Подземного мира куски мяса, он пожелвил вчерась по утру, и весь день был голоден, да и вуснул сице и не жевавши. Открывши очи, мальчишечка перво-наперво лицезрел, предь собой, жарко горящий костерок, поедающий ветки и ствол кривенькой ивы.

Ляниво потянувшись, он поднялси с землице, на какову вчера повалилси и увидал, шо под ним, оказываитьси, ищё подстелен чей-то киндяк, дюже рваный. Правду балякать, дыры на нём были местами прикрыты холстом. Усевшись на эвонтов киндяк, отрок снял с головы куклю и огляделси.

Слева от негось лежал Гуша, тока чичас он вжесь не стенал, а крепенько почивал. И во сне вывертав свову нижню губенцию поклал на неё большенький палец правой руки, да зажав егось меж зубьев, сладко посасывал… точь-в-точь як мало дитятко. Обок головы Гуши сидели Сом и Былята. У Сома права щека была припухшей, а значительный, у пол-лица, розоватый ожог, свёрху присыпленный той самой Перуновой стрелой, сотрелси немногось устрашающе. Правый глаз воина чуточку был прикрыт вроде Сом сбиралси егось сомкнуть, да тока перьдумал.

Нос и уголок рта усё ищё отёкшие, неприятно выпирали уперёдь.

Сторонь Сома, почти касаяся его, сидывал Былята, права рука коего до локтя была оголена и выглядела намногось хужей чем щёка собрата. По ейной поверхности казались боляхные розово-белые водяны булдыри, почитай покрывавшу усю кожу, сверху обильно присыпанные толчёными стрелами. Плечи старшины воинов прикрывал тот самый костыч, сотворёный киндяком Боли-Бошки. Видно було сразу, шо Былята ащё хвораить, зане многажды егось перьдёргивал озноб, потомуй-то вон зябко поводил плечьми, а на лбу появлялись крупны капельки водицы. Лишь тока Борила поднявшись, сел и вуставилси на воинов як те разом ему вулыбнулись и ласковенько так молвили:

— О… наш избавитель пробудилси… Добре день Борюшенька. Мальчуган скромненько потупил глазёнки, и, просияв, у ответь загутарил:

— Да како я избавитель… Усяк бы сице поступил.

— Усяк…да не усяк, — встрял у балаканье Гордыня, он поместилси на оземи супротив Борилки и тяперича пронзительно вглядывалси у негось.

— Эт… точнёхонько, — поддержал соратника Сеслав, подходящий к костру да сжимающий у руках нарублены ветви ивы и берёзы. Следом за ним пришли Крас и Орёл, оные также принесли для поддержания огня сушняка, стволов и мха. Скинув принесённое на землюшку, робяты принялись вусаживатьси справа от Гордыни. Сеслав же положив ветви ивы свёрху на сваленное парнями, отряхнул от кусочков землицы руки и охабень, у который был одет, да присев на корточки, осторонь костерка, обращаяся к Гордыне, сказал:

— Ты то… хоть Борюшу покорми… Он ведь сувсем оглодал, почитай два денька ничавось у роть не ложил. Гордыня торопливо кивнул и без задержу споднял с оземи, лежалое прямо подле костерка, завёрнутое у ручник мясцо да протянул мальчику, а Орёл перьдал кубыню с водицей. Отрок, подавшись уперёдь, принял, поданный над костром, куль и ощутил тёплый дух от плящущего под рукой пламени. Протяжно и звонко заурчало у животе Борилы стоило яму пояти итьбу. Посему мальчишечка уже не мешкая, положил ручник, посторонь на рваный киндяк да развернув его стал шамать хоть и холодно, но вельми вкусно мясо, запивая, здоровенные, засунутые у роть, куски водицей. Внегда малец напоследях насытилси, а ропщущий его животь утих, вон свернул остатки мяса у ручник, утёр жирны уста обратной стороной пясти, и перьдал тот куль Гордыне. Нежданно по раздолью энтих неприютных краёв пронёсси негромко тако о-к…о-к… будто долетевшее издалече, и немедля встрепенулси сидящий Орёл. Парень подскочил с оземи, и, встав на ноги, испрямивши спину, завертел головой.

— Слыхали? — шебутно поспрашал он. — Ентово ужотко дня два тако раздаётси, ей-же-ей… денька два-три.

— Агась, — подтвердил слова вьюноши Гордыня, и также беспокойно принялси озиратьси.

— Може то птица кака гикаеть, — замерекал Крас и вслед за другом поднялси с землюшки, встав подле него.

— То не птица… то грибы перьговариваютси, — пояснил отрок и абие усе взоры соотчичей вуставились на него. — Ну те грибы, — добавил смущённо он. — Каковые прислуживают Озему и Сумерле.

— Борюша, — прокалякал Сеслав и усевшись вудобнее обок Гордыни, улыбнулси во весь роть, отчавось лико его хоть и изуродованное шрамом стало до зела добрым и словно по-светлело. — Ты ж нам ни чё не сказывал… Окромя того, шо подла Ворогуха ны вобманула, да не вызнав от тобе ничавось, вупорхнув скрезь стену, воставила одного у той лазейке… Можеть причло времечко тобе усё нам поведать?

— Причло, — тихонько молвил малец и томительно вздохнул. — Токмо мене уж дюже того… уж как-то не по собе вам сказывать чёсь я вызнал.

— Отчавось сице Борюшенька? — вопросил ровным гласом Сом. Борилка повертал голову и глянул на восседающего недалече от него воина. А Сом нежданно подморгнул ему тем самым, капельку прикрытым оком, и эвонто вышло утак потешно, шо мальчуган увесь просиял, а таче и вовсе прыснул смехом. Немного погодя ж утишившись и перьстав смеятьси, мальчик негромко поведал своим путникам, обо всём чё сведал и чяму стал самовидцем. Закончив свову молвь мальчонка смолк, немотствовали и воины, верно обдумывая услышанное, малёхо опосля, легохонько кашлянув, закалякал Былята:

— Оно було сразу видать, шо Борюша выбран не спроста… Токмо я никак ни мог скумекать, узрев его старша братца, отчавось избран у таку дальню стёжку меньшой, а не старшие.

— Не-а… меньшой у нас Младушка, — поправил воина мальчик.

— У… да про того и говорку не могёть иттить… то сувсём ребятёнок, — продолжил гутарить Былята выслушав пояснения мальца. — А днесь мене усё ясненько… Оно то ясненько стало тадысь ищё, кады мы с Цмоком билися… Ужесь николиже мене не забыть смелый дух нашего Борюши… И як вон, не пужаяся тогось страхолюдного змея, бёг к няму, абы ны выручить… ны усех! Чаво ж Крышня и прямь выбрал из усех потомков самого достойного… Таво у каво дух мощный як и у самого Индры.

— От… токмо я водного не спойму … за одно я трявожусь, — скузал Сеслав, и беспокойно потеребил свову рыжу с седой порослью волос бороду. — Ты ж Борюша меч то у руках николи не держал… як же ты им вуправишьси супротив зла?

— Вон же… у тот меч, — вмешалси у беседу Орёл, он и Крас ужось давно уселися осторонь Гордыни, и внимательно усё эвонто времячко слухали мальчишеньку. — У тот меч… он ведь зачурованный… выкован самим Сварогом… Можеть он как-то чудно бьётьси…

— Ха…ха…ха…, — громогласно загреготал Гордыня да сице, шо Гуша, притворяющийся спящим мигом подскочил с рваногу костыча Борилки и негодующе глянул на воина. — Чё? — вопросил тот шишугу.

— Чё…чё…смеятьси утак токмо ненадь… Вишь у вас туто-ва хволый отдыхаить, — протяжно растягиваючи слова отметил Гуша, и сызнова, верно ослабев, повалилси на костыч. Гордыня недовольно покачал главой, словно усомнившись в проявленной шишугой слабости, одначе прекратив смеятьси, и понизив голос, глядичи на Орла, произнёс:

— Я чаво смеялси то… Орёл от ты с малолетства меч у руках дёржишь… И скажи мене видывал ты, шоб он како чудо казал?

— Но…, — начал было парень и враз его лико покрылось рдяными пятнами от смущения. Обаче Сеслав перьбив вьюношу, и поддержав соратника, изрёк:

— Эт… я с Гордыней согласен… Меч он можеть и зачурованный, вон як у Краса, а усё ж мечом востанитси… И коли ты егось у руках не держал, вряд ли с ним управишьси.

— Я об ентом тоже думкал…, — прокалякал Борила, и обвёл усех сидящих за костром взглядом. — И о том вжелал вопросить Озема… но посем не стал.

— Эвонто почему? — перьспросил Былята и не мнее заинтересованно, чем други соратники замер, пужаясь спугнуть реченьку мальца.

— Занеже ентовым мячом… не мене надобно будять битьси, — ответствовал отрок и сам затих, вуставившись очами у далёкий небосвод. А у там… у небушке чичаса блистали, будто начищенные, сероватыми боками крупны воблака, вони лениво ползли по голубому куполу и скрывали за собой пылающее златыми лучами красно солнышко. Грозный сын СтриБога, Позвизд, ноне не раздувал ветра. Можеть вон подалси тудыли у поднебесье, а можеть вулёгси почивать идей-то у тех бескрайних, неприютных далях Бел Света, поросших кривенькими ивами, берёзовыми стланниками и мхами.

— Верно, — миг спустя продолжил гутарить отрок, да тронул вуказательным перстом левой руки зачур притаившийся под охабнем. — Верно энтим божьим мечом должон битьси Бог…Асур… Тот какового я смогу оживить… И возвярнувши человечий облик, вручу ему меч для победы над панывичами. Мальчуган смолк, и околот костра стала витать тишина…У то отишие будто б правило и усём том краю… наполняя эвонто приволье торжественностью и величием. Лишь изредка ту лепоту нарушали еле слышно потрескивавшие у костре веточки ивы, погибающиее в пламени Семаргла, да инолды долетало откуда-то раскатистое ок…ок… перьговаривавшихся меж собой прислужников Озема и Сумерлы.

— Ты бачишь о Валу? — спросил Сеслав. Он неторопливо, прям также як ползли по небесной лазури дивны воблака, поднялси на ноги, и, шагнув к наваленному у кучу сушняку выбрал оттедась пару корявых стволов и немножечко мха да подкинув в костерок, сызнова располжилси на прежднем месте. И аки токмо вон уселси, а пламя, перькинувшись на новы жертвы, принялося обымать кадый-то живы деревца, Борила киваючи, молвил:

— Да… я думаю шо меч энтов я должон добыть для Валу… Ведь кадый-то он был рассечён им на много частей… Он был вуничтожен як Зло, а тяперича должён тем мячом покарать друго Зло… И очиститься от той юшки, от тогу предательства, шо осело на евось душеньке. — Мальчонка на малешенько затих и подумкав, просияв, добавил, — и таче… В той пештере у нягось у водного не было мяча… Потомуй як именно я яму и должен его вручить… шоб смог он встав на сторону Добра защитить наш народ. И стоило те слова пробалабонить Бореньке, аки землица нежданно заходила ходором под странниками, закачалась из стороны у сторону, и резко вроде як дрогнула, точно ктой-то у неё с под низу кулаком вдарил… Опосля ж послухалси какой-то раскатистый гул… токась шёл он не с под землицы, а раздавалси оттедась с выси… прямо из небосклона. И там, точно разорвав на множество драных кусков белёсые облака, близёхонько от воза Асура Ра, унезапно полыхнули лучисты вспышки серебристых молний… таких каки зрел мальчик у Подземном мире. Воины удивлённо перьглянулись и тадысь Былята, як старшина, произнёс:

— У то верно ты порешил Борюша. Мячом должон засегда владеть воин… И отправилси ты у эту дальню стёжку, абы найти и выручить того воина-Асура. Да добывши меч перьдать тому, кто сможеть удержать евось у руках в битве супротив Зла.

— Токмо тот меч, нашему Бореньке, ищё добыть надоть, — заметил Сеслав и кривой тычиной поворошил горящи ветви у костре. — А добыть… як я спонял не в так просто… И для того не тока рука волшебна нужна, но и зачурованно имя меча должно знать.

— Да, — согласилси малец и посотрел на иссечённу кривенькими паутинками длань левой рученьки. — От… токмо я не ведаю како то имечко…

— Ну, мы тута можем тобе пособить, — вступил у молвь Сом, и, протянув руку, прикрыл Гушу, слезшим с него к низу, охабнем. — Надобно припомнить усе преданьица про зачурованны мечи и вопосля перьчислить их величания. Вжесь воно и сице понятно, байки у то имечко сухранили.

— У том ты Сом не прав…, — покачивая головой изрёк Былята и легохонько перьдёрнул плечьми, у то егось, по-видимому, озноб прошиб. — Не ведомо живёть то величание у наших преданиях… Ведь тот меч у оземь воткнулси, задолго до появления у Бел Свете беросов…

Да и было знамо то имя лишь Индре… оно ж зачурованно… нешто не спонятно. Вуслыхав чаво бачить Былята отрок тягостно вздохнул, скумекав, шо старшина воин прав. Однакось Крас, подсев ближе к Бориле, протянул руку и залощив растрёпаные волосья на его главе, скузал:

— И чё ж… усё равно следуеть попытатьси… Можеть кады мы их будем гутарить… те имена мечей… у душеньке Борилкиной чавой-то всколыхнётси, — да ласковенько вулыбнулси отроку. На том и порядили… и у те деньки, шо выздоравливали болестные, странники сидючи у костра, лишь иногды уходя на охоту и за сушняком, припоминали бероские преданья, идеже калякалось о мечах. И баек тех воказалося вельми множество… Да у кажной воин билси мечом со злом каким, аль защищал им свову землю, свой род, свову семью. И у тех сырых, мшистых, нравных, наполненных суровым, пронзительным ветром, краях, иде струилась прозрачна, чиста водица, а деревца клонились, словно кланяясь, к оземи, под пристальным и любовным взглядом Асура Ра, от началу начал дарующего тепло и жизть… иноредь заслоняемого слегка прозрачными, порванными, али порубленными облаками, каковые он часточко божественной рукой отодвигал у сторону, шоб они не затеняли ему лико, звучали бероские байки. И слыхалось у тех преданьях величания славных богатырей Валигора и Вырвидуба, вскормленых дикими зверями. Гутарилось о витязях-братцах Вечернике, Полночь-богатыре, Заря-богатыре рождённых вдовой у одну ноченьку. Калякалось и о Незнайко-богатыре оный юшкой из задней ноги сваво коня окроплял пожженные змием земли, возрождаючи дерева, травы, цветы. И об Анике-воине, шо славен был своей ражей мощью, и который не побоялси вызвать на бой саму Мару Богиню Смерти… Молвилось и об иных видных ратниках: Верни-Гора, Вертигор, Дубодёр, Елиня, Поток-богатырь… и о многих других. И у всех сих могутных воинов была не токмо сила, но и преданный соратник— меч. Зане железо из коего ковали мечи, было дарёно людям Богами. Беросы бачили, шо то Асур битв и войны, Громовержец Перун кадый-то принёс из самой кузни Сварога тот чудной дар. И вкупе со знаниями перьдал жёлезо сильнейшим людям, шоб могли вони противостуять Злу желающему поглотить испокон веков Бел Свет.

Оттогось выкованный меч, у который вложена искорка огня Бога Семаргла, и, был словно живой, вроде разумного собрата тогось воина оному уготавливалси. С давнишних пор берегли и уважали воины мечи. Издревле давая им величание, абы могла возникнуть меж воином и мячом незримая, зачурованная связь. Имячко у то держалося в тайне, никомусь не балабонилось, а перьдавалося от деда внуку, каковому у положенный срок вручалси меч. Обаче у байках величания мечей звучали и чаще сего имена у те были мужниными. Потомуй як меч был мужем— соратником, соотчичом, собратом и другом воина. Сказывались у преданьях всяки имена и просты, и не дюже… таки як: Битюг— чё значить крепкий, сильный; Буй— смелый, дерзкий; Гордец; Доблестник; Забияк-тот ктось первым затевал драку; Кметь— витязь; Мечник— у то понимай воин; Местник— кто мстит; Рог— сила и могущество; Мудёр— затейливый аль причудливый; Сеунч— радостная весть; Храбрец; Удалец и ано Перл— жемчужно зёрнышко. А у водного воина и вовсе меч кликали Аспид. Эвонто сице именовали змея такого громадного и чорного як ночь, балякалось у той байке, шо меч-Аспид вумел оборачиватьси у копьё, да лук… у такой был он сказочный. Борила— которого отец назвал борящийся, словно ведал чё написано на роду евойному сынку, слушая у те предания почемуй-то думкал, шо эвонто не так зовуть меч Индры… И не оттогось ему сице мыслялось чё унутри его от тех величаний ничавось не шевельнулось, а чуял отрок, дальний потомок быкоподобного Асура, шо верно кликал Бог свой меч богатырский каким-то великим именем… Таким како присуще токмо ему… або той Лунной торенке по кыей вон шествовал.

Эпилог. И чаво тока людям неймётси?.. Чаво не жавётси у труде, мире и лепоте такого расчудесно варганенного Сварогом Бел Света?.. Чаво им жёлаитьси и шамать слаще, и робатать поменьче?… И ходють таки люди… чё то ищуть… можеть Доли лучей мечтають найти… Да на вэнтой стёжке перьшагивають чрез других людей, животин, деревов и трав. Не жалеють вони никого и ничаво… шагають… лезуть… карабкаютьси… и чаво?.. Много ль вони счастья того приобретуть… Много ль вони радости от у той борьбы получать… Порой калякають люди: «У то усё Макошь сице сплела…» Вроде як Богиню винють в скверных, злобных делах… делах людских. Обаче усе знають, шо як бы не плела волоконце судьбины Макошь, выбор той али иной нити остаётси за самим человеком. Посему ты нонече подумай… покумекай… Каковой торенкой тобе иттить… Той самой чёрнющей, ЧерноБожьей?… али той чё серебром да золотом полыхаеть и зовётси Лунной?… або усё ж ступить на просту таку тропочку, солнышком красным озаряемой и пойти по ней прямо, не криво, не кособоко. И внегда надрежить тобе востра косанька Богини Мары, кою беросы чтуть, но не славють. И отделит, у то шибко наточенное, зачурованное лезвие тело от душеньки… Кто тадыличи встретить тобе и проводить у иные миры… Вони? Злющие дасуни ЧерноБоже, каковые силой вутащать твову душеньку на страдания у льдяные владения Пекла. Аль вона? Жинка Громовержца, ласково кликаемая беросами, Перуница, кыя як сынка свово нежно тобе обниметь и напоить живой водицей.