Веремя странствий [СИ]

Глава двадцать третья. Предание про Индру

— Ну, вот, — молвил Липка и обвел усеми своими четырьмя руками лежащие упереди него просторы. — Это и есть земли змея Цмока… друды ещё их величают мёртвыми землями… Хотя может это и неверное название. Путники стояли почитай на краю краснолесья и сотрели удаль на земли змея Цмока. Ели тутась ужо не росли, а разбросанно ютились лишь низкие, изогнутые сосенки да не мнее кривинькие пихты. У те дерева казались какими-то вобиженными, а высохшие их стволы, точно вумерли прям на корню, сбросив с собе не токмо обременительную хвою, но и усе ветоньки, начиная от тонюсеньких и заканчивая толстыми… И тяперича вони вельми тоскливо похрустывали да подвывали клонясь к оземи от неудержимо носящегося по просторам земель ветра. Впереди ж странников и вовсе расстилалось безлесье, идеже не зрелось сосенок и пихт, росли у там каки-то ползучие прижимающиеся к землице ивы да берёзоньки, будто укрытые свёрху мхами або обряженные у эвонти буро-зелёные наряды. Уся землюшка была схоронена под теми ж буро-зелёными мхами да подухообразными высокими кустарниками и травами.

— М-да…, — оглядывая ентот неуютный край, которому не видалось конца протянул Былята. — Эт… таковой землюшки я ащё николиже не зрел… И верненько молвлено — мёртвая… Вродь даже никако зверья и не видненько.

— Неть…, — покачивая главой откликнулси Борилка, и вубрал со рта залетевшу тудысь прядь волосьев. — Здеся много зверья… У там далёко, — и отрок протянул руку уперёдь. — Видать большо стадо…

Эвонто олени, токась вони дюже тёмные кавкие-то. Мальчик смолк, обвёл взглядом бескрайни дали, и широкось просиявши, добавил:

— О… да туто-ва и зайцы обитають… и лисы… Он як заяц от лисы вулепётываеть… не кажись она евось не споймаеть.

— Ну, и добре коль не споймаеть, значить нам больче достанитси, — отметил Щеко, стоявший посторонь Быляты, за енти деньки воин совсем оживел, а язвины на его плечах почти, шо зарубцевались. У овринге заместо двух денёчков, як пояснял Лепей, провели трое, и тока нонче к пополудню наконец-то вышли из земель друдов.

— Ну, чавось, — обратилси Былята к Липке и повернувшись к няму, по-отцовски приобнял, погладив по егось жёлтым волосам, суховатой ладонью. — Благодарствуем тобе Липка за усё хорошое… тобе и дядьке твому Лепею у то от ны перьдай… Сам то ты дойдёшь… овый то… не испужаишьси?

— Добегу…, — усмехаясь пробачил Липка, отвечая крепким вобъятием на слова старшины воинов. — Не раз тут бегал, — он вынырнул из мощных рук Былята и суетливо шагнув к Борилке, протянул ко нему навстречу водну руку, да корявеньким тонким пальчиком дотронулси до лба и щек отрока, ласковенько скузав, — ты… Борюша… Ты токмо возвращайся…

А я буду ждать вас… буду ждать… И потом мы все вкупе уйдём в бероские земли…. а когда ты победишь то зло, которое на вас движется… начнём жить привольно и радостно… Правда?

— Агась… Липка… сице усё и будять, — кивая главой, прокалякал мальчоночка, и почуял як у груди егось чавой-то защемило… ужесь так он за энти денёчки сдружилси с друдом, шо днесь и не хотелось расставатьси. Мальчик свершил шаг навстречу ровеснику, и, прижавшись ко нему, тихонько произнёс, — я непряменно вярнусь… Ты ж помнишь мяне помогаеть Крышня и Велес… Не печальси Липка вмале увидимси. Робята ащё раз глянули друг на дружку, прощаючись, и покуда воины досвиданькались с Липкой, отрок-друд резво развернулси, и, помахивая из сторону у сторону своими правыми ручищами отправилси в обратный путь. Борила, меж тем, достал завёрнутого в киндяк ежа и вопустившись на присядки, развернул дар Подкустовников да стряхнул униз с одёжки Боли-Бошки. Серый, колкий мудрец вупал на оземь прикрытую мхами, како-то мгновение полежал недвижно, а засим разверталси, вскочил на свои махонькие ножки и опасливо повёл чёрным круглым носиком.

— Ёж, — вобратилси к зверьку малец, и вуказательным пальчиком провёл по евойной вудлинённой мордочке. — Вяди нас ко граду Торонцу. Зверёк еле слышно фыркнул, верно, оставшись недовольным у тем поглаживанием, да приняв чуток правее, побёг ровненько на всток, тудысь откедова нынешним утречком выкатилси на небесну твердь солнечный воз Асура Ра. Былята глянув на бег зверька не мешкая двинулси следом, а Борилка уважительно встряхнув киндячок, огладил его нежно ладонью, як и велел Боли-Бошка, да вубрав у котомку, связал на ней снурки, посем вон медленно подалси вверх, встав во весь рость и закинул оную на спину. Он ащё немножко постоял смирненько, да обернувшись, посмотрел на прытко удаляющегося, судя по сему бегущего, друда и громко крикнул ему у догонку:

— Липка жди нас! А кадысь вуслыхал: «Непременно!» тронулси вослед за уходящими воинами. Борила ступал бодрым шагом за Былятой, и обозревал такой неприглядный край, обдуваемый своим повелителем, сыном СтриБога, свирепым Асуром бурь и непогод Позвиздом. Чудилось не раз тот неукротимый Бог проносился по эвонтим просторам стряхивая с долгой, тёмно-бурой, вихрастой бороды дожди, выдыхая из уст плотны туманы, отрясая с полов свово охабня хлопья снега и стремительностью, кыя подобна СтриБогу, перьламывая и те жалкие, укутанные у мох, недоросли берёзки и прильнувшие, к родименькой матушке землице, ивушки. Лепей правильно предупреждал странников о студёном нраве ентих просторов, потомуй как стоило им выйти из лесу, сице сразу же почувствовалась промёрзлость и сырость исходящая от земли, и витающая повсюду. И то ладненько, шо путники с утречка, предусмотрительно, одели на собе охабни, а тось ускорости явственно б застучали зубищами, да покрылись крупными мурашками, преодолевая у такие сёрдиты земли. Обаче оные края не могли зваться мёртвыми, занеже во множестве там водилось усякого зверья: оленей, лис, волков, зайцев да дюже большеньких мышей, каковые совершенно не пужались людей, судя по сему, упервые их встречая. А вжесь скока тутась развелось мелкой сосущей юшку живности… у то было ано встрашно! И усе вони— у те мокрецы, комары, слепни да мухи не полошились ни виду солнечных лучей, ни яростных порывов ветра, нападаючи на своих жертв днём так, шо стало усем беспокойно чавось тады ожидать от них тёмной ноченькой. Усё то жужжащие воинство не ведомо кому подчиняющееся, а поелику не кем не вуправляемое, налетая на странников, норовило залезть у роть, очи, нос и уши, злобно впиваясь своими такусенькими малюсенькими носиками у кожу, вызывая тем самым болезненные перекосы на ликах шедших людей. Уся оземь того края была устлана мхами и кустистыми невысокими блёкло-жёлтыми лишайниками. Деревца ж имели такой чудной вид, шо даже Былята, не вудержавшись, задержалси подле одной берёзки с тонким стволом да какой-то однобокой кроной, идеже редки веточки покрывали не мнее редкие, истрёпанные удоль и поперёк листки.

Встречались странникам также деревца с усохшими верхушками, с изогнутыми иль как-то мудрёно закрученными стволами. Много у тех просторах, имелось озёр и речушек, на каковых в обилие росли куга, камыш, осока, пушица да низкие травы чем-то напоминающие пошеницу и овёс. На глади рек и возерков, або у прибрежных зарослях обитали ути и гуси, усякие разные кулики, оляпки, гоголи, а в воде у достатке плавала рыба. До самогу вечёру шли по эвонтим, никак ни изменяющимся, землям, Ёж казавший торенку у град Торонец, бойко перьставлял свои крохотулечки ножки убегаючи уперёдь. Порой он останавливалси, оглядывалси назадь и поводил чёрным носиком, шевелил острыми, оттопыренными вушками, а таче наново продолжал свой путь. Кады день стал подходить к концу, Ёж унезапно замедлил бег, да встал осторонь небольшого озерца, с поверхности которого, сразу же, лениво поднялась увысь пара гоголей, а из зарослей осоки выпорхнули небольшие кулики. Зверёк, вздел мордочку, будто следя за полётом птиц, на како-то времечко утак замер, посем слегка вздрогнул усем тельцем, да мгновенно свернувшись у клуб, еле слышно запыхтел.

— Эт… судя по сему… порась вотдыхать, — догадалси Былята, остановившись подле недвижно лежащего ежа, и повертавшись к соратникам, молвил, — ну, чаво ж тады тутась привал и разобъём…

Борюша, ну-кась пусти ванова червячка у озерцо… Пущай вон нам кажить какова тут водица. Да и Ёжа у киндяк оберни и у котомочку положь, шоб с ним ничавось не прилучилося.

— Чичас, — закивав главой торопливо откликнулси мальчик, и принялси исполнять веленное ему. По первому он развязав котомочку, достав киндячок Боли-Бошки, ласковенько егось огладил, да восторожненько обернул у негось ежа.

Вопосля выискав, хоронящегося у грязной рубашонке, на дне котомочки, ванова червячка вынул того оттедась и зажав у ладошке понёс к озерцу. Подойдя к самой бережине, которая была точнёхо украшена кустистыми лишайниками да низко-рослыми травами, малец раскрыл ладонь. Ванов червячок пошевелил манешенькими желтоватыми крылышками, разом взмахнул ими, а морг спустя ужось восседал, скользя по водной глади, своими махунечкими, короткими лапками, поясняя странникам, шо пить отседова можно. Чуток погодя вон ужотко нанова пристроилси на ладошку Борюши, да встряхнув крылышками, ладненько пристроил их на спинке и легохонько застрекотал.

— Значить водица хороша? — спросил подошедший к отроку Былята.

— Ага…, — вутветствовал Борил и сжал ладошку, укрывая у ней чудного жучка, вопасаясь, шоб никтось на него не покусился.

— Воно и сице було ясненько, шо здеся водица чиста, зане вельми много тут плещитси рыбки, — отметил Былята, и, обозрев по-доброму мальчика, направилси к костерку помогать Сому и Щеко готовить кушанье. Борила меж тем вярнул ванова червячка у котомку пристроив егось немножечко левее чем лёживал у ней завёрнутый в киндяк Ёж… Ёж вроде як ёж, а усё ж какой-то зачурованный, ужесь словно не простой зверёк, а выкатившийся из чудной бероской байки. Ещё маленько малец глазел на свои дары, а засим достал из нутрей котомки кугиклы.

Мальчоночка вуселси на мох, недалече от костерка, и выставив лико западающему красну солнышку, окрасившему небосвод у яркие рдяно-розовые цвета, кончиками пальцев провёл по сухим стеблям куги из коей был мастерён вунструмент да муторно утак вздохнувши, взгрустнул… Взгрустнул, припоминаючи былое… не такое далёкое, а усё ж прошедшее времечко… Вспомнилась отроку евойна деревенька… матушка, братцы, сестрички и сродники… И кажись, будто узрел отрок неблизкое событие из своей жизти… точно на миг, сомкнув очи, нырнул у каки-то глубоки воды, кавкие трепетно хранили светлые лики и воспоминанья о родне у Боренькиной душеньке. И тадысь предь глазьми мальчика предстал его старчий братец Соловей… Взрослый муж со темно-пошеничными волосами, курчавой короткой бородой, зелёными с карими брызгами очами, большим носом и тонкими губами, заслоняемыми густыми усищами. Широки плечи, да крепкие, налитые мощью руки гутарили о нём як о дюжем силаче. Вжесь потёкшие незримые воспоминания, казали мальчику жаркий летний денёчек и возвращающихся из лесу двух братцев— егось и Соловья.

Разморённые теплотой лета, вони улеглись под дюжей берёзой с повислыми ветвями да тихо перьбирающими листками. У шаге от них струилси, еле слышно напевающий дивны песенки, тонкий ручеёк, он перьскакивал каплями водицы с камушка на камушек, да легошенько прикасаясь к поверхности землице, нежно лобызал её родимую. В заоблачной, небесной глубине заслоняемой ветвями деревов, едва заметно двигались раскосмаченные белые воблака напоминающие сказочных созданий. И туто-ва Соловей тихонько так, будто пужаясь вспугнуть эвонту лепоту, поведал ему предание про великого Асура Индру. «У Бога ночного неба Дыя и самой Мать-Сыра-Земли родился достославный сын, дюжий богатырь и смельчак Асур Индра. Вже точно рьяный, ярый бык вырвалси Индра из недр своей матушки, наполненный мощью и вудалью! Славили твово имя о светлый Асур Индра! Почитали из веку в век тобя людски племена о светлый Асур Индра! Возводили в честь тобя грады и кумиры, поклоняясь силе той могутной о светлый Асур Индра! Обаче нонече слышитси плач… да горьки стенания, то вопиють, рюмять люди… Раздаётси глас рога, зовуть Сварожичи сына Дыя, достославного Индру у войско свово, призывая к борьбе супротив подлогу Зла!.. Глубоко у дальних просторах, куды не дойтить живому человеку, иде одначе томятся души греховные, у тёмном… тёмном Пекле, злобный Пан творит чёрны дела. Вон похитил дочерей и унуков Коровы Земун, шо у небесной тверди, на Млечной торенке, преграждаеть усякой нечисти своими крутыми рогами подступы к Бел Свету. Уворовав у тех детушек малых… у розовеньких теляточек Пан вусыпил у них память предков, разорвал связи родные… И взабыли млады детки, розовы телятки, ктось их мать да отец… ктось их дед да баба… ктось их сроднички.

Прошло времечко, детки выросли, поднялись телятки да обратилися у мощных Асуров и воинов… И тадысь повелел Пан (у тако злобно создание) поглотить Врите усе воды, а Валу— проглотить красно солнышко… Воды звонкие— дающие жизть! Солнце вешнее— дающее жизть!.. Спит память у Вриты и Валу, не разумеють чаво творять, супротив кого идуть… Потому-то як велено, сице и содеяно!.. Обаче нонече слышитси плач… да горьки стенания, то вопиють, рюмять люди… Раздаётси глас рога, зовуть Сварожичи сына Дыя, достославного Индру у войско свово, призывая к борьбе супротив подлогу Зла!.. Умираеть Бел Свет без водицы!.. Умираеть Бел Свет без солнышка ясного!.. Слышит зов Сварожичей Индра рьяный, в руки он берёть кованный, для него самим Сварогом, меч, взывает он к зверю Вындрику, властителю усех зверей, защитнику вод. Раздаётси топот ног, качаитси землица, сотрясаютси каменья, гнутся дерева и травы… О! да то не войско йдёть… то зверь Вындрик спешить по зову Индры к свому властителю.

Вындрик сам будто бык, тело его мощное тёмно-синей блистающей шерстью покрыто, долгая грива златым светом перьливаетси, а во лбу торчит длинный, вострый, жёлтый рог! Пышуть из носа зверя огненны молнии, сыплются на оземь искры горящие. Вскочил на зверя Асур Индра, вухватилси водной рукой за гриву крепкую, и понудил егось ко битве со Злом. Вывез Вындрик Асура у чисто полюшко, а у тех просторах ничавось то не видно… тьма глаза Индре застилаеть… мара окрестъ няго летаеть, вже напугать желаеть.

Токмо Асур ничавось не страшитси вон взмахивает мячом, шо ковал у сам Сварог, и разгоняеть у ту хмарь… Обаче нонече слышитси плач… да горьки стенания, то вопиють, рюмять люди… Раздаётси глас рога, зовуть Сварожичи сына Дыя, достославного Индру у войско свово, призывая к борьбе супротив подлогу Зла!.. А у там удали видетси распухший от речных и возёрных вод Врита, у руках евойных вострый, мощный меч, у глазах, вроде вумерших, неть паче жизти, света и добра, вони сами чёрны и страшны… Врита!

Врита! позабыл ты чей сын… позабыл ктось твой отец, ктось сродники!.. Кричить Индра, кликаеть по имени Вриту, призываеть пробудитси, вжелаючи всколохнуть у том память… токась ничем не пронять одурманенного, обманутого. Тадысь подымаеть Врита меч и первым нападаеть на Асура, первым наносить удар… У! да ден одолеть налитого мощью Индру, ден одолеть быкоподобного зверя Вындрика!.. И вот ужесь падаеть замертво на землюшку, разрубленный на части, Врита, и тякут из евойных внутренностей потоки вод по Бел Свету, питают вони высохши русла, насыщають впадины озёр и морей. Обаче нонече слышитси плач… да горьки стенания, то вопиють, рюмять люди… Раздаётси глас рога, зовуть Сварожичи сына Дыя, достославного Индру у войско свово, призывая к борьбе супротив подлогу Зла!.. Индра ж меж тем распалён боем и победой, правит вон Вындрика на Валу, у коем солнце красно томитси… Сотрясаитси весь Валу, сице он пужаитси Индру, бяжить он от Асура… бяжить уперёдь… бяжить не востанавливаясь… мечтаючи спастися… Тока не спастись от Индры, оно аки у нем кровь горяча заходила ходором, разъярилси Бог, глаза егось застлал гнев… и вон гонить Валу уперёдь… гонить не востанавливаясь… желаючи догнать…. И мелькают пред Валу, мелькают пред Вындриком, мелькают пред Индрой топки болота, хвойны леса, круты горы, луговины, и сызнова няши, боры, гряды, пожни… Наконец Валу устал… далёко, далёко… за болотными просторами, за бескрайними землями востановилси он, оглянулси. Видить Валу настигаеть его Асур… вот, вот мячом своим голову срубить… вот, вот богатырскими копытами Вындрика затопчить. Тяжелёхо, прерывчато вздыхаеть Валу, да у миг оборачиваитси во большой валун. Одначе Индра ужотко пред тем валуном, яритси Асур, кровь у нём горяча ходит ходором, гнев ему глаза застилаеть, взмахнул вон мячом и разом проломил Валу, а вопосля сообща с Богом Огня Семарглом разбил егось на части, да выпустил под небысны своды красно солнышко. Семаргл тутась же ударил своим мячом по останкам валуна и тады ж воткрылася крыница, и из неё на Бел Свет явились Бог мудрости Китоврас и Бог веселья Квасура. Ступили Асуры на оземь, а следом за ними потекли голубы воды… студёной и чистой… смывающей усяко Зло. Славить, поёть величания люд Асурам рождённым от крыницы! Славить, поёть величания люд Сварожичам! Славить, поёть величания люд Индре рьяному! Тока высоко на небесной Млечной торенке вопиёть, рюмить Корова Земун… Закручинилась она, закачала своей могучей головушкой, посыпались с рогов ейных махонькие, точно искорки, звёздны светила, потекли из очей горючи слезинки…. Стали те светила да слезинки падать на земли Бел Света, и вспучились оттогось реки и возёра, речушки и моря. Затряслися, заколебалися могутные, толкучие горные гряды, начала ломатьси, распадатьси землица-матушка… Тяжко великой Корове Земун, ибо у той сече погибли от меча Индры внуки её— Врита и Валу, ибо погибла от меча Индры дочь её— Корова Дона, шо оплакиваючи припала к телам сынков. Опечалилси и сам достославный Асур Индра…загорюнилси, спрыгнул он с Вындрика зверя, да пустил егось в чисто полюшко погулять… Сам же встал посторонь останков Валу, да начал молить Всевышнего о прощении. Стоямя стоить утак Индра… не год и не два… не десятки и не сотни лет… а много… много сотен лет… И у те лета никто не считаеть… не под силу то никому… Ужось врос Асур по пояс у Мать-Сыру-Землю, токмо меч сице во руках продолжаеть сжимать, як истый воин… мхами тело егось обросло… мхами и вмеч покрылси… А подле негось, да крыницы той, шо реченькой протекла вже и град построилси, в крепости той люди разжилися, семьями обзавелись. И стоить стоямя тот град и Асур утак долго… долго времечко, покуда Бог Дый тучей Чёрной не вырвал оттедась Индру, да вунёс у небосвод… Выпал тады из рук Индры меч егойный, да низринулси у оземь… Славят твово имя о светлый Асур Индра! Почитают из веку в век тобя людски племена о светлый Асур Индра! Возводят в честь тобя грады и кумиры, поклоняясь силе той могутной о светлый Асур Индра!».

— Братка, — легохонько спрашиваеть Борилка Соловья не сводя взору со небесной выси. — А чавось случилось с Торонцом опосля?

— Дэк… чавось… чавось, — молвит у ответ Соловей и дюже по-светлому вулыбаитси. — Люди кады узрели чёрну ночь каковая наступила днём… вельми испугалися. Побегли они к Индре, шо за долги лета стояния сам стал точно кумир каменный… кричать ему, плачуть… зовуть знать. А кадысь увидали як у та защита мигом из землице вырвалася, да у высь направилась, так за коренья, шо покрыли подошвы сапог, да и усё тело… похваталися, не желаючи растатьси с Индрой… Тока Дый, вон до зела сёрдит был вызволяя сынка, резко потряс спящим Асуром, у тем самым скинув людей с кореньев… У преданьях бероских калякаитси, шо после эвонтого град Торонец и вопустел… лишившись свово защитника да людей… Гутарять востались у там лишь валуны, да каменья… У так-то.