Веремя странствий [СИ]

Глава тридцать первая. Валу

И встрепянулси Борила в должну пору, оно як евойно торчание, заметили те самы, бясшумно скользящи, мухоморы, на которых усё ж попала така мерзостна слюна пособников Лихо, покрыв шляпищи белыми крапинками да сделав их несъидобными. Обаче волшебство Асуров оживило, увеличило и похож, по ихним движениям, придало им ащё толику разумения. Поелику грибы, получив то разумение, тяперича чавой-то там накумекав, у своей головёшке прячущейся под здоровенной шляпищей, медленно сходилися окрестъ мальчугана. Эвонтих прислужников Богов, оные кадытось выгреблись из землюшки, было десятка два. Некие из них широкось раззявели рты, каза круглы дыренци, иные из грибов дюже тихочко о-кали, утак: «О-к… о-к…о-к…», — по-видимому, перьговариваяся меж собой. Чёрны глазёнки не мигаючи, в упор, глядели на мальчонку, а рученьки помахивали сице, шо лоскутки како-то метельчатого растеньица, которым вони протирали каменных воинов, затряслися будто живинькие. Те же самые длинны, толсты колья, на каковых лоскутки поместилися, унезапно изогнулися и враз зашевелилися. Грибы, абие покидали их на пол, и малец тадыличи смекнул, шо предь ним не колья, а змеюки… Вужи, длинющи таки, локтя у два, а то и три, с тёмно-серой чешуёй и ярко-златыми отметинами на голове. Змеи нежданно приподняли свои головы над полом, выплянули оттедася у те самы мятёлочки-лоскутки, а вопосля встали и вовсе отвесно, почитай до трети вздёрнув передню часть тела, и свярнув задню у коло. Да вопираяся на энтову круглу часть тела, сипло зашипев, поползли по полу услед за грибами к мальчику. Како-то мгновение отрок заинтересованно разглядывал и грибов, и таких большеньких вужей, можеть не ведая чаво предпринять, а можеть будучи просто завороженным дивным таким видением. Таче он повернул головушку, зекнул очами на воблачко, паряще подле, проверяючи тутася воно али неть, и нанова вуставившись на прислужников Богов, лягонько им поклонившися, громко молвил:

— Здраве вам грибы, вужи и кроты, прислужники Богов подземного мира! Просюте вас отвясть мене к Асурам Оземе и Сумерле, оны правять у евонтих землях! Токмо грибы и вужи не желали слухать Бореньку, а можеть просто вони не понимали, чаво тако им гутарят, да не исполняли егось прошения. Глаза грибов… да и змеюк как-то скверненько мерцали и у них вспыхивали порой красны искорки вогонька, точно то были не прислужники Богов Озема и Сумерлы, а прислужники той противной козявки Ворогухи. Своими толстыми, короткими пальцами грибы потешно потирали воротники, откедова отходили у разны сторонки рученьки, да ноженьки, да слегка подёргивали улево главой, на которой сидывала боляша шляпища. А вэнти ужи и тогось хужее, на закруглённом хвосте они, наскоро обогнав грибы, первыми приблизилися к мальчишечке, да окружив егось, раскрыв ащё широчее рты казали, выпавши оттедася, раздвоенны язычины, кои начали вельми некрасивше шевелиться, словно ощупывать воздух витающий околот Борилки, и приглушённо шипеть. И вмале печора наполнилася тем шипением да о-каньем… втак, шо эхом отозвалися у ней усе уголки, а часть звука и вовсе кажись вулетела сквозе проёмы у иные пештеры. «Верно, — подумал Борюша, увидав блистающие гладом глаза змиев и грибов. — Вони чичаса мене сожруть… выходють права была подлюща лихоманка… Ух! вжалко токася водно ня удастьси мене спасти Гушу, да дядек Быляту и Сома». И токмо мальчик сице помыслил, як душенька унутри нягось маленечко оживилася, словно птица пойманная у силки, и тыдыкась мигом светозарно полыхнул знак Велеса на евойной груди. Ослепительно сверкнувшие лучи у морг пробилися скрезе холст рубашонки и прыснули эвонтим светом на вужей, да грибов поразив своей зелёноватой голубизной да вдарив прямонько у их чёрны глазки. «И-к…и-к…и-к…», — заверещали грибы, резвенько востановившись, благо вони не успели подойти близко к мальчику, и торопливо прикрыли пальцами свои маненькие очи. «Ши…ши…ши…», — зашипели змеюки и разом повпадывали на пол, зычно шлёпнувшись тельцами о ейну гладкость да наполнив воздух пештеры до зела неприятным, резким духом. Ужи ищё малешечко пыхтели на свет, выбивающийся с под рубахи отрока, а засим, с дюжей поспешностью, повползли у направлении кротов, да вукрылися под сноповозками зане мощны животинки, несмотря на творимые недалече от них чудеса, продолжали мирно лёживать и посапывать, при ентом изредка постукивая хвостами по поверхности пола. Верещание грибов немногось погодя стихло…. и як оно стихло, раздалси громкий скрежет, хруст и пронзительный скрып, и эвонто усё послухалось единожды. Грохотание наполнило печеру, загасив собой усякий иной звук, издаваемый грибами аль змеями. Грибы мгновенно сомкнули свои рты и воглянулися, пугливо воззрившись уначале на каменных воинов, а посем замерев взглядами на валуне-голове. Борила также проследил взором за поворотившимися грибами и поражённый увиданным, воткрывши роть, вытаращилси на главу, каковая тяперича точно ожила, при энтом воставаяся каменной. Прежде сего вона… глава— значить, закачалася из стороны у сторону, тем самым и выдаваючи у весь ентов рокот, будто вжелаючи развернутьси по направлению к лучам света оные выбивалися из груди мальчоночки, и осеняли место окрестъ няго. Унезапно по устам каменным главы пробежала мелкая рябь и показалося на чуток Борюше, шо они покрылися тонешенькой сетью изломов и надрезов. Вопосля дрогнули сомкнутые веками очи и отрок узрел як захрустев принялися вони подыматьси увысь, со трудом раскрываяся да являя свету внушительны глазищи, идеже на соломенного цвету белке находилися два круглых тёмно-синих зрачка. Кончик носа валуна также дрогнул, из ноздрей на пол вывалилися, зычно грохнувшись, изрядненьки таки куски каменьев. И кажись он, ентов нос, вроде вдохнул у собе воздух…

Вдохнул, а засеи вроде як выдохнул… И тадысь по лику главы промелькнуло, еле заметной волной, трепетанье, от кончиков златых волосьев униз по высокому, вже потрескавшемуся морщинами лбу, боляхному носу и малость впалым щёкам, прямо ко устам. Почудилося, шо у то напряжение протеклося по кажной жилочке, волоску, затронув и златы брови, и вусы, и наверно бороду. Открывшиеся очи глянули на пештеру сквозе лёгенькую белесоватую кожицу, и тады веки нанова сомкнулися, усё также неторопливо, скрежетаючи поехали кдолу. Внегда сызнова подалися вони увыспрь, кожица с очей вушла, можеть уползла сообща с веком, а можеть просто исчезла. Тяперича вдругорядь шевельнулися губы, одначе в энтов раз на них не зрелося изломов, они были гладкими, хотясь и продолжали глядетьси каменными. Уста медленно разошлися у разны стороны, при чём послышалси треск, словно чавой-то ломалося, роть распахнулси и гулкий, низкий глас заполнив печору, явственно скузал:

— Где? Где он? Где? Глава резко— скрипяще задвигала губами и сомкнула вуста, вона смолкла, и Борила скумекав, шо то егось позвали, глубоко вздохнул, абы значить охолонуть стук затарабанившего сердца, и шагнул уперёдь, осторожненько вобходя замерших и перьпуганных грибов. Отрок, неспешно ступая по ровной глади пола, поравнявшись с каменными людями, чьи очертанья запечатлели образа каких— то мощных и рослых воинов, вздёрнул кверху голову да разглядываючи, двинулси удоль них.

У те люди по росту были не ниже встреченного им кавдый-то духа Кострубоньки. Их суровы, а можеть даже гневливы лицы сотрелись вельми волнительно, так явственна на них казалась кажна чёрточка: покаты, крупны, точь-у-точь аки орлины клювы, носы; тонки, дугообразны, каменны брови; прямые с глубокими посерёдь впадинками подбородки; слегка выпирающие поперёдь мощны скулы да узки, похожие на змеек, губенции. Копновидные кверху головы воинов имели паче тёмный цвет, и на них не обозревалось волос, верно вони усе были лысыми. У каменных людей, по-видимому, не було одёжи, тока на стане висел широкий, смурый пояс каковой достигал почитай колен, плотно обволакивая ноги и вотличаяся от усего востального цветом. На эвонтом поясе и поместилси меч. Чудилось ентовы мечи креплены там без ножен, посему хорошось проглядывалось, шо они таковой длины, як и бероские, да имеют какую-то странну изогнутость посредине, чем-то схожую с вышедшим на ночное небушко серповидным месяцем. Миновав вскорости половину пештеры и каменных людей, усё ащё остающихся неподвижными, мальчуган подошёл к голове, и востановившись супротив, у нескольких шагах, поверталси к ней.

Воззрившись на таку громадину, оно як голова у вышину воказалася такой же аки и воины, малец застыл. Здоровущие тёмно-синие глазищи, будто идей-то раньче виденные Борилой, глянули вупор на негось, и вуставилися по-началу на грудь мальчика. Очи до зела внимательно сотрели на чуть пробивающиеся с под рубахи лучи света изображающие знак Велеса, а засим тихонько скрыпнули дрогнувшие мощны веки по краю коих проходили тонкой полосочкой златые, коротки, каменны волоски— реснички. Пролетел ищё миг, и голова перьвела взор да зекнула глазьми на лико отрока. Вдругорядь открылси роть, затрещали каменны губенци и выгнулися, приподнявшись дугой златы вусы, топорщившиеся над ними да голова громко молвила:

— Ты не Велес.

— Неть…, — отрицательно качнув главой, ответствовал мальчишечка, да малеша погодя поспрашал, — а тысь кто таков? Асур али воин?…

Тысь Озем чё ль?

— Кха…кха…кха…, — зычно, одначе не вобидно, засмеялася голова и пештера наполнилася нанова грохотанием. И то грохотание було таким мощным и ярым, шо мальчоночке пришлось закрыть уши, абы не воглохнуть. А от вырвавшегося из глубин главы порыва воздуха егось закачало узадь да перёдь так, чё ему припомнилось як ву также трепыхалася Ворогуха, кадысь вон дул на неё. Голова ж перьстав смеятьси, загутарила:

— Я не Озем… Какой же я Озем… Озем сохранил не только своё тело, но и руки, и ноги… не то, что я… Я… Я — Валу. Был когда-то я ещё тот молодец. Был я сыном Коровы Доны, внуком Небесной Коровы Земун, да поверженный быкоподобным Индрой, нынче покоюсь здесь… в подземных чертогах Богов Озема и Сумерлы.

— Валу…Валу… — чуть слышно прошептал Борила имя недруга Асура Индры, оный в древлие времена был вукраден злобным Паном, у котором потухла память предков и ктось подавшись злу погиб от меча великого воина.

— Валу…, — протянул свово величание супротивник Индры, и мальчику повказалося, шо голос сына коровы Дону тяжелёхонько дрогнул.

— А як же ты сюды попал? И почему у камень вобярнулси? И… — торопливо принялси кликать вопросы отрок. Одначе каменна голова перьбив мальчонку, несильно дунула на негося, отчавося у тот закачалси туды-сюды, тем самым сбив усяки вопросы. А Валу скрежетая своими отвислыми губами скузал:

— Это ты мне ответь. Откуда у тебя на груди знак моего сродника Асура Велеса? Да, скажи, что ты делаешь в Подземном мире Богов Озема и Сумерлы, куда живому человеку вход заказан?

— Я — Борил, сын — Воила и Белуни, — начал балабонить мальчишечка, смахнув с лица вупавшу от дуновения Валу прядь долгих волосьев да заправил её за право ухо. — Направляюся с воинами из града Гарки у Торонец по велению Асура Крышни, абы добыть меч Индры и поразить той могучей силой злобных диток Пана, каковые вжелають напасть на беросов… А ентов знак, — и мальчик слегка склонил голову, и, вызарилси на зелёно-голубые лучи, живописующие знак Бога да пробивающиеся скрезь холст рубахи. — Мене подарен духами: дедкой Лесовиком и дедкой Водяным, по вуказу самово Асура Велеса, шоб способлять у даленей стёженьке.

— А чего детям Пана надо от беросов? — спросил Валу и евойны тёмно-синие очи полыхнули веским лучистым светом, у то наверно вон так сёрчал.

— Хотят вони ны покорить… а може вубить… а може и перво и второ, — надсадно вздыхаючи, произнёс малец, почуяв исходящий от каменной главы, будто живой дух. — Кто ж их у таких подлых знаить… чё им от ны надоть… Ву токмо николи им не покорить народ Бога Вышни… николиже…

— Ах!.. Ты, дитя не разумное… дитя, — оглушительно заскрыпев губами, да усяк раз стараяся раздвинуть их поширше, прокалякал Валу. — Не стоит говорить это слово— никогда…, — сын коровы Дону, чуть заметно вздрогнул, и малешенькая рябь сызнова прокатилася по егось каменному лику, начиная со лба и коснувшись уст. — Это слово— никогда… его не стоит говорить…. никогда…. никогда… Поверь мне, бывает … часто бывает в жизни, что и светлый выбирает путь тьмы… Так бывает… Бывает, добро уступает злу… а иногда добро становится слабее зла… После лета ведь приходит осень, а уж осень, несомненно, сменит зима… Зима такая холодная. Налетит тогда вьялица, посыплет на Бел Свет ледяные крупинки снега, а потом укроет оземь пушистыми, белыми полстинами… Зима… Вот и зло… оно оченно похоже на ту вьялицу… закружит, завьюнит… обманет… обхитрит… И вот— ты уже на его сторонке… Уже сам себе не повелитель… и нечего тебе противопоставить той куре… Нечего…

Весь ты в её мге… — Валу выдохнул те горестные слова и смолк и показалося Бориле, шо ищё маленько и голова, и он сам, гамисто разрыдаютси… сице та реченька была напоена болью и страданьем.

Токмо чуток опосля Валу, по-видимому, капельку утишившись, продолжил балякать, — А сюда… сюда зачем ты пришёл? Тут меча Индры нет.

— Сюды я явилси за помочью…, — принялси пояснять Борюша и вутёр заструившийся по лбу и лицу пот, оный покрыл кожу масенькими крупиночками, сице було жарко у ентовой печере. — У там навярху воины с кыими я ступаю побядили порождение Пекла змея Цмока… А вэнтова скверна змеюка вопалила огнём двоих из них… а тудыличи козявка Ворогуха прилётала к нам да цилувала ащё водного нашего. — Мальчонка на капелюшечку затих… подбираючи слова которыми можно було скузать о Гуше, да отметил, — нашего соратника, и вон занедужил… а мяне ту лихоманку вудалося споймать… И вона бачила, шо коль вдобыть у Подземном мире стрелы Перуновы, да испить взвару… можно излячитьси и от болести, и от вугня… Поелику я и туто-ва… Старчи воины у лазейку пробитьси не смогли, вона вельми узка… А вэнтова Лихорадка мяне у впадине бросила, воторвала свову ножку… будучи привязана к мому пальцу и вупорхнула… Прямо в стёну вошла… да гутарила, шо здеся стрел николиже и не было… Прогутарила то у стену тукнулась и пропала.

— А почему же ты тогда не вернулся? — удивлённо вопросил Валу и его каменны губы, усё также легохонько треща, изогнулися у улыбке.

— Порядил непременно сыскать Богов Подземного мира… Сыскать и попросить пособить мяне, — ответил отрок и чуточку повёл управо главой, отчавось витающие над ним бчёлки малость подалися увыспрь, абы не задеть евойных волосьев, да еле слышно зажужжали, похоже вторя говорку Борилы. — Ведь ежели не излячить воинов и Гушу… то усё… усё помруть вони.

— Выходит ты, очень смелый хлопчик… Раз не пострашился сюда сойти… да ещё и желаешь испросить помощи у Богов, — продолжая растягивать у улыбке уголки губ, пробачил Валу. — Но разве ты не ведаешь Борил, сын Воила и Белуни, что Озем и Сумерла не любят людей… Предпочитают встречаться они лишь с мёртвыми людишками, которые не станут похищать их подземные сокровища… их богатства…

— Сокровича… богатства…, — протянул незнакому молвь мальчоночка и недоумеваючи широкось раскрыл свои глазёнки, приподнял увысь густы, чёрны брови, да всплеснул ручищами. Унезапно позади собе мальчуган вуслыхал слабенький шорох. Он стремительно развернулси и вузрел тама столпившихся грибов, которые несколько сёрдито поглядывали на негось, у то ж времечко испуганно таращилися на ожившу каменну голову, да трявожно потирали меж собой коротки пальцы на ручонках, оно як ладошек у них не имелось сувсем.

Мальчонка маленько оглядывал вэнтих прислужников подземных Богов, а опосля припомнив слова Лиходейки про у то самое довольство и пышность жизти, да споняв, шо именно о том говаривает Валу, прогутарил ему, вжесь повертавшись и зекнув глазьми у евось лицо:

— Мяне не нужны сокровича… не нужно довольство и пышность… и то як ты молвил богатства… Мяне надобны токма стрелы Перуновы, абы спомочь моим соотчичам… А то довольство, як скузал дядька Сеслав, у мене есть. Оно як у мене душенька чиста, а луче ентого и пожелать ничавось не надь… Пожелать… У токась ащё, шоб народ мой… народ родненький из чьяво я племяни, роду, мои беросы живы были б и усё… усё тадыличи! И я б был рад— радёхонек! Валу чутко выслушал мальчика и ежели он был бы жив, то моглось молвить, шо слухал вон затаивши дыхание, не токмо не роняя словца, но даже вроде и не дышавши. А когды Борила затих, ответствовал и глас егось тяперича звучал зычно да величаво:

— Значит, ты, ступаешь по Солнечному пути… По оврингу, по которому шагают все преданные Сварогу и его сыновьям… Это хороший выбор жизни! Энто правильный путь! — и ищё сильнеючи повысив глас внушительно добавил, — молодец— хлопец!.. Днесь понятно почему даровали тебе духи— знак, а Асуры— зёрнышко Ясуней! Ведь облачко, появилось из-за зёрнышка? — не стока вопрошаючи скока вутверждая произнёс Валу и вперилси своими синими очами у мальчишечку, точно жёлая вобозреть усю егось чисту и светлу душеньку. А кадысь получил кивок головой от Борилы, у подтверждение своей догадки, продолжил, — ладного хлопчика выбрали Боги… Не зачем им бояться, за тебя и за то, что меч Индры может попасть в дурны руки… Не зачем тревожиться, что ты Борил, сын Воила и Белуни, можешь изменить и пойти по-иному пути, по Лунному пути Асура Дыя и его сыновей.

— Валу…, — нанова слыша нещечко неизведанно, прогутарил отрок. — О чём таком ты речёшь? Про кавков Лунный путь молвишь? Ведь есть тока две торенки у Бел Свете… стёженька Добра и Богов Света да стёженька Зла и ЧерноБоже… Только каменна голова перьбила мальчешку, не дав ему досказать желанное, и едва зримо качнувшись из стороны у сторонку так, шо по пештере прокатилси пронзительно скрипящие скрежетание пояснила:

— Нет, Борюша, не прав ты… На самом деле пред каждым человеком лежат три овринга: первый кликается Солнечным— это путь Сварога, путь духовного познания Бел Света и всего, что в нём обитает, начиная от капли воды и заканчивая вековыми лесами, и неприступными горными грядами. Солнечная тропа для человека наполнена простотой жизни, любовью, трудом и почтением традиций созданных Богами Добра и Света… Второй овринг— именуют Лунным… И это не значит, что Лунный путь порочный, нет! Значит это лишь то, что он иной… другого рода, и принадлежит он Дыю и Индре, детям Всевышнего. Этот овринг даёт человеку довольство и пышность жизни… дарует власть, богатство и золото… однако за такими дарами порой теряет человек свою душу… И есть третий путь— Зла и ЧерноБога… Бога хлада, тьмы, повелителя Навьего мира, сына Мировой Уточки, что явилась из пен Поселенного Океана и породила Дасуней и Ясуней… Путь Чернобога, извращает веру и любовь, он захватывает души людские вполон, а тела закабаляет…и тогды тончает связь у тех людей со светом и идут они в Пекло… где в ледяных землях, покрытых вечными снегами находится трон Бога третьего и губительного пути… — Валу на морг прервалси, будто даваючи времечко, с интересом внимающему ему, отроку то усё уразуметь. — Ты, же Борил, сын Воила и Белуни, избрал Солнечный путь, по которому вёл своих деток Асур Вышня… Да только не всегда так будет… Непременно кто-нибудь … когда-нибудь из беросов свернёт с этого овринга, и направится по тому… по— отличному от вашего пути: по Лунному иль ЧерноБожьему… А на тех тропочках уже поджидают такого бероса приспешники, челядь Дыя или дасуни, демоны ЧерноБога. Каменна глава, закончив свой говорок, смолкла, и малец углядел, як дрогнули веки Валу, тихочко заскрыпев съехали униз да прикрыли очи.

А Борилка пристально всматриваяся у эвонто лико сына Коровы Дону и внука Коровы Земун… Ясуня, оному кадый-то вусыпили память предков, отчавось вон ступил на стёженьку ЧерноБожью и поддалси злу, припомнил слова сказанные яму у ночь на Купала Асуром Крышней: «Это зло, что идет на земли бероские, создал человек… потому только человеку… беросу его и победить…» Подумав, что можеть у то зло и создал кавкой-то берос, перьметнувшийся на сторону Зла и кыего вядут нынче у те самые дасуни и демоны ЧерноБоже. А засим нежданно припомнил ваяводу града Люпеля Чернява, смурного, жадного до чужого добра бероса, як сказывал про негось Сеслав имеющего «дурной… тёмный глаз…» Да чистой, светлянькой своей душонькой уразумел, шо тот шагающий на их земли с панывичами человек направилси по оврингу ЧерноБожьему, а Чернява, ваявода Люпеля, по Лунной торенке, идеже его встретяли приспешники и челядь Асура Дыя.

— Мене не нужны… ни золото… ни власть… ни ву то довольство жизти, — вступил после тех дум у разговор мальчик и токась чичас заметил, шо зелёно-голубые лучи, начертавшие знак Велеса, паче не пробиваютси с под холста рубахи, верно потухнув. Вон шагнул ближе к каменной главе веки на которой, дрогнув и затрещав поехали увысь открывая тёмно-синие очи. — Я тось эвонто золото и николиже у глаза не видывал да и видывать не вжелаючи… У то мене без надобности.

— Не видел золота? — перьспросил Валу и пошевелил верхней губой, да над ней ураз захрустев задвигалися златы каменны волосья в вусах. — А у меня усы, брови, борода из этого самого золота и созданы. Упавые волосы?

— Упавые…, — киваючи, изрёк мальчонка и тряхнул своими не мнее купавыми светло-пошеничными волосьями. — Токмо я нонче стока красот узрел… дух аж ёкаить!.. и в там… в той пештере, — и отрок поднял леву руку и указал ею на проем чрез какавой сюдыличи вошёл. — Там таки сказочны стены… будто глубокими морщинами исколешенны… наподобие чешуи змяиной. И усё то перельваитси… блистает… а пол каков хупавый, — мальчик опустил к долу руку и присев провёл пальцами по ентовой гладкости. — Усё в нём откликаитси… позадь же мене вогняный ручаёк бяжить… и у то посему юшка оземи. — Борилка поднялси с корточек и взглянул у очи Валу, вжесь сице схожие с небесным сводом, да добавил, — раньче я думал, шо землюшка наша токась сверху утак ладна… А днесь спонял она не мнее дивна и изнутрей… просто глаз ня можно отвесть… А то золото на вусах твоих Валу сице воно для мене ничавось не значить… Оно были б ву тобе каменны вусищи аль таки гладки аки ентот пол, усё для мене едино… чудо усё энто!.. Чудо, да, и тока!

— Чудо— это правильно ты подметил, хлопчик, — отозвалси голос Валу от каменных стен громким эхом и точно вулетел у проёмы в дальни да не мнее чарующие печоры. — Когды Индра срубил мне голову… и погиб я, душа моя не смогла уйти ни в Пекло, ни в Ирий-сад… Потому, что творил я страшные злодеяния будучи живым… Потому, что обратился перед гибелью в валун, и разбитый на множество кусков не смог быть предан огню… Оттого и стала витать по Бел Свету беспокойная душа моя, влачимая суровыми порывами сыновей СтриБога, жалеемая лишь Догодой… Остаточки каменьев, прислужники Озема и Сумерлы, собрав, принесли и уложили в этой горнице… Много веков пролежали они тут, пока смилостивившийся, по просьбе Сумерлы, Озем не придал им очертания моей головы, и, оживив, не позволил вселиться моей душе…

И буду обитать я в этом каменном месте до тех пор, пока не смогу обрести новое тело и новую жизнь.

— А кады ж эвонто случитси? — поспрашал Борила и томительно вздохнул, ужось вельми ему стало жаль Валу заточённого у каменье.

— Когда призовёт меня Отец Небесный Сварог или кто из его Сынов, и позволит искупить вину перед людьми и Бел Светом… Перед отцом моим родным и перед Богом, — пояснил Валу, неприятно для слуха издав резкий, трещащий звук устами. Мальчуган вуслыхав таки не важнецкие пояснения, ащё больче взгрустнул… скумекав, шо высвобождение сына Дону будять не дюже скоренько, и взглянув на каменных воинов, тоже заточённых у тех валунах, вопросил:

— А енти… енти воины, — да кивнул на них. — Вони кто таковы?

— То я не знаю…, — ответствовал Валу и удруг резко выдохнул отчавось, мальчонку качнуло, а стоящих позадь няго грибов и вовсе повалило на пол, посему они дюже зычно зао-кали. Каменна глава внука Коровы Земун маленечко помолчала, егось уголочки рта сызнова, негромко треща, разъехалися, живописав на лике вулыбку, не оченно широку, но усё ж улыбку.

— Наверно, — изрёк ураз Валу, да малец услыхал як дрогнул евойный голос. — Они тоже ждут, когды их призовёт Сварог… Ведь стоят они тут сыздавна… появившись задолго до меня… задолго.

— Я б тобе жёлал подмочь… токо не ведаю як…, — сокрушённо пробалякал отрок. — Може мене вудастьси попросить за тобе Богов…

Озема и Сумерлу… Можеть они ведают… и молвят мене… и тады б я усё… усё сделал, абы тобе вырвать из того заточения.

— Я бы тоже хотел тебе помочь… помочь добыть меч и изгнать злобных панывичей топающих на беросов, — отозвалси Валу и смежил не токась уста, но и свои скрыпучие очи. И як тока вон их сомкнул, мальчик узрел аки из прикрытого правого глаза, с под каменного века усеянного короткими, золотыми ресничками выпрыгнула внушительного вида багряна, будто кровава слёзинка. Она скользнула по щеке Асура и впала на гладкий пол, чуть слышно звякнув о егось ровненько полотно, и сей миг вобернулася у алый полу-прозрачный камешек. Валу туго… словно с усилием поднял свои веки и вустремив взгляд тёмно-синих очей на прислужников Богов обратилси к ним:

— Грибы… отведите Борюшу к Асурам Озему и Сумерле… Передадите от меня просьбу, чтоб приняли они этого достойного и славного хлопчика с должным почтением… С должным… ибо этот хлопец ведёт бой с самим Паном… тёмным… тёмным Дасунем ЧерноБога… и ему нужна помочь всего Солнечного и Лунного.

— Ок…ок…ок…, — абие послышалось из-за спины мальчонки, и он порывисто обернувшись посотрел на прислужников подземных Богов, каковые до зела яро закивали головёшками, потешно затрясли ярко-красными али коричными у белу крапинку шляпищами, вельми пужаяся вуказаний каменной головы.

— Скажите им, Валу прислал Борюшу… прислал и просил за него… просил помочь, — добавил сын Дону, и внегда грибы вдругорядь заокали, каменна глава изогнув губы дугой, точно собираяся дохнуть на них, заметила, — и нечего спорить со мной… Смотри-ка как разгалделись…

Отведёте, я так велю… да в пути не смейте обижать… а если, что не так… Так я как дуну на вас… и вы враз очутитесь в горящем ручейке да обернётесь жаренными грибочками, которые всё же не стоит кушать…кхе…кхе…кхе, — засмеялси Валу, да напоследях прикрыл свой роть, шоб значить не мотыляло мальчика от порывов евойного дыхания, а Борила вторя каменной главе то ж прыснул смехом, представив собе тако количество жаренных грибов. — Борюша, — немногось опосля, молвил Валу, прекратив свой смех. — Пусть тебе сопутствует удача! и Богиня Среча которая исполняет решения Макоши… Она Богиня Макошь определила уже давно твою судьбу, а Среча, вестница Макоши, подаст тебе предопределённые события… Она — Среча дарует встречу с тем, кто сможет исполнить судьбу твоей жизни… И пусть эти встречи будут лишь светлыми, ибо овринг по кыему ты шествуешь Солнечный путь… путь Асура Вышни, любимца Богини Макоши… Ступай же смело по той дороженьке Борил, сын Воила и Белуни, и помни, что Боги Подземного мира также идут по оврингу. Отрок усё также безмолвно выслухал Валу, вон ужотко давно перьстал смеяться и токась тяперича впитывал слова внука Коровы Земун. Ему весьма желалося вызнать по которой торенке топают Озем и Сумерла, но он не стал то поспрашать… ужесь и сам не знаючи почяму. А после он почуял як муторно и тошненько стало у нягось на душе… Сице жалко яму было разнесчастного Валу, коему ащё тялёночком-ребятёночком пришлось встретитьси с подлым и злобным Паном. Мальчик торопливо шагнул уперёдь, и, прислонившись к каменной щеке Валу лбом, горестно произнёс:

— Аття Валу за помочь…Аття!

— Борюшенька, подыми камушек, который выпал с моего ока, — закалякал Валу и под лбом мальца, точно жива плоть, заходил валун. — В том камешке есть дырочка, вдень в неё снурок да повесь на шею…

Он будет защищать тебя от подлых, обманных мыслей… потому, что я пострадал именно из-за лукавства и теперь за то расплачиваюсь.

— Добре, — вутветил отрок и вздрогнул усем тельцом, так яму было немощно за Валу, будто б он занедужил. Мальчуган отступил назадь и присев на корточки, протянул праву руку, появ большеньким и вуказательным пальцами голыш да поднял егось с полу. Камушек лягохонько скользнул по пальцам мальчонки и впал на ладошку. И тадыличи Борила раскрыв широкось руку смог лицезреть дарёное. У то был почитай у два пальца ширшиной, круглый, да плоский голыш. Во евойной серёдке просматривалася небольша сквозна дырочка, словно слёзинка вударившись о пол, растеклася на нём, при ентом сохранив ровненькими края. По первому холодный як льдинка камушек, лёжучи на ладони, унезапно потеплел, а засим принялси менять свой цвет, превратившись из алого в прямо-таки густо-красный с фиолетовым оттенком. Вмале на его поверхности начерталси, иным паче густым цветом, чуть заметный знак—.

Приглядевшись отрок спонял чей ву то был символ. Валу, меж тем, узрев с каким интересом обозреваеть дарёное мальчишечка продолжил свои пояснения:

— Этот камень величают яхонтом червлёным. Он символизирует деяния воина— защитника веры, земли и людей. Его носят лишь мужественные и смелые люди… люди— воины. Сам яхонт символ храбрости и преданности вере, и тому Солнечному оврингу, что избрал ты, Борюша. Носи этот яхонт червлёный и он убережёт тебя от Зла. Он поможет одержать победы, придаст уверенности в своих силах… Тот же круг и знак, что начертал яхонт в себе, есть Небесный символ Рода. Бога породившего все живое, который связывает воедино поколения, являясь прародителем и первоисточником силы… Носи, хлопчик, мою кровавую слезинку, обернувшуюся яхонтом, как зачур и помни, что теперь никакая злобная сила тебя не одолеет. — Валу на миг прервалси, а засим немножечко тише дополнил, — пока душа моя живёт у Бел Свете, ты будешь оберегаем круглым яхонтом Рода.

— Благодарствую Валу, — скузал мальчуган и подалси увыспрь поднявшись с присядок, да перьложив дар улеву ручонку, крепенько у ней зажал зачур.

— А днесь ступай… ступай Борилушка… Ступай и никогда не сворачивай со своего пути… со своей стёжки, — прогутарил Валу и прерывисто дохнул, а егось вуста до зела чудно сложилися у трубочку, из них вырвалося да обдало порывисто дуновение и мальца, и стоящих позадь няго грибов, отчавось ву те сызнова протяжно аль вобидчиво зао-кали. За спиной мальчугана послухалися глухи плюмканья тел грибов об гладкий пол печеры. Резво повертавшись, недалече от собе, Боренька увидал тех прислужников Богов Подземного мира, у каковых шляпищи от падения покосилися на бок. Сами ж они лежмя лежали на полу, на спине, и задравши ноги увысь, болтыхали ими, при вэнтом руками ёрзали о ровненько полотно пола, стараяся поднятьси. Отрок торопливо шагнул навстречу к грибам, да склонившись над одним из них, вухватил за бочковидну рученьку и стремительно дёрнув на собе, враз поставил егось, на длинны ножищи. И покедова энтов гриб, почитай у рдяной шляпище, поправлял её на своей главе, Борила помог поднятьси ащё нескольким прислужникам Озема и Сумерлы. Оказавшись на ногах грибы, немедля, начали помогать вставать своим соратникам, а вопосля усё также торопливо помахивая ручонками, да о-кая направилися у сторону сноповозок. При ентом те прислужники Асуров, которых Борилка поднял первых, принялися, притрагиваясь к егось штанам скользкими пальцами, один-в-один як кожица на тельце лесных грибов, вуказуя на кротов рученьками, зазывать мальчика следовать за ними. Мальчонка абие тронулси, в сопровождении грибов, к выходу из пештеры, идеже продолжали мирно посапывая, подле сноповозок, лёживать кроты, напоследки ласковенько воззрившись у лико Валу, да кивнув яму главой. Сын Корову Дону, внук Коровы Земун и супротивник Индры не сводя взору созерцал движение мальчика, и, растянувши уголки своих каменных губ, улыбалси яму… А в его боляхных тёмно-синих очах, сице напомнивших Борюше небесну твердь Бел Света, порой величаемую Сварогом, стояли крупны слёзинки, и мелькали у них лучисты блики плящущего огненного ручейка.