Веремя странствий [СИ]

Глава тридцать третья. Усё не так як кузалось

Вскоре Борюша приблизилси к Богам и востановившись от них у нескольких шагах, замер. Лежаща обок скамли ящурка даже не подняла главы точно— то её не касалося. Редрый вуж наопок ураз шевельнулси, а на егось спинки явственно посыпленной свёрху золотым пясочком, заиграл дивный, жёлтый свет. Вон вздёрнул голову и вупёрси маненькими тёмно-карими глазоньками у мальчика. Бориле, меж тем, также пришлося задрать голову, оно як по-другому Богов неможно было узреть. Вон сначала зекнул очами у Сумерлу, а опосля, перьведя их, глянул у лико Озема и лягохонько преклонив голову у знак уважения, звонко молвил:

— Здраве вам велики Асуры Озем и Сумерла, владыки Подземногу мира!

— Кхе…, — не громко кашлянул Озем и тут же откликнулси. — И тебе отрок не хворать! А Сумерла и вовсе зазвенела развесёлым смехом, лягко и сице нежно, словно птица кака песню затянула. Борила немногось помедлил, выжидаючи кады Богиня перьстанеть смеятись, и як вона затихла, продолжил:

— Я прибыл к вам, шоб испросить помочи… Мои соотчичи попали у бяду… и им нужны для выздровленья стрелы Перуновы.

— Знаем… знаем мы о том, — улыбнувшись загутарил Озем и тонка, пряма морщинка разрезавша егось большенький лоб на две части расправилася. — Нам о том всё рассказали наши прислужники… грибы, ужи и кроты, — Асур смолк и впилси взором у мальчика. — Значит, — добавил он, миг спустя, — ты не побоялся к нам прийти. Не побоялся ни наших прислужников, ни нас самих которые, — и Бог сомкнул очи, а опосля прокалякал токмо, шо припомненное Борилой преданьеце, — вельми сёрдиты, их одёжи полыхають теми чарующими каменьями, а лица хмуры и тёмны. Не любять Боги людей, оно як те желають, забравшись в их владения, похитеть самоцветны каменья, оные предназначены не для жадних рук, а для светлых душ… не для горести, а лишь для красоты и радости! Не пускають у свой мир Озем и Сумерла людишек… а уж коли кто и попадёть тудыличи, сице приятен будеть лишь вумершим… мёртвым, молчаливым и покорным… — Озем нановы разомкнул очи, и, улыбаясь, отметил, — таких мрачных баек… не испугался?

— Не-а… не испужалси, — ответствовал мальчонка, и, сварганив ащё пару шажочков уперёдь, ближе к стуло Богов, лишь сильнее вздел головёшку, шоб луче видеть Асуров. — Ня мог без у тех стрел я возвярнутьси… Ня мог у бёдушке бросить соотчичей, каковые со мной у дальню стёженьку вотправилися. А посему спозволь мяне Асур Озем добыть эвонтих…эвонтих самых каменных стрел оные помогуть моим соратникам.

— Да, что ж…, — киваючи и согнав с лица вулыбку, пробалякал Бог. — Помочь… помогу. Видишь, позадь меня тучи грозовые ходять, а по их поверхности текут реки молний… тех самых стрел оброненных когда-то Перуном… Оттуда из тех туч да рек и можно добыть прошенное тобою… Так, что коль ты не трусешь — ступай. — Озем замолчал, а евойны густы, светло-буры брови сдвинулися, разом да втак близёхонько, образовав водну широку полосу, шо лико Бога стало хмурым и тёмным, точно сёрдитым. — Ступай туда и добудь ту стрелу…

Только помни одно… реки те жгучие… текут в них огненные воды. И стоит простому смертному подойти близенько… Стоит капле горящей попасть на кожу, как мигом она выгорит до костей, поев всю плоть…Так, что уж и не знаю я стоит ли тебе туда итти… стоит ли подвергать себя такой опасности… стоит ли. Токмо Борила не дал договорить желанное Асуру, и, шагнув нанова уперёдь, произнёс дюже зычно:

— У тогось я не убоюся… нешто мене нонече можно думать о собе, кадыличи в там… мои собратья повмирають… Тадыкась я могу иттить?

И прямо днесь ту стрелу добыть сице?

— Так…так… можешь ступать, — произнёс Асур и малёхо подалси впредь, нависнув на отроком и приблизив к нему свово лицо, усё ищё вроде як сёрдитое, да глянув у саму глубину Борилкиных очей. — Можешь ступать коли смел и храбр… У то Борюша не считал собе дюже смелым и храбрым. Вон просто считал, шо ноне не могёть повернуть назадь, подавшись выспугу. И хотясь егойно сердечко шибко стучало у груди, будто бубен выбивая крепки вудары, но токася не одной мыслью мальчинка не заколебалси, и сказал:

— Ну, тадысь я потопал, — да направил свову поступь нямножечко левее, абы обойти стуло Озема. Обаче Бог нежданно испрямил стан, и, приподняв увысь свой могучий посох, шо есть мочи шибанул евойным заострённым концом у пол, каковой предь ними был смурногу цвету и до зела гладким… И немедля там позадь няго пропали пузаты, грозовы тучи, испарились огненны реченьки и появилися стена по полотну кыей, перьливаясь, перемещалися, точно живые, свёрху униз полосы жёлтого, златого, плавогу, злато-фиолетовогу цветов.

— Ой! — вскрикнул мальчик, увидав пропавши с его глаз спасительные стрелы и явлёну стену. — Як же… Як же так, а стрелы… стрелы Перуновы… Озем вдругорядь поднял высоко свой посох и сызнова стукнул евойным концом у пол. И абие с под острия посоха выскочили и повпадали, к ногам остановившегося мальчугана, округло-удлинённые, почитай с указательный палец тёмно-жёлтоватые в белу крапинку, каменья.

— Ух! — тяперича вудивлённо и восторженно воскликнул мальчонка. Вон капелюшечку отступил назадь разглядываючи с десяток, рассыпанных под ногами, камешков да скоренько дотумкал, шо предь ним Перуновы стрелы. Борила вздел голову и воззрилси на улыбающихся Богов, заметив, шо лико Сумерлы нежно сице начало озлащатьси будто б изнутри.

— Энто, — молвил малец и глас его от радости дрогнул. — Энто стрелы Перуновы.

— Вони… вони самы, — пробалякала Сумерла и тихий смешок прыснул с её прекрасных уст. — Мы тобе спроверяли Борюшенька… Борилка…

Борил чё значить борящийся… Ужось тако ладненько имечко тобе избрал твой отец… Смела и храба душа твоя и достойна вона тако светлого величания… величания борца! Як тока Сумерла загутарила, теряя легохоньки смешинки, сердце мальчика зараз перьстало отбивать удары у бубен и наполнилось какой-то благодатью… Вже так дохнуло на негось женским тяплом, а голос и говорок Богини мягкий такой, звучный напомнил ему, матушкину молвь в коей была заключена любовь и забота.

— Проверяли, правду сказала жинка моя, — подтвердил слова Сумерлы подземный Бог и егось широка вулыбка осенила не токмо лицо, но и усё окрестъ него, брови Асура разъехалися, и он сразу словно по-добрел.

— Жёлали мы вызнать Борилушка сице ли ты смел, як калякали нам о том грибы, — произнесла Сумерла, и по ейной светло-пошеничной, с еле зримой рыжиной косе, пробегла почитай жёлта тонка ящурка, вышедша из водного, златого лепестка ромашки, чё раскинулси над ейной главой.

Ящурка, соскользнув по волосьям, спрыгнула с них на зелёну травушку, бляснула у сторону опешившего мальчика зелёными глазьми и мигом пропала, а Богиня, про меж того, продолжила свову реченьку, — ужось я зрю… Не пустобаяли наши прислужники… И верно, явилси ты сюды токмо для того, шоб способить своим субратьям… Энто оттогось не поднял с оземи смарагд да яхонт, брошенный под ноги… Оттогось не позарилси на золото у перьходе по каковому шествовал да трюхал…

Славный ты хлопчик… Славный!.. Вже за у то одно— достоин ты был получить стрелы Перуновы… Ну, а когды не отказалси ходють, тудыличи… к той горящей реченьке, шо тёкла у тучах, сице и вовсе поразил ты мяне и мово любогу муженька. Смел ты, да чист душенькой… И за эвонтову чистоту… за душевно рдяно-златое солнышко, шо святить у тобе в груди, мы те споможим.

— Споможите? — перьспросил Борилка, не понимаючи о чём таком вядёть молвь Богиня, да дивяся тому развёл размашисто рученьки.

— Подыми-ка стрелы Перуновы, — не отвечая на вопрос мальца, изрёк Озем и чуть зримо кивнул, указуя на раскиданные по смурном полу каменья. Борила чичас же присел на корточки, и правой, не занятой, рукой стал сбирать те стрелы, да запихивать собе за пазуху у рубаху. Взяв шесть штук, он было хотел уже и поднятьси, кадысь Сумерла скузала:

— Усе, усе Борилонька сбери… У торенке дальней вони можеть тоби сгодятьси… Оно як Ворогуха правду молвила у эвонтих землях, их отродясь не бывало. Мальчонка поднял голову, и, глянув у зелёные, похожие на те самы видимые смарагдовые каменья, глаза просиял вулыбкой, да торопливо собрал и оставшиеся Перуновы стрелы.

— Помни Боренька, раны другов своих посыплешь толчённой у пясочек стрелой, — продолжила пояснять Богиня не сводя с мальчугана взору. — А хворому свому у тот малешенький пясочек взварите. Да будяте давать пить по три разонька у день… ложоньки по две не больче… И втак дня два, а то и три поите— вон и поправитьси вскорости. Собранные стрелы Борилка запихал за рубашонку да прижал свёрху рукой, шоб не потерять, а опосля поднялси с присядок и довольненько молвил:

— Аття велики Асуры за помочь… От тадыличи я могу йтить?

— Погодь… погодь, — поспешила сдёржать егось Сумерла и протянул свову руку с длинными, тонкими пальцами у направлении отрока. — Погодь мы ж тобе ищё не пособили… А ты ж то заслужил. Богиня резко качнула головой и над ней затрепетали златым светом лепестки цвета Богини Макоши ромашки, а коса Сумерлы нежданно шевельнулася. И отроку почудилось, шо у то совершенно и не коса, а змейка… вернее калякать змея… тока большуща, встрепенула своим рыжим телом собираючись вуползти… Обаче миг зачурованности прошёл, и коса нанова замерла, оказавшись тока туго сплетёными волосьми.

Богиня ж маненько повертавшись на стуло, да опустив на пёстру понёву свову бело-молочну руку, пробалабонила:

— Оземлюшка, родименький чаво ты тако хотел бачить хлопчику… Асур Подземного мира чуток развернулси, да глянув с нежностью на жинку, сказал, обрачая говорок к отроку:

— Борил! Ты должен понять… Ничего не бывает в жизни просто так… Ничего!.. Богиня Макошь давным-давно сплела наши судьбы: и твою, и мою… и моей любой жинки… и Бел Света… Боги как и люди подчиняются той великой Богине и её работе…Но Макошь оставила для любого из нас выбор— тот иль иной… верный иль нет!.. Тот выбор делает кажный из нас сам, оглядываясь лишь на свою душу и на жизненный овринг по каковому ходить… И кажная встреча на том овринге послана нам как надобность… Инолды кажется та дурна встреча, не нужна и вообще луче её не было б, но посем… много времени спустя понимаешь, что та встреча была надобна… нужна… и всё… всё не спроста… — Асур лишь морг медлил, можеть давая время мальцу обдумать у те мудры слова, а после молвил, — Бог Крышня послал тебя в град Торонец не просто так… Он выбрал тебя из тех многих робят, которыми богата бероска земля, и каковы не менее крепки и ладны чем ты… Но он выбрал именно тебя, потому как твоя матушка Белуня ведёт свой род от быкоподобного Бога Индры.

— Чавось?.. — протянул мальчишечка и обомлел, вытаращив глазёнки и широкось открывши роть. — Як так вядёть свой род от Индры.

— Да, — загутарил дальче перьбитый на полуслове Озем. — Её род идёт от Бога Индры… Когда-то в стародавние времена, ужо опосля победы над Валу и Вритой, опосля многовекового стояние камнем, по пояс у Мать Сыра Земле, откуда пробудившийся Индра был вырван Дыем…полюбил Асур прекрасную бероскую дивчинку… Ту самую, рождённую от капли росы, что впала с одёжи Вышни у землицу…

Полюбив ту хупавую девоньку, взял Бог её себе в жёнки…

Далёко…далёко от тех мест где лежат бероски земли возвёл Асур град Индерию… иль как кликали тот град беросы Индьию, где все чертоги были сложены из мрамора, а овринги усыпаны золотом и самоцветными каменьями. Выстроил ту Индьию Асур и зажил там со своей любавой…

Вскоре родила ему жинка сына… сильного и ярого как отец, красивого и смелого как мать… Родила, а чуток попозжа покинула тот величественный град Индерию, убежала оттудась, возвернувшись у земли беросов и схоронилась там… Спрятав там и сына своего… и весь его род… И уж поверь мне Борил, как не искал её и своих потомков Индра так и не смог найти… оно как сохранял их сам Бог Вышня.

— А почяму таилася вона от мужа свово? — поспрашал малец, поражённый такой байке и у тем событиям, сказанным у ней.

— Оно як, — почемуй-то тихонько, словно чавой-то пужаяся ответствовала заместо муженька свово Сумерла. — Оно як Индра шёл по-иной стёженьке, каковую не могла выбрать для свово сыночка та дева… у та Белуня… Не жёлала она, шоб сын ейный шествовал по Лунному оврингу… жёлала, — и Богиня, смолкнув, зыркнула зеленющими глазьми у сторону мальчишечки. И Борилка немедля встряпянулси да сам за Сумерлу добалякал:

— Жёлала вона, абы топал он по торенке Сварога и егось Сынов… По пути мово Бога Вышни и Крышни… По Солнечной торенке…

— Правильно мыслишь, — вмешалси, у говорок отрока, Озем и притулил спину к ослону, опершись на него, да чуток вроде аки насупил брови, отчавось вони легохонько прикрыли очи, словно Асур о чём-то вельми задумалси. — О том и просила она… Она— Белуня… Первая мать из твоего рода. Она просила уберечь её сына и всех её потомков: внуков и правнуков от взору Индры. — Бог развёл у стороны брови и на егось смугловатом лике, лучисто заблистало серебристо крошево. — И Вышня, — добавил Озем, — претворил испрошенное у него… Он сокрыл и девицу Белуню, и её сына Велеба, и всех потомков от ока их прародителя.

— Велеба, — повторил мальчик имя сына Индры и свово предка. — У то значить повелитель… У тако имячко ему дал Индра? — догадливо спросил Борила глядючи в очи Озема.

— Да… Индра…, — ответил Озем и крепче сжал правой рукой пелёсый посох отчавось шевельнулись на обратной стороне пясти, будто змейки, тонки жилки. — Индра желал вырастить из своего сына повелителя, владыку, оттого и даровал ему такое имя… Но мальчик вырос не в мраморных чертогах града Индьии, а в деревяной избёнке, где-то в бескрайних землях беросов, и пошёл по пути Солнечному … по оврингу Вышни… А потом у Велебы были дети, внуки, правнуки… Были, рождались, жили и умирали, шли по пути Вышни, будучи смелыми и храбрыми, сильными и чистыми душами. Они были верны когда-то однова выбранном пути для того, чтоб непременно родился в их роду ты… Ты самый достойный из потомков той первой матери вашего рода Белуни…

Из той первой ветки первого рода… Долги века я наблюдал за тем как живёт род той Белуни и ждал этой встречи, чтоб помочь и подсказать, но лишь тому, кто сможет пройти тягостну торенку от дальних бероских земель до моего мира, кто не изменит своей душе.

— Но я не самый достойный… неть, — откликнулси мальчонка и его не мнее смугла кожа, як и у Озема, покрылася ярыми пунцовыми пятнами. — У мене… усе в роду достойны… и сродники, и старши братцы…

— Ты прав, достойны все и Пересвет, и Соловей… и сродники: Баско, Волот, Гаян, Гойко, Довол, Жилен, Здравень, Колояр, Лихарь, Могута, Олесь, Пяст, Ряха, Сварн, Тороп, Удал, Хот, Яр… и многие другие… — перечислил Асур имена сродников неких и вовсе николи ни слышимых Борилой, а неких живущих с малолетству сторонь. — Но именно ты стал по нраву Крышне… не знаешь почему? Борила ищё шибче покрылси теми пунцовыми пятнами и его личико мгновенно приобрело какой-то кумачовый цветь. Он, чуть потупил взор, да глазея на несводящего с него очей, присыпанного золотым пясочком, ужа лежащего подле скамли Бога, прокалякал:

— Крышня гутарил… Занеже я овый пришёл у ночь на Купала к Жар-цвету… оттогось он и смог мяне зёрнышко Ясуней подарить.

— Это ты, верно, молвил, — согласилси Оземи, и, узрев раскрасневшегося мальчугана, ласковенько расплылси у улыбке. — Имена скольких твоих сродников я произнес, а скольких ещё не перечислил… и из них всех лишь один — ты пришёл в ночь на Купала к Жар-цвету.

Пришёл, тем самым показав Крышне истинную мощь своей души да смелость достойную той первой девы Белуни. Знал Крышня, велика мощь тела, дарованная Индрой, но нет ничего сильнее мощи духа! Духа… того самого, что живёт в матери твоей Белуни и, каковой был дарён от рождения тебе. Он тот дух могутнее и твёрже валуна, у котором обитаеть душа Валу… Потому ты и выбран… Лишь человек с такой крепостью пройдёт этот тягостный овринг, не свернув с него и не изменив своей душе… А посему… посему Борил, сын Белуни, я тебе и пособлю.

— Пособите… — произнёс отрок, вдумчиво вслушиваясь и впитывая кажно словечко из реченьки Асура.

— Да… помогу, — киваючи ответствовал Бог и чуток подалси уперёдь, отклонив спину от ослона и, сызнова нависая, склонилси к Бореньке. — Там в Торонце… в великом и древнем граде, что появился подле окаменевшего Индры, протекает огненная река. Она струится не по поверхности земли, а в широкой и глубокой пропасти, которая появилась, когды Асур Индра, вырванный Дыем из её чрева, в беспамятстве выронил свой зачурованный меч выкованный Сварогом. Меч тогды пробил толщу земную и упал в глубокий проём, воткнувшись в небольшое каменное возвышение. Огненная река, вырвавшись из недр земли, окружила и то возвышение, и воткнутый в него меч. Озем замолчал и вуставилси карими очами у лико мальчика и тадыличи у тех коричных зрачках Борила будто увидал свово далёкого, як оказалося, предка Индру, да выпавший из его рук богатырский меч.

Оный рассекаючи надвое остриём землицу-матушку, направил свой полёть скрезь стремительно разошедшуюся оземь, униз в пропасть, и, врезавшись у камень, выпирающий из глубин проёма, вушёл в негось почитай на треть. И сей морг энтов камень, также як и сам пыхающий блистанием меч, полыхнул серебристым сиянием и обернулси у каку-то неприступну твердыню, а обок с ней заплясала огненными лепестками пламени река, похожая на ту, кою зрел мальчуган у грозовых тучах позадь стуло Бога Подземного мира.

— И як же мене его оттедась достать? — вопросил малец и вздрогнул усем тельцом высвобождаяся от тогось видения.

— Достать его сложно, — незамедлительно пояснил Озем и слегка тряхнул головой, отчавось взыграли у егось волосьях, у бороде и вусах маненькие седенькие паутиночки, будто перькидываяся крошевом белых пылинок. — Но ты, я в том уверен, добыть его сможешь… Ведь твой путь… тот каковой ты избрал, прошёл сквозь мой мир… Без сумнения тебе была послана встреча… встреча с Ворогухой, и сама Среча привела Лихорадку к вашему стану… Однако если бы ты не был так светел и смел… Если бы ты не изловил лихоманку, не привязал к своему пальцу и не пришёл к нашим землям… Если бы ты не полез один у покатый лаз, и покинутый Лиходейкой не дрогнув, продолжил свой овринг… то нынче не стоял пред моим седалищем… А значит никогды не смог добыть меча своего предка Индры! Никогды!.. Но ты особенный отрок, и в тебе живёт дух воина и Бога!.. Потому ты тут… Потому ты будешь одарен… и тогды непременно добудешь меч. Озем ащё сильнее подалси впредь, и вжесь завис могутной скалой над мальцом сице, шо тот вздев головёшку почуял сладко-кислый запах землицы словно тока чичас подрезанный и перьвёрнутый плугом. А Бог у тем времечком крепко обхватил пальцами левой руки угловатый край подлокотника свово стуло, а правой малёхонько взмахнувши, резко воткнул посох у пол. И враз, занявшись, светозарно засиял клиновидный камень венчающий посох, именуемый смарагдом. Да сиг спустя эвонтого блистание, медленно стало перьтекать с самоцветногу каменья прямо на пелёсое полотно посоха, и покрывать егось свёрху тёмно-болотными пятнами. У начале те пятна были такусенькими машенькими, но опосля вони разрастаяся у ширшину, поглотили увесь пелёсый цветь, вобратив посох у зелёный… И тады ж вон, у тот посох, и сам ослепительно заполыхал смарагдовым светом.

— Ты проявил смелость и широту души Борил… Борил, что значит борящийся, — вельми громко молвил Бог, и, глас евойный наполнил мощью усё огромадну пештеру и точно отозвалси гулким эхом от стен. — За ту широту души и получишь ты от меня помочь… Протяни ко мне левую ладошечку. Мальчик поспешно перьложил из левой руки у праву зачур и протянул навстречу Озему распахнуту длань. Асур лёгонько вздел ввысь рученьку, у которой сжимал посох, и, вырвал евонтов конец из полу, при чём у той доселе гладкой поверхности, вспух крупнянький булдырь такой ж зелёный як и смарагд. А на конце посоха на том чуток заострённом кончике появилася лучиста, зелёна, больша така капелька.

Бог направил эвонтов конец к ладони мальца, и лежащий подле скамли рыжий вужак беспокойно зашевелилси, да махонисто раскрыв пасть, явил раздвоенный яро-зелёный язык. Обаче Асур, заметив то шевеленье гада, негромко пробалякал: «Чурок…ок» и змей немедля сомкнул пасть, ужесь токмо продолжаючи глазеть на конец посоха и вроде як набухающую каплю. Приблизив к длане мальчонки конец посоху, Озем остановил ейно движение. А смарагдова крупиночка унезапно увеличилася, да накренившись, покачнулась на тонешенькой паутиночке, соединяющей её и у тот посох… Капелька вдругорядь закачалася и будто б вздрогнула, можеть не решаяся оторватьси, одначе Бог несильно тряхнул посохом да у тем взмахом оборвал паутинку. И крупиночка издаваючи еле слышимый свистящий звук полетела униз да впала на длань мальчишечки. Лишь токмо капля притулилась, на раскрыту ладошку, як Борюша ощутил ейный жгучий жар… На чуток у та крупиночка аж! опалила своим дыханием кожу на длани. Однакось миг спустя та болюшка исчезла, а капелька распалася на множество масеньких крохотулечек, оные слегка растёкшись, обернулися у тончайши паутинки… таки кыя токася крепила ту крупиночку с посохом. Тонешенькие паутинки резво расползлися, словно ужаки, по коже покрыв её на самой длани и на перстах извилистыми, смарагдовыми лучиками перьплетений. Озем медленно убрал свой посох от руки отрока и малёхо взмахнув им, вогнал эвонту зачурованну невидаль концом у пол, пряменько у тот крупный вспухший булдырь. Посох стремительно проник, пригнув тот смарагдовый булдырь вдол, а чрез миг полотно евойно поменяло цвет, став наново пелёсым. Тока усё также ярко продолжил сиять клиновидный камень венчающий посох. Борилка поднёс руку к личику и до зела внимательно воззрилси на те изумительны узоры.

— Достать меч можно будет, — промаж того загутарил Бог. — Лишь этой рукой. Огненные реки пышут дюже жарко, и спуститься к мечу никак неможно. Потому твои соратники, Борил, опустят тебя на уже вниз настолько… насколько ты сможешь стерпеть… Ты же протянешь руку к мечу, и покличешь его.

— Покличу…як покличу? — вопросил не мешкая мальчик и отведя взор от длани вупёрси зелёными с карими брызгами очами у лицо Асура.

— Назовёшь имечко, — ответствовал Озем, и, подавшись назадь опёрси спиной об ослон свово великолепного сидалища, отпустил посох и сложил руки на подлокотники.

— А како имечко… надобно молвить? — сызнова спросил Борилка, наблюдаючи за вусаживанием Бога на стуло.

— Имя… у меча есть имя, — ужось паче тихонько прокалякал Озем, точно вуставши от говорка аль сотворимого чудо. — Имя волшебное, зачурованное… Назвав каковое, ты призовёшь к себе на службу этот меч… То имя никому не ведомо, окромя Индры… Это имя должен знать ты… Токась малец не дав добачить Асуру, перьбил егось, и вельми взволновано произнёс:

— Я…я… то имя не ведаю… Откуды ж мене его знывать… Я ж Индру николи не видывал… и николи не слухал ту байку про негось.

— Ты должон попытатьси…, — тоненьким голоском пробалабонила Сумерла вступая у разговор. — Оно энто имячко можеть кадый-то гутарилось у твоём роде… можеть матушкой… аль дедкой… Оно энто имячко тячёть у твоих жилах с той крохой юшки, шо усё ащё… и до скончанию Бел Света будять соединять тобе и твово предка Индру. Борюша сморщил свой высокий, смуглый лоб стараяся припомнить чё-нить тако слышимое, от матушки Белуни… аль от того другого дедки, кыего кликали Бушуем, и который в отличие от Заруба мало каких баек сказывал, будучи дюже сёрдитым.

— У тобе будять времечко покумекать… будять, — молвила Богиня и едва заметно качнула головой, отчавось ейна косанька нанова зашевелялися як жива змейка, а зелёны глаза лучисто блеснули. — Будять… ни чичас… Чичас слухай мово муженька.

— Да, слушай меня Борил, — поддержал жинку Озем и сдвинув свои густы брови так чё мальчишечке показалось, шо Асур на него сёрдится прям як дедко Бушуй. — Помни, спуститься на уже надобно как можно ниже… как можно ближе к мечу… И хотя сила в ладони твоей такова, что может призвать меч из серебряного валуна, даже коли б ты стоял на краю пропасти, но спуститься необходимо ниже… потому как имя…

Имя меча, каковое ты должен вспомнить и назвать, кроме тебя никто не должон слышать…Никто!.. Если то зачурованное имя ктой-то услышить… то засегда может забрать у тебя меч… И тогды меч, выкованный самим Небесным Отцом Сварогом, силу и мощь отдаст в услужение другому… Тому, кто быть может, ступает по Лунному пути… аль, что ещё страшнее по пути ЧерноБоже.

— Борилушка, ты, уяснил чаво тобе мой мужанёк гутарить, — вмешалась у каляканья Сумерла и вулыбнулася, да сице ласковенько и мило чё у мальчоночке на душе, от тех несладких дум, сразу полегчало, точно ктой-то эвонту тягость с неё снял.

— Да… усё я уразумел…усё, — молвил Борил и абие переворошил о томящемся у пештере Валу.

— Ну, раз понял… тогды можешь ступать, — изрёк строгим гласом Озем и смолк, а сам вуставилси на мальчугана будто чавой-то ожидаючи от него. Отрок малеша раздумывал… Кадысь вдруг почуял як у правой длане слегка затеплилась слезинка Валу, обернувшаяся у зачур, и та тяплота заструилася по коже. Приподнявши сомкнуту у кулак праву руку мальчик оглядел её, и узрел як нежно заалела на ней кожа на перстах да тыльной стороне пясти… Вон чуть слышно дохнул, и, воззрившись у лико Озема, поспрашал:

— Асур скажи мяне… а могу ли я пособить душе Валу, выручив егось из тогу полона у коем вон томитьси? Лицо Бога нежданно засияло едва зримым серебристым светом, над головой пыхнуло рдяно-златыми лучами широкое коло, преобразив усю сердитость в доброту и довольство, и вон не мешкая, ответил:

— Светлая душа! Лучший выбор Крышни из потомков Индры!.. Ждал я… Оченно ждал от тебя этого вопроса… Потому как… ну, да ты о том сам позже догадаешься…сам… А посему не стану я тебя томить и скажу все как есть… Валу можно помочь… И если ты пожелаешь, захочешь и проявишь смелость, то непременно его выручишь… Давно… давнёшенько Валу совершил злодейство… против Бел Света, отца своего и людей… Этим злодеяниям нет прощения, и души такие после смерти уходят тока в Пекло… Но Валу, пред гибелью обратился в валун и умер как камень, разбитый на множество частей и осколков…

Он не был предан огню… не был схоронен в землице… Валу остался лежать теми каменьями, крошевом, а посему душа его принялась бродить по Бел Свету влекомая, словно сухой листок сынами СтриБога: Позвиздом, Подагой, Провеем… Лишь Догода, самый добрый из братцев ветров, был жалостлив к Валу… Как-то Догода залетел в мои земли, и просил за несчастного страдальца гонимого Бел Светом, носимого ветрами… И я внял просьбе Догоды, — при вэнтих словах Борилка узрел як чуть заметно залучилися очи Сумерлы и вона отвернув личико от мальца и муженька, нежно вулыбнулася. — Тогды мои прислужники… кроты, ужи и грибы отправились в Торонец и сбрав остатки валуна, привезли и сложили у печоре… Зачурованным своим посохом, я придал останкам Валу образ головы, а добродушный Догода словив душеньку сынка Доны, принёс и вложил его в те останки. — Неторопливо повернула головушку Сумерла и взглянула на мальчишечку, а лико ейно ужось осенялося златым светом и яро блистали позадь неё лепестки цвета.

Озем узрев то озлащение окрестъ жинки, также расплылси улыбкой и добавил, — Сумерла як и Догода просила меня пожалеть Валу… Уж она дюже добрая и злато сердечко имеет. — Асур споднял леву руку с подлокотника и толстоватым, коротким, указательным пальцем огладил тыльну сторону ладони Богини, ласково взглянув на неё. Сумерла также бросила на муженька любовный взглядь и лягохонько качнула главой. И тады ж Озем продолжил гутарить, — Чтобы Валу мог быть прощён, ему надобно заступиться за Добро и Свет, выступив воином в битве, где своей кровью он сможеть смыть злодеяния сотворимые им… Но, чтобы он смог стать воином… Кто-то… должен недалече от града Торонца взобраться на высоку гору Неприюта, на вершине которой растут три старых дуба, и тёмной ноченькой встретиться там с духами воздуха— Вилами… Ты, Борил, слышал когда-нибудь об этих духах?

— Вилы…, — протянул величание духов отрок, и поспешно кивнул. — Агась слыхивал… Слыхивал чё то упавые таки девы, кои имеють крылья да могуть лётать. Вони владеють крыницами и озерцами, умеют запирать воды от людей… Калякають беросы, шо коль улюбитьси у Вилу, то опыстылет тады человеку Бел Свет и жизть будеть не в радость..

Калякають, шо не можно гневить духов тех, ибо тадыличи могуть девы наказать обидчика… аль вубить водним взором. Боренька смолк и споднявши праву руку, сомкнуту у кулак, провёл перстами по лбу точно утираючи пот на нём, обаче тем движением вон жёлал сокрыть озноб, который пробёгси по егось тельцу, втак он спужалси, у той встречи с Вилами. Озем, по-видимому, узрел тот озноб и лишь шибче вулыбаяся, продолжил реченьку:

— Это ты верно сказываешь… Да только не передал ты главного.

Вилы не просто владеют водами, они знают, где можно добыть живую и мёртвую воду… Оной, обрызгав, ты можешь возвернуть образ человечий всякому, кого тронуло зло… И Валу обдав той водой, можно будет оживить. Лопнет валун в коем живёть его душенька и выйдет оттуда с человечьей плотью Валу… Выйдет, коли добудешь ты ту воду, коли встретишься тёмной ночкой с Вилами, коли взойдёшь на гору Неприюта… Но если ты не пожелаешь этого сделать, никто тебя неволить не станет. — Одначе от у тех слов Борилка порывисто замотал головой, указуя чё вон желаеть спомочь Валу, а Озем тады ж добавил, — добре… что ты не отказываешься помочь Валу… Остаётся теперь последнее… лишь желание самого Валу тебе пособить и выступить супротив панывичей и Зла.

— А Валу… Валу, — отметила дрогнувшим голоском и столь знакомым родным, бероским говором Сумерла. — Валу вон так мечтаеть исправить то чавось кадый-то недодуму натворил… Сице жаждеть… Вон с тобой Борюша няпряменно пойдёть.

— Я у то ведаю, — произнёс мальчик, припомнив свой разговор с сыном Доны, яго слёзинку и горюнь. — Он мене о том гутарил… гутарил, шо хотел мене помочь… добыть меч и изгнать панывичей от зямель беросов… А як же я смогу у ту водицу выпросить? Чё мене надоть гутарить?

— Ладненько…что Валу хочет помочь тебе… ладненько… — молвил Озем и провёл перстами по своим устам, приглаживая к низу попавши на них длинны волосья вусов. — Когды ты подымишься на гору и дождёшься ночи, а прилетевшим Вилам поклонишься. То они зададут тебе загадку… Может одну, а может и больше… И коли ответишь ты на них правильно, они тебя одарят… Одарят тем, что ты у них попросишь: вылечат от хвори, предскажут смерть, иль отнесут туды, где ты добудешь волшебну водицу.

— Токмо помни Борилушка, — вклинились у говорок Богиня, и глас ейный будто б песня птицы зазвенел перьливчито и нежно. — Помни хлопец, шо Вилы— девчиночки… не обидь духов каким словом, будь почтителен и тадыличи они тобе спомогуть.

— И ищё…, — Озем сказал у те слова вельми громко отчаво враз заходила ходором уся пештера, затряслися стены, свод и пол у ней. — Вилы сыздавна принимают участие в распрях людей… в битвах Добра и Зла… Всякий раз они вступаются за Правду, пособляя Добру… И если ты будешь смел, а они благосклонны, — и Бог впилси своими карими очами в личико мальчонки, желаючи, шоб тот его непременно спонял, а у печере наново чёй-то загрохотало, точно зачилась гроза. — Призови их в помощь. Попроси не бросить беросов в беде, а прийти и защитить своей силой… Силой воздушных дев… Потомуй как панывичи, каковые находятся недалече от бероских земель, собирают в своё воинство всё зло и нежить… всю мару принадлежащую Пеклу…И ты, Борил, что значит борящийся, идущий по Солнечному пути, оврингу Сварога и его Сынов, должен понять… Ты отправился в эту дальню стёжку не токмо, чтоб добыть меч Бога и твоего предка Индры, не токмо… чтоб помочь Валу… но… И это самое важное… чтобы собрать себе воинство!

Воинство оное сможет своим Светом и Добром противостоять Тьме и Злу!