Ветряные мельницы надежды

17 МАРИЯ. Надо быть смелой

Я почти села в автобус. Еще минута-другая — и заняла бы свое место. И тогда все сложилось бы по-другому.

Я стояла в очереди и прислушивалась к реву автобусного мотора. Кажется, я уже привыкла к этому реву. А вот к бензиновой вони вряд ли кто может привыкнуть.

Рюкзак лежал рядом со мной. Парень в униформе швырял в багажник сумки и чемоданы, и я ждала, когда можно будет попросить его поднести мой рюкзак. Если б не боль в сломанных ребрах, я бы сама подтащила рюкзак, гораздо раньше села в автобус и, наверное, не услышала бы, как совершенно незнакомая женщина зовет меня по имени.

Знаете, когда тебя зовут по имени — это не всегда хороший знак. Даже наоборот. В моем мире гораздо лучше, когда тебя никто не замечает. А когда кто-то мое имя выкрикивает, у меня все внутри холодеет. И возникает желание бежать в другую сторону. Да побыстрее.

Но я все-таки пригляделась к незнакомке и, кажется, узнала в ней маму Тони.

Дело в том, что я в окошко подглядывала, когда мама Тони подъехала к дому. Просто услышала звук мотора и жутко испугалась. Карл вроде никак не мог найти нас в Мохаве, а я все равно испугалась. Вот и выглянула в окошко. Очень осторожно.

Конечно, я ее тогда почти не рассмотрела, но что-то в женщине, которая меня звала, показалось мне знакомым. Ну я и решила, что это мама Тони. Только поэтому я отозвалась.

Она подошла и посмотрела мне прямо в глаза. Попробовала, во всяком случае.

Я-то ведь не умею смотреть людям в глаза — сразу отвожу. Помню, на Хэллоуин, еще маленькой, ходила по квартирам своего дома — мы с ребятами угощение собирали. Я в костюме Дракулы была, так что меня невозможно было узнать, но, как только дверь открывалась, мне сразу говорили: «Здравствуй, Мария!» В конце концов я спросила, как они меня узнают. И мне ответили — по взгляду. Дескать, я его как-то по-особенному вниз и в сторону увожу.

Ой, извините, отвлеклась.

— Поехали, — сказала женщина.

— Я не могу. Надо забрать Си Джея.

— Знаю. Вот и поехали.

Она подняла мой рюкзак, повернулась и пошла. Я пошла следом, ничегошеньки не понимая.

Рюкзак она закинула на заднее сиденье новенькой и очень красивой, хоть и небольшой спортивной машины.

— Погодите! Мы что, поедем в Нью-Йорк за Си Джеем на вашей машине?

— Точно!

— Но у меня же билет на автобус. Стелла — это моя сестра — купила мне билет до Нью-Йорка.

— Вот и отлично. Сдай его. Лишний доллар в дороге не помешает. На еду, на бензин.

Мне с незнакомыми людьми трудно разговаривать. Не легче, чем прямо в глаза им смотреть. Такой характер, и ничего тут не поделаешь. Поэтому мы миль двадцать проехали, прежде чем я рот раскрыла. А может, и все тридцать.

— Извините. Вы не объясните еще раз, почему вы поехали со мной?

На самом деле она мне пока ничего не объясняла, но, когда говоришь с незнакомым человеком, лучше идти окольным путем, а не задавать вопросы в лоб.

— Потому что двоих человек убить гораздо труднее, чем одного.

— Значит, вы поняли, что Карл и правда очень опасен.

— О да.

Еще несколько миль мы молчали.

— Но вы ведь совсем меня не знаете. Какой смысл?..

Мама Тони ответила не сразу.

— А ты представь, что я это делаю не для незнакомой девочки… а в основном для себя самой. Это нужно мне, Мария. Как тебе такой смысл?

От Калифорнии до Нью-Йорка путь неблизкий. Я решила, что мне хватит времени подумать над ее словами. Хотя, если честно, кое-что я уже и так поняла.

В следующий раз она обратилась ко мне на Сороковом шоссе, где разрешается мчаться ну просто с жуткой скоростью. Мы были недалеко от Кингмана, в штате Аризона.

— Мария, ты машину водишь?

— Ой, нет! Даже не пробовала никогда.

Снова молчание. Может, она просто так спросила, для поддержания разговора? Да нет, вряд ли. Мы ж вообще не разговаривали — так что и поддерживать нечего. Надо бы ей объяснить.

— Понимаете, я в большом городе выросла и все такое… У нас и машины не было.

— Ясно.

— Простите…

За что я извинялась, спросите? Сама не знаю. Но я постоянно извиняюсь, вроде как заранее, если что не так сделаю.

— Не страшно. Если б ты тоже водила, быстрее добрались бы, только и всего. А так — придется останавливаться. Мне надо хоть немножко спать. Я надеялась сэкономить на мотелях: пока ты ведешь, я сплю на заднем сиденье, и наоборот. Ладно, ничего. Подумаешь, капельку превышу лимит по кредитке. Дорожные мотели обычно дешевые. Нью-Йорк меня гораздо больше тревожит. Там все так дорого.

— Мы можем остановиться у моей сестры Стеллы.

— Правда? А вот это хорошая новость. Тогда все о’кей.

Кингман далеко позади остался, когда я осмелилась сказать:

— Миссис… Мандт?.. Хотя у вас, наверное, другая фамилия?

— Конечно.

— А как вас зовут?

— Селия.

— Нет… В смысле… Как мне вас называть?

— Селия.

— По-моему, это как-то… невежливо.

— Было бы невежливо, если бы я сама не предложила. Так о чем ты хотела меня спросить?

— Ах да. — Я уж и забыла. — А вы что, дали бы мне вести свою машину?

— Разумеется. Если бы у тебя были права.

— Ничего себе!

Мы молчали всю Аризону.

Селия запросто может в дальнобойщики податься. Представляете — мы неслись без остановки аж до Нью-Мексико! Только в Гэллапе она решила, что ей пора вздремнуть.

Прежде чем устроиться в мотеле на ночь, нам пришлось найти магазин, чтобы купить для Селии зубную щетку, белье сменное и все такое. Видно, она очень торопилась за мной, вообще ничего с собой не взяла.

Пока мы выискивали мотель, я разглядывала профиль Селии. Сама не пойму, что это мне вздумалось. В окно, наверное, устала смотреть. А еще — в темноте человек не замечает, что вы его рассматриваете. Правда, и я видела-то Селию, только когда мы мимо очередного уличного фонаря проезжали.

Волосы она заплела в небрежную такую, не тугую косу, хотя я заметила много седины. Честно говоря, никогда не видела, чтобы кто-нибудь заплетал в косу почти совсем седые волосы. Обычно косы девочки носят, верно? А из уголка глаза, который мне был виден, разбегались тонкие морщинки.

Я думала, что незаметно разглядываю. А она как-то почувствовала. И спросила:

— Что?

От усталости я не стала ничего сочинять, а сказала правду.

— Просто… пыталась представить, какой бы была моя мама. Если бы она не умерла. Я ее молодой помню, а сейчас она была бы намного старше. Вот я и подумала: интересно, как бы она выглядела?

— Ты выросла без мамы? Мне очень жаль.

Почему умерла моя мама — я ждала этого вопроса, — Селия не спросила. К огромному моему облегчению.

Лишь один раз Селия застала меня врасплох своей откровенностью. За дорогу до Нью-Йорка, я имею в виду.

Мы мало говорили или вообще молчали. И вдруг, глянув на меня, Селия сказала:

— Чтобы как следует узнать человека, достаточно проехать с ним в одной машине через всю страну.

Боже, если бы она знала, как я всего этого боюсь.

— Но… мы с вами почти не разговариваем.

— А говорить и необязательно. Достаточно видеть, как человек ведет себя. Три-четыре дня и ночи бок о бок — это немало.

Я сделала глубокий вдох.

— И что вы узнали обо мне?

— Ты похожа на меня — какой я была десять лет назад. Правда, десять лет назад я была гораздо старше тебя, но это неважно. Главное, что в то время у меня был ребенок и я пыталась разделаться со своим кошмарным браком. Да… Я была очень похожа на тебя.

— Простите… я не очень понимаю. Вы были похожи на меня? А какая я, по-вашему?

— Напуганная. Готовая на все, лишь бы обошлось без боя. Мир любой ценой.

— М-м-м… Я всегда думала… Мир — это ведь хорошо, правда?

— Настоящий мир — замечательно. А мир любой ценой — это и не мир вовсе.

Несколько миль штата Огайо промелькнули мимо, прежде чем я сказала:

— Сейчас вы совсем другая. Как вам это удалось? Сейчас вы, по-моему, вообще ничего на свете не боитесь.

— Боюсь. Просто со страхом справляюсь по-другому.

— Правда? А я бы никогда не сказала, что вы боитесь.

— Все чего-то боятся.

— Да? А я думала — я одна такая.

— Не верь тому, кто говорит, что ничего не боится. Врет. Либо тебе, либо самому себе.

— Но вы не сказали, как вам это удалось.

— Много лет одиночества свое дело сделали. После разрыва с этим ужасным… Словом, я училась жить одна. Кое-что узнала о самой себе. Раньше-то все мое время и силы уходили на то, чтобы сообразить, как выжить с другим человеком.

— О-о-о… — выдохнула я.

И все. Селия покончила с серьезными разговорами. До самого Нью-Йорка мы вновь стали двумя почти незнакомыми людьми.

— Это же самоубийство! Нельзя этого делать! — взвизгнула Стелла.

— Придется, — сказала я.

Селия молчала.

Мы сидели в гостиной Стеллы. За окном уже темнело, но никто не потрудился встать и включить свет. Так что друг друга мы видели смутно, и лично мне это нравилось: разговаривать легче. Я держала на коленках Ферди, чтобы тот не полез ласкаться к Селии: у нее аллергия на котов. Мне было жалко ее до слез. Должно быть, в Нью-Йорке на самом деле дьявольски дорогие отели, если человек с аллергией на котов согласился жить у Стеллы.

— Нет! — отрезала моя сестра. — Что тебе надо — так это обратиться в суд. Знай я, что ты задумала, черта с два купила бы тебе билет на автобус!

Мы все втроем сделали вид, будто забыли, что я уже здесь, причем без помощи ее билета.

— Ну пойми, Стелла, я надеюсь на неожиданность. А иначе он просто-напросто сбежит! Как только из суда бумаги всякие получит — Си Джея под мышку, и я их никогда в жизни не найду. Сейчас — единственный шанс, другого не будет.

— И что это за шанс, позволь узнать? Думаешь отправить его в нокаут? Да за то, что сбежала от него с другим, он вмиг тебя одним ударом укокошит!

Прежде чем ответить, я подождала, пока она сходит за новой пачкой носовых платков для бедной Селии.

— А вдруг он об этом пока и не знает? — сказала я, когда Стелла вернулась. — Может, он у тебя под окнами дежурил все это время и даже не в курсе, что меня здесь уже не было?

Молчание. Что-то слишком долгое…

— Видишь ли, сестренка… Когда его из тюрьмы-то выпустили… мы с ним слегка столкнулись лбами. Ну я и брякнула — мол, и поделом такому подонку, что женщина от него сбежала. С нормальным парнем.

В голове и в животе у меня точно десятки ежей иголки выпустили. Мысли куда-то утекли. Вроде как стеклянная стена выросла между мной и моими собственными мыслями: сколько ни тянись, ни одну мало-мальски разумную мысль не ухватишь. А уж в глаза Селии я не посмотрела бы даже под страхом смерти.

Я люблю Стеллу. Как-никак родная сестра. Но лучше бы она держала язык за зубами. Если честно, я очень рассчитывала на то, что Карл думает, будто я все еще дома у Стеллы. На этом я свой план и строила. Свой единственный план. И что выходит? Все как всегда. Все как в прежней жизни, вроде я новую и не начинала: мой план разлетелся в пух и прах. Слишком знакомо. Слишком жестоко.

Стелле я так и не ответила. Не хотелось… нагрубить.

— Прости, — сказала она. — Ой, малышка, прости! Я ж думала — ты далеко, в безопасности, так чего теперь? Уж так хотелось ткнуть его прямо носом… Теперь, когда он тебя не достанет.

— Ладно. Какая разница.

Громадная. И мы все это знали.

— Не ходи к нему.

— Я должна. Даже если ничего не выйдет, Си Джей будет знать, что я пыталась.

— Я не хочу тебя потерять. — У Стеллы был такой вид, точно ей лет семьдесят. Или больше. Когда начинают терять близких одного за другим.

— Я должна хоть раз в жизни победить страх. Вдобавок нас будет двое.

— Нет уж. Нас будет трое, — сказала Стелла. — Я иду с вами. Очень мне любопытно поглядеть, как этот сукин сын убьет всех нас разом.

И что после такого скажешь? Вот именно. Мы немного помолчали, а потом Стелла приготовила нам сэндвичи с сыром и авокадо.

— Ох, мне ведь надо позвонить Тони! Стелла, можно я от тебя позвоню Тони?

— Звони. Только не всю ночь болтай.

Селия наконец рискнула заговорить:

— Кто такой Тони?

— О… В смысле — Себастьяну надо позвонить. Это я его так зову — Тони.

Она не спросила, почему я зову ее сына Тони. А вдруг обиделась? Кто знает — возможно, именно Селия выбрала ему имя.

Звонить мне пришлось чуть ли не на глазах у Стеллы и Селии, потому что Стелла не успела купить новую трубку взамен той, которую Карл вышвырнул в окно. Остался телефон на кухне, а он работал, только если не отходить далеко от базы. Короче, мы с Тони толком не поговорили. Я сообщила, что мы добрались до Нью-Йорка живыми-невредимыми, и обещала позвонить, когда заберем Си Джея… и тоже останемся живыми-невредимыми. А он сказал, чтобы мы «были поосторожнее». Раз семь повторил.

Я мало спала в ту ночь. Если вообще заснула. Но остальные, наверное, думали, что сплю.

Я лежала на тахте. Стелла меня в гостиной устроила, чтобы отдать Селии свободную комнату, где та могла бы отдохнуть от кошек. Но Селия на кухне все говорила и говорила со Стеллой. То и дело сморкалась, но все говорила и говорила. А я лежала в гостиной на тахте с закрытыми глазами, чтобы они, если случайно заглянут, подумали, будто я сплю.

Они говорили о Карле. Кто он, да что он, да какой он.

Стелла сказала:

— На поверку — трус натуральный! Знаете, из любителей махать кулаками перед слабыми.

— Еще бы, — ответила Селия. — Как же таких не знать.

— Но трусы, между прочим, тоже могут быть очень даже опасными.

— О да, — согласилась Селия и, помолчав, добавила: — Мальчика надо забирать прямо из школы.

А Стелла сообщила ей то, о чем я уже знала:

— Только что начались летние каникулы. Боюсь, Си Джей будет целый день с Карлом дома.

Потом они замолчали. Или заговорили тише. Или я все-таки заснула на минутку. Хотя и сомневаюсь.

Очутившись на лестнице моего бывшего дома, я сказала:

— Кажется, до меня дошло.

— Что именно? — спросила Стелла.

Объяснить оказалось непросто.

Пожалуй… все. До меня наконец дошло все.

Мы остановились на площадке, и перед тем, как кто-то из нас постучал в дверь, вся моя жизнь точно сложилась из кусочков в единое целое. Я могла лишь надеяться, что в следующий миг вся моя жизнь вновь не промелькнет у меня перед глазами.

Ясно ведь, что всякий раз, когда я хоть что-то получала в жизни, мне приходилось расплачиваться. Жизнь — все равно что гигантский супермаркет. Я всегда считала, что могу позволить себе очень немногое. А большинство вещей из этого супермаркета — не для меня. Зато сейчас… сейчас я, похоже, могла получить капельку больше.

Похоже, дешевый товар не просто так дешев. Для этого есть причина.

Думаю, чаще всего я предпочитала вообще ничего не брать. А в тот момент поняла: отказываясь что-либо брать от жизни, ты все равно берешь, только в этом случае получаешь остатки. Если сама не выбираешь — жизнь подсовывает на свой выбор.

На распродаже разве что приличное выберешь?

Нужно быть смелой — вот тогда получишь совсем другую жизнь: товар высшего качества.

Надеюсь, вы уловили во всем этом хоть какой-то смысл. По крайней мере, для меня в тот момент все это было логично. Но Стелле и Селии я объяснять ничего не стала. Не вышло бы. Да и какие объяснения, когда все на нервах, сосредоточены и думают только об одном?

Странное ощущение — добровольно ввязаться в ситуацию, откуда невредимой вряд ли выберешься. По-моему, это чувство привычно разве что для солдат. У человека должна быть очень серьезная причина. Что-то такое, за что и умереть стоит. Не знаю, есть ли такая причина у солдат. Я солдатом не была — откуда мне знать?

А у Стеллы и Селии? У них-то что за серьезная причина? Я могла только догадываться, потому что утром мы почти не разговаривали, а мысли читать я не умею. Стелла, наверное, решилась сунуть голову в пасть льву из ненависти к Карлу и из любви ко мне. Селия… Думаю, она сильно страдала, что отказалась от собственного ребенка. А жизнь ей дала шанс забрать сына — но моего. Я не знала, конечно, поможет ли это ей.

Но в любом случае я была счастлива, что она рядом.

Ну а у меня причина была — серьезней не придумаешь. Что бы ни случилось там, за дверью, Си Джей будет знать, что я была готова жизнь отдать за него. Если уж мать ради тебя на такое не способна — значит, в мире вообще не на кого положиться. А для ребенка это трагедия. Это может сломать ему жизнь. Достаточно вспомнить бедного Себастьяна…

В мыслях я назвала его Себастьяном, а не Тони. Что это, интересно, означает?

Боже, помоги мне, чтобы я его снова увидела.

Я глянула на Стеллу с Селией, вроде как спросила: готовы? А потом подняла руку и стукнула в дверь. Надо быть смелой…

Я была потрясена, увидев Карла. Страшно потрясена. Похоже, он неделю не брился и не причесывался. Одежда мятая и явно несвежая. А глаза мертвые.

Зато когда он увидел меня, эти мертвые глаза зажглись жутким огнем, и Карл ринулся в мою сторону с ревом:

— Не могу поверить…

Во что он не мог поверить, я так и не узнала, потому что Селия в один прыжок очутилась между нами и двинулась на Карла. Она надвигалась на него, а он отступал, и она что-то говорила, очень тихо, но твердо. Слов я не слышала: ее губы были в паре дюймов от его носа. Селия наступала на него до самого дивана и толчком заставила сесть. Хотя особенно и толкать не пришлось. Мы втроем стояли перед ним, и я по его лицу видела, как он пытается оценить обстановку, вроде брешь между нами выискивал. Но Карл был в меньшинстве, и даже ему хватило ума это понять.

— Давай, — сказала Селия. — Попробуй вышибить дух из кого-нибудь, но имей в виду, что две остальные вцепятся в тебя зубами. Так легко и просто, как раньше, не будет, это я тебе гарантирую.

Он ничего не сказал. Ничего не сделал. Сидел на диване и даже не пошевелился.

Селия кивнула:

— Чего и следовало ожидать. Признаться, я и ожидала встретить труса. Любителя расправляться с теми, кто послабее и наверняка сдачи не даст.

Карл по-прежнему молчал и не двигался.

Тогда-то я и решила, что надо поскорее забирать сына. Си Джей сидел перед телевизором, однако смотрел более интересный фильм, с живыми актерами. Я видела его краешком глаза, но все никак не осмеливалась оторвать взгляд от Карла. Однако рано или поздно пришлось бы…

Схватив Си Джея за руку, я выдернула его из кресла.

— Мама! — вскрикнул он. — Ты где была? А где Натти?

— Пойдем, — сказала я не только ему, но и Стелле с Селией. — Уходим отсюда.

И мы, теперь уже вчетвером, поспешили к двери. Три секунды — целых три прекрасных секунды — я верила, что это конец моему кошмару. Верила, что мы выиграли и сейчас вырвемся на свободу.

И тут за спиной раздался безумный рев:

— Нееет! Сука, нет! Си Джея вы не заберете!

Я надеялась выскочить за дверь, но мы с Си Джеем не успели.

Селия попыталась вклиниться между мной и Карлом, но тот отшвырнул ее как тряпичную куклу. Боже, какой это был страшный звук, когда она налетела на стену рядом с дверью.

Я обернулась в тот самый миг, когда Карл схватил Си Джея за руку и потащил на себя.

Вы же понимаете — Карл сильнее меня. Намного сильнее. Но пару мгновений, несмотря на дикую боль в ребрах, я как-то удерживала сына. Думаю, только потому, что очень-очень этого хотела. Слыхали о случаях, когда матери поднимали машины, чтобы спасти своих детей? Но потом боль пересилила всплеск адреналина, и я почувствовала, как ладошка Си Джея выскальзывает из моей.

Тут Стелла и прыснула чем-то из флакона прямо в глаза Карлу. Я услышала шипение газа, вой Карла — и мы помчались вниз, а он остался на площадке, и вопил на весь дом, и тер кулаками глаза. Он вопил, что найдет меня и расправится. Но мне уже совсем не было страшно. Потому что я точно знала — никогда ему нас не найти. Селия ухватила меня за рукав, вытащила из дома, и… все. Мы были на свободе. И в безопасности.

А Карл, похоже, на время ослеп, потому что даже не попытался нас догнать.

И двадцати минут не прошло, а мы с Селией и Си Джеем уже миновали мост и понеслись на запад. К Стелле возвращаться не рискнули — он ведь первым делом туда ринется. Собственно, больше ему искать нас негде. Так что мы победили. И все было бы замечательно, если бы не плечо Селии. Переключатель скоростей у нее в машине обычный, не автомат, а она здорово расшибла правое плечо. Мне приходилось крепко держать руль, пока она переключала скорость левой рукой.

— Надо бы в больницу… — сказала я.

— Это лишнее. Думаю, ничего серьезного, всего лишь ушиб, — ответила Селия, но как-то не слишком уверенно.

Пристегнутый на заднем сиденье Си Джей, опустив голову, смотрел в пол. Значит, расстроен. Он всегда в себе замыкается, когда расстроен или обижен.

— Ты в порядке, Си Джей?

Он не ответил. Бедный мой мальчик, в каком он жутком виде… Волосы сальные. Не мылся, кажется, все это время. И вряд ли чистил зубы.

— Остановимся где-нибудь? — попросила я. — Надо позвонить Тони. В смысле — Себастьяну.

— Объясни-ка еще раз, почему ты зовешь его Тони.

Видите? Мы и вправду похожи. Как и я, она шла окольным путем, вместо того чтобы задать вопрос в лоб. Она же меня еще об этом не спрашивала, и, значит, ничего я ей пока не объясняла.

— Мария и Тони — как в «Вестсайдской истории». — Селия промолчала, и я добавила: — Если честно, я думала, что умру там. Потому что уж очень похоже все было на «Вестсайдскую историю». Там ведь один из героев умирает.

— А в «Ромео и Джульетте» умирают оба.

При чем тут «Ромео и Джульетта»?

— Ты ведь знаешь, что «Вестсайдская история» — это пересказ «Ромео и Джульетты»?

— Нет, я не знала.

— Ну вот, теперь знаешь. «Вестсайдская история» — это современная версия «Ромео и Джульетты», где умирает только один из влюбленных. Так что в вашей истории, по логике, ни один не должен умереть.

— Слава богу! Это ж все-таки моя история.

Самое забавное, что я не думала о возможной смерти до тех пор, пока все не закончилось. Наверное, в подобные моменты никто о смерти не думает.

На следующее утро Си Джей все же заговорил. Вы не представляете, до чего он был злой.

— Куда мы едем?

Я ему объясняла, а он опять:

— Почему мы папу не взяли? Когда мы вернемся к папе?

Короче, Си Джей был вне себя. Зато чистый. На ночь мы остановились в мотеле, и я заставила его принять ванну, вымыть голову и почистить зубы.

— Папа никогда меня не заставляет, если я не хочу! — только и пробурчал он вечером.

А уж утром разошелся вовсю:

— Ты меня в другую школу отправишь? Вот дерьмо! Нашла себе нового дружка? Вот дерьмо. Ненавижу его. Дерьмо, дерьмо, дерьмо!

— Ты его даже не знаешь, Си Джей. И не нужно ругаться.

— Плевать. Ненавижу его. Дерьмо!

И так часами — правда, с перерывами, — пока не выдохся и не уснул. Господи, какая чудесная вещь — тишина!

— Поделюсь с тобой одним секретом, — сказала Селия. — Раньше в этом не было смысла, а теперь, думаю, ты поймешь. Десять лет назад я боялась не только отца Себастьяна. Я и самого Себастьяна тоже боялась. Себастьяна, оторванного от отца.

Селия вела машину левой рукой, а правую осторожно положила на колени. Мне ее очень жалко было — она наверняка очень страдала. Но мне вдруг пришло в голову, что я-то тоже страдаю. Мои сломанные ребра каждую секунду напоминали о себе. Я просто привыкла — почти привыкла — к боли. Я о ней не думала. И уж конечно, ни капельки себя не жалела.

— Если бы я могла сделать, как вы! — неожиданно сказала я и сама удивилась. — Если бы я только могла несколько лет пожить сама.

Мне стало стыдно. Господи, как мне сразу стало стыдно! Это ведь мама Тони. Да она возненавидит меня за то, что я не мечтаю всю жизнь провести рядом с ее сыном.

— Хм… А что тебе мешает?

— Я не могу!

— Почему?

— Тони обидится.

— Но если это тебе действительно нужно…

— Он ведь столько для меня сделал.

— Ты не обязана до конца дней своих жить с человеком только потому, что он был добр к тебе. Или потому, что ему этого хочется.

— Разве нет?

Селия рассмеялась:

— Нет. Совсем не обязана.

— Откуда вы знаете?.. Ой, нет, не отвечайте. Я помню. Вы много лет прожили в одиночестве и много думали. Мне бы тоже хотелось кое-что обдумать. Если б я жила одна. Правда, дети-то все равно были бы со мной.

— Верно. Большая разница.

— Да, пожалуй. И как, по-вашему, мне поступить?

— Этого я не знаю.

Мы замолчали. Честно говоря, я была разочарована. Наверное, очень надеялась, что она все-таки знает. Если только не ожидала услышать от нее разрешение не жить с ее сыном.

— Мне жаль, — сказала Селия.

— Угу. Мне тоже.

— Что ж. До дома больше двух тысяч миль. По крайней мере, у тебя есть еще время подумать.