Ветряные мельницы надежды

4 МАРИЯ. Сюрпризы

Карл устроил мне сюрприз, вернувшись раньше обычного. Где-то в половине восьмого. Я уже пару часов как пришла от Стеллы, но удар для меня все равно был тяжелым.

Во-первых, сюрприз от Карла — это всегда тяжело. Жизнь в нашем доме должна идти по плану, и любое отступление пугает. А во-вторых, Карл улыбался. Широченная такая улыбка была на лице, от уха до уха. Будто его ранний приход — большой и радостный сюрприз. Только меня все равно сомнения брали: не напоминает ли он таким способом, что может нагрянуть куда угодно и когда угодно? Карл часто говорит или делает одно, а подразумевает — и мне дает понять — еще и другое, а то и третье, и четвертое-пятое.

— Как тебе удалось так рано прийти? — спросила я с таким видом, словно это дело хорошее. Во всяком случае, я очень старалась.

— Сюрприз! Взял полдня отгула. Специально для тебя! Приглашаю на свидание, как в старые добрые времена. Как раньше, до детей. Ты и я — и больше никого. Романтика. Знаешь что? Пойдем-ка с тобой в стейк-хаус, где отмечали нашу годовщину!

— Вдвоем? Ты и я?

— Ага! И больше никого.

— Мы не можем бросить детей одних дома.

— А вот и второй сюрприз. На сегодняшний вечер я взял для них няньку!

Иногда мой желудок превращается в акробата, и это было как раз одно из таких мгновений. У меня внутри — кульбиты разные, кувырки и сальто-мортале, но я не имею права этого показывать. Когда Карл преподносит сюрприз, так и хочется сделать ноги, потому что это та самая беда, которая не приходит одна.

Натали и нянька? Не выгорит. И речи быть не может.

— Какую няньку?

— Девчонку, что за пацанами Мак-Криммонов приглядывает.

Мак-Криммоны жили через две квартиры от нашей дальше по коридору.

— Мы ее даже не знаем.

— Они ее знают, не один год, и этого довольно.

— А Натали? Натали ее совсем не знает.

— Натали будет в порядке.

Не будет. И он сам это прекрасно понимал, судя по его тону.

Понимал не хуже меня. Но решил, что Натали должна быть в порядке. И пусть хоть мир перевернется, а Карл от своего не отступит. Он будет требовать, чтобы Натали стала такой, какой, по его мнению, должна быть.

— Я еще никогда ее не оставляла…

— И я о том же. Самое время начинать.

Самое время. Если Карл решил, что время настало, — значит, настало.

Но… боже, боже… Время меня ждало тяжелое. Не то слово — тяжелое. В двадцать раз тяжелее тяжелого. Или в сто.

Карл заказал бутылку вина.

Я старалась не ерзать в своем кресле.

— Сначала такси, теперь вино. Ты что, банк ограбил?

Такая куча денег на ветер. Мне было тошно на это смотреть. Честно — прямо затошнило. Еще неделя-другая — и все равно придется выложить Карлу, что Си Джею жмут ботинки. А Карл скажет, что Си Джей потерпит, потому как из его отца денежки не сыплются. Зато сейчас он сыпал ими направо и налево. Тратил на то, чего мне и не хотелось-то нисколечко. Ну меня и затошнило, понятное дело.

— Не дергайся. Сегодня наш вечер — вот и наслаждайся.

Я не могла не дергаться. Тем более не могла наслаждаться. Карл это знал и начинал заводиться. Мне ведь вроде было положено радоваться жизни. Я, конечно, притворялась, что так оно и есть. А сама только что из собственной шкуры не выпрыгивала, представляя Натали. Как она там плачет, бедняжка… Она плакала в голос и висела у меня на ноге, пока я шла к двери. Карлу пришлось отцеплять ее от меня: девочке-няньке недостало сил. Или недостало смелости. Я слышала плач всю дорогу по коридору до лифта. Потом двери лифта сдвинулись, мы поехали вниз и я больше не слышала Натали. Зато видела глаза Карла. Он не отрывал их от меня — вроде напоминал, что я не должна чувствовать всего того, что чувствую.

Вообще-то он продолжал делать то же самое и за столиком, пока мы пили вино.

К этому времени Натали — если я действительно знаю ее, а не придумываю — уже охрипла от плача. По крайней мере, осипла.

А что я могла поделать? Только терпеть. Как трудно было усидеть на месте! Никогда мне так трудно не было. Даже жизнь с отцом, по-моему, была лучше, чем те бесконечные минуты.

Натали надо было понемногу приучать оставаться без меня.

Ужин еще не подали, когда Карл взял меня за руку и заглянул в глаза. Во всяком случае, попытался. Я хотела отнять руку. Ладонь жгло так, будто я ее в духовку сунула. Я удержалась, не отдернула, но что за пытка… И я очень старалась не думать о мальчике из подземки. А если ты стараешься о чем-то не думать, то, само собой, только об этом и думаешь. Все остальное исчезает — все, кроме того, о чем ты думать не должен.

— Ну вот что, — сказал Карл, — я не для того бабки выкладываю, чтобы ты витала за тыщу миль отсюда. Мы здесь не за этим.

— А зачем мы здесь? — Смелый был вопрос, слишком смелый. Поэтому я очень-очень быстро добавила: — Ты не подумай, что здесь плохо. Здесь хорошо. Правда. Но все-таки — зачем?

Карл по-прежнему держал мою руку. Я по-прежнему изо всех сил старалась не ерзать. Старалась не думать о Себастьяне. Старалась не думать о том, как Натали надрывается от крика. Себастьян наверняка не такой, пришло мне в голову. Чтобы сделать мне сюрприз, он принес бы готовый ужин из ресторана. Себастьян понял бы, как будет тяжело — и мне, и ей — все время, пока она без меня.

Ой-ей. Вот уж совсем глупая мысль. Да если б мальчик только услышал о существовании Натали — удирал бы, обгоняя ветер. Что-то у меня фантазия разыгралась.

— В последнее время мы с тобой не очень близки. Не так, как раньше, — сказал Карл.

— У нас все как всегда, — возразила я. Стараясь сидеть смирно. Стараясь не отдергивать руку.

— Раньше мы были ближе.

— У нас все хорошо.

— Послушай… Тебе тяжело, я знаю. Не думай, что я не понимаю. Ты ходишь на работу, а дома с детьми возишься. Тяжело. Я понимаю. Потому и решил устроить тебе этот сюрприз. Чтобы ты отдохнула.

— Спасибо, — сказала я. Медленно, чтобы собраться с духом для большущей лжи. — Это так мило.

Пока мы молчали — очень долго, — я мечтала, чтобы он отпустил мою руку. Он не отпустил.

Наконец сказал:

— Без тебя я ничто. Я не мог бы жить без тебя. Ты мне нужна. Ты ведь знаешь, да?

Я не ответила. Просто не знала, как на такое отвечать. Что положено говорить в ответ? Откуда мне знать?

— Ну? Знаешь или нет?

Я смотрела вниз. Не на Карла, а на стол. Это неправильно. Это плохо. Но поднять глаза было бы не лучше. Потом сказала:

— Знаю, что я для тебя важна.

— И я не хочу бояться тебя потерять. У нас все должно быть как раньше.

— Так и есть. У нас все как раньше.

— Ладно. Ладно, хорошо.

Он выпустил мою руку. Слава богу.

До конца ужина мы почти не говорили. Время от времени я поднимала голову и улыбалась ему. Совсем чуть-чуть, но все-таки улыбалась. Ему вроде было достаточно. Думаю, потому что он сильно хотел, чтобы этого было достаточно.

Он заставил меня согласиться на десерт. Еще немного — и я умерла бы. Точно говорю.

Двенадцать кварталов до дома мы прошли пешком. Глянув на чек, Карл решил, что погода замечательная и вообще нам не повредит размять ноги.

Вдобавок у него всю дорогу находились идеи, чтобы оттянуть возвращение. Он видел, как я хочу домой, — и чем сильнее я желала оказаться рядом с Натали, тем больше у него рождалось идей.

— Рынок в двух кварталах. Хочешь заглянуть поздороваться со всей своей тусовкой? — предложил он.

Вопрос как сэндвич. В смысле — многослойный. Очень многослойный.

«Рынок» — это моя работа. Бывшая. Я работала на рынке. А он думал, что все еще работаю. Но он не выносил моих коллег и никогда — никогда! — не называл «тусовкой». Так что у него просто-напросто не было причин для такого предложения. Кроме тайных.

Конечно, главная из тайных причин — припереть меня к стенке. Чтобы я не рвалась к Натали. Эта причина для меня очевидна. Она на поверхности.

А если копнуть поглубже… возможно, он что-то заподозрил насчет моей работы. Про увольнение — вряд ли. Если б у него возник малюсенький намек на мысль о том, что вместо работы на рынке я набираюсь новых впечатлений в подземке… я бы об этом знала, уж поверьте. Такой гром грянул бы, не приведи господь. Так что про увольнение он не догадывался. Зато, наверное, подумал, что у меня что-то происходит именно на работе — с покупателем каким-нибудь познакомилась или чересчур подружилась с каким-нибудь новым коллегой. И ведь он вроде как меня раскусил.

Это рассказывать долго, а в голове все пронеслось за полсекунды, еще до того, как я воскликнула:

— Нет! Боже правый — нет!

— Почему?

— Потому что… потому что у меня выходной. С чего бы мне хотеть на работу в свой выходной? Вот ты — захотел бы ты в выходной пойти на работу?

— М-м-м. Не особо, — ответил Карл, и я снова могла дышать — пока он не сказал: — Что там с твоей получкой?

Настал момент. Я понимала — надо признаваться. Одно из двух: или сейчас признаться, или переключаться в режим откровенного, наглого вранья. До тех пор я ведь, по сути, ему не врала. Уверена, что так. Только правды не говорила. А начиная с этого момента я лгала бы ему в лицо.

Поэтому надо было признаваться. Я открыла рот… и вспомнила Себастьяна. Представила его. Какой он с виду, какой он внутри. Нет, не в том смысле. Я имею в виду — какой он человек: из тех, кто принесет из ресторана готовый ужин, чтобы сделать приятный сюрприз.

— Чуточку задерживают.

— Обычно они вовремя платят.

— Поэтому я и решила потерпеть. Это же в первый раз.

— А в чем дело?

— Не помню. Дэнни объяснял, но я забыла.

— Если через несколько дней не заплатят, я сам позвоню. Пусть растолкуют.

— Не надо. Пожалуйста, не звони.

— Почему?

— Неловко. Позволь мне самой разобраться.

— Как же, разберешься ты. Я тебя знаю. Вечно у тебя рот на замке.

— Надо будет — скажу.

— Еще день-другой — и довольно с них.

— Ладно, ладно. А теперь пойдем домой.

— Слышишь? — сказал Карл, когда мы подошли к своей квартире. — Она перестала буянить.

Буянить? Слишком мягко сказано о том, что творилось с Натали перед нашим уходом.

Мы еще открывали дверь, а нянька уже бежала нам навстречу. Выглядела она так, будто пережила две автокатастрофы или даже небольшую войну. А я с порога услышала Натали. Она по-прежнему плакала, вернее, уже хрипела. Беспрерывно и почти беззвучно. Все это время она рыдала так, что сорвала горло. Она ни за что не умолкла бы без меня. Задержись я еще на два часа — Натали еще два часа вот так же прохрипела бы. Запросто.

Я сразу прошла к ней, взяла на руки, обняла, пристроилась вместе с ней в ее кроватке, где вообще-то и поместиться не могла. Я бормотала: «Прости, солнышко, прости». Шепотом бормотала, на ушко — чтобы не услышал Карл, который расплачивался с несчастной, совершенно уморенной нянькой.

Натали сразу затихла, сунув большой палец в рот. Вторая ручка крепко-накрепко вцепилась в рукав моей рубашки. Прижавшись к Натали, я слушала ее чмоканье и мирное сопение Си Джея на кровати у другой стены.

Через пару минут в комнату заглянул Карл.

— Забаловала ты ее, — сказал он.

Я не ответила.

— Хватит уже с ней носиться.

— Дай ей уснуть, ладно?

Он молча закрыл дверь, а я набрала полную грудь воздуха и медленно выдохнула. Все. Наше свидание позади.

И пяти минут не прошло, а Натали уже спала. Но я еще долго лежала скрюченная в детской кроватке — ждала, чтобы Карл наверняка заснул.