Вий

Глава 18

— Это верно. — Аврос схватил графин с наливкой, который каким-то образом успел появиться на столе, и набулькал три стопки. — Сидя на жопе, ничего не добьёшься.

— Без интернета — воистину.

— Выпьем.

— Ну, по маленькой.

Я опасался, что Аврос опять слетит с катушек. Опытным алкоголикам бывает и одной стопки достаточно, чтобы попрощаться с кукухой. Но Аврос держал себя в руках. Даже пить больше не стал, графин отодвинул.

— Владимир, а ты что ж, из Ордена ушёл? — спросил Захар.

— Да. Я теперь глава собственного Ордена. Ордена Истинного Меча.

Захар вздрогнул. Он изначально происходил тоже из ордена каких-то мечей.

— Если уж совсем честно, — продолжал я, — это не цель, а только средство достижения цели. Если всё пройдёт по плану, то буквально завтра мой орден может стать одним из самых многочисленных в России. Так мы, во-первых, одной канцелярской крысе хвост прижмём…

— Ради крысы орден собирать? — обалдел Аврос, у него даже кусок котлеты изо рта выпал.

— … а во-вторых, я завоюю доверие большого количества людей. После чего мне нужно будет быстренько прокачаться до Сотника, и я смогу собрать этих людей в сотню. А сотня — это очень хорошо, когда надо сражаться с вием.

Аврос подобрал было кусок котлеты, отправил его в рот, но снова выронил. Захар икнул.

— С кем-кем сражаться? — переспросил Аврос.

— С вием, господа. Ну да, ну да, поздравляю: скоро будет настоящее дело. Охота, которая войдёт в легенды.

— И кто ж эти легенды рассказывать будет? — Аврос таки с третьей попытки съел беглый кусок котлеты и уставился на меня. Он быстро совладал с собой, чего нельзя было сказать о Захаре. Тот выглядел бледным, как смерть.

— Ну, кто-нибудь да расскажет, — пожал я плечами. — Лучше всего, конечно, заранее всё написать и раздать надёжным людям, чтоб знали, о чём врать. А то вдруг случится незадача…

— Незадача! Так-то ты называешь нашу гибель!

— «Нашу»? То есть, ты в деле?

— Пхах! Ты мой Орден на гибель поведёшь и думаешь, я отсиживаться стану? Да я тебе за мысли такие морду набью!

— Это успеется. А с чего твой Орден…

— Или ты чужаков на вия поведёшь, а мой Орден, людей, которые тебе доверяют, в тылу оставишь⁈ Да я тебе за такое уд оторву!

— Тьфу, Аврос! Ну что за угрозы такие?

— А вот, чтоб думал, прежде чем глупость сотворить. Помирать — так всем!

— Эм… Давай только напутственную речь перед выходом я сам произнесу, ты не лезь.

— Да пожалуйста. Ты сотник — тебе и речи произносить. Речистый, ишь.

Остаток ужина прошёл мирно. Я расспрашивал Авроса обо всяких официальных премудростях, связанных с управлением кланом. Их оказалось не так-то много.

Надо было метнуться в Питер и подать заявку на регистрацию в государственную управу по охотничьим делам, дождаться одобрения, получить соответственную грамоту.

— И у тебя, что ли, такая грамота есть?

— Была, — зевнул Аврос. — Кажется, я с ней однажды до ветру сходил. Да и шут с ней, всё равно уже все свои помнят.

— Кто «свои»? Чего помнят?

Грамота была нужна в первую очередь для того, чтобы показывать приёмщикам костей. Дело в том, что даже на сегодняшний день далеко не все охотники склонились перед государевой властью. Многие предпочитали самостоятельное существование. Которое имело как свои плюсы, так и минусы.

— Ну, сообрази, — громыхал Аврос в промежутках между закидыванием в пасть еды. — Простой люд тебе платит. Может, даже поболе платит, чем казна. Так, например, можно и без денег. Просто охотник поселится в деревне — и живёт. И кормят его, и поят, и девку ладную подкладывают. А от него всё, что требуется — защищать деревню. На которую, может, каждый день нападают твари, а может, и раз в году напасть случается. Чем не жизнь? Хорошая жизнь! Только у нас за такое из ордена разжалуют и хорошо ещё, если руку не отсекут.

— Так, а грамота при чём?

— В грамоте написано, что податель сего — глава ордена, который власти подчиняется. И у такого-то ордена можно кости принимать, значит. Те-то, тоже не дураки, соображают, что кости денег стоят. А куда сдавать, когда все приёмники — государственные? Вот и несут, да только там им — от ворот поворот. Не, ну бывает, конечно, заболтают или припугнут приёмщика.

— Хм… Я в Смоленске сдавал — никто слова не говорил.

— Пхах! Ещё б сказали. Орден Падающей Звезды все знают. И потом, у приёмщиков тоже списки есть. Их обновляют. Медленно, но всё же.

— Так и приёмщикам проблемы не нужны. Поэтому они смотрят на перчатку и больше вопросов не задают.

— То бывает, соображаешь. Но и другое бывает. Если видят, что чужак сдаёт — могут приписать своему ордену. Чужак-то деньги получил и ушёл довольный. А по бумаге выходит, что другой орден сдал.

— Хренасе! — присвистнул я. — Так это ты что, хочешь сказать, меня в Смоленске, глядя честными глазами, обули, как лоха?

— Могли и обуть, могли не обуть — ничего не скажу. Ты когда сдаёшь — поглядывай, чего этот сучий сын там у себя пишет.

— А из-за чего вообще сыр-бор с этими приписками? Неужто подарки от государыни-императрицы такие сладкие?

— Подарки очень сладкие, Владимир. Там и деньги, там и дворянство.

— Всему ордену?

— Не всему. Но, скажем, дают две дворянских грамоты, и вписывай в них, кого хочешь. А где дворянство, там и земли своей клочок. Жить можно.

— Вона чё…

— Ну. А у приёмщиков — свой интерес. Пришёл, скажем, чужой охотник из непонятного ордена кости сдавать. Развернуть его попробуешь — он тебе, чего доброго, башку снесёт, охотники народ горячий. Проще кости принять по-тихому, да и всё. А если запишешь орден, который, точно знаешь, в списках не значится — с тебя за него спросят. Вот и приписывают тому ордену, который сердцу ближе. Ну, или тому, который за приписки приплачивает. Посему попервоначалу лучше годик походить с грамотой и каждому приёмщику её в рыло совать, чтоб запомнили тебя. А уж после — можно и подтереться.

— Интересно у вас всё…

— У нас, брат Владимир, у нас! Ты теперь глава ордена, привыкай. А ещё с грамотой можно оплот построить и приёмник там открыть. Когда своим сдаёшь — тут уж точно не нагреют.

— А без грамоты оплот не поставишь?

— Поставить-то поставишь, да только на чьей земле? Хозяин земли тебе предъявит, ежели не купишь сперва участок. А отвечать будешь по обычным законам, ежели в охотниках не числишься. А уж приёмник — подавно не откроешь. Так что выправляй, брат Владимир, грамоту, — хлопнул меня по спине Аврос. — Без неё в нашем деле — никуда. Ишь ты, глава ордена! Что ж с тобой через год будет, а? Чай, вовсе императором станешь, и мы все к тебе на поклон ходить будем.

— Ох и часто ты, по слухам, к императрице на поклоны ходишь, — усмехнулся я.

Аврос расхохотался, но потом серьёзно сказал:

— К тебе приду, обещаю. Поглядеть на такое диво.

— Договорились.

Аврос всё так же серьёзно кивнул. Какое-то мгновение на меня смотрели глаза не чокнутого пропойцы, а мудрого, бесконечно усталого главы ордена. В следующее мгновение Аврос исчез.

— Ох, — сказала тётка Наталья. Она как раз появилась на пороге, неся фаянсовую посудину с киселём. Растерянно глядя на стул, где только что сидел Аврос, пробормотала: — А кисельку-то как же?

— Ничего, нам с Захаром больше достанется. Спасибо!

Тётка Наталья улыбнулась, поставила посудину на стол. Принялась разливать кисель.

Захар, глядя на неё, только что на стуле не ёрзал от нетерпения. Едва дождавшись, пока тётка Наталья уйдёт, подался ко мне.

— Ну?

— Что? — не понял я.

— Покажи хоть! Что за орден такой? Я о нём и не слыхал никогда.

— А, — сообразил я.

Стянул с руки перчатку.

Падающие звёзды исчезли. Вместо них появились мечи, направленные вертикально вверх. От контура лезвия как будто исходило сияние. Мечей было три, и располагались они там же, где прежде звёзды.

— Ого! — восхитился Захар. — Похоже-то как!

— На что похоже?

— Как — на что? На твой меч! Ты-то, когда бьёшься, со стороны себя не видишь. А нам видать. Меч у тебя в руках иной раз так вспыхивает, что глазам глядеть больно.

— О как.

— Ну. Возьмёшь меня в свой орден?

— Спрашиваешь. Только сперва надо под это дело грамоту вымутить. Слыхал, что Аврос сказал? Без бумажки никакого ордена у тебя считай, что и нет.

— Кругом бумажки, — проворчал Захар. — Шагу без них не шагни!

— Тю, брат. Это ты ещё на госуслуги ни разу не заходил.

— Куда?

— Да вот не дай бог тебе узнать, куда… Ладно. Я пойду вздремну маленько. Потом, как отдохну, сразу в Питер, грамоту получать. А ты поглядывай, скоро Тварь должна прискакать. Её надо будет за ворота провести.

Захар фыркнул.

— Вот уж за кем никакого пригляда не надо! Кобыла твоя, ежели за ворота попасть захочет, так разорётся, что не только свои — из соседних деревень прибегут. В прошлый раз её не сразу впустили, так она в пожарный колокол трезвонить начала. Стоит и молотит по нему копытом! Всю округу на уши поставила. Помогите, орёт, люди добрые! Усталую голодную лошадку домой не пускают.

— А я где был?

— Да кто ж тебя знает, где ты был.

— Ладно, понял. Скажу, чтобы больше не хулиганила.

Я зевнул и потопал наверх.

Перед тем, как завалиться в кровать, посмотрел на установленную ванну. Скорей бы уж мастер Сергий амулет сработал! Не терпится опробовать.

Посреди сна я почувствовал, как меня ласкают нежные руки. Улыбнулся Марусе, привлёк к себе.

Когда проснулся, девушка ещё спала. Будить я не стал. Быстро собрался и переместился в Поречье.

К Фёдору в трактир решил не заходить. Голода пока не чувствовал, и городские сплетни меня не интересовали. С помощью троекуровского амулета мог бы перенестись сразу на место, но захотелось прогуляться по улицам. Я пошёл пешком.

Смотрел, как просыпается город, и невольно вспоминал, как оказался здесь в первый раз. В деревенских штанах и рубахе, всего имущества — сапоги на ногах, и те отжатые у Дорофеева.

Сейчас со мной раскланивались все встречные без исключения.

— Здравы будьте, господин граф-охотник!

— Доброго здоровьичка, Владимир Всеволодович!

— Ваше сиятельство, господин Давыдов! Не угодно ли пошить осеннее пальто? Имею шикарнейший материал самого модного оттенка, привёз из Петербурга специально для вас!

Я улыбался, здоровался. Сам не заметил, как город Поречье успел стать для меня родным.

Из распахнутых дверей Урюпиных выпорхнула стайка курьеров, бывших беспризорников. Серьёзные, в одинаковых синих рубахах, картузах с ленточками и холщовыми сумками через плечо.

— Здрасьте, дяденька граф! — бросился мне навстречу Яшка.

— Здравствуй, братец. Ну как вы тут?

— Хорошо! Лучше, кажется, и быть не может. Мне даже учиться нравится! Господин учитель говорит, что я способный.

— Не сомневался. Как работается? Всё успеваете?

— Конечно! Нынче ведь мы и по городу, и по окрестностям без опаски бегаем. Тварей больше не боимся.

— Давно?

— Что?

— Тварей, спрашиваю, давно не боитесь?

— Дак, с тех пор, как вы этого злыдня Троекурова извели! В городе будто даже дышать легче стало. Кого хотите, спросите, вам каждый скажет. А господин Дубовицкий из Благородного собрания сказал, что вас надо почётным гражданином города сделать. А градоначальник Абрамов сказал, что ему хлопотать некогда. А Дубовицкий сказал, что если Абрамову некогда, то он сам похлопочет. Да так похлопочет, что после за Абрамова хлопотать придётся. А при ихнем разговоре девица была, которую Абрамов недавно на службу взял. И сказала про вас, что вы аж в самом Пекле целую рать упырей положили! Она-де своими глазами видела. И что более почётного гражданина, чем вы, во всём городе не сыскать.

Н-да. Правильно я сделал, что к Фёдору за новостями не зашёл. Уж чего-чего, а этого добра тут каждый встречный лопатой накидает.

— Ясно, — кивнул я. — Ладно, не буду задерживать. Беги!

Яшка кивнул и убежал.

А я прошёл в контору Урюпиных. Александра, услышав слово «Петербург», даже не стала спрашивать, что мне там понадобилось. Схватила саквояж и объявила:

— Я готова!

— Нет! — неожиданно возразила Евгения. — Надень другое платье. Коралловое, с английским кружевом. Оно тебе больше к лицу.

— Ты полагаешь?

— Уверена.

— Но Владимир Всеволодович…

— Владимир Всеволодович пока выпьет кофе.

— Но, быть может, он спешит?

— Ах, дорогая. Это ведь Владимир Всеволодович! Если бы он спешил, ты уже была бы в Петербурге.

— И правда, — Александра хихикнула. — Сию секунду, господин Давыдов! Извольте обождать.

Она упорхнула. Евгения предложила мне сесть, позвала слугу и приказала принести кофе. Наклонившись ко мне, доверительно сообщила:

— В Сашеньку безумно влюблен господин Ползунов.

— Да что вы? До сих пор мне казалось, что предмет любви у господина Ползунова единственный, и он не одушевлённый.

— Да-да! Это совершенно точно. В последнем письме он ей и так и написал.

— Что безумно влюблён?

— Ах, ну нет, конечно! Кто же об этом напишет напрямую?

— Н-ну… — я посмотрел в зеркало, висящее в простенке.

— Никто! — категорически объявила Евгения. — Ни один воспитанный человек!

— Н-да. Повезло мне, что не воспитанный… А Ползунов как написал?

— «Дражайшая Александра Дмитриевна». Не «уважаемая», а «дражайшая»! Понимаете?

— О, да. Теперь понимаю. Ясный день, безумно влюблён.

— Вот! А я что говорю?

Александра прискакала уже минут через десять. В новом платье, шляпке, даже волосы уложены по-другому.

— Восхитительна! — одобрила Евгения. — Он падёт к твоим ногам сей же миг! Не забудь подписать у него банковские бумаги. Вот, я приготовила, — она протянула сестре кожаную папку.

— За кого ты меня принимаешь, — обиделась Александра. Открыла папку, быстро пролистнула. — Да, всё на месте! Благодарю, Женечка, не скучай. Владимир Всеволодович, я готова.

— Вашу бы готовность, Александра Дмитриевна, да некоторым главам охотничьих орденов, — проворчал я.

Обнял Александру за талию. В следующий миг мы оказались в доме Ползунова.

Комната была заперта, из замка торчал ключ. Я отпер дверь. Мы вышли в коридор.

— … да это просто несусветная глупость! — прогрохотал от кабинета Ползунова его голос.

— Ах, несусветная⁈ — взвизгнул некроинженер. — А вы читали о последних исследованиях британских учёных?

— Я вижу то, что видят мои глаза! Вы хотите сказать, что это будет работать⁈

— Я абсолютно убежден, что это будет работать!

— Нет!

— Да!

За дверью кабинета что-то оглушительно грохнуло. Судя по всему, об эту самую дверь и разбилось.

От двери отпрянули лакей и кухарка.

— Что за шум? — спросил я.

— Ох, господин Давыдов! — лакей бросился ко мне. — Как хорошо, что вы прибыли. Изволите ли видеть — с ночи друг на друга орут! А мы и заглянуть боимся, не то что завтрак подавать.

— Пэпэльнитсу раскол-лотили, — грустно добавила кухарка.

— Может, барышню фарфоровую? — предположил лакей. — С каминной полки.

— Н-нэт. Пэпэльнитсу…

— Разберёмся, — пообещал я.

Распахнул дверь. Крайне удачно — мне в лоб летела фарфоровая статуэтка. Видимо, та самая барышня. Пришлось поймать.

Ничего такая барышня, фигуристая. Из одежды — золотые сандалики и веночек на голове. Хороший стиль, мне нравится.

— Красивое, — похвалил я.

Поставил барышню на каминную полку. Обвёл взглядом кабинет Ползунова. Битва тут шла не на жизнь, а на смерть.

Стол, пол, подоконники — всё завалено бумагами и деталями механизмов. Школьная доска в углу исчеркана мелом, а накурено так, что хоть топор вешай.

Я прошёл к окнам, открыл.

— Доброго дня, господа, — вежливо сказала Александра. — Надеюсь, мы вам не помешали?

Присела на корточки и принялась собирать бумаги.