Варфоломей Эдесский об исламе

О монахе Варфоломее, авторе «Обличения Агарянина», известно очень мало, и круг сведений почти целиком ограничивается теми указаниями, которые можно извлечь из его собственного сочинения. Как историческое лицо монах Варфоломей из Эдессы не упоминается ни в одном византийском или невизантийском источнике. Только переписчик XVII в. иеромонах Γκίνος даёт краткие сведения о нём: «Сие написал Варфоломей, иеромонах Эдесский, с горы Синай. Который, находясь там... через изучение арабских книг и писаний весьма обстоятельно узнал [их] и опроверг их болтовню и нечестивые заблуждения и мифологию».

Кроме этого из самого «Обличения» можно сделать вывод, что Варфоломей был не простым монахом, но иеромонахом, и что он, по крайней мере, время от времени жил в монастыре св. Екатерины на горе Синай[141]. Гкинос указывает, что именно там он занимался чтением Корана и другой мусульманской богословской литературы. Это подтверждает и сам Варфоломей, который неоднократно говорит о своём знании ислама: «Ибо все ваши книги я знаю» (S. 10, Ζ. 11); «ибо все ваши книги я прочёл, и не нашёл в них чего-либо доброго» (S. 14, Ζ. 2—3).

Наиболее ясное указание своей личности сам Варфоломей даёт в начале своей работы: «монах Варфоломей из Эдессы, невежественнейший из христиан и последний из всех» (S. 4, Ζ. 22). Из этой фразы мы узнаём его монашеское имя и то, что он в северосирийском городе Эдесса (современная Урфа в Турции) провёл, по крайней мере, какую-то часть своей монашеской жизни.

В других местах своего труда Варфоломей обозначает себя просто как эдессенца (S. 6, Ζ. 5, S. 28, Ζ. 16) или монаха из Эдессы (S. 90, Ζ. 20). Окружающий ландшафт северосирийской Эдессы встречается в выражении «мне не хватит Евфрата для чернил» (S. 60, Ζ. 27). Из этих высказываний «Обличения» можно безусловно заключить, что произведение составлено в Эдессе[142]. Известно, что в этом многоконфессиональном городе постоянно существовала православная община во главе с епископом[143]. То, что Варфоломей, несмотря на случайное использование несторианских сочинений, принадлежал к православной общине, несомненно; это доказывает обильное цитирование им литургических текстов греко-православной Церкви (S. 22, Z. 25 — стих из рождественского кондака прп. Романа Сладкопевца; S. 28, Z. 1 — цитата из канона на Вознесение Христово). Как убедительно показывает Khoury, богословские термины Варфоломея прямо указывают, что он не являлся несторианином или монофизитом: «Используемая им история о Бахире употреблялась преимущественно несторианскими авторами. Вместе с тем Варфоломей называет Пресвятую Деву Марию Богородицей, соответственно, он не может быть несторианином, Следует также отвергнуть гипотезу, что Варфоломей был монофизитом, поскольку он использует формулы, несовместимые с монофизитством: Иисус Христос есть Бог и человек»[144]. Наконец, на принадлежность автора Православной Церкви указывает также использование греческого языка, что для неправославных сирийских христиан нехарактерно.

В большинстве случаев, когда он передаёт на греческом арабские слова, Варфоломей делает идеально точные транскрипции, что подтверждает, что оба языка он знал как родные.

Поскольку никто из древних авторов не упоминал Варфоломея, время его жизни пытались определить по внутренним указаниям его сочинения. Это породило самые разные предположения.

Первоначально время составления «Обличения» определяли IX в. Этой точки зрения придерживались Palmieri[145], Ehrhardt и другие. Guterbock первым предположил, что это более позднее произведение — конца X в., и попытался обосновать свою позицию[146]. С критикой аргументов Guterbock’a выступил Beck[147], настаивавший на традиционной датировке. В свою очередь Eichner датировал «Обличение» XIII веком[148].

Todt, опубликовавший критическое издание «Обличения», проведя тщательный анализ текста пришёл к выводу, что время жизни автора следует отнести ко второй половине XII в.[149] Основанием для этого послужило использование Варфоломеем специфических выражений и терминов, получивших распространение в XI—XII вв., отождествление упоминаемого в тексте Μοράτινος с Нураддином из Алеппо (1146-1174), упоминание ханбалитского мазхаба, получившего распространение в Сирии только в XI в. и др.

Однако уже после исследования Todt’a появилась статья Sahas’a, в которой тот вновь относит текст к концу IX столетия, аргументируя это тем, что все внутренние свидетельства указывают на ислам постомейядского периода, с только недавно возникшими хадисами, суфизмом ранней стадии, мутазилитско-суннитским спором о тварности Корана и др.[150] Упоминание школы Ибн Ханбала (ум. 855) формально не противоречит датировке, а некоторые слова более позднего происхождения появились в тексте, по мнению Sahas’a, благодаря переписчикам, которые заменяли некоторые архаичные слова более современными синонимами.

Говоря о мусульманских источниках «Обличения», нельзя не отметить ту особенность текста сочинения Варфоломея, что большинство его ссылок на Коран на самом деле представляют цитаты из других источников — сборников хадисов либо «Сирата» Ибн Исхака. Нам представляется чересчур категоричным мнение Todt’a, будто на этом основании «нужно исключать непосредственное знакомство Варфоломея с Кораном»[151], просто, по-видимому, Варфоломей называл Кораном любую мусульманскую книгу религиозного содержания[152]. Но собственно Коран он всё-же читал и цитирует его, хотя и не дословно — очевидно, по памяти.

Поводом к написанию труда Варфоломея явилось его знакомство с антихристианским мусульманским сочинением. Начало «Обличения» не сохранилось, поэтому достоверно установить автора антихристианского памфлета не удаётся.

Оригинальность сочинения Варфоломея во многом обусловлена знакомством его автора со множеством бытовых религиозных особенностей арабов, «Обличение» дышит реальным опытом наблюдения за мусульманами и сосуществования с ними. И если многие сцены повседневной жизни мусульман, которые он описывает, можно объяснить этой наблюдательностью, то некоторые сведения, как, например, о богослужении в мечети или ритуале омовения, автор-монах явно не мог наблюдать лично. Вероятно, он узнал их от какого-то бывшего мусульманина, обратившегося в христианство и ставшего монахом в том же монастыре, что и он[153].

Ещё одной проблемной темой стал вопрос о христианских источниках Варфоломея. Сам он ссылается на некие «халдейские писания», из которых он черпает информацию.о Мухаммеде. Khoury[154] понимал под этим группу «Апокалипсисов Бахиры»[155] — несторианских сочинений, существующих на арабском и сирийском языках и написанных между IX и XII вв. Рассказанная в них с разными вариациями история о монахе Бахире как учителе Мухаммеда действительно имеет много совпадений с «Обличением», однако Todt замечает, что «хотя имеется определённое сходство в материале, однако нет никакой непосредственной литературной зависимости»[156], Варфоломей не знает многих важных деталей из «Апокалипсисов», а некоторые сообщаемые им не совпадают ни с одной известной версией.

Abel был убеждён в литературной зависимости Варфоломея от «Апологии» Абд аль-Масиха ибн Исхака аль-Кинди, написанной во времена аль-Мамуна (813-833)[157]. Он обосновывал свой тезис общностями в аргументации обоих авторов[158]: перевод арабского samad как «единый», сопоставление Христа и Корана как Слова Бога, критика мусульманского учения о том, что имя Мухаммеда написано на престоле Божием и цитирование Исх 5:1.

Trapp считал, что Варфоломей зависит частично от «Хроники» Георгия Амартола[159], однако Todt справедливо заметил, что «ввиду значительных различий между сообщением Амартола о Мухаммеде и данных Варфоломея, здесь имеется лишь параллель»[160].

Никто из исследователей, кроме Sahas’a, не отметил параллелей «Обличения» с антимусульманской главой прп. Иоанна Дамаскина; Sahas упоминает о некоторых из них[161], но ограничивается простой констатацией. На наш взгляд, знакомство Варфоломея с содержанием 100 главы «О ересях» прп. Иоанна очевидно. Он заимствует и развивает целый ряд аргументов Дамаскина: об отсутствии свидетелей откровения Мухаммеду, об именовании в Коране Христа Словом Божиим, о доисламском почитании арабами Афродиты и др.

Сочинение Варфоломея было использовано монахом Евфимием в его «Диалоге с сарацином»[162]. Вопросы, которые Варфоломей процитировал в начале своего «Обличения», Евфимий делает репликами своего оппонента, также в заключительных фразах имеются дословные совпадения. Вместе с тем Евфимий иногда даёт иные сведения о Мухаммеде по сравнению с текстом Варфоломея[163]. Кроме этого «Обличение» цитируется в анонимной «Истории» XVII в. в главе, посвящённой Мухаммеду.

Какое-то время Варфоломею Эдесскому приписывалось сочинение «Против Мухаммеда», которое было обнаружено в той же рукописи, что и «Обличение», и сразу после него. Однако оно очевидно принадлежит другому автору и это довольно рано установили исследователи. Автор «Против Мухаммеда» очень хорошо знал и испытывал большую зависимость от предшествующей византийской полемической традиции, с которой Варфоломей Эдесский почти совершенно не был знаком. «Против Мухаммеда» во многом представляет собой механическую компиляцию сведений более ранних авторов, тогда как «Опровержение агарян» Варфоломея — целиком оригинальное сочинение. «Сходства между двумя сочинениями минимальны, напротив, многочисленные разногласия и, главным образом, оттенок является слишком различным, чтобы допустить, что они принадлежат одному автору»[164]; «несмотря на многочисленные сходства, вполне объяснимые иначе чем идентичностью авторства, различия имеют такой характер, что делают необоснованным приписывание этого сочинения Варфоломею. Таковы, например, имена и число жен Мухаммеда и его детей; составление Корана; несторианский монах, который преподавал Мухаммеду христианство, и т. д.»[165].

Загрузка...