Византийские сочинения об исламе

Георгий Амартол об исламе

О личности Георгия, автора известной «Хронографии», одном из продолжателей прп. Феофана Исповедника, не известно ничего, кроме тех сведений, которые можно получить из его труда. Из них следует, что он был монах (как он сам о себе говорит несколько раз), подвизался в Константинополе и трудился во время правления императора Михаила 111 (842-867). Свою «Хронику» Георгий закончил 842 годом. Он имел намерение продолжать свою работу до 867 года, даты смерти Михаила III, но по каким-то причинам не исполнил его. Подписал свой труд он как «грешный монах Георгий», откуда и пошло его прозвище «Амартол».

«Хронография» Георгия Амартола пользовалась значительной популярностью как в Византии, так и за её пределами. Позднее её продолжил Симеон Метафраст и другие анонимные авторы до 948 г. Очень скоро она была переведена на славянский язык различных изводов в Болгарии, Сербии и Руси и на грузинский. В этих версиях она стала источником для всей ранней славянской историографии. Таким образом «Хронография» Георгия получила очень значительное распространение в православном мире.

Кроме собственно изложения исторических событий, «Хронография» содержит значительные отступления богословского характера. В одном из таких отступлений — в 235 главе — Амартол подробно разбирает и описывает ислам.

«Заимствования Амартола из его предшественника Феофана очевидны: он переписывает почти полностью главу его „Хронографии“, опуская любопытный рассказ о евреях, обратившихся в ислам, а затем разочарованных, и данные относительно учреждения и распространения ислама. Он добавляет также к тексту Феофана несколько уточнений: изгнанный монах был арианин, христиане, с которыми Мухаммед встречался в Палестине — еретики, ариане и несториане. Амартол подчёркивает, что состояние Хадиджи сделало Мухаммеда обеспеченным человеком»[104]. Кроме главы прп. Феофана он использует также сочинение прп. Иоанна Дамаскина. Тем не менее, в основной массе, глава Георгия является оригинальной.

В сочинении видна определённая последовательность изложения: сначала биография Мухаммеда (здесь влияние прп. Феофана Исповедника), затем описание отношения его веры к догматам христианства и перечисление обрядовых норм и положений (влияние прп. Иоанна Дамаскина) и после этого разбор собственно исламского вероучения.

Георгия Амартола разительно отличает от прп. Феофана тон изложения. Если у прп. Феофана мы видим спокойное, беспристрастное изложение исторических фактов, без каких-либо экспрессивных личностных оценок, то Георгий пишет об исламе в нарочито оскорбительном тоне, он словно наслаждается виртуозным подбором всё новых и новых ругательств и бранных эпитетов в адрес религии Мухаммеда, его самого и его последователей. Георгий употребляет около сотни самых разных оскорбительных слов, которые при этом в тексте почти не повторяются. В этой связи очень показательно то, что Амартол убрал из используемого им текста прп. Феофана заключительные указания на положительные моменты в религии Мухаммеда. И дело здесь не в том, как полагал Khoury, что «Амартол не умеет сдерживать свой гнев»[105], через всё это видно, что он пишет так не оттого, что даёт волю страстям (чего ему, как монаху, не положено), но потому как убеждён, что именно таковое возмущённое настроение должна испытывать душа христианина, знакомясь с богохульным заблуждением арабов. Если прп. Феофан подчёркнуто спокоен, когда пишет об исламе, а прп. Иоанн подшучивает и смеётся, то Георгий равно далёк как от первого, так и от второго. Возмущение и праведный гнев — вот, что он культивирует в своих читателях, старательно подбирая как гневные определения, так и те элементы вероучения и религиозной практики мусульман, с которыми он знакомит своего читателя. Всё, что не служит этой цели, он опускает. В этом, помимо прочего, просматривается также и его отношение к известной ему предшествующей византийской полемике с исламом (преподобным Феофану и Иоанну). Как и Феодор Абу Курра, Амартол убеждён в бесовдохновенности основателя ислама, однако прямой зависимости нет, и ничто не указывает, что константинопольский монах мог быть знаком с антимусульманскими трудами харранского епископа.

Однако, несмотря на такой настрой и выбранный тон повествования, Георгию удаётся сообщить об исламе очень много нового для византийского читателя и затронуть глубокие богословские вопросы. Некоторые очень важные темы, ставшие классическими в последующем христиано-мусульманском средневековом диалоге, он поднимает первым. Сюда можно отнести, например, вопрос о предопределении, противопоставление нравственного учения Христа и Мухаммеда, определение ислама как синкретической религии, составленной из иудаизма, христианских ересей (монофизитства и несторианства) и сохраняющей пережитки доисламских языческих культов арабов[106]. Весьма подробно и последовательно Амартол описывает мусульманскую эсхатологию, при этом излагая её очень близко к мусульманской традиции, выраженной прежде всего в хадисах, а не в Коране.

В составе «Хронографии» 235 глава получила широкое распространение и самостоятельно оказала значительное влияние на последующих полемистов. В Византии Амартола цитировали анонимный автор сочинения «против Мухаммеда», Евфимий Зигавин в своём «Догматическом всеоружии» и Никита Хониат в «Сокровище Православия».

Уже в середине XI века «Хронография» была переведена в Киевской Руси[107] на славянский язык русского извода. Влияние этого памятника на средневековую русскую историческую литературу сложно переоценить. Можно утверждать, что историческая концепция возникла на Руси в значительной мере под влиянием стиля Амартола.

Большое влияние оказала и указанная глава на представления средневековой Руси об исламе. Сведения из этой главы, дополненные сведениями на эту тему из переведённой в Болгарии «Хроники» Константина Манассии (XI)[108], были использованы в Толковой Палее второй редакции (XIV), а также в «Русском Хронографе» (1512)[109]. Во многом на ней основывался в своих противомусульманских сочинениях прп. Максим Грек[110].