Прп. Иоанн Дамаскин родился около 675 г. и вырос в Дамаске в семье высокопоставленного христианского чиновника в Халифате. Образование он получил от освобожденного из рабства его отцом монаха Косьмы. Монах Косьма учил преподобного Иоанна и его брата святителя Косьму, будущего епископа Маюмского, греческому, философии, риторике, физике, арифметике, геометрии, музыке, астрономии и богословию. В молодости преподобный Иоанн пошёл по стопам отца и стал одним из приближённых халифа Язида I (680-683), так что «цветущее время его жизни прошло в занятиях делами мусульманской империи»[6].
Он наследовал пост своего отца, а перед тем — деда. Прп. Феофан Исповедник сообщает, что отец прп. Иоанна Дамаскина был «логофет дрома»; возможно, это означает, что он заведовал сбором налогов с христианской общины. Анонимное арабское житие говорит о его отце как о правителе Дамаска, которого простые люди называли «эмиром».
Государственная деятельность преподобного Иоанна Дамаскина окончилась при халифе Валиде I (705-715). И сам преподобный Иоанн подвергся из-за клеветы притеснению, и примерно в то же время его брат святитель Косьма был сослан и лишён языка за спор с мусульманами. Около 725 г. преподобный Иоанн покинул Дамаск и отправился в Палестину, приняв постриг в знаменитой лавре св. Саввы Освященного.
Именно во время его монашества было написано большинство трудов преподобного. Согласно его происхождению и административной деятельности, он знал арабский язык, однако писал свои труды именно на греческом. Дата его смерти точно неизвестна и приблизительно определяется около 749 г.
Одна из частей знаменитой трилогии прп. Иоанна Дамаскина, озаглавленной «Источник знания», посвящена перечислению и описанию различных религиозных заблуждений и носит название «О ересях». По преимуществу это компиляция из трудов предыдущих ересиологов[7], однако в 100 главе[8] преподобный Иоанн описывает «религию измаильтян», и эта глава является целиком оригинальным произведением. Глава об исламе гораздо более пространна по сравнению с главами, посвящёнными другим ересям. Скорее всего это связано с тем, что изложенные ереси были известны, в то время как ислам, как недавно возникшая религия, должен был более подробно разъясняться читателю.
Прп. Иоанну Дамаскину приписываются также ещё некоторые сочинения, касающиеся ислама:
— «Разговор сарацина с христианином»,
— «Мученичество святого Петра Капитолийского»[9],
— Два фрагмета из несохранившегося сочинения[10].
«Разговор» совершенно точно не принадлежит прп. Иоанну[11], относительно аутентичности фрагментов выразил сомнение Khoury[12], относительно «Мученичества святого Петра» — издатель текста Peeters. Возможно, то, что касается последних двух сочинений, нуждается в более тщательном отдельном исследовании, здесь же мы ограничимся главным антимусульманским сочинением прп. Иоанна.
Abel выразил сомнение в подлинности 100 главы и пытался доказать, что она написана не преподобным Иоанном. Он считал, что это поздний текст, составленный неизвестным автором в конце X века под влиянием анонимного сочинения «Против Мухаммеда» и «Догматического всеоружия» Евфимия Зигавина[13]. Однако исследователями творчества прп. Иоанна аргументация Abel'я была признана безосновательной и не выдерживающей критики[14]. Кроме несостоятельности аргументов, его утверждение опровергается и тем фактом, что ранние рукописи 100 главы относятся к IX веку — более раннему времени, чем предложенная Abel’ем датировка. Современные учёные, такие как Sahas[15], Khoury и Le Coz[16], с полной уверенностью говорят об аутентичности этого произведения.
Имя преподобного Иоанна Дамаскина обычно открывает список христианских антимусульманских полемистов, хотя ещё до него на греческом о религии арабов писал прп. Анастасий Синаит, на сирийском были записаны диалоги с мусульманскими чиновниками монофизитского патриарха Антиохийского Иоанна I (†648) и монаха-несторианина Авраама из Бет-Хале (ок. 670), писал об исламе и яковитский епископ Афанасий Баладский (†687), на арабском языке анонимным автором ок. 700 г. была составлена апология христианства[17], Таким образом, в строгом смысле слова, прп. Иоанн Дамаскин не был, как нередко считают, первопроходцем христиано-мусульманского диалога, написанная им глава влилась в уже сущестующую традицию, но можно согласиться с Khoury, что «он относился к первой фазе традиции, которая должна была произвести в течение последующих столетий большое количество апологетических и полемических сочинений»[18], подавляющее большинство из которых испытали на себе влияние его труда. Так что можно даже сказать, что прп. Иоанн определил то русло, по которому антимусульманская полемика протекала в последющие века.
Распространённое заблуждение, будто бы прп. Иоанн считал ислам «христианской ересью»[19], лишено всякого основания. «Ересью» (αΐρεσις) ислам называли практически все византийские полемисты — от прп. Феофана Исповедника и Георгия Амартола до Евфимия Зигавина и свт. Симеона Фессалоникийского. Одновременно с этим они называли его и словами «религия» (θρησκεία), «вера» (πίστις), «почитание» (σέβας), не проводя между ними строгого разграничения.
Преподобный Иоанн, как и прочие Святые Отцы, называл ислам ересью в средневековом смысле этого слова, подразумевая под этим любое религиозное заблуждение кроме Православия. Как верно замечает Sahas, в том же сочинении он описывает как «ереси» иудаизм и разновидности язычества[20]. Разумеется, ни преподобный Иоанн Дамаскин, ни другие Отцы вовсе не обязаны были понимать под этим словом то узкое значение, которое придали ему в XVII—XVIII вв.
В относительно небольшом тексте, который без труда помещается на одном листе формата A4, преподобному Иоанну удалось описать:
— доисламскую религию арабов;
— время и место возникновения ислама, обстоятельства и историю;
— вероучение ислама;
— ритуальную практику, обряды ислама;
— религиозные нормы и запреты ислама;
— основные претензии мусульман к христианству;
— ответы на них (апология христианства);
— наконец, преподобный Иоанн дал пример и очертил основные пункты христианской полемики против ислама, притом настолько добросовестно, что указал даже варианты реакции мусульман на христианские реплики.
При этом почти по каждому упомянутому пункту он даёт достаточно полное и исчерпывающее изложение. Почти ничего из этого не было известно византийскому читателю, который черпал основные сведения из этой главы на протяжении многих последующих поколений, и даже когда появилось большое количество полемических сочинений, к труду преподобного Иоанна продолжали обращаться.
Поэтому никак нельзя согласиться с мнением о. Иоанна Мейендорфа о том, что его «вклад в историю византийской полемики с исламом незначителен»[21].
Прп. Иоанн трижды в разных местах называет положения ислама «достойными смеха», «смехотворными». Значительную часть его полемики составляют шутки и остроты в адрес религии Мухаммеда, безусловно, рассчитанные на то, чтобы вызвать у читателя улыбку.
Это позволило владыке Анастасию сделать вывод, что «святой Иоанн Дамаскин недооценивал новую религию, рассматривая её как нечто несерьёзное. Только в качестве примера Дамаскин перевёл некоторые положения исламского учения, которые охарактеризовал как „смехотворные“»[22].
Преподобный Иоанн подвергает осмеянию ислам и призывает к тому же читателя. Ислам действительно кажется ему смешным в своей примитивности учением. Его шутливый, насмешливый тон не мешает ему вполне обстоятельно излагать выводы своих многолетних наблюдений и размышлений над религией сарацин и собственный полемический опыт. И в выбранном тоне видится принципиальная позиция и отношение к религии арабов, а не её недооценка.
Просматривая текст главы, нельзя сказать, чтобы прп. Иоанн Дамаскин недооценивал ислам. Он пишет об исламе как об «усиливающейся» религии, определяет её как «предтечу антихриста», соответственно полагая, что она будет существовать до явления антихриста, то есть практически до конца мира, если только не понимать это выражение аллегорически.
Разбирая неточности, допускаемые преподобным Иоанном в отношении Корана, Merrill склоняется к выводу, что он не был знаком с текстом Корана непосредственно[23]. Но, на наш взгляд, факт наличия неточностей не даёт достаточных оснований для того, чтобы согласиться с таким далеко идущим заключением.
Очевидно, что знакомился с исламом и Кораном прп. Иоанн во время своей административной деятельности в Дамаске, а составлял рассматриваемую главу уже на склоне лет в монастыре св. Саввы, спустя многие годы, если не десятилетия после знакомства. Естественно, что человек, который будет записывать по памяти текст, прочитанный им десять и более лет назад, неизбежно допустит какие-то неточности в изложении, однако эти неточности не могут служить основанием для утверждения, что он вовсе не был знаком с излагаемым по памяти текстом. Более того, учитывая названное обстоятельство, а также то, что текст был на другом языке, можно сказать, что прп. Иоанн допустил минимум неточностей и они почти не носят принципиального характера. Среди таких неточносетей можно перечислить, например, то, что прп. Иоанн относит аяты из 2 суры к 4 суре, а также упоминает несуществующую в Коране суру «Верблюд» и соответствующее сказание.
Некоторые отличия в изложении прп. Иоанном вероучительных положений и норм ислама от мусульманской традиции являются не неточностями, но отражением ранних мусульманских толкований и народных легенд, которые не нашли места в дошедших до нас классических источниках ислама, поскольку эти источники были записаны несколько поколений спустя после того, как прп. Иоанн закончил свою главу.
К этому относится, в частности, наименование Афродиты, которой арабы поклонялись до ислама, «Хабар». Прот. Иоанн Мейендорф приводит это как пример неосведомлённости прп. Иоанна Дамаскина в исламе, якобы происходящей из непонимания мусульманской молитвы Allahu akbar (Аллах велик).
Однако ещё в XIX веке Саблуков писал, что слово «Хубар», употребляемое прп. Иоанном в отношении Афродиты, под которой имеется в виду арабская богиня Аллат — это искажённый отголосок языческой молитвы, адресованной к ней: Allatu kubra, — формулы, изменённой впоследствии на мусульманский такбир[24].
Будучи одним из ранних христианских авторов, описывающих ислам, прп. Иоанн в своём описании почти целиком зависит от мусульманской традиции. И хотя его сочинение представляет в связи с этим колоссальную научную ценность для истории ранних этапов этой традиции, он, к сожалению, не доносит никаких альтернативных преданий о Мухаммеде и возникновении ислама, которые ещё могли циркулировать в ближневосточных христианских кругах в его время. Он часто цитирует Коран для примера и показывает знакомство с хадисами или преданиями, часто предлагает свою интерпретацию этих сведений, но никаких других источников, кроме устных рассказов, опять-таки, мусульман, он не имеет.
Ценность полемического труда прп. Иоанна в том, что он даёт целостное осмысление ислама так, как он понимался самими арабами, и вводит его в круг византийской мысли. Темы, сформулированные им, и аргументы, которые он использовал, постоянно повторялись впоследствии с восьмого столетия вплоть до двадцатого[25]. Знакомы с его трудом были практически все византийские авторы и, соответственно, в большей или меньшей степени зависели от него.
Довольно рано труды прп. Иоанна были переведены на латынь, арабский и славянский языки, и в том числе рассматриваемая нами глава, которая таким образом оказала влияние на всё средневековое христианское восприятие ислама в целом, а также, возможно, и на сам ислам[26].