Византийские сочинения об исламе

Св. Самон Газский об исламе

Впервые св. Самон Газский и его диалог о Евхаристии упоминается в издании 1560 г. греческого текста Литургий свв. Иакова, Василия Великого и Иоанна Златоуста. Вскоре диалог стал известен, придясь кстати в полемике между католиками и протестантами о Евхаристии. В этом споре и православная сторона ссылалась как на авторитет на бл. Самона (например, Мелетий Сириг (†1669) и патриарх Иерусалимский Досифей (†1707)).

Что же касатеся протестантской стороны, то она в лице пастора E. Aubertin’a (†1653) заявила, что Самон Газский — «фигура химерическая», а текст его диалога — подложный, и написан в XVI в. Эту мысль повторяли затем и другие протестанты. Однако в последующей полемике их аргументы были признаны безосновательными (Р. Päris’ом) и до середины XX в. диалог более не вызывал сомнений в подлинности[211].

Рукописная традиция вступления к «Диалогу» кратко сообщает, что Самон был архиепископом г. Газа в Палестине, занимал кафедру около 1050 или около 1072 гг. и был мучеником, убитым мусульманами. Это всё, что было известно об авторе «Диалога», и на основании этих сведений Papadopouli включил его в изданный им каталог святых[212]. Текст сочинения был издан Galland’ом и перепечатан в патрологии Миня (PG. Т. 120. Coll. 821-832).

В 1946 г. М. Jugie опубликовал статью, в которой вновь подверг сомнению «Диалог». Он обнаружил, что самый ранний из сохранившихся список диалога Самона Газского относится к XVI в. и был переписан Константином Палеокаппой, который находился под именем монаха Пахомия на горе Афон с 1539 по 1543 гг. и состоял на службе у кардинала Лотарингии Шарля (†1571). Диалог находится в подборке между другими пространными цитатами из греческих Отцов Церкви, предназначеннной для аргументов в полемике с протестантами о таинстве Евхаристии и других пунктах спора. Упомянутый Палеокаппа известен как составитель фальшивок. Pulch доказал, что он являлся подлинным автором компиляции, озаглавленной «Violarium Eudocie Macrembolitissa»[213], Cohn доказал то же в отношении «ритора Кастора Ходеса»[214], Mercati — в отношении сочинения «Против иудеев» никогда не существовавшего «Фаддея, патриарха Иерусалимского»[215]. Jugie убеждён, что Самон Газский это также вымышленное лицо, а его диалог — фальшивка, созданная Палеокаппой специально для подтверждения католической стороны в споре с протестантами[216]. Jugie выдвигает несколько аргументов против аутентичности текста «Диалога».

Первый аргумент — дословное включение в начале текста пространной цитаты из Феодора Абу Курры (XXII диалог), в середине один из вопросов и начало ответа на него представляют точную цитату из XXIII гл. «Путеводителя» прп. Анастасия Синаита, имеются также цитаты из прп. Иоанна Дамаскина и свт. Иоанна Златоуста. Всё это указывает, по мнению Jugie, на компилятивный, а не самостоятельный характер сочинения.

Второй аргумент — цитаты из более поздних авторов. Так, в отношении мысли Самона о необходимости для священника молитв присутствующих мирян, Jugie считает, что «этот ответ вдохновляется теорией Николая Кавасилы о эпиклезе и совершении таинств в целом». В другом месте фразу о том, что Христос не назвал евхаристический хлеб образом Своего Тела, но им самим, Jugie определяет как цитату из бл. Феофилакта Болгарского[217].

Третий аргумент — наличие в диалоге мыслей, которые, по мнению Jugie, являются заимствованиями из латинской схоластики. К ним он относит вопрос о том, почему в Евхаристии Тело и Кровь Христа подаются под видом хлеба и вина, а не под каким-либо другим видом? Здесь Jugie видит латинский схоластический вопрос, не известный в Византии. Вторым латинизмом, по его мнению, является вопрос о том, как Тело Христово на Евхаристии, разделяясь на многие частицы, остаётся единым. Вопрос этот, как полагает Jugie, не интересовал греков до XV в.[218]

Однако исследование Jugie не стало последней точкой в вопросе о «Диалоге» и его авторе. Были выдвинуты другие оригинальные гипотезы.

Так, Σδράκα отождествлял автора трактата с Самоной — православным арабом, фаворитом и первым министром императора Льва VI (886—912)[219], однако это явный анахронизм. Нет никаких сведений, что после окончания своей политической карьеры известный интриган Самона, готовый в случае любой неприятности вернуться к арабам, стал, как полагал Σδράκα, архиепископом Газы.

Более достоверное предположение высказал архимандрит Игнатий (Dick), отождествивший Самона Газского с арабским православным богословом и поэтом XI в. Сулейманом аль-Газзи[220].

Сулейман аль-Газзи является автором «Дивана», который содержит более трёх тысяч стихов, это первый чисто христианский поэтический сборник[221]. Кроме этого ему принадлежат различные полемикобогословские трактаты, в которых он защищает православную веру от критики разных еретиков, иудеев и мусульман. В этом он подражает Феодору Абу Курре.

О биографии Сулеймана известно немногое. Только относительно недавно Nasrallah убедительно доказал, что этот автор жил в XI в[222]. В молодости он был монахом, однако затем оставил монастырь, женился, у него родилось двое сыновей, он стал богат и обеспечен. После смерти жены и сыновей, Сулейман покаялся, роздал имущество и вернулся в монастырь. Через какое-то время его рукоположили во епископа Газы. Ma’luf[223] и Cheikho[224] утверждают, что он умер, как мученик за веру. Сулейман жил во время гонений халифа аль-Хакима (996-1021), и в некоторых его стихах встречаются пожелания смерти халифу.

Указывая на совпадения в биографических сведениях и на то, что греческие имена Σαμονας и Σαλομονας (слог «λο» мог выпасть по ошибке переписчиков) передаются на арабский как «Сулейман», Dick делает вывод, что Самон, епископ Газы XI в., который беседует с мусульманами в духе Абу Курры, есть без сомнения Сулейман аль-Газзи, епископ-богослов также города Газа в XI в., и считает, что «этот греческий текст сохраняет значительное с точки зрения догматики свидетельство относительно веры Православной Церкви в XI в. о Евхаристии»[225].

Dick подвергает критике позицию Jugie, называя его гипотезу о фальсификации Палеокаппы сомнительной. Он спрашивает: «Почему этот греческий автор, живущий на Западе, оформил своё произведение в виде диалога с мусульманином по дороге в Эмессу? Как он смог «обнаружить» текст Абу Курры, ещё неизданный и неизвестный на Западе и даже на Востоке?»[226].

Развивая критические замечания архимандрита Игнатия, следует констатировать, что аргументация Jugie не может быть признана убедительной.

Включение в текст собственного сочинения пространных цитат из трудов предшественников является обычным приёмом для средневековых христианских авторов, такое очень часто встречается у полемистов с исламом (Георгий Амартол, Еводий, Евфимий Зигавин и др.), посему имеющиеся в «Диалоге» прямые цитаты из Феодора Абу Курры, прп. Иоанна Дамаскина и прп. Анастасия Синаита не могут быть доказательством неаутентичности произведения.

То, что Jugie определяет как мысли, «навеянные» Феофилактом Болгарским и Николаем Кавасилой, у самих указанных авторов является повторением аналогичных мыслей свт. Иоанна Златоуста[227], так что указанные Jugie параллели следует признать безосновательными как источники «Диалога».

То, что по мнению Jugie является «латинизмами», встречается в византийской агиографической литературе более раннего времени (напр., евхаристическое видение из «Жития прп. Нифонта»), кроме того, они являются вполне естественными вопросами, которые мог задать любой простой человек и любой образованный араб в рамках мусульманского калама в XI в.

Помимо этого, аргументация Jugie имеет ряд серьёзных изъянов. Во-первых, он ничем не подтверждает своё предположение, что именно список Палеокаппы был списком, легшим в основание издания 1560 г., хотя вероятность этого ничтожно мала. Во-вторых, некоторые идеи, выраженные в диалоге, очевидно более удобны для протестантов, чем для католиков (мысль о необходимости молитвы народа для совершения таинства Евхаристии) и это выбивает почву из-под основной гипотезы Jugie, что это фальшивка, специально составленная для большей убедительности католической стороны. В-третьих, Jugie игнорирует то, что «Диалог с Ахмедом» органично вписывается в контекст христиано-мусульманской полемики, где вопрос о Евхаристии был одним из основных (на греческом ему уделяли внимание Феодор Абу Курра (†830) и монах Евфимий (XI в.), на сирийском — монах Авраам из Бет Хале (ок. 725) и Феодор бар Коно (†792)[228]), и те средства, которые использует автор диалога (аргументы от разума, суждения по аналогии), вполне в русле византийской полемической литературы[229]. Он упоминает и разъясняет таинство крещения с прозрачным намёком собеседнику принять его, он объясняет христианское понимание Бога-Троицы — всё это органично вплетается в контекст диалога с мусульманином и выходит за рамки простого спора с протестантами о том, являются ли хлеб и вино Телом и Кровью Христа.

В-четвёртых, как сочинение XI в., «Диалог» органично вписывается в историю византийского богословия о Евхаристии. Текст не обнаруживает следов евхаристических споров XII в. Терминология вполне архаична (μεταβάλλω, как у Дамаскина и других древних Отцов, а не μετουσιοϋμαι, которое стало употребляться как раз с XVI в. под влиянием католицизма и именно в спорах с протестантами и которое было бы естественно употребить Палеокаппе, раз он, по мнению Jugie, без оглядки включал латинизмы).

Наконец, решающий, на наш взгляд, довод против позиции Jugie, состоит в том, что, в отличие от фантомов, созданных Палеокаппой, Самон Газский — лицо историческое!

Сведения, которые сообщаются о нём в надписании греческих рукописей по всем пунктам совпадают с тем, что известно о Сулеймане аль-Газзи. Эти совпадения не могут быть случайными и совершенно очевидно, что это — одно лицо. Откуда мог узнать в XVI в. Палеокаппа[230] о существовании православного писателя-богослова, совершенно безвестного на Западе и греческом Востоке, и дать столь точные о нём сведения, когда это было неизвестно даже в середине XX в. самому Jugie, который полагал, что это произвольно выдуманное Палеокаппой имя? И зачем ему понадобилось надписывать собственную компиляцию именем Самона, если в других случаях он свободно выдумывал произвольные имена для своих подлогов?

Следует также обратить внимание на славянский перевод диалога св. Самона Газского, который был произведён, по-видимому, в конце XVI — начале XVII вв. В целом виде он, судя по всему, не сохранился. Братья Иоанникий (†1730) и Софроний (†1717) Лихуды использовали его в своей противокатолической книге «Мечец духовный, или Диалоги Грека учителя к некоему иезуиту», написанной около 1685 г.[231]; позднее цитаты из него вошли в состав материалов к книге «Щит веры»[232], посвящённой полемике с католиками по вопросу о времени преложения Святых Даров на литургии, составленной в самом конце XVII в. Нам удалось ознакомиться с этими цитатами по рукописи «Щита Веры» (РГБ, Егор. 1570).[233]

В тексте «Щита веры» в ряду выписок из разных источников в качестве аргументов трижды цитируется диалог Самона Газского. Следует обратить внимание на те краткие сведения о Самоне, которые встречаются в этих ссылках: он был епископом Газы, жил около 1070 г., составил «Слово к Ахмеду Сарацину» (л. 18), называется святым (л. 371).

Этот перевод имеет ряд смысловых разночтений с дошедшим до нас греческим текстом. Так, например, в тексте PG говорится, что Самон прибыл в Эмессу (ныне Хомс), город на западе Сирии. У славянского переводчика говорится о Эдессе (ныне Урфа): «Святый Самон, епископ Газский, пошед во един от днии во Едес купно со многими различными языки...» Первый вопрос Ахмеда имеет иную форму: «Как вы, иереи, [можете] называть хлеб Телом Христовым?»; далее, Самон во всех трёх цитатах называется епископом, а не архиепископом, наконец, если в греческом стоит, что «священник молится прежде о своём невежестве, после же за народ», то в славянском переводе говорится: «священник должен творить многие молитвы и моления ради невежества и ради грехов своих, и ради грехов людских».

Следует заметить, что перевод с греческого во всех цитатах очень точный, почти полностью совпадающий с имеющимся у Миня текстом, хотя составитель «Щита веры» нередко свободно ставит рядом и даже в одно предложение фразы из разных мест «Диалога». Однако он никогда (за исключением, возможно, 1-го вопроса Ахмеда) не даёт пересказа, но именно конспектирует аргументы Самона. Немногочисленные значимые разночтения, тем не менее, довольно интересны и дают повод предположить, что в основу перевода была положена иная редакция греческого текста, чем переписанная Палеокаппой; твёрдое наименование сана Самона как епископа (а не архиепископа, как в списке Палеокаппы) даёт ещё один аргумент к отождествлению его с Сулейманом аль-Газзи, который также был именно епископом Газы.