Воентур 4

Глава 9

Дитрих Подхаст был в крайне нервном состоянии. Он после боя у станции Орша остался старшим в отряде, который представлял сборную солянку из нескольких спецподразделений Рейха. Кроме него, из офицеров остались в живых лейтенант из абвера Бомлер и лейтенант цур-зее Кениг. У «птенчиков Геринга» в живых остался только рядовой состав и пара унтеров.

Ему в этом году весной исполнилось тридцать два года. Красивый, довольно замкнутый молодой мужчина, с темными глазами, взгляд которых казался нетерпеливым, как будто жизнь текла для Дитриха слишком медленно. Будучи отнють не дураком, и отличным спортсменом он смог дослужиться до гауптштурмфюрера в элитном подразделении СС.

После окончания средней школы, он какое-то время он занимался искусством, находясь на содержании у отца. Договорившись с ним, что, если от его занятий толку не будет, он поступит в армию. Именно так и случилось.

Его, досконально проверенного гестапо на благонадежность, и сдачи экзаменов по физической подготовке по линии «Юнгфольк», допустили к сдаче вступительных экзаменов в артучилище. Их он сдал блестяще — отец, майор-артиллерист лично занимался с ним математикой и физподготовкой. После этого, он с ходу отправился рядовым солдатом в часть, где отслужил год, познавая все тонкости солдатского бытия. И отслужил неплохо, честно заработав крайне положительный отзыв, рекомендацию начальства, пришил себе лычки ефрейтора и с гордым названием «фаненюнкер» постигал полгода азы теории артиллерийской науки, и еще полгода — уже в другом полку, проходил службу как ефрейтор. И снова командиры дали ему одобрительный отзыв, и он поднялся на одну ступеньку выше, — получив звание «фаненутнерофицер». Снова полгода в стенах училища, после чего опять в войска. Теперь уже командиром расчета и потом как лучший — замкомандира огневого взвода,. На каждой новой должности досконально постигая тонкости этой службы. На что ушло еще полгода. И снова он не подвел отца и получил отличные рекомендации из войск, приступив снова к изучению теоретических дисциплин, чтобы через полгода отправиться фенрихом на войсковую стажировку в четвертый полк, в должности командира взвода. И снова командование оставалось им довольно — он получил опять блестящий отзыв и характеристику и снова вернулся в стены родного училища, но уже для здачи выпускных экзаменов. Теперь ему предстояло пройти последний этап — в пятом полку в звании «оберфенриха» командовать взводом и получить от командиров пятого полка последние рекомендации для присвоения первичного офицерского звания.

Пройдя через такое сито, через три с половиной года службы он получил чин лейтенанта артиллерии. В октябре 1936 года, когда парашютный батальон люфтваффе совершил свой первый показательный прыжок на манёврах в Нижней Саксонии, главное командование сухопутных войск вермахта осознало, какие возможности таят в себе новые войска, созданные под крылом Геринга. Соответственно сухопутные войска создали собственную парашютную часть под командованием обер-лейтенанта Цана. Она тоже базировалась на аэродроме Штендаль-Борстель, ввиду отсутствия у вермахта специализированного места подготовки парашютистов. В этом же году в ответ на призыв поступил добровольцем в эту парашютную школу больше для того, чтобы избавиться от скуки военной жизни.

Там с первого же дня обучения, ему стало ясно, что у него талант к такого рода флибустьерской военной службе.

Вермахт создавал свои десантные подразделения по своим меркам, чем их коллеги из люфтваффе. Солдаты-десантники люфтваффе имели лишь лёгкое снаряжение, в то время как тяжёлая парашютная рота вермахта могла применять станковые пулемёты и миномёты, что давало парашютистам возможность выполнения более сложных тактических задач.

Он участвовал в наземных боях в Польше, прыгал над Нарвиком во время норвежской кампании. Уже в чине лейтенанта на планере потерпел аварию с группой, которая в сороковом захватила канал Альберта во время наступления на Бельгию, и там был ранен в руку.

Следующей была Греция — Коринфский канал, а затем новый ад. В мае сорок первого, уже старшим лейтенантом, он принял участие в крупном парашютном десанте на Крите, был тяжело ранен в жестоких боях за аэродром Малем.

После госпиталя, его дальняя родственница, будучи секретарем, а заодно любовницей и матерью двоих детей «Райхсханни» (одно из прозвищ Гиммлера), смогла пристроить его в свое время на перспективное место.

Что больше всего угнетало Дитриха, так это не провальный бой, в ходе которого они своим объединенным отрядом должны были захватить новую технику русских, которая показала себя блестяще с самого начала компании, а этот большевистский лес!

Он его не любил. И это очень мягко сказано — на уровне подсознания ненавидел! Исток этой ненависти был далеко в детстве. Когда его одиннадцатилетнего городского мальчика оставили в лесу на сутки, он испытал там неимоверный ужас. Хоть их и готовили к этому испытанию, уча добывать огонь, пищу и воду, но он с огромным трудом смог пережить это.

Когда он поступил на службу в ваффен СС, и проходил подготовку для службы в разведподразделении, их, будущих разведчиков, научили понимать лес еще на стадии обучения, а учили их очень хорошо. Часть курса обучения будущий гауптштурмфюрер проходил в красивейших предгорьях Баварских Альп, где их тренировали вести разведку и боевые действия в лесистой местности, но те леса были совсем другими. И не смотря на это, все равно, он продолжал глубоко в душе его ненавидить. Конечно не боялся как раньше в гитлерюгенд, но и светлых чувств не испытывал. Это была холодная, трезвая ненависть.

Когда, тридцать шесть часов назад он понял что их дело не выгорело, он отдал приказ отходить в лес. Именно тогда он впервые рассмотрел белорусский лес… Наверное, именно в тот момент Дитрих окончательно осознал, что давнишние опасения отнюдь не беспочвенны. Они вторые сутки упорно шли к своей цели, но еще не разу не смогли выйти к нормальному жилью. Лесов у этих унтерменший оказалось не просто много, как ему казалось раньше, а очень много. Просто до безобразия много. Зачем им столько ресурсов и богатств?

И это в западной части их огромной страны! Как им рассказывали во время учебы, на Урале, за протяженным горным хребтом их леса еще больше, а дороги и вовсе отсутствуют! А в Сибире и дальше на восток вековые леса тянутся на сотни километров и называются «тайга»…

В Баварии лес вроде бы не менее непроходимыми, изрезанный многочисленными распадками и выходами скального грунта, чего здесь в Белоруссии практически не наблюдалось. Ну может быть озер, небольших речек и быстрых ручьев немного больше. Но болота, которых тут немерено, и которые приходиться постоянно обходить или форсировать — их в Баварии практически нет!

В фатерлянде даже лес европейский! Цивилизованный!!!

Нет, разумеется, к собственно Европе эта страна никоим образом не относится и относиться не может, разве что исключительно географически, но это временно, уже совсем скоро победоносный Рейх исправит ситуацию, включив эти огромные земли в свой состав, и принесет на них дух цивилизации! Именно земли, поскольку рейхсфюрер Гиммлер вполне четко указал, как следует поступать с унтерменшами и каково их истинное место в человеческой истории.

Уже на второй день их марш-броска он выучил это проклятое русское слово «окруженец», обозначавшее тех оболваненных еврейско-комиссарской пропагандой тупиц, от которых каждую секунду можно было получить предательский выстрел практически из-за каждого куста, где мог укрыться проклятый русский дикарь с винтовкой. Они добровольно предпочитают бродить по лесам, вместо того чтобы цивилизованно сдаться в плен, как это делали французы, греки, англичане или поляки.

Нет, «Райхсханни» определенно сто раз прав, призывая не считать этих варваров людьми! А ведь было время, когда он даже испытывал некоторое совсем-совсем крошечное сомнение относительно излишне резких слов Гиммлера. Пусть на него можно и внимания не обращать, но надо честно признаться, что все же сомнение имело место.

Какая все же непредсказуемая военная судьба! В самом начале отхода, его левую руку, по касательной задела большевистская пуля, один из парашютистов прополз под огнем сорок метров, чтобы принести мне индивидуальный пакет. Сначала я увидел самую желанную награду для немецкого парашютиста — надпись на обшлаге: «Kreta», гордый знак для тех, кто был в авангарде наступления на Крит весной этого года. Майн гот! Как давно это было! Потом, когда солдат полез за пазуху он заметил вышитую копию железного креста первого класса из материи намного ниже положенного, согласно традиции старой прусской армии.

«Опытный боец! Это что бы не потерять награду». Еще была серебряная нашивка, означавшая не менее трех ранений и значок авиадесантных войск.

И когда он, скатившись в яму поднял голову, моему удивлению не было предела. Это был мой бывший подчиненный, шутце Курт Россман, с которым мы вместе прошли и канал Альберта, и Крит…

Он пришел в мое подразделение сопливым восемнадцатилетним юнцом, прямо из берлинского университета. Профессорский сынок, всегда ходивший с томиком стихов в кармане.

Сейчас это был оберфельдфебель. До высшего звания среди унтер-офицеров — штабс-фельдфебеля банально не хватало выслуги. Чтобы его получить, парню необходимо было прослужить в армии не менее 8 лет. Еще три года… Переживет ли он их?

От этих мыслей отвлек звук металла об металл. Обернувшийся на звук оберфельдфебель Россман, недовольно скривился, показав подчиненному увесистый кулак, поросший редкими рыжими волосами. Фельдфебель Бруно Бауэр, сейчас командир минометного расчета, приложив руку к виску, отсалютовал своему второму номеру.

«Scheiße! Непростительный непрофессионализм!»

Раздраженно засопев под нос, Дитрих повел сразу обеими плечами, возвращая на место сбившиеся лямки диверсионного ранца, и попутно поправил ремень автомата.

Остановившись с Куртом у огромной березы, Дитрих спокойно спросил у Курта:

— Сколько мы пробыли вместе, Россман?

— Вы сами прекрасно знаете, черт возьми, — ответил Курт. — Впервые я увидел вас на аэродроме Штендаль-Борстель когда боялся прыгнуть с самолета.

— Теперь вспомнил, я как-то сумел убедить вас.

— Можно и так сказать, — согласился Россман. — Вы просто вышвырнули меня. Я все чаще думаю, что там у станции, мне надо было дать вам умереть, — мрачно заявил Курт. — Посмотрите, во что вы меня втянули. Крит, присвоение унтер-офицерского звания, которое мне было ни к чему. И теперь Россия. Выгодное дельце!

Я закрыл глаза и тихо сказал: — Мне очень жаль, Курт, но все мы тут выполняем приказ.

— Да я и сам знаю про долг. Но положение, когда один простой солдат вынужден убивать другого просто потому, что тот оказался на чужой территории, порой кажется невыносимым…

Проклятый русский лес, проклятые русские свиньи! Когда сегодня трое суток назад их подняли по тревоге и, ничего не объясняя — любимый трюк командования: «Все объяснения получите на месте, а сейчас вперед, доблестные солдаты фюрера! Deutschland über alles!»

На аэродроме вылета с ними провели инструктаж. Проводил его прилизанный хлыщ с генеральскими погонами.

— Kameraden! Я собрал всех вас здесь чтобы вы выполнили волю нашего фюрера!

Дитрих позволил себе несколько резко засмеяться:

— Наконец-то началось настоящее дело!

— Ваш объединенный отряд будет десантирован около станции Орша.

Дальше он начал рассказывать какое ответственное дело им поручил лично Адольф Гитлер.

— Что, дьявол побери, мы будем делать там, когда доберемся? — довольно грубо прервал его Дитрих.

— Это вам доведут позже перед началом десантирования, — четко и твердо сказал этот прилизанный тип из абвера. — Вы только один из винтиков моего механизма, мой друг.

После этих слов он встал и вышел, и Дитрих последовал за ним:

— Послушайте-ка, по-моему, вы могли бы придумать что-нибудь получше.

Генерал, не отвечая, подошел к «мерседесу» и посмотрел в сторону опушки леса.

— Что, слишком трудно для вас?

— Не мелите ерунды, — сердито ответил Дитрих. — Я просто люблю знать, во что я влезаю, вот и все.

Абверовец молча расстегнул нагрудной карман мундира. Из него он достал твердый конверт из манильской бумаги, в котором лежал документ, и отдал его Дитриху.

— Прочтите это, — решительным тоном произнес он.

Когда Дитрих оторвал глаза от листа бумаги, лицо его было бледным.

— Настолько важно?

— Точно.

— Ладно.

Сколько у нас времени на подготовку?

— Часа четыре.

По истечении этого времени их запихнули в транспортники и планера. Им предстояло во взаимодействии с десантными подразделениями люфтваффе и вермахта, морской пехотой кригсмарине и диверсантами абвера захватить военную технику новых образцов русских и переправить ее на свою сторону. Для этого им придали десять экипажей танкистов с испытательного полигона, которые должны были управлять большевицкими машинами.

Этой операции придавали очень огромное значение, так как руководил ей человек, у которого были самые широкие полномочия. При малейших затруднениях, он предъявлял очень серьезный документ, который был напечатан на гербовой бумаге с германским орлом и золотым «Железным крестом».

"От руководителя и канцлера государства

Совершенно секретно

Генерал-майор Рихтер действует по моему прямому личному приказу в деле чрезвычайной важности для рейха. Он подотчетен только мне. Весь персонал, военный и гражданский, без различия ранга должен помогать ему так, как он найдет нужным.

Адольф Гитлер".

Видимо, абвер в кои-то веки сработал нормально (или, что скорее, ей просто случайно повезло), раздобыв сведения о новой русской технике, и они должны были устроить на пути их следования засаду и произвести захват.

Задачей десантников и морских пехотинцев было спугнуть русских, выполняли только роль загонщиков, основная роль отводилась именно парням из СС и абвера — захват русской колонны, и по возможности обслуживающего персонала.

В самом начале преследования задача не представлялась особенно сложной: русские порядочно наследили, отправившись по железной дороге к Orscha. Но вот затем начались проблемы. Еще на взлетной полосе, кем-то из своих был подло убит обер-лейтенант Фолькер, командовавший одной из групп в первой волне. Но самое неприятное было не в этом. Русские, похоже знали о готовящейся операции и успели подготовиться к ней. Они не стали ждать, пока их выследят и уничтожат. Половину десанта большевики умудрились перебить еще в воздухе. Вторая половина, после быстротечного боя рассеялась по лесу, бросив большую часть контейнеров с личным и тяжелым оружием.

А затем большевики быстро и организованно погрузились в эшелон, который двинулся в сторону Витебска. Когда эта информация ушла через единственную уцелевшую радиостанцию, он получил приказ выдвигаться в направлении станции Zabolotinka.

Сейчас они подошли к неглубокому но обширному болоту, которое им придется обходить — Дитрих решил не рисковать.

После нескольких часов марша вокруг болота его сборный отряд снова взяд разведчики снова взял направление на станцию. Очень скоро они уперлись в реку и пришлось тратить время на форсирование водной преграды.

Впрочем, это уже ничего не могло изменить, поскольку шансов снова уйти у большевиков не оставалось.

Казалось бы в создавшихся условиях операция теряла всякий смысл.

«А ведь я видел их танки вживую! Они были такие огромные!.. А перед высадкой на многочисленных фотографиях и даже в кинохронике.» — думал Дитрих, сидя на пеньке, жуя соломинку, и одновременно размышляя о превратностях судьбы.

Люди измотаны куда больше чем на самых жестких тренировках, но еще совсем немного, и они их догонят. Ни у кого из его парней сомнений в этом не имелось.

Внезапно идущий впереди унтерштурмфюрер резко остановился, опустившись на одно колено, и поднял вверх руку с раскрытой ладонью.

Все бойцы его отряда слаженно выполнили молчаливый приказ, приняв стойку для стрельбы с колена, и ощетинились стволами, контролируя местность по обе стороны едва заметной полоски притоптанной травы.

Гауптштурмфюрер мысленно ухмыльнулся: Мюллер, конечно, редкостная зануда, всегда и везде требующая исполнения устава от сих до сих, но и отличный профессионал. На противника у него, что называется, нюх. Он уже почти год воюет под его началом и имел время и возможность убедиться в этом.

Если командир подал команду замереть, значит, противник от них как максимум в нескольких десятках метров. Что ж, прекрасно, надеюсь это те русские, которых они ищут. Сейчас повеселимся! Рейхсфюрер СС будет ими доволен.

Хищно изогнув в неком подобии улыбки кончики рта, Дитрих бесшумно вывел затворную рукоятку из фигурного выреза ствольной коробки, снимая свое оружие с предохранителя. То же самое делали и остальные. Пусть он ненавидит любой лес, но обожает огневой контакт.

Изучая русский язык, он прочитал стихотворение русского писателя, которое ему подсунул его Россман. Там были замечательные строки:

Есть упоение в бою…

Почему их не написал ариец?

Он любил это сладко сосущее под ложечкой ощущение полной свободы и абсолютного единения с оружием, когда подстегнутое адреналиновой волной сознание фиксирует малейшие детали скоротечного боя.

Когда видишь, как твоя — именно твоя! — пуля пробивает противнику голову, выплескивая из затылка небольшой алый фонтанчик; когда твой штык входит ему в живот и ты проворачиваешь неподатливое лезвие, ощущая, как внутри что-то лопается; когда ты швыряешь в блиндаж гранату и, дождавшись разрыва, врываешься вершителем судеб в затянутую дымом, пахнущую сгоревшей взрывчаткой и свежей кровью полутьму, длинной очередью зачищая помещение…