Воентур 4

Глава 15

— Что, не признал сразу, или сделал только вид? — не поверил особист с большим опытом, ведь, если диверсанты шли за Яковом, то иметь его фотографию должны были в обязательном порядке.

— Мне кажется, что узнал. Но из строя не вытащил.

— Почему, ви так думаете, Яков Иосифович? — Цанава немного даже опешил.

— А он громко, на хорошем русском спросил, мол, кто командир батареи. Я думал, что кто-то на меня укажет, но молчу, он еще раз крикнул. Но меня никто не выдал. Тогда он одного бойца, Семеняку, наводчика, выдернул из строя и горло ему перерезал. И вопрос повторил. И смотрит на меня, а бойцы молчат. Никто ни слова. И… — От спазма старший лейтенант не мог говорить.

Цанава терпеливо ждал, и про себя думал:

«Интэресно, эта они молчали потому что боялись гнева Хозяина, или так своего старшего лейтенанта уважали? Скорее первое, чэм второе» — подумал цинично Цанава, но про свои глубокомысленные выводы предпочёл вслух не распространяться.

— После Семеняки, так сделали еще с четырьмя. Тогда смотрю, еще одного из строя вытаскивает, Мышкина Ваню, подносчика снарядов. Он еще такой крупный, настоящий богатырь. Тут я не выдержал, и незаметно кивнул ему…

— Шито било далше? — Цанава весь подался вперед.

— Он указал на меня, и я вышел из строя, говорю, мол, командир батареи это я.

— Тот Мышкина не выпускает и спрашивает: «Старший лейтенант Джугашвили?». Я подтвердил это. Тогда меня отвели к палатке, чуть подальше, а всех ребят из пистолетов положили. Только у них они с какими-то трубками были на стволе. Вроде Вальтер, а с трубой, и выстрела не слышно почти, как хлопки тихие-тихие. Ну, у меня тогда от этого истерика случилась. Я ударил и повалил ближайшего эсэсовца и бросился к лесу, надеясь, что его застрелят по пути, благо белая нательная рубашка прекрасно заметна даже в темноте. Пока бежал, понял одно — в плен попадать мне никак нельзя.

— Ти правылно понял…

Но стрелять не стали, а просто догнали, когда я оступился. Начали бить. Но просто так я не дался, кому-то с колен, заехал кулаком между ног. Тот в ответ ножом в плечо… Комиссара, его не застрелили, а закололи, пригвоздив к дереву штыками. Потом что-то укололи. Вот и всё.

— Так, а что можэшь сказать о твоём освобождении?

— Ничего не могу сказать. Я был под снотворным, а когда очнулся, меня уже сюда поместили. Так что про это я ничего не знаю.

— Хорошо, Яков, выздоравливай.

И Цанава быстро вышел из комнатки, забыв прикрутить лампу, которая теперь сияла ярким огнём, мешая выздоравливающему заснуть, но это, кажется, начальника особого отдела Западного фронта не волновало от слова «совсем».

После того как Цанава закончил разговор со старшим лейтенантом Джугашвили, комиссар госбезопасности взял у порученца папку с чистыми листами бумаги и стал выводить аккуратным почерком текст спецсообщения: «В результате спецоперации, которая проводилась под руководством Особого отдела Западного фронта, у немецкой диверсионной группы был отбит, захваченный ей за двенадцать часов до этого раненым старший лейтенант Джугашвили».

Он уже хотел поставить свою подпись, как подумал о том, через сколько рук пройдет этот совсекретный документ, пока дойдет до адресата… Нет… Надо Берии доложить лично… И о самом факте произошедшего, и о кое чем еще, что тоже нельзя доверить никому.

Вызвав порученца, показал ему номер листа и приказал:

— Оформи акт уничтожения совсекретного документа, а именно черновика спецсообщения.

После чего вырвал лист из подшивки и сжег на глазах порученца и заодно личного секретчика.

Растерев по полу пепел, он вышел из помещения поста ВНОС.

Увидев его на крыльце к нему подошли полковник Мисюрев и Нечаев.

— Сейчас отправим Якова самолетом прямо в Москву… Лично буду сопровождать!

Кто бы сомневался… подумал Дед Павел, но ехидную улыбку все таки смог сдержать. Неожиданно вперед выступил Мисюрев:

— Разрешите высказать одно соображение товарищ комиссар?

— Толко бистро, врэмени совсэм нэт.

— Считаю, что эвакуация старшего лейтенанта в Москву, не даст сколько нибудь значимых гарантий его безопасности. И там, разведорганы противника будут пытаться его похитить для оказания давления на товарища Сталина. Предлагаю под видом старшего лейтенанта Джугашвили вывезти в столицу его двойника и фиксировать активность лиц, которые проявят к этой операции прикрытия любой интерес.

— А что дэлать с Яковым? — Цанава кивнул пи этом в сторону комнаты, где сейчас находился старший лейтенант Джугашвили.

— Поместить во фронтовой госпиталь на излечение под видом двойника, и распространить аккуратно слух, что это именно двойник. Обеспечив оперативное сопровождение.

— Заманъчиво полковник. А начнем мы распространять слухи со спецсообщения об этой операции. Документ пройдет через столько рук, что обязательно где-то протечет. Маладэц!

— Это не моя идея товарищ комиссар…

— А чия?

— Его… — Тут Мисюрев кивнул головой на Нечаева.

Наступила мхатовская пауза.

— Ладно, я пошел готовить спецсообщение, а ваша задача все объяснить старшему лейтенанту Джугашвили.

— Сделаем, товарищ комиссар госбезопасности…

После того как Цанава вернулся в помещение поста ВНОС, полковник Мисюрев повернулся к Нечаеву:

— Пал Игоревич, вам это лучше всего сделать. Старший лейтенант считает вас своим спасителем, и как я понял по его реакции, вы смогли с ним наладить контакт. Так что вам и карты в руки.

— Хорошо Александр Петрович, так и вправду будет лучше.

Но проведение конструктивного разговора сильно осложнялось тем, что в соседней комнате находился Цанава, который обязательно будет греть уши, и это в лучшем случае. А вполне может случится так, что друг Берии про сочтет обязательным свое личное присутствие.

Но к большой удаче, в этой ситуации неожиданно помог сам Яков. Сходу поняв что Нечаев пришел для серьезного разговора, который обязательно захочет подслушать Лаврентий Фомич, он молча кивнул на открытое окно выходившее в одичавший яблоневый сад. Многие деревья были сломаны, и поверху торчали только верхушки с намокшими ветвями.

Яков первым полез через открытые створки на улицу. Дед Павел оказавшись на улице увидел молодого мужчину в форме РККА.

— Это свой… — и повернувшись к бойцу добавил: — Сергей нам надо поговорить без помех.

— Кто это Яша? — Поинтересовался Нечаев.

— Особо доверенный человек генерала Власика.

Сейчас сад был полон птиц и насекомых, но кроме нас и человека Власика никого в нем не было, сейчас он был полностью безлюден. Слышно было лишь мирное щебетание птиц.

В голове у Пал Игоревича сразу щелкнуло и он произнес:

— Так даже намного лучше чем я ожидал…

— Вы о чем?

Мы присели на старой, полусгнившей скамье и закурили.

— До твоего отца надо донести информацию даже не особой важности, которую я не могу доверить даже Берии и его самым доверенным людям.

— Какую, я лично передам отцу! — Горячо произнес Яков.

— На тебя еще не окончена охота Яша, так что сам понимаешь…

— Тогда как?

— Сейчас Цанава пишет спецсообщение Берии о том, что ты будешь доставлен в Москву лично им, под мощным эскортом, а во фронтовой санбат положат твоего двойника.

— А на самом деле? — Он пытливо заглянул в глаза Нечаева.

— А на самом деле, все будет с точностью до наоборот — ты ляжешь в санбат как двойник, а двойник полетит в Москву с Цанавой…

— Понял, рокировка…

— Твоя задача встретится лично с отцом, и передать ему, что этой информацией обладает вон тот полковник-пограничник. — Тут дед Павел показал глазами на Мисюрева. Зовут его…

— Я знаю…

— Ну и отлично! Сможешь это сделать так, что бы даже Берия ничего не узнал, и даже не заподозрил?

Яков молча кивнул.

— Тогда у меня все. Для Цанавы… Я тебе объяснял необходимость изобразить твоего двойника в медсанбате.

— Понял.

— Ну тогда пошли назад.

На молчаливый вопрос Цанавы, Нечаев только кивнул головой.

— Яков Иосифович, тогда немедленно приступаем к проведению операции. Прошу вас лечь на носилки и мы поедем во фронтовой госпиталь. Там вы будете проходить лечение.

Через несколько минут из расположения поста выехала небольшая колонна машин. В кузове одного грузовика стояли носилки с Яковом, во втором перевозили тело убитого немецким снайпером Витьки и легкораненого Жекова.

Перед этим, когда убитого Алеференко и раненого Жекова грузили в машину, Кирилл подошел к Нечаеву:

— Пал Игорич…

— Да? — Он обернулся к нему.

— Как же так… Ведь еще три часа назад…

— Так скажу. Противник считает, что этот захват очень важный для него, раз отправил такую подготовленную группу профессионалов. Согласен?

— Согласен. — Уже намного спокойнее ответил Кирилл.

— Значит в его планах Яков играл какую-то важную роль. Так?

— Та-а-к! — Радист думая о сказанных перед этим словах деда Павла, непроизвольно растянул слово.

— Так какого хера ты тут рефлексируешь, как барышня-курсистка? — Плеткой ударили слова Нечаева. — Планы врага нарушили? Нарушили! Его группу диверсов на ноль помножили? Помножили! Нашего человека спасли? Спасли! А то, что это оказался сын Сталина, так так карты легли! Понял⁈

— Кажется да!..

— Вот и молодец! Только сопли свои подбери. Нам еще до Берлина топать, а тут на твоих соплях техника буксовать будет, так ни до какой рейхсканцелярии не доберемся!

Увидев, как изменилось лицо радиста, я про себя довольно усмехнулся. Пистон получился знатный, зато подействовал! Вот что значит хорошо сделанная работа.

А то привыкли в моем времени по поводу и без оного к психологу бегать. Я вам тут такую психологию тремя матерными словами устрою, что ни к какому врачу еще долго обращаться не будете!

Закончив на этой ноте разговор с радистом, который для первого раза показал себя очень неплохо, в отношении себя я так сказать не мог…

Закралось в меня змеей ползучей сомнение, и я никак понять не могу… с этой операцией, мы правильно всё делали или нет?

По сути, ведь ради одного лейтенанта, просто одного гребаного лейтенанта, жизнь которого не играет на этой войне практически никакого значения, я рисковал жизнью восьмерых бойцов? А если бы немцы не церемонились и вырезали всех нахер, оставив в живых только радиста? Да еще бы, мы пару-тройку бойцов потеряли бы на освобождении единственного заложника. Десять за одного! Это что, равноценный обмен? Я ведь точно знаю, что плен Якова ни на что не повлиял. Ни на что! Пропагандистский эффект был незначительный, потому что с Гитлером Яков сотрудничать отказался. Наотрез. Вот такие получаются пирожки с горохом, еще не съел, а звуковое сопровождение уже работает! Этой грубоватой шуткой, как фиговым листком прикрылось мое нешуточное смятение.

Да, операция прошла почти как по нотам, правда, один убит и один ранен, но ведь группу диверсов к ногтю прижали и старшего лейтенанта спасли. Это хороший, нет, это даже отличный результат. Но тут из моей жопы почему-то полезли интеллигентные сопли. Не ожидал от себя такого, совсем не ожидал! Раньше за собой такого не замечал… Почему? Может, от того, что сейчас мне по факту, как бы не вдвое больше лет? Что же ты, парень, мучаешься, а? У тебя на лбу вот такими буквами написано, что ты потерялся в этом лесу и найти себя не можешь!

Сообщение о том, что в Москву экстренно прилетает Цанава со срочным и секретным сообщением пришло по шифрованной связи пару часов назад и заинтересовало Лаврентия Павловича Берию. И вот что там такого секретного и срочного могло произойти? Впрочем, это не стало поводом отрываться от многочисленных дел, разве что предупредил адъютанта о том, чтобы для Цанавы выделили время, как только тот прибудет в столицу. Конечно, смещать график — дело непростое. Каким-то внутренним чутьем нарком почувствовал еще когда читал шифровку, что это необходимо. Занимаясь кучей неотложных дел, он все-таки нет-нет да и посматривал на часы, ожидая доклада о прилете Цанавы с нетерпением. Да! И вот в восемнадцать — двадцать шесть сообщили, что самолет с комиссаром госбезопасности 3-го ранга приземлился. А еще через сорок минут «белорусский Лаврентий» уже входил в кабинет своего шефа и друга.

— Товарищ нарком…

Берия нервно махнул рукой.

— Присаживайся. Говори, что там у тебя. Да…

— Двадцать семь часов назад, в непосредственной близости от расположения гаубичной батареи под командованием старшего лейтенанта Джугашвили была зафиксирована работа немецкой радиостанции. Для отработки информации туда выдвинулось ближайшее подразделение РККА. Ими было установлено, что на батарею произведено нападение хорошо подготовленных диверсантов, в ходе которого был похищен старший лейтенант Яков Джугашвили.

— Вот как… Берия сразу же представил, как ему придется докладывать об этом Самому. Ничего хорошего. Вроде бы Сталин к старшему относился без особой теплоты, но все-таки родная кровь. Может и вспылить! Нет, так не пойдет, надо что-то конструктивное предложить. Но что? группу послать… В это время Цанава промокнул платком быстро вспотевший лоб и продолжил.

— В ходе осмотра места происшествия, было установлено, что старший лейтенант был ранен и его на носилках унесли в неизвестном направлении. В связи с этим, было высказано обоснованное предположение, что дальнейшая эвакуация похищенного будет осуществляться по воздуху. В ходе проведения дальнейших оперативно-розыскных мероприятий было обнаружено предполагаемое место эвакуации группы диверсантов и был предложен план по спасению старшего лейтенанта Джугашвили.

Оперативно, под благовидным предлогом, на посту ВНОС расположили группу захвата, которые умышленно позволили себя захватить диверсантам противника. Потом ими и группой огневой поддержки, которая действовала из засады диверсанты противника частично были уничтожены, и частично взяты в плен, а старший лейтенант Джугашвили освобожден, который оказался накачанным снотворным, чтобы не буянил. ему на месте оказали медицинскую помощь. Подготовлена его эвакуация в тыл. При проведении операции, один человек погиб, один легко ранен.

— Ти почему меня нэ поставил в известность? Дебилошвили! А если би Яков погиб? Тэбя я и так в порошок сотру. Ти понимаешь, что било би? Хозяин нам этого не простил бы! Ах… Думаешь, самый умный, да? Думаешь, победителей нэ судят? Я тебе так скажу, и тебя ныкто судить нэ будет! Так прикопаю!

Цанава застыл. Надо было чуть-чуть переждать гнев шефа. Сейчас даже слово вставить было опасно для жизни.

— Что заткнулся, как будто в гавновозку головой упал? Что скажешь в свое оправдание.

— Лаврентий Павлович… — очень осторожно начал Цанава, но поскольку шеф на него не окрысился за такое обращение, уже чуть смелее продолжил: — Тут такое дело. Вся эта операция прошла мимо меня. Импровизация исполнителя на месте. В курсе был только полковник Мисюрев, мой зам, он организовал вылет подсадного самолета. Он не посчитал нужным сообщать через мою голову сюда наверх, обоснованно опасаясь, что согласование займет слишком много времени и не успеет все подготовить.

— Вот как? И ти хочешь сказать, что ти на своем месте? Зачем мне там нужен Цанава, если и бэз него все вопросы решают? Может быть мне этого… полковника поставить на твое мэсто? А? Какого хэра ти молчишь?

— Разрешите доложить! Вот… в общем, у меня есть предложение…

И на стол наркома очень осторожно водрузили две обычные канцелярские папочки.

— Что это?

— В одной доклад руководителя группы… там он ссылается на то, что операция проводилась под нашим чутким руководством.

— Под очень чутким? — усмехнулся Берия.

— Я так выразился, Лаврентий Павлович. Во второй доклад полковника… Там он обосновывает импровизацию, тем более, что я в тот момент находился в штабе фронта, на совещании военного совета, где обсуждалось состояние резервов. Связи нормальной не было. Таким образом, он взял ответственность на себя. И риски тоже.

— Ха… подстраховался, значит. И что предлагаешь? Тебя казнить, или миловать?

— Лаврентий Павлович! Виноват. Знаю, больше не повториться.

— Всэ ви так говорите. А потом все равно… эх… ничего нельзя поручить. Ти даже нэ знаешь, что у тебья в частях фронта твориться. А? Ладно. Давай сюда оба документа. Почитаю. Свободен. Из Москвы пока что ни на шаг!