Воентур 4

Глава 7

Честно говоря, у меня сон тоже пропал. Ну что-же попробуем немного поразмыслить… Что мы имеем? А имеем мы прежде всего, что во-первых мы сейчас находимся севернее Витебска, километрах в двадцати, ну, плюс-минус пару валенков по карте…Во-вторых, канонады не слышно ни с какой стороны. Это может быть хорошо — возможно немцы город еще не взяли, намного хуже, если они уже между нами и Смоленском… В-третьих надо озадачить Маркони, что бы развернул свою аппаратуру и вел радио и радиоэлектронную разведку — чувствую своим тухисом, что не помещает.

Снова развернув лист километровки, смотрел маршрут на Смоленск. Из крупных населенных пунктов были: Лиозно, Рудня.

Рассматривая внимательно карту, понял что меня на ней что-то зацепило… Что? И почему?

Поскольку это ощущение возникло, когда мой карандаш упирался в Смоленск, то начал с него. Итак, что я помню о Смоленске в разрезе сорок первого года? Да ничего особого. Из лекций в академии, помню что началом Смоленской оборонительной операции была борьба с прорвавшимся противником на правом крыле и в центре Западного фронта. А правое крыло — это и есть витебское направление. Помню что соотношение потерь было сильно не в нашу пользу… Что еще? Да в принципе и ничего больше. Нет, не то… Ладно, перейдем к Рудне. Рудня… Рудня… Первая мысль это о партизане Ковпаке. Почему? Понятия не имею! И еще — вроде бы именно там было самое первое применение «Катюш» в моем времени. Это все не то… А что «то»? А хер его знает… Идем дальше… Лиозно. Мне этот топоним что-то говорит? Автобусы ЛиАЗ? Нет… Завод по их производству находится где-то в Подмосковье, просто первые две буквы совпадают… Ладно зайдем с другой стороны.

Снова мимо… И тут мой взгляд зацепился за название Лепель… Точно! В академии нам подробно давали материал о так называемом Лепельском контрударе РККА. Его целью было сорвать наступление немцев на Витебск, имеющее целью далее захватить Смоленск и двинуть на Москву. К сожалению это была неудачная, увы, попытка нашей армии.

Молнией вспыхнуло в голове совещание у Тимошенко в штабе фронта. Там же как раз шла речь о контрударе на Лепель! А после этого бурного совещания он меня и генерала Филатова отвел в сторону и сообщил о сыне Сталина, который служит комбатром в одном из мехкорпусов! Спать расхотелось мгновенно.

Получается, что сейчас мы относительно недалеко от того места, где в моем времени Яков попал в плен. Я бы не стал утверждать, что шанс избавить парня от плена жирный, но какая-то вероятность избежать его есть, и совсем не нулевая! Но как по мне, то и таким не воспользоваться — большой грех! Тем более что время для этого у нас скорее всего еще есть.

Тем более что об этом человеке, я в будущем слышал только хорошее. Между нами девочками, в отличие от мажористых сынков правителей и прочих олигархов в моем времени, парень сражался с первых дней войны.

И самое главное для всех нас, кто вместе со мной перенесся в это время — это наша легализация здесь, и в случае успеха, нам будет куда проще. Хотя кто его знает как повернется? Но в любом случае есть шанс, что разбираться с нами будут уже на куда более высоком уровне, что, скорее всего, плюс.

Бл…! Спасти от плена сына Самого — это вам не с чужими документами на руках всем встречным особистам лажу впаривать!

С другой стороны, если рассуждать серьезно и вдумчиво: это ж какой козырь фрицы потеряют! Тем более, если они узнали о нас, и послали на захват такие силы, то про то, что сын Сталина служит командиром батареи именно на этом направлении — абвер сто пудов в курсе!

Между прочим, в моем времени, захват Якова в плен, политических и иных бонусов Рейху не дал, от слова «совсем». Не тем человеком оказался Виссарионыч, чтобы повестись на предложение нациков. Своим знаменитым ответом: «я солдата на фельдмаршалов не меняю», он выбил из их рук, как у нас стало модно говорить — рычаг влияния, так что обломались они по полной…

«Размечтался ты не в меру уважаемый! — откуда-то из подсознания выплыл крайне язвительный внутренний голос. — Спасем! Легализуемся! Да еще с высокой табуретки, сильно раздувая щеки, расскажем откуда мы на самом деле».

Всех делов, прорваться к нужной батарее, которая находится не известно где. При этом героически накрошить кучу доблестных германских солдат, вежливо уговорить Яшку и парадным строем на виду у всех уйти к своим, заодно еще не раз нахлобучить вермахт с абвером… Угу, вот прямо счаззз! Как два пальца! Негромко фыркнув под нос, я честно был вынужден был признать правоту своего второго «я». Так, ладно, хватит мыло по тазику гонять.

НШ об этом знать пока не обязательно, а вот с Маркони нужно перетереть. Не скрывать же? Он вообще, умный мужик, должен понять, с чего это я так возбудился. Подозвав бойца, послал его за Маркони. Тот видимо крепко спал, потому что пришел качаясь и виляя во все стороны. Зная эту его особенность, из трофейных запасов сварил ему настоящий бразильский кофе, который уже не раз прочищал мне мозги в подобных ситуациях.

Подождав пока он не выпьет все кофе, спросил:

— Ну как?

— В норме, командир…

— Я тут кое что вспомнил…

И кратко пересказал, добавив в конце свои выводы.

— Картина ясна. Как я понимаю, моя первоочередная задача сейчас, перехватить радиграммы немецких разведгрупп и попытаться их прочитать. Прально?

— Абсолютно!

— Тогда мне нужно знать примерно район где они тусуются.

Я снова зашелестел листами карты.

Поглядев на предполагаемый район нахождения немецких групп, Маркони зевая произнес:

— Разрешите выполнять?

— Действуй!

Когда он ушел, я снова стал вспоминать все что помнил о Лепельском контрударе — все равно не уснуть уже. Поэтому решил покофейничать…

ЕМНИП в моем времени планировался удар двумя мехкорпусами — седьмым и пятым, против двух немецких танковых дивизий. Этот контрудар, насколько я помню развивался без особого успеха.

А проблема там была в том, что наши, как частенько случалось в первые месяцы войны, сдуру поперли на немецкую оборону, усиленную противотанковой артиллерией, да еще и расположенную за рекой с топкими берегами, что для танков, понятное дело, было непреодолимым препятствием.

Приказ о изменении направления удара пришел только вечером, когда танковая дивизия уже потеряла больше двух сотен кадровых танкистов и половину боевых машин.

Вот интересно, а как сейчас идет эта наступательная операция? По идее, должна быть эффективней… Опять таки, если меня не подводит память, то в моем времени на третий-четвертый день операции на помощь противнику подоспела какая-то танковая дивизия и контрудар захлебнулся окончательно.

Короче говоря, как уже не раз бывало до этого, изначально превосходя противостоящего противника в количестве танков, мы снова погорели на неумении установить нормальное взаимодействие не только между корпусами, но даже между дивизиями внутри корпуса. В результате чего, разрозненные и не скоординированные контрудары немалых наших сил остановить продвижение немецких панцердивизий, разумеется, не смогли. Потеряв больше восьми сотен единиц бронетехники, мы отступили, а гансы поперли, куда и собирались.

Гальдер, который сейчас занимает пост начальника Генштаба (если по нашему), в своих знаменитых «Дневниках» написал, что вермахту даже не пришлось менять первоначальные планы летнего наступления — ну, разве что немного их подкорректировать. Правда, при этом он же уточнил, а точнее, записывал в своем дневнике, — что при невысоких потерях в танках, потери в живой силе оказались достаточно серьезными. Тем не менее, результаты же нашего поражения оказались весьма печальными: танки Гота форсировали Западную Двину и вошли в Витебск.

Хорошо что преподаватель академии порекомендовал изучить этот вопрос по оригиналу издания на немецком, которое было в спецбиблиотеке.

Именно с этого эпизода моей учебы в бронетанковой академии началось мое увлечение военной историей Великой Отечественной войны. И именно тогда мной было замечено, что у высшего немецкого генералитета, да и у многих из политического руководства рейха был эдакий фетиш: обязательно вести, причем очень подробно личный дневник. Причем часто настолько подробный, типа типа сегодня на обед было то-то, а к ужину мы захватили такой-то стратегический мост или вошли в такой-то русский город.

Наши тоже таким баловались, но во-первых был жесткий приказ категорически запрещающий это, а во-вторых, политработники и особисты это дело жестко пресекали. И результат их деятельности бы на лицо — наши командиры подобной фигней практически не маялись.

После этого, дорога на Смоленск была практически открыта… Не знаю из какого уголка моей памяти всплыло, но сын Сталина, Яков Джугашвили, именно о Лепельском контрударе, уже будучи в плену сказал следующее: «Неудачи русских танковых войск объясняются не плохим качеством материала или вооружения, а неспособностью командования и отсутствием опыта маневрирования… Командиры бригад — дивизий — корпусов не в состоянии решать оперативные задачи. В особой степени это касается взаимодействия различных видов вооруженных сил».

А вот когда и где произошло пленение этого старлея я как ни старался, вспомнить не мог. Трудно вспомнить то, что никогда не знал. Не понятно, Яков Джугашвили то ли попал в плен во время боя, то ли был «сдан» кем-то из своих, то ли захвачен немецкой разведгруппой. Вообще, история с пленением сына Сталина донельзя темная и непонятная. Что еще удалось вспомнить, так это то, что немцы в своих агитационных листовках сообщали, что он добровольно сдался.

Короче говоря, поди разберись, как оно было на самом деле. Да и неважно оно, если уж честно.

Главное — под Лиозно он точно находился. И в плен попал, хоть и неясно, как именно. Вот от этого нужно и плясать… Как же сейчас, не помешали хоть какие конкретные данные! И желательно с привязкой к местности! «Окрестности Лиозно» — это, конечно, хорошо, но несколько, прямо скажем, расплывчато.

Итак… как говорится, «мы посоветовались, и я решил»: цель у нас — та самая артиллерийская батарея.

Поднявшись на ноги и стараясь двигаться как можно бесшумнее походил пару-тройку минут туда-сюда, разминая затекшие ноги.

После этого мысленно плюнул на свой командирский авторитет и вдумчиво оросил комель росшего на краю полянки дерева. Усевшись обратно, взглянул на часы — отлично, пока память насиловал да планы строил, больше двух часов прошло.

Ранним утром, еще не закончив завтрак, ко мне чуть ли не рысью примчался Маркони.

«Есть! Клюнула рыбка!». Предчувствие меня не обмануло. Прочитав радиоперехват, «вот оно!», подумал я про себя, и еле сдержал себя чтобы не пуститься в пляс.

А Маркони так просто светился от радости. Ему также не терпелось в подробностях поведать о своей удаче — он тоже уже понимал, что ночное бдение его оказалось не напрасным.

Ты его смог перехватить и провести дешифровку! Это же просто чудо какое-то… Как смог⁈ — спросил я. — Маркони улыбнулся: «Это не я смог!»

«Бл#…! Вот в чем наша сила!»

Шедевр немецких шифровальщиков расколол неодушевленный комп, который настроил Маркони, использую свой опыт и знания, которые по моему мнению были безграничны!

Не откладывая в долгий ящик, тут же на косом капоте «кюбеля» наметил маршрут движения в интересующий меня район, который был не так уж и далеко. Наскоро позавтракав выдвинулись с места ночевки, правда далеко не уехали.

Километров через двадцать пять, в свой иновременной бинокль обнаружил, как километрах в двух-трех вперед по намеченному маршруту, прямо посреди поля, перегородив дорогу окапывалась наша пехота, численностью примерно с роту.

Место для обороны они конечно выбрали (а может им выбрали…) препаршивое, — прямо посреди сжатого поля и без малейшего укрытия, хотя в паре километров позади них начинался лес, причем с правой стороны судя по карте изгибалась речка, а с левой болото и получалось, что дорога шла как раз по середине не широкой, где-то с километр всего, опушки леса.

Обнаружив нас, пехотинцы быстро заняли оборону, но учитывая что та техника, на которой мы ехали плюс проселочная дорога, то ехали не выше двадцати километров в час, так что к позиции пехотинцев мы добирались минут семь-восемь. За это время нас успели как следует разглядеть и хотя наскоро занятых полуотрытых окопов они не покинули, но было видно что махра немного расслабилась.

Доехав до вышедшего к нам командира, мой «кюбель» остановился и водитель заглушил двигатель.

Колонна остановилась метрах в ста позади. Местность хоть и была открытой, но низкая облачность делала погоду нелетной.

Выйдя из машины, первым делом привычным движением согнал складки гимнастерки за спину и поправил портупею. Пехотный командир, как и положено, за три метра перешел на строевой шаг, и представился первым, как младший по званию:

— Старший лейтенант Акимов, выходим из окружения, со мной сто тридцать восемь штыков и еще неполная гаубичная батарея!

— Полковник Волков, командир сводной танковой роты. Тоже можно сказать выходим к своим…

Оглядевшись, сразу задал пехотному вопрос:

— Вы товарищ старший лейтенант здесь оборону держать собрались?

— Да, товарищ полковник.

— Крайне неудачное место, скажу я вам…

— У меня свой приказ!

— Можете предъявить, старший лейтенант?

— К сожалению нет.

— Тогда будете выполнять мой приказ, как старшего по званию, товарищ старший лейтенант!

Быстро оценив обстановку, старлей почти нахально ответил:

— Не буду товарищ полковник!

— Да вы что себе позволяете старший лейтенант⁈

— Приказ занять оборону мне отдал очень непростой человек…

— Так ведь сожгут вас тут немцы товарищ старший лейтенант, моментально сожгут. Место тут открытое, никаких укрытий нет. Первый же немецкий авианалет или артобстрел и все, погибните без всякой пользы да и вы тут без поддержки артиллерии и авиации больше одной, максимум двух немецких атак не продержитесь…

— Что Вы предлагаете? — С явным акцентом кто-то спросил меня из-за спины.

Повернувшись, увидел молодого мужчину кавказкой внешности. Сложить пазл было не сложно.

— Акимов, это и есть тот самый непростой человек?

Пехотного старлея хватило только на кивание головой.

— Представьтесь согласно Устава товарищ старший лейтенант!

— Командир гаубичной батареи, старший лейтенант Джугашвили.

— Предъявите документы!

— Ты полковник, что не знаешь кто я?

— Вот как раз и хочу убедиться что вы старший лейтенант, тот кем представились!

Внимательно изучив предъявленные документы и убедившись что все метки в них актуальные, ответил на его вопрос:

— А вот если отойти на пару километров назад к лесу, то там можно будет хорошо укрепится и бревна для строительства укреплений под рукой будут, а судя по карте обойти вас там немцы не смогут. Им там речка с болотом помешают, а тут они если и не собьют нас первым же ударом, то смогут запросто обойти и ударить с флангов или тыла.

— У меня приказ занять оборону именно тут. — Упрямо гнул свое сын Сталина.

— А что важнее товарищ старший лейтенант, занять оборону именно тут и погибнуть не задержав немцев надолго или чуть отойти назад и заняв оборону в более удобном для этого месте задержать их надолго? В общем вы как хотите, а я здесь не останусь и отойду к лесу, а вот там и оборудую позиции для своего подразделения.

— Товарищ полковник! Вы знаете что бывает за неподчинение приказу?

— Знаю, вот только я вам не подчиняюсь напрямую, вы не являетесь моим непосредственным командиром и то что вы сын Сталина, не играет никакой роли!

— Я не могу нарушить приказ!

— Мне, как танкисту лучше знать, где именно занять оборону для максимально эффективного использования своей техники в бою. Сейчас при практически полном господстве немцев в воздухе и при количественном преимуществе в танках, лучшей нашей тактикой будет действие только от обороны и из засады.

— У меня прЫказ!

— И ни каких встречных контратак! Да, моя техника превосходит немецкие, но ее мало, она в единичных экземплярах, и повредить или подбить его немцы все же могут, поэтому я и не хочу облегчать им эту работу.

— Товарищ старший лейтенант, — сказал подошедший к нам энкэвэдешник с двумя кубарями, видимо из личной охраны Якова, — танкист прав, у леса обороняться сподручней будет, а тут мы долго не продержимся… Вот если кругом одна степь была, то тогда да, а так пара километров ни какой роли не сыграет, а место для обороны там на много лучше.

В общем с этим сержантом из органов, мы все же уговорили старлея перенести оборону к лесу.

Политрук роты, тоже в начале беседы бухтевший, оказался человеком понятливым и сообразив, что у леса у нас больше шансов на выживание тоже согласился, все же погибать ни кому не хочется особенно без толку.

После достигнутого консенсуса, комроты отдал приказ оставить эту позицию и отойти.

Он же подал голос: — А давайте эти позиции используем как ложные.

— Толково, посадите тут отделение с парой пулеметов, пусть изображают ваш передний край.

— Идея не плоха, только у меня всего пара пулеметов.

— С чем рота останется?

— Да не с чем — одни винтовки и гранат немного…

— У меня запас имеется, могу выделить. Пулеметчики есть?

— Найдутся… А откуда у Вас пулеметы?

— С разбитых танков снял.

— Раз так… Я сейчас распоряжусь.

Было слышно, как солдаты матерят все на свете — сколько работали, а теперь бросай наполовину готовые ячейки, отходи и начинай все по новой!

Но через четверть часа, бросив недорытые окопы рота двинулась к лесу, оставив на месте недостроенных укреплений отделение которому уже я оставил пару ДТ с десятком запасных дисков.