Воентур 4

Глава 21

К своим мы вышли так и не раздобыв бензина для топливозаправщика. Буквально через пару часов нас нашел дивкомиссар. Сейчас это был совершенно другой человек — исчезла вальяжность, бьющая через край наглость из глаз. Перед мной стоял человек сосредоточенный, заточенный на выполнение поставленной перед ним задачи. если бы еще понимать какую перед ним поставили, и не менее интересно кто…

На этот раз наше общение было кратким и предельно конкретным:

— Полковник, вам с имеющейся у вас техникой и людьми быть у этой станции через, — он быстро глянул на свои часы, — час двадцать пять, и приступить к погрузке. Эшелон будет подан через час двадцать…

Я только открыл рот для вопроса, как он меня упредил:

— Остальная ваша техника и люди уже ждут на станции. Паровозная бригада та же.

У станции мы были вовремя. Тот кто планировал маршрут и время движения нашей колонны был мастером этого дела. Добрались мы без происшествий, своих нашли сразу, а машинист со своей бригадой и правда был мне хорошо знаком. Погрузка много времени не заняла и с первыми сумерками мы тронулись в путь.

Для полной маскировки от немецкой авиации, в нашем железнодорожном эшелоне не светился ни один фонарь, и, даже, прожектор, на паровозе, был погашен. Но свою изюминку мы все же внесли — взяли из комплекта ИСа прибор ночного видения ПНВ-57 смонтированный на танкошлеме Кольки Тихонова и нахлобучили на голову машиниста. Через трофейное ТПУ снятое кем-то из ребят Маркони с немецкого танка он мог переговариваться со своим помощником в будке паровоза, у которого были немецкие танковые наушники. Сильно надеюсь что эти меры позволили добиться полной скрытности, но с другой стороны они же не позволяли машинисту паровоза вести эшелон быстрее.

Прямо сейчас он внимательно всматривался в темноту, поглотившую все пространство впереди, и вокруг паровоза, находясь на площадке прямо под прожектором. Хоть сейчас и было лето, но опытный железнодорожник предусмотрительно утеплился. На нем была просаленная фуфайка, с такими же ватными штанами давно уже потерявшие свой изначальный цвет, на лоб натянута шапка с вытертым мехом. А лицо, от подбородка, до глаз, было замотано шерстяной тряпкой.

Почти также был экипирован и его помощник, который очень часто высовываясь в открытое окно будки. К моему удивлению помощник часто ее быстро разматывал, и вешал сушиться на ближайший к нему кран управления паром. Представляю как зимой она обмерзала. При этом, его обнажившееся лицо было худым, а глаза сильно утомившиеся. Как я понимаю, причиной этому была работа без отдыха, и как следствие скудное питание: в основном, хлеб с кипятком. Фомич, так звали помощника машиниста этого паровоза как и вся бригада, был одним из опытнейших машинистов Союза. Во всяком случае так утверждал дивкомиссар несколько часов назад. У левого окна будки стоял еще молодой мужик среднего роста, в комбинезоне, без фуфайки. Вязанная шапочка сидела на затылке, как-то по-особому, залихватски. Он по въевшейся привычке, внимательно, как и помощник машиниста смотрел вперед, чтобы вовремя увидеть сигнал, или, возможные препятствия на железнодорожном пути. У него не было наушников, кочегару они лишние.

Сейчас прижав к уху один из наушников, помощник внимательно слушал.

— Иван! — Громко обратился к нему Фомич, — впереди длинный подъем. Нужно будет увеличить скорость. Подбрось в топку уголька!

— Понял! — Ответил тот.

Угольный лоток был полон. Второй кочегар Сергей, был еще совсем молодым хлопцем, лет семнадцати — восемнадцати,, дремал, пристроившись прямо у тендера, на полу будки. Перед этим четко выполнив свои обязанности.

Серега! Просыпайся! Давай уголька! — Повернувшись к спящему юноше, и нагнувшись к самому уху прокричал Иван.

Локомотивная бригада работала дружно. В топку парового котла быстро поступали, лопата за лопатой, порции черного антрацита. На это, паровоз отвечал звуками: чох — чох, и ускорял бег. Он был будто живой организм, который являлся частью паровозной бригады.

Наш эшелон состоял преимущественно из открытых платформ, плюс нескольких теплушек. Он вез в Москву, нашу технику, личный состав и другое военное имущество, нужное любой части для нормального ведения боевых действий. Уже четвертые сутки паровозная бригада работала без смены. Днем мы отстаивались где нас трудно засечь с воздуха, ночью без огней двигались дальше.

Так мы миновали Смоленск, потом была Вязьма, почему-то Калуга.

Ночь начинала по немного рассеиваться. Телеграфные столбы, увеличивая контраст, как на проявляемой фотографии, плыли мимо состава. Стали видны, летящие навстречу, капли дождя.

Наступающий рассвет заставил насторожится паровозную бригаду. Все знали что такое налет немецких люфтваффе. Состав уже шел по Малой кольцевой Московской железной дороги.

Приближалась конечная цель нашего маршрута. И хоть линия фронта была уже далеко, никто не исключал вероятность налета вражеских самолетов, охотящихся за железнодорожными эшелонами. Лично мне из перехватов Маркони было известно, что враг стремился, прежде всего, разбить паровоз. А неподвижный эшелон, с людьми и грузом, было уничтожить намного проще.

За взорванный паровоз, немецкий пилот награждался Железным крестом, и двух недельным отпуском в фатерлянд.

Уже окончательно рассвело. Сейчас эшелон двигался с гораздо большей скоростью чем ночью по насыпи, проложенной через березовый лес. Высокие деревья были естественной маскировкой нашего состава. Приблизительно через полчаса лес закончился, и началась пересеченная местность. Теперь рельсы несли эшелон, то по ровной земле, то поднимались на несколько метров, затем снова опускали вниз. Каждый член бригады локомотива работал молча. Наверняка у всех была одна и та же мысль: хотя бы не было бомбежки!

Давно заметил, что плохие мысли часто бывают материальны. Чего мы все опасались, то и случилось!

Ударил по нервам зуммер полевого телефона. Боец сидевший на трофейном полевом коммутаторе соединил с командиром радарного расчета, который спокойным голосом радиодиктора сообщил что с северо-запада приближается тройка (четверка, пятерка) самолетов противника.

— Всем собраться! На подходе немецкие самолеты.

— Может пронесет? — С надеждой произнес самый молодой в бригаде.

Машинист только сердито зыркнул на него из под кустистых бровей…

Через несколько минут за спиной послышались скупые очереди трофейных «эрликонов».

«Патронов мало — вот и экономят!» — пришло в голову понимание.

Впереди, справа от железнодорожного пути, метрах в пятидесяти, разорвавшаяся бомба взметнула высоко в небо черную массу земли. На высоту метров двадцать, не ниже и разбросала ее, во все стороны. Некоторое количество кусков земли, камни и осколки бомбы долетели даже до паровоза.

Хорошо что расстояние смягчило их удары. Я и вся бригада локомотива ощутила дробь разной силы по его корпусу. Через несколько секунд, содрогнулась земля слева.

— Буду менять скорость поезда, чтобы затруднить точность прицеливания! — объявил машинист как в кино.

Наверняка на него так действует мое присутствие. Не было бы меня, свое решение он довел бы до всех присутствующих более кратко и сочнее.

Молодой кочегар энергичнее «подгребал уголь в лоток», другой отработанным движением, как робот бросал уголь дальше в паровозную топку. Машинист и его помощник, на пару ловко орудуя рычагами управления, резко то уменьшали, и так же быстро, увеличивал скорость нашего эшелона.

Бомбы пока разрывались с обеих сторон железнодорожного полотна. Противостояние моих зенитчиков, локомотивной бригады паровоза и фашистских бомбардировщиков продолжалась не более четверти часа, но сколько нервов и сил ушло на это!

При каждом взрыве, его силу передавала воздушная волна, тогда паровоз отзывался вздрагиванием и наших ушей достигал звук ударов кусков земли, камней и осколков бомбового металла, по котлу, будке и тендеру.

По реакции железнодорожников мне было понятно, что ранее, бригада уже побывала под бомбежками. Но, в этот раз, бомбардировка была наверняка сильнее чем раньше. Им было точно страшно. В любую секунду налет мог для них закончиться гибелью. Как их, так и паровоза. Но, эти гражданские люди в этой паровозной будке, на моих глазах не смотря на страх продолжали честно делать свою работу. Паровоз уверенно тащил за собой эшелон с моей боевой техникой и моими людьми.

Взрывы бомб прекратились так же внезапно, как и начались.

— Ну Слава Богу! Пронесло наконец! — Громко и с явным облегчением произнес машинист паровоза.

О том что налет закончился, подтвердили с нашего радара.

Прошло еще несколько напряженных минут и работа бригады перешла в обычный ритм.

— Пора уже и водой заправиться! — Прокричал помощник машиниста. — Проехали уж всяко больше пятидесяти верст…

— Скоро будет станция. — Ответил ему машинист. — Зальем воды, и надо осмотреть всю машину.

По прибытию на станцию, наш эшелон, направили на самый крайний путь от здания вокзала. Как только состав остановился, я и машинист с помощником, спустились из будки. Только теперь, я почувствовал, как мое тело устало от нахождения длительное время практически в одной позе, паровозная будка, это не штабная палатка даже. По размеру как кухня в хрущевке. Потянулся. Сделал несколько движений руками и, начал осматриваться по сторонам.

Молодой кочегар спустившийся сразу вслед за нами, держал в руках молоток с промасленной ручкой и деревянные колышки разной толщины. Он выглядел нервным и словно бы не в своей тарелке. Не дожидаясь отдельной команды от машиниста, он начал вколачивать их в отверстия, из которых текла вода. Работы ему привалило немало. В самых разных частях «железного коня» были отметины от последней бомбежки: вмятины и пробоины разной величины от осколков бомб. Еще было несколько пробоин в тендере, там где располагался бак с запасной водой. Сейчас она двумя небольшими струями вода вытекала из нижней его части.

Тем временем, машинист и его помощник подошли к двум мужикам, судя по всему хорошо им знакомым. Они скорее всего были из пожарников, один был седой как лунь и краснолицый, другой лысый как колено.

Начался неспешный разговор. Больше говорил машинист, главное, что обрадовало его, — не были повреждены ни узлы ходовой части, ни трубопроводы воды и пара.

Вернувшись к паровозу, машинист сказал своей бригаде:

— Пойду в диспетчерскую, а вы отцепляйте паровоз для заправки водой. Вернусь, поедем… — и уже повернувшись ко мне, добавил:

— Вы, товарищ военный с нами или как?

В диспетчерской было полно людей, но в основном толпились железнодорожники. Машинист, уточнив, с кем нужно вести разговор, представил все положенные документы, выданные ему на поездку, и выяснил все вопросы, которые требовались для продолжения нашего пути.

— После заправки водой, — говорил дежурный диспетчер, — со станции поведете эшелон первым.

Иван Логвинович и Фомич слушали внимательно. Они знали, что здесь, в непосредственной близи от Москвы уже очень плотное движение поездов. Не смотря на то, что из одиннадцати направлений осталось всего четыре.

Дежурный продолжал проводить инструктаж:

— Следите очень внимательно за сигналами. Впереди по ходу есть разрушенный мост. Сейчас все поезда стоят. Как только его приведут в порядок, ваш эшелон первым пройдет по мосту. Ваш паровоз серии «Э» легче других, прибывших на станцию. Путейцы, после Вас, проверят качество ремонта моста и путей.

— Все понял! — Подтвердил машинист нашего паровоза.

Вернувшись к составу, первым делом увидели кочегара.

— Вот, — сказал он. В его голосе звучало удовлетворение и гордость за хорошо сделанное дело, — повреждения устранены.

— Добрэ… Сейчас под водокачку.

После заправки локомотива водой, мы снова тронулись в путь. Но ехали неспешно, внимательно всматриваясь вперед, чтобы не пропустить сигналов.

— Скоро приедем на конечную станцию. Разгрузимся, и хорошо отдохнем. — Машинист начал разговор с членами паровозной бригады.

— Не плохо бы! — Улыбаясь чумазым лицом, ответил его помощник. — Но, помните, как недавно, мы были в подобной ситуации в Смоленске?

— Помню, конечно! Не было паровоза с бригадой под сформированный эшелон. Пришлось ехать без отдыха.

Вскоре, на очередном перегоне, по сигналу стрелочницы, почти девочки по возрасту, эшелон остановился. Время ожидания было не известно.

Машинист обратился с улыбкой к кочегару:

— Держи связь с ровесницей, а мы подремлем. Разбудишь, когда нужно будет трогаться.

— Погоди. Я сейчас связиста налажу к стрелочнице с полевым телефоном. А вы в ближайшей теплушке расположитесь.

— И то правда, — не стал спорить машинист.

Он, его помощник и остальная бригада, только устроились на нарах — сразу заснули. Их сон был безмятежен.

Через, почти три часа дежурный разбудил железнодорожников:

— Просыпайтесь славяне! Нам, путь открыт!

Машинист паровоза тут же открыл глаза.

— Понял! Спасибо! Едем! А мне мои снились. Вернулся я из поездки, а жена с сыном и дочей бегут по зеленому лугу, махая руками, приветствуя меня…

И приступил к работе, будто, ни в одном глазу, сна и не было. Его помощник, так же проснувшись, начал всматриваться вперед, по левой стороне паровоза. Вдоль железнодорожного полотна, через каждые пятьсот — семьсот метров, стояли девушки — сигнальщицы. Семафорили флажками: «Путь открыт!»

Уже вскоре наш паровоз, пыхтя и выпуская пар, неспешно въезжал на мост с высокими массивными металлическими арками. Перед мостом мы увидели одинокого часового в плащ-палатке с винтовкой «наперевес».

— Жив ли тот красноармеец, который стоял до разрушения моста на месте этого часового? — Произнес вслух помощник машиниста.

Тут же, продолжая следить за сигналами, и работать с рычагами, кранами на пульте управления «железного коня».

Путь подходил к завершению. Ожидание скорого окончания поездки поднимало настроение бригады локомотива. Они переговаривались между собой, шутили.

На очередном полустанке нашему эшелону дали зеленый свет и уже к семи часам вечера показалась Кубинка.

День шел к концу. На конечной станции поезд остановился на площадке разгрузки. Машинист спустился из будки. Нужно было согласовать действия бригады с начальником эшелона, то есть со мной.

Я протянул руку машинисту.

— Спасибо, Вам, за благополучную доставку моей техники и людей!

— Не за что! — Улыбаясь ответил железнодорожник.

Не смотря на лето, для прогрева моторов танков, от паровоза подтянули шланг для отбора пара. Началась разгрузка эшелона. Паровозная бригада слаженно продолжала свою работу.

Где-то через час, из громкоговорителя, висевшего на столбе, рядом с паровозом, раздалась команда: «Воздушная тревога!»

Машинист паровоза быстро оценил обстановку, и открыл кран промывки котла паром. Пар быстро, белым облаком окутал паровоз, а вскоре, разнесенный ветром, и весь железнодорожный состав.

Бомбы взорвались метрах в двухстах от воинского эшелона. Разгрузку закончили через шесть часов, уже ночью. Мы колонной отправились дальше, и уже скоро показался полигон.

Даже не вериться, что мы наконец добрались сюда, программа минимум выполнена и даже немного перевыполнена!

Мы теперь не просто неизвестно кто и неизвестно откуда, пускай по-прежнему мы темные лошадки для местных, НО, мы уже сделали для страны очень многое и показали всем, что немцев можно и нужно бить и оказавшись в окружении не надо опускать руки.

Не знаю, как у нас сложится дальше, что мы сможем сделать еще, но верю, что своими действиями мы не только приблизили конец войны, но и смогли значительно снизить наши потери в этой войне.

Я часто думал о том, как мы все очутились здесь, ведь дед Павел попал сюда совсем из другого времени и пришелся нам очень кстати, он тут уже воевал, да и потом служил не в интендантах, где-то в глуши. Кто и зачем это сделал, ну не могло это произойти по естественным причинам.

Даже если и есть какие то временные дыры в пространстве, то не могли мы одновременно провалится в них и попасть в одно место и время. Не верю я в такое и не люблю быть слепой марионеткой, но другого выхода у меня нет.

Просто отойти в сторону в такой момент, да я сам себя уважать перестал бы, раз так получилось, то буду играть по чужим правилам, но со своими поправками. Жизнь покажет, что я и мои товарищи смогли и еще сможем сделать, раз история обратима, то мы постараемся сделать все, чтобы она оказалась переписанной. У нас есть все шансы для этого и мы пойдем до конца.

КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОГО ТОМА.