Воентур 4

Глава 14

Но как оказалось терпец у Нечаева был тоже не железный и не бесконечный. Когда Яков произнес, что мол, за спасение спасибо, конечно, но и точки над «i» и прочими «е» стоит расставить прямо здесь и сейчас, то он не выдержал.

И, плюнув на последствия, не особо стесняясь в выражениях, Дед Павел вывалил старлею все, что думал на тот момент: типа, получив агентурные сведения, согласно которым его неминуемо захватит немецкая разведдиверсионная группа, за ним была отправлена спецгруппа ОСНАЗ. Которая при его освобождении понесла потери в кровавом бою с гитлеровцами.

И если лично его что-то не устраивает, так никто его тут к стулу не привязывал. Вольному воля… Только перед своим командованием и перед отцом пусть сам ответ держит. Оружие и провизию дадим, а дальше — сам парень, не три годика…

Я, не спорю — вспылил. Как в наше время сказали бы, был не толерантен и не политкоректен. Но надо как-то держаться в берегах! Хоть ты и сын вождя! Не рассказывать же сейчас ему про концлагерь, побег от отчаянья со смертельным исходом и провокационные листовки с его фото, разбрасываемые над нашими позициями⁈ Про то, что даже его отец поверил этой геббельсовской липе и изощренным провокациям.

К моему огромному удивлению, этот мажор в военной форме что-то понял. И даже принес извинения, попытавшись примирительно сжать своей здоровой рукой мое плечо. Очень похоже, что как раз эта моя вспышка и весьма эмоциональный монолог окончательно его и убедили в том, что это не подстава, не игра спецслужб и мы действительно свои. А уж после этого мы и поговорили не то чтобы по душам, но нормально.

Под самый конец нашей беседы, у входа на пост ВНОС возникла нешуточная суета. Охрана не хотела кого-то пропускать. Судя по звукам взводимого оружия дошло уже до края. Был слышен голос начкара, который кому-то, пытаясь быть спокойным уже не первый раз говорил:

— Без прямого приказа командира не пропущу!

— Ты знаешь кто я? Ти-и петлиц моих нэ выдышъ?

— Повторяю! Без прямого приказа командира не пропущу!

Да… если начальник караула открытым текстом не посылает кого-то, то этот кто-то в немалых чинах… Надо выходить…

Вишенкой на наш торт стало эффектное появление начальника ОО ЗапФронта Цанавы. Он был в сопровождении хорошо знакомого мне своего заместителя и двух охранников. Плечистые, широкоплечие и все какие-то налитые молодой силой, в соответствии со своими обязанностями, несли с собой хорошо ощущаемое напряжение. Нельзя сказать, что это было приятное чувство — скорей, напротив.

Но больше всего меня напрягло присутствие здесь и сейчас именного зама Цанавы, того самого полковника погранвойск, с которым несколько дней назад у меня был «душевный» разговор, в ходе которого он узнал от меня, откуда мы сюда попали.

Мне надо было понять, знает о нашем происхождении Цанава, а следовательно и Берия, которому он приходился хорошим товарищем, или нет? По процедуре — должен знать, а по жизни всякое бывает…

Нежданный гость объявил, что прибыл из штаба фронта, по личному поручению наркома Берия — хочет поговорить о событиях, произошедших здесь за последние 24 часа.

Сейчас Лаврентий Фомич Цанава был спокоен, как удав Каа. Но это могло быть маской, игрой…

Хотя… Только дышит нарком как-то тяжело. По той информации, которую я имел, уже работая в ПГУ, он страдал от излишнего веса, причем не сколько из-за того, что любил поесть, в большей мере сказывались многочисленные ранения, которые он собирал с завидным упорством.

— Наконец-то… Ждать тэбя надо… Ти знаешь кто я такой, а-а-а?

— Прошу проходите в помещение товарищ комиссар госбезопасности 3 ранга…

На входе, гнилое крыльцо не выдержало и Цанава по колено провалился. Интересно почему практически все нацмены в быту говорят на русском с акцентом, а матом без? Уже не раз и не два такое замечал.

— Отвычай!

— Лаврентий Фомич, вы начальник ОО ЗапФронта, до этого были наркомом госбезопасности БССР. А это, — Нечаев кивнул на стоящего за Цанавой полковника с зелеными петлицами, — ваш зам.

— Я еще и уполномоченный ГКО. А ты кто такой, а? — Как только Цанава поднял глаза от некрашеных и замызганных досок пола поста ВНОС, так с размаху хлопнул ладонью по столу. — И как такое могло выйти?

Дед Павел отнють не смутился. Отслужив в свое время в системе ОО КГБ СССР, он отлично знал внутреннюю кухню и нравы. Так что чего-чего, а такой «наезд» он не исключал, и готовился к любому развитию событий. Но чтобы на него так рыкнули, он еле-еле стерпел.

То что Нечаев доложил, Цанава не ожидал услышать.

— Товарищ комиссар Государственной безопасности 3 ранга, уполномоченный ГКО по Смоленской области!

— Ти что себе позволяешъ?

— Вчера, взводом связи нашего подразделения была перехвачена радиограмма противника. Странным было то, что такая передача характерна для штабных радиостанций уровня не ниже дивизионных. Текст был закрыт шифром, но проведенная пеленгация показала, что место выхода в эфир — в пяти километрах от расположения гаубичной батарее, где командиром…

— Без имен…

— Сразу все наличные силы были брошены на помощь артиллеристам. Через семнадцать минут после перехвата, я был на месте.

— Вижу, что ти был! — Последнее слово Цанава почти что прошипел, его лоб покрылся потом, а жилы на шее вздулись, да лицо как-то сразу покраснело до насыщенного бурякового оттенка. — Далшэ!

Б…дь! Да у него давление сильно подскочило, наверное, так и коньки может отбросить, скажут еще, что отравил товарища Цанаву! Зачем мне этот гемор?

— После изучения обстановки и обстоятельств произошедшего, было принято решение о перехвате группы немецких диверсантов на этом аэродроме, согласно разработанного плана, о котором было незамедлительно доложено в ОО фронта.

— Кому??? — Это короткое слово, Цанава почти прорычал…

— Мне, товарищ комиссар госбезопасности… — вышел из-за его плеча полковник Мисюрев.

— Почему не доложил сразу?

— Вы были у комфронта, как только вы освободились…

— Ты мнэ скажи, какого черта ты решил, что можешь решать судьбу сына Сталина?

— Разрешите доложить⁈ — Я, уловив его настрой полностью не титулую. Сейчас это не ко времени.

— Нэ разрешаю! — Цанава нервно рубит воздух рукой. Я, уловив его настрой полностью не титулую. Сейчас это не ко времени.

— Товарищ комиссар… Тут все дело во времени. На согласование ушло бы слишком много времени. Вы ведь обязаны были доложить в Москву и дождаться реакции, приказа. В общем, мы могли потерять время. А если бы товарищ Джугашвили попал к врагу, то это могли бы использовать для пропаганды успехов немецкого оружия.

— А что, у него успэхов нэт? — Вот сука, провоцирует!

— Почему нет, есть, но это все временные успехи. Пользуются растерянностью отдельных наших командиров. — Вижу, что этот мой ответ Лаврентия Фомича устраивает.

Да, с этим типом надо быть крайне осторожным. Не разговор — а проход по минному полю!

— Разрешите продолжить?

Он кивнул.

— При разработке оперативных мероприятий, совместно с представителем ОО фронта, были учтены три фактора: то, что за старшим лейтенантом Джугашвили была выслана группа профессионалов, важность захвата именно этого командира для командования противника, а также ограниченность по времени решили действовать следующим образом: представитель особого отдела обеспечил участие в операции трофейный «Юнкерс-52» с нашим экипажем и истребительное обеспечение, поставив перед ним две задачи. Первая, это перехват настоящего «Ю-52» и его принудительная посадка на нашем аэродроме, вторая это реалистичная атака самолета подмены, что бы у командира немецкой спецгруппы не возникло никаких, даже самых малейших подозрений.

— А если бы его убыли, а? Ти понимаешъ, что бы это было, а? Мы бы все тут бэз головы были, да! Ти не думай, что побэдытелей нэ судят! еще как судят! Вах! Тэбя под трибунал отдать нэ надо даже, тут расстреляю! Сучонок! Паготьи… — Цанава снова не на шутку занервничал, и начал брызгать слюной.

Не самый приятный товарищ, скажу вам откровенно. Прогибаться сейчас нельзя, но и надо дать ему возможность сохранить лицо.

— Товарищ комиссар госбезопасности, есть информация особой важности, прикажите вашим людям покинуть помещение и отойти от здания на двадцать метров…

Несколько секунд Цанава внимательно меня рассматривал, но приказал:

— Исполнять!

Вслед за людьми Лаврентия Фомича, вышли и мои люди. Только в соседней комнате остался Яков.

— А вот последнее было обидно, товарищ комиссар! Мы тут вам задницу, извините, прикрывали, а вы меня и моих боевых товарищей такими самыми обидными словами обкладываете! Зря это, товарищ комиссар.

От этих моих слов, лицо Цанавы опять начало наливаться буряковым цветом.

— Вы же прекрасно понимаете, что если бы мы провалились — так наверх ушло бы спецсообщение, о том что кучка несознательных товарищей, проявив халатное и безответственное самоуправство, действуя через вашу голову, допустила захват и переправку старшего лейтенанта Джугашвили на территорию противника. И поименный списочек в конце. А раз все получилось, и сына вождя удалось освободить из плена, то операция проходила с вашего согласия и под вашим чутким руководством. Тем более никто не поверит, что можно было такое без вашего содействия провернуть!

— Умный, да? — по его тону чувствуется, что горячий кавказский парень начинает остывать.

Хотя мне лично очень обоснованно кажется, что это был хорошо отрежиссированный спектакль. Видал я не раз за время службы, намного более креативные постановки… Но вслух произнес:

— Да нет, товарищ комиссар… Как говаривал мой батько: «Не считай людей дурными, а себя самым умным».

— Ошэнь вэрно говорил тивой отэц! Рапорт садись, пыши, да…

— Уже написал!

— Слюшай! Когда успэл, а?

Действительно написал. Даже два… Причем развернутых, как и положено. Но отдам ему в руки только один… В котором роль товарища Цанавы как мудрого руководителя Особого отдела особо подчеркнул. Зачем давать себя подвесить сразу за оба яйца, да еще и добровольно? Заполучить этого типуса врагом… пока что не стоит. Мне сейчас это не с руки. А, бумага все стерпит. А молниеносно строчить рапорты я быстро научился — часто от этого зависела даже не карьера, а жизнь.

Цанава внимательно читает текст, забавно шевеля губами. В памяти всплыло — Одесский педин. Заочно… скорее всего просто ему сделали диплом, что бы кадры не задавали неудобные вопросы. Наконец я уловил, что лицо его светлеет.

Чем-то он мне напомнил в этот момент Бывалова из фильма «Волга-Волга», когда тот рассуждает об усилении фразы о его руководящем влиянии, блин, что-то меня занесло… или, все-таки похоже что пронесло?

Да точно! Гроза явно проходит на этот раз мимо меня… Все таки правильная, и что не менее важно, вовремя представленная бумага — великая вещь! ею можно прикрыть любого размера жопу!

Подняв на меня глаза, чуть растянуто Цанава произнес: — Свабоден!

Н-да, кажется, самое мое большое достижение за сегодня то, что меня не расстреляют!У победы много отцов… Даже слишком.

Выходя на крыльцо, краем глаза заметил, как Цанава открыл дверь в комнату где сейчас находился Яков. Осмотревшись, заметил что недалеко расположился полковник Мисюрев, а рядом с ним был одни из охранников Цанавы. Пасет или случайно оказался рядом?

— Александр Петрович как палец? — Обратился дед Павел к полковнику Мисюреву.

— Врачи обещали уже через неделю снять гипс. Честно говоря — жду не дождусь… Иной раз так чешется, хоть на стенку лезь!

— Это да… С другой стороны — значит заживает, однозначно.

В этот момент охранник Цанавы повернулся в сторону поста, и Нечаев маякнул полковнику, что сейчас тот — третий лишний.

На удачу, тот сам порысил к домику и дед Павел смог спокойно переговорить с полковником.

— Я правильно понял, что туда, — Нечаев поднял глаза к небу, — информация о нашем появлении не ушла?

Пограничник только слегка прикрыл веки.

— Можете обосновать?

— Информацией такого уровня должен обладать только один человек в руководстве страны. Сами понимаете кто…

— Согласен. Но уже прошла неделя после нашего разговора…

— Не было никакой возможности, жду случая…

— Ясно. Попробую это сделать через Якова в темную. Ждите вызов в Москву.

Полковник снова только немного смежил веки.

Пока на улице Нечаев и Мисюрев вступали в самый натуральный сговор, Лаврентий Фомич начал свой разговор с Яковом Джугашвили. В комнатке, где расположился раненый Яков Джугашвили царил сумрак.Цанава, раздраженный предыдущей беседой, недовольно хмыкнул, увидел керосиновую лампу, под крутил фитиль, дав больше света. Ему важно было видеть реакцию сына вождя на задаваемые ему вопросы.

— Комиссар госбезопасности 3 ранга Цанава Лаврентий Фомич, начальник особого отдела Западного фронта. — представился он Якову, как старшему по званию.

— Лейтенант Яков Джугашвили, командир шестой артиллерийской батареи четырнадцатого гаубичного полка четырнадцатой танковой дивизии.

— Ну вот и познакомились! Нет, ми раньше тоже встречались, в мае сорок первого года, нэ помнишь? Скорее всего нэт. Я с группой товарищей бил в артиллерийской академии во время твоих выпускных экзаменов.

— Я точно не помню, нервничал тогда очень.

— Ну это да, тем более, что я там бил по своим делам, тебэ их знать нэ нада. Яков Иосифович, это не допрос, ви понимать должны. Очэнь странное происшествие. Понимать нада, что и почему, понимаешь? Хорошо? Скажи, дарагой, как всё случилось.

— Подробно?

— Поминутно дарогой!!!

Цанава ухмыльнулся, но строго про себя. Конечно сын вождя лежащий сейчас перед ним на кровати, понимает, что допрашивать его может только отец, а нам, простым смертным… Хотя не совсем простым, только аккуратно побеседовать можно. Легонько почву прощупать, ненавязчиво, можно сказать деликатно факты собрать. И все… Больше ни-ни, так как выводы делать будет Сам. И только он один.

— Я сам лично проверил караулы, вернулся и лёг спать, но заснуть не мог, что-то беспокоило. Не знаю, что. В какой-то момент мне показалось что услышал какой-то шум. Я достал из кобуры и как был в исподнем, выбрался из палатки. Присмотрелся и увидел, что часового на месте нет, поднял пистолет, но выстрелить не успел. Вот… И что самое поразительное — выстрела не слышал, так, хлопок, как будто в ладоши кто-то на концерте хлопнул, только тихо.

— Значит, выстрела ты не слышал, а только бил подозрительный хлопок?

— Именно так!

— Но тут получил удар по голове но сознания не потерял. А потом я пытался оружие поднять с земли, потому что от боли его выпустил, крикнуть почему-то не догадался, хотел именно выстрелить, предупредить. Но меня крепко держали. Как при этом умудрился откусить мочку уха у одного — не знаю… За что отгреб прикладом по лицу. Фингал был на большую часть лица, поэтому произошла заминка с выявлением меня из общей массы личного состава.

— Да, точно, кто-то меня по голове приголубил. Точно. — Он машинально потянулся здоровой рукой к заметной шишке с правой стороны головы.

«Конечно, точно» — подумал Цанава, у него в папке было буквально только что полученное заключение военного врача о наличии большой гематомы на лице и шишки затылке старшего лейтенанта.

— И что потом было? — поинтересовался он у Якова.

— Потом очнулся от какой-то гадости, что мне под нос сунули. Руки связаны. Меня засунули в строй бойцов. Надо сказать, что я был в белье, в чём спал, в том и выскочил. Да там, в строю, почти все такие были. Сколько времени прошло я не могу точно сказать, но думаю, что немного. Стояли мы вперемешку, потом немец стал идти и каждому в лицо фонариком светить. На меня смотрел чуть дольше, чем на других.