Воентур 4

Глава 3

Диверсант не шевелится и только его лицо кажется бледным пятном с прорезями для глаз…

Красноармейцы из оцепления застыли, ожидая команды, но ее нет. У нас отходняк.

Из-за оцепления кто-то уже лихо докладывает:

— Товарищ полковник, разрешите доложить? Схватили диверсанта!

— …

— Так точно! В нашей форме был и с пистолетом в руке!.. А как он стрелял из-за угла по нам через дорогу!..

«Бл#дь! Да что ж это такое⁈ Почему здесь то же самое — одни службу тянут, а другие докладывают и плюшки получают? И почему я не удивлен? Потом подумал и сам себя спросил с надеждой, хотя ее было очень мало: 'Может быть ты знаешь хоть одно место на земле, где по другому, бро?..» И честно, сам себе ответил сразу: «Может и есть, но там точно не знают про меня ничего!»

Аккуратно направив глаза за оцепление, подозрительно уставился на лысого, который судя по всему и докладывал. Уловив мой взгляд он сделал невинный вид, и повернул голову в другую сторону. А рядом с ним стоял знакомый полковник погранвойск, который замнаркома…

Этого диверсанта мы передали в разведотдел штаба армии.

Весь день прошел в хлопотах. Результат немецкой бомбардировки только усилил мое понимание, что надо срочно выводить технику из Орши. Осталось только решить как. На текущий момент было два варианта — своим ходом и через Витебск по железке. Это направление было единственным куда еще ходили составы. Разглядывая карту, я понимал, что это сильно в обход, но другого варианта добраться до Смоленска, сохранив моторесурс бронетехники я не видел.

Комендант был против, так как без нас ПВО города теряло свою эффективность, не смотря на то, что почти все стволы оставались на месте. Но главный козырь — наш радар уходил с нами. Свое неудовольствие мне никто впрямую не высказывал, но укоряющие взгляды их, я постоянно перехватывал.

Наш эшелон должен был отправиться с наступлением ночи.

Меня разбудил адъютант ближе к полуночи, когда я погрузившись в пучину причудливых сновидений, которые мелькали друг за другом. И чудилось мне, что трели соловья перебивают глухие раскаты летнего грома.

Он интенсивно тряс меня за плечо, и приговаривал чуть не плача:

— Тавщ полковник! Проснитесь же! Нас бомбят!

Я открыл глаза и увидел, что он стоит над мной у моей лежанки.

— Что случилось? — спросил я сонным голосом.

— Налет!!!

— А? Что? — повторил я спросонья. — Чего это ты так кричишь⁈ Кто бомбит?.. Ах да… Ну и что с того?.. Да не ори ты мне прямо в ухо!!!.

Не сразу вникнув в ситуацию, хмуро гляжу на него спросонья, постепенно пробуждаясь. Чувствую всем телом, как земля содрогается от близких разрывов, которые в темноте кажутся особенно близкими и мощными.

«Почему бомбят ночью?.. И где наши самолеты⁉ Куда они делись???» Такие суматошные мысли замелькали у меня в голове.

Не смотря на это, я кубарем слетаю с полки на пол вагона и сразу, за что-то зацепившись падаю. Адъютант помогает мне подняться. Потирая ушибленное левое колено, в спешке одеваюсь и спешу к штабному вагону, где меня встречают другие встревоженные командиры.

— Доклад! — Обратился я к Маркони.

Вокруг суета. Красноармейцы что-то суматошно грузят на повозки и автомашины. Наверное боеприпасы, взрывчатку и продовольствие.

В штабном вагоне я обнаруживаю Деда Павла. Он сидит на крышке от снарядного ящика и машет руками в воздухе. Видно, как он собирает вокруг себя разлетающиеся во все стороны листы бумаги.

Маркони докладывает о том, что:

— Очень вероятно, — говорит он, — что у немцев есть специально подготовленные и оснащенные экипажи ночных бомбардировщиков, которые, по неизвестным нам причинам, без всяких предупреждений обрушиваются на железнодорожные объекты в тылу наших войск.

Пока он говорил, я смотрел в окно. На фоне ночного неба, в свете прожекторов видны силуэты самолетов противника: они летят над нами с разных сторон… Я оглядываюсь по сторонам — вокруг никого нет! Но ведь только что были люди!..

Для уточнения оперативной обстановки направил одного из командиров к начальнику гарнизона, а другого к коменданту станции. Попутно люди Маркони пытаются связаться со штабом нашей армии. Но к огромной досаде, установить радиосвязь не представляется возможным из-за сильных помех, затрудняющих передачу и прием. Неужели противник может на таком расстоянии от линии фронта глушить нам связь?

Командиры подразделений доложили мне, что немецкие самолеты обстреляли из пулеметов железнодорожный вокзал Орши, а также сбросили мелкие авиабомбы на пакгаузы при нем. По две вражеские бомбы разорвались в расположении нашего эшелона. К счастью, потери среди личного состава отсутствуют. В нескольких местах возникает пожар. Однако, его быстро тушат бойцы Маркони и танкисты.

Вскорости возвращается командир посланный к начальнику гарнизона. Он хмурый. Известие, которые он принес, вызывают нешуточную тревогу. По всему городу идут ожесточенные стычки с диверсантами противника.

Чем же вызвана такая ситуация. Похоже, что вся эта движуха неспроста… Что здесь может предпринять противник? Да что угодно! Стоп… Не горячись… Количество реальных вариантов развития событий не так уж и много. Что бы ты сам предпринял на месте немцев? Ответ на этот вопрос ярко вспыхнул под черепом огнем электросварки… Десант! Допустим… А какой воздушный или посадочный? А может быть комбинированный?

В мозгу опять что-то щелкнуло. Да! Точно — так бы я поступил на месте немцев!.. Но ведь это значит только одно: немцы должны высадиться не где угодно, а как можно ближе к месту где сходятся все или почти все железнодорожные пути… или не делать этого вообще!!! Думай голова!

Подъезд к мостам на юг от города они заблокировали разрушив насыпи, остается всего два варианта северный ход на узел и западный… Где бы ты высадил десант полковник? Н-да… дилемма… А что я страдаю? Там где больше всего стычек с диверсантами, там и будет высадка!

— Где больше всего стычек с диверсантами? — спросил я у вернувшегося командира от начальника гарнизона.

— Слышал, что полковник приказал всех кто есть в наличии отправлять в район больницы, товарищ полковник!

— Карту! Быстро! Где эта больница???

Адъютант торопливо зашелестел листами карты. Ткнув пальцем в район западнее Орши, он показал зелёное пятно между городом, и тем самым мостом через который мы въехали на железнодорожный узел.

Рядом с небольшой рощей в которой находилась больница, был хороший кусок ровной местности, где как я полагаю, спокойно могли приземлиться самолёты и планеры с основными силами десанта противника.

По данным полученным от опять-таки вернувшегося командира, наших сил в этом районе около больницы не хватало, на лицо было явное количественное превосходство противника в этом районе и качественный его перевес в подготовке и стрелковым оружии.

Скорее всего как и в наше время противник высадил парашютным способом передовой отряд который должен был обеспечить высадку посадочным способом основных сил десанта.

Помимо прочего у диверсантов было явно налажено взаимодействие со своей авиацией. Над местом боя постоянно кружили несколько самолётов которые обеспечивали и воздушное прикрытие и бомба-штурмовую поддержку.

Приблизительно через час из штаба армии прибыл делегат связь с категорическим приказом командарма о немедленной передислокации всех вверенных мне людей и техники через Витебск в Смоленск. Генерал Филатов лично приказал мне срочно грузить имущество, людей в вагоны и на платформы и в течение четырех часов покинуть Оршу.

Буквально через полчаса была восстановлена телефонная связь. Как оказалось, было сразу два порыва телефонного кабеля, скорее всего это была работа немецких диверсантов, уж сильно аккуратные были срезы на кабеле.

Как только заработал телефон, сразу же по нему, из штаба армии повторно сообщили приказ генерал-лейтенанта Филатова, который подтверждал ранее переданное делегатом связи.

Приказ есть приказ, и как предписывает устав, его необходимо неукоснительно исполнять…

Через полтора часа, вся моя «экспериментальная» рота, со всем нажитым имуществом и трофеями добытыми в бою, длинной колонной, рассекая фарами сумрак зловещей тьмы, выдвинулась в направлении пригородного полустанка, где есть сохранившаяся рампа для погрузки на платформы.

Сидя на переднем сидении своего персонального «кюбеля», наблюдал как за стеклом, в ставшем прифронтовым городом, на который сейчас опустился густой ночной туман, царило кажущееся со стороны хаотичным движение. Но я знал, что город начали готовить к обороне.

Постоянно, почти каждую минуту, мимо нашей колонны, то туда, то сюда проезжали машины, в основном грузовые, в кузовах которых виднелись люди и самые разные грузы: от досок до самых разных металлических конструкций, и даже мешки с песком. Мне даже удалось увидеть трактор, который на открытой платформе тянул сразу несколько противотанковых ежей. И почти сразу пришло воспоминание о том как и где появилось это противотанковое средство.

На одной из лекций в танковой академии, уже совсем пожилой преподаватель, бывший танкист, рассказал историю появления этого изобретения. Для меня, тогда на учебном занятии было полным откровением, что оказывается подобные ежи активно применялись еще при строительстве укреплений начиная с тридцатых годов, при постройке так называемой Чехословацкой стены на границе Чехословакии и Германии. Позже, уже на гражданке, видел я фото таких ежей на наших позициях в перемышльском УРе. Дьявол как говорят умные люди в мелочах! Новый усовершенствованный образец этого невзрывного противотанкового оборонного средства предложил в 1941 году Михаил Львович Гориккер, генерал-майор технических войск, тогдашний начальник гарнизона Киева и начальник Киевского танко-технического училища. Доработанная им конструкция «ежа» была более эффективной и дешевой в производстве. Суть доработки состояла в том, что «ёж» должен быть выше, чем дорожный просвет танка, но ниже или на равной высоте от грунта до верхнего края нижнего лобового листа танка. Только при этом условии он переворачивался, а не отодвигался бронированной машиной. Понятно, что «ежи» менее эффективны, чем минные заграждения, однако их можно в больших количествах изготавливать из подручных материалов без применения высоких технологий и легко перебрасывать с одного участка на другой, что особенно ценно в военное время. Еще что хорошо отложилось в моей памяти — за создание противотанкового ежа генерал-майору Гориккеру был вручён фотоаппарат марки ФЭД!

Вообще этот дядька был большой умницей. Кроме «ежа», он позже придумал как восстановить бронепробиваемость перекаленных 45-мм снарядов. На самом снаряде, практически в любой мастерской где был самый обычный токарный станок, делались так называемые подрезы-локализаторы. Благодаря им перекаленный снаряд не разрушался полностью и выполнял свою задачу — пробивал броню.

Ходил по интернету устойчивый слух, что перекалка была делом «вредителей» и «врагов народа». Но как рассказал нам тот же преподаватель, все было намного прозаичней. Испытания 45 мм снарядов проводились по методике 188Х-го волосатого года по тонкому листу железной брони. Стремясь повысить бронепробиваемость, меняли режим термообработки и результаты оценивали по той же самой методике. Но при ударе о 30–50 мм броню высокой твердости работали совершенно другие механизмы и при применении на фронте, тупоголовый снаряд 45-ки раскалывался. Кстати, потом этот прием вполне осознанно применяли на более новых разработках противотанковых снарядов. И не только мы — противник тоже…

Из воспоминаний из той жизни, меня вырвала силь но развившаяся чуйка. Я просто кожей ощутил мгновенно накрывший меня ожег. Подняв глаза увидел, что мимо нашей колонны, двигалась в противоположном направлении большая группа немецких военнопленных, кто-то из них то и дело останавливался и с презрением глядел почему-то на на меня. Или мне так казалось?

Сверившись с картой, понял что до нашей цели — полустанка, осталось чуть меньше трех километров. Снова мимо нас прошло несколько небольших, не более десяти человек, групп красноармейцев, а также несколько гражданских с лопатами и кирками, которые погрузившись в прицеп трактора, вероятно, отправились строить фортификационные сооружения. На финальном отрезке пути мы встретили еще несколько групп групп гражданских. Ещё пара «Комсомольцев» проехала по соседней улице, таща за собой пушки небольшого калибра.

«Кюбель» вырвался приблизительно на полтора километра вперед от основной колонны. Наконец путь нам преградил покосившийся шлагбаум, у которого стояли три пожилых солдата в грязной форме и засаленных пилотках. Мы затормозили.

— Стой! Кто идет? — спросил один из них, тот у которого был свежий шрам на лице.

Остальные взяли на изготовку свои винтовки и стали ждать, когда к нам подойдет тот со шрамом.

Все они хмуро глядели на наше трофейное чудо, а один — видимо, старший, потому что держался с большим достоинством, отдал команду:

— Документы!!!

«Кюбель» тем временем медленно окружили со всех сторон, остановившись в метре от передних колес и направив на «Кюбель» короткие стволы своих карабинов, продолжая с подозрением рассматривать незнакомую технику.

Я вылез наружу и подошел к старшему: — Здравствуйте!

— Предъявите документы!!!

Только внимательно изучив мое предписание, начкар слегка оттаял лицом.

— Ну и что там? — спросил я.

Он ответил не сразу: — Там, где раньше была станция большая воронка… А вот грузовая рампа — она целая!

— Ну… нам больше и не надо.

Пройдя за шлагбаум, увидел что на территории станции царит суета, галдеж и ругань. Железнодорожники вместе с бойцами тушат ряд построек полустанка, полыхающих жарким огнем. Где-то вдалеке раздаются гулкие раскаты очередной бомбежки. На полустанке нас встретила группа из трех человек в форме железнодорожников.

Но, не успела моя колонна дойти до места погрузки и начать ее, как в небе снова появились немецкие самолеты. И сразу, обратил внимание, что в метрах четыреста от нас взлетают подряд две сигнальные ракеты красного цвета, четко различимые на фоне мрачного неба. Как раз в той стороне был расположен полуразрушенный заброшенный склад.

— Неужели опять диверсанты? — вполголоса бормочу себе я, а сам уже бегу к шлагбауму и запыхавшись, суматошно кричу:

— Сержант, диверсанты сигналы подают противнику. Караулу проверить своими силами! Немедленно!!!

Сержант в запале, чуть не переходя мат: — Не могу оставить пост. Это не наша задача, а энквэдешников!

— Ты сдурел сержант! Е… Немец сейчас по их ракетам сотрет тут все в пыль! А мне эшелон надо отправлять!

Видя что он никак не реагирует, добавил: — Ты совсем совесть потерял!

— А ты полковник не ори, — ответил он, и сделав влево пол оборота, зычно рявкнул: — Второе отделение! К бою!!!

Откуда-то из под земли, как суслики из норы начали шустро появляться красноармейцы и строиться в одну шеренгу.

— Тавщ полковник. Мы моментом справимся!

Буквально секунд помедлив, и хмуря правую бровь, я сказал:

— Вижу. Только быстро! И смотри ж!

Пол отделения под командой этого сержанта направляю к тыльной стороне склада, с задачей: рассредоточиться и задерживать всех с целью установления личности. С другой половиной отделения мы мчимся на кюбеле к бывшей зоне разгрузки склада.

Не доезжая до склада, метров пятидесяти, оставляю двух бойцов со своим водителем рядом с машиной. Остальные вместе со мной быстрыми перебежками продвигается к вероятному месторасположению диверсантов.

Нашу группу опережает метров на пятнадцать ефрейтор, как потом выяснилось заядлый спортсмен, и между прочим — кандидат в мастера спорта по самбо.

При его приближении к пакгаузу, из створа приоткрытых сломанных ворот склада летит какой-то предмет прямиком в него, в сумерках и наверное от азарта и волнения плохо мной различимый.

Он наталкивается на инстинктивно подставленный ефрейтором приклад винтовки и отлетает в сторону, сверкнув при свете хорошо различимым бликом.

«Бл…ь! Да это же нож!» — мелькнула в моей голове запоздалая догадка.

Тем временем на ефрейтора стремглав бросается низкорослый крепыш, занося при этом правую руку для удара, то ли с палкой, то с прутом. Видать, он кумекал, что он один, к тому же не воспользовался оружием.

Я отчетливо вижу, как красноармеец вскидывает свою винтовку, лихорадочно при этом нащупывая спусковой крючок. И понимаю, что не он не успевает! Вместе со мной это понял и ефрейтор. Он

опускает винтовку, разворачивается на корточках и бьет левой ногой. Носок его сапога врезается под колено нападающему и он валится плашмя прямиком на ефрейтора.

Нам еще бежать метров десять. И стрелять нельзя!

А ефрейтор, ловко выскальзывает из-под нападающего, и берет его шею в удушающий захват. Его противник безуспешно лапает кобуру, пытаясь достать ствол.

А тут и мы подоспели. Красноармейцы извлекают из его кобуры наган, и при этом нещадно бьют супостата по рукам, ногам, телу: куда только попадут. Поостыв, с него снимают кобуру с портупеей и добротные яловые сапоги. Мы поднимаем его на ноги, и прислоняем к стене. С глухими стонами вражина с окровавленной головой падает на колени.

После недолгих поисков в развалинах склада нами были обнаружены: две ракетницы, вещмешок, в котором под комплектом запасной формы, буханки хлеба и целлофанового пакета сала в упаковке 100 грамм, притаился с невинным видом чемоданчик с радиостанцией марки SE74/12.

У диверсанта изъяты наган, отечественный компас, запасные бланки незаполненных командировочных предписаний и продовольственных аттестатов, но со штампами и печатями воинских частей.

Ефрейтор с запястья правой руки врага снимает кировские часы. Я оставляю трофей ему в качестве его законной добычи, это ведь он скрутил его.