ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Мы идем на Фиджи. Солнце палит немилосердно. Вынести эту жару и духоту нет сил. Весь наш день проходит на палубе. Тут мы читаем, спим перед вахтой, отдыхаем, смотрим кино. Спускаемся в каюты, только чтобы переодеться к обеду. Долго там не высидишь. Душно, сыро, обливаешься потом после пятиминутного пребывания. Даже тропические ливни, что нет-нет да и срываются на море, не могут прогнать людей с палубы. Наоборот, мы ждем этих ливней с нетерпением. Стоит увидеть на горизонте черные тучи приближающегося шквала, как все ныряют вниз за мылом и мочалкой. В этой тропической духоте нет большего счастья, чем облиться пресной водой. Температура океанской воды плюс двадцать девять градусов. Она не охлаждает. Постоять под шлангом пожарного насоса или поваляться в соленом водовороте на палубе приятно. Но после этого кожа покрывается шелушащимся белым налетом соли. Его нечем смыть. Все танки пресной воды закрыты. Воду отпускают только для питья и утреннего умывания. И вот тут-то небо посылает нам ливень. Он налетает мгновенно. Море вскипает от крупной капели. Оно теряется в непроглядной водяной завесе. Лучшее место во время ливня — под брифоком, самым большим из наших парусов. Наклонные струи дождя упираются в него и стекают вниз веселым потоком. Нужно успеть намылиться и смыть пену. Тропический шквал капризен и скор. Через минуту он умчится дальше, бросив тебя под тропическим солнцем и веселыми насмешками. Безнадежное дело просить у старпома пресной воды, чтобы смыть мыло. Иногда ливень затягивается, и мы успеваем не только вымыться, но и постирать свою робу, шорты, рубашки. Все-таки пресная вода — величайшее счастье. А мы ее так варварски расходуем на суше. Сейчас не особенно верится, что где-то существуют реки и озера, в которых можно купаться каждый день. Ребята рассказывают, как о чем-то сверхъестественном, о горной речушке на Маркизах, где они в прошлый рейс купались и стирали рубахи. Так что будем ждать этих благодатных речушек, где можно поплескаться и полежать на теплом песке. Впереди у нас Фиджи, Западное Самоа, Таити и Нукухива.

Заход на Западное Самоа для нас приятная неожиданность. Год назад эта бывшая колония, а позже подмандатная и подопечная территория получила независимость. СССР признал молодое государство. Но советские люди ни разу не были на этой далекой земле. Ни одному нашему кораблю никогда не пришлось бросать якорь на рейдах Самоа. Мы будем первыми.

В Гонолулу я смотрел американский журнал «Нейшенл Джеографик». В одном из номеров большой очерк посвящен Западному Самоа. Из него я узнал, что недалеко от Апии, на горе Ваэа, покоится Роберт Луис Стивенсон, автор «Острова сокровищ».

Через неделю Новый год. Для нас этот день будет тройным праздником. В десять часов утра 31 декабря мы будем встречать Новый год вместе с москвичами. А в девять утра должны пересечь экватор. Из объятий Нептуна попадем в лапы деда-мороза. Экватор как раз будет промежуточным финишем нашей экспедиции. Пройдена почти половина пути. Обычно в такие дни подводят итоги проделанной работы. Будем подводить и мы. Что же мы сможем сказать о своей деятельности? Что мы открыли, что внесли нового в науку?

Вот мы плаваем уже пять месяцев. Отмахали тысячи миль. Исписали километры лент. А все ради чего? Чтоб сделать вывод в какие-то две строчки, что, мол, тут магнитное поле такое, а тут такое? А вот в этом месте оно несколько отклонилось от нормы? Однако это не так уж мало. По сравнение с предыдущими исследованиями магнитного поля на поверхности океана «Заря» ушла далеко вперед. Первое немагнитное судно «Карнеги» вело наблюдения в отдельных точках океана только через каждые двести — триста километров. Мы же ведем их непрерывно. А ведь это имеет большое значение, потому что даже встреченные нами в этом плавании аномалии были по сути дела крошечными пятнами. Веди мы наблюдения через двести километров, мы бы их просто проскочили, не заметив. И приборы «Зари», более совершенные, позволяют определять составляющие магнитного поля и его общую силу с большей точностью.

Наши исследования помогут вписать несколько строк в биографию нашей планеты. Но впереди еще целая книга в тысячи страниц.

Мы легли в этот вечер спать на баке рядом с брашпилем, под фок-мачтой. Черное ночное небо было дьявольски чистым, в ярких звездах по кулаку. Такие ночи располагают либо к восторженной лирике, либо к пессимистическому философствованию. Мы были все-таки ближе ко второму состоянию. Говорили о звездах, о других мирах. И получалось, что наша жизнь до обидного коротка. Все эти звезды существуют миллионы лет. И до нас они были, будут и после нас. Мы даже не можем сказать, где эти звезды сейчас. Свет-то идет с того места, где они когда-то были. Теперь их давно уже там нет, а может, они сбежали в другие галактики, кто их знает. Вдруг где-то там, на другой планете, есть люди? А они ведь обязательно есть. Сидят тоже на судне, режутся в домино, пьют кьянти и устраивают веселые розыгрыши. Может быть, они дышат не кислородом, а озоном, или фтором, или какой-нибудь другой штукой, которая на земле не известна. Но вскоре от всех этих размышлений мы снова потихоньку пришли к нашей работе и нашей экспедиции.

А на шхуне жизнь каждый день идет заведенным порядком. Трое из нашей группы — Сидоров, Клименко и я по восьми часов в сутки несем вахту в лаборатории. Каждый час нужно ходить в салон и брать отсчеты двойного компаса. На это уходит не больше пяти минут. Остальное время наблюдаем в лаборатории за работой приборов. Все наблюдение практически сводится к тому, что каждые полчаса на лентах самописцев наших магнитных приборов (они записывают склонение, общую силу магнитного поля и его составляющие Н и Z), на лентах гиро- и магнитного компаса, а также эхолота мы ставим отметку с указанием времени. Это нужно для того, чтоб в дальнейшем при обработке магнитных показаний можно было «привязать» эти данные к курсу судна, месту его в океане и глубине. Собственно, этими отметками вся работа нашей троицы и ограничивается. Правда, кое-когда приходится помогать товарищам по мелочам, да Клименко еще возится на вахте с ремонтом некоторых приборов. Но солидным их ремонтом занимается наш старший инженер Цуцкарев. Борис Михайлович Матвеев и Касьяненко переносят данные со свежих лент на кальку и составляют графики. Касьяненко, кроме того, снимает еще в штурманской прокладку курса по карте.

В нашей группе ведутся наблюдения за ионосферой, распространением радиоволн и космическими лучами. Это участок Кудревского и Маслова. Они запускают свои приборы и изредка приходят снять данные. Мы, дежурные техники, присматриваем за работой этих приборов на тот случай, если вдруг что-нибудь произойдет непредвиденное. Но в основном ничего не случается.

Новый год на носу. Предпраздничный ажиотаж охватил всех. Шьются костюмы для свиты Нептуна, готовится оформление, головные уборы, расписывается сценарий торжества. Специальное совещание всех комитетов общественных организаций распределяет роли. Избранники шепчутся о тонкостях действа. Но через пять минут все секреты становятся достоянием всех, предаются гласности.

Сегодня пришлось на час переводить вперед часы, чтобы Новый год встречать с Москвой в десять утра, а то бы он пришел в девять — это рановато. Завтра снова часы отведем назад — сами себе хозяева. В результате этой операции наша вахта спала всего два часа. Но некоторые ребята вообще не ложились: начали встречать праздник ночью вместе с Владивостоком. Так что к утру были уже довольно веселыми. К торжествам готовились старательно. Между фальшбортом и средней надстройкой сбили из досок нечто вроде загона. На него натянули брезент. Получилась отличная квадратная ванна. Ее наполнили водой и купались с удовольствием. А ровно в девять раздался дьявольский шум. Из каюты старпома вышел Нептун со своей свитой. Борис Цуцкарев и Володя Узолин были чертями и лупили в алюминиевые кастрюли деревянными колотушками (и здесь соблюдался принцип немагнитности).

А к десяти часам мы уже сидели за новогодним столом. Кто-то пытался поймать Москву, но в это время обычно московские радиостанции не слышны. Матвеев зачитал официальные телеграммы, радист роздал поздравления из дому, и в положенное время мы вместе с москвичами подняли бокалы.

Новый год отшагал уже полдня. Я успел отстоять в нем целую вахту. А сейчас посиживаю на рулевой рубке и смотрю на бегущие за кормой буруны от винта. Это место я облюбовал себе с неделю назад. Здесь загораю и читаю днем. Здесь и сплю после вахты. Из выхлопных труб летит крупная сажа, и простыня из белой становится серой, в черных точках. Но все это искупается относительным спокойствием, которое обретено тут, на самой крайней точке шхуны. Уж наверняка тебя не разбудит утренний подъем к чаю. Да и споры козлятников сюда почти не долетают. Монотонный стук двигателей успокаивает, помогает сосредоточиться или уснуть. Если не вздумают с рассветом ставить или убирать паруса на бизани, можешь спать спокойно. В случае ливня кто-нибудь из вахтенных матросов накинет сверху брезент или кусок парусины.

4 января в половине восьмого утра на горизонте показалась черная полоска. Постепенно она превратилась в остров — гряду кокосовых пальм над плоским берегом. Перед нами был атолл Фунафути. Это огромное коралловое кольцо восемнадцати миль в диаметре. Оно состоит из крупных и мелких островов. Некоторые настолько малы, что на них с трудом втиснулись три-четыре кокосовые пальмы. Внутренняя лагуна — огромное озеро с большими глубинами. На карте отмечен узкий проход от входа в лагуну к поселку на противоположном берегу — несколько домиков и взлетная полоса аэродрома. По обе стороны прохода опасная для плавания заминированная зона — наследие второй мировой войны. Атоллы, затерянные в океане, — удобные места для стоянки небольших эскадр. За грядой кокосовых пальм с моря не увидишь, кто притаился в лагуне. Можно дать команде отдых, можно в тихой воде произвести заправку. Обе враждующие стороны это отлично понимали и на всякий случай оставляли друг другу гостинцы — минные поля. Теперь уже трудно разгадать, кто, где и что ставил, трудно обезвредить притаившуюся на дне смерть. Да, видно, и не особенно над этим ломают голову. Сборщики копры знают все безопасные проходы, а большие лайнеры обходят их стороной. Редко-редко заходит сюда небольшая пассажирская посудина.

После короткой подготовки и инструктажа сыграли шлюпочную тревогу, чтобы потренироваться на случай непредвиденных обстоятельств. Спустили на воду две шлюпки и поплыли к атоллу. «Заря» легла в дрейф. Ветром и течением ее потихоньку уносило к юго-западу. Вскоре шлюпки превратились в две темные точки, едва различимые глазом.

Часа через два шлюпки вернулись обратно. Подгоняемые попутным ветром, они мчались к нам с лихо поднятыми ярко-оранжевыми парусами. И хотя во время вылазки ребят прихватил дождь и с непривычки они устали от весел, все были довольны. Мастер сказал, что попытается взять в Апии разрешение для захода на атолл Пальмерстон. Это по дороге на Таити.

Загрузка...