Вокруг света за 80 дней. Мое первое путешествие

ТЕРМИТЫ

Сфинкс возникает из обратного хода веков. Чем он ближе, тем меньше кажется: таково всякое истинное величие. Он дает себя приручить и станет есть у нас с руки.

Я боялся колоссальных размахов Египта, но его колоссов не назовешь неимоверными: они не могут поколебать шкалу, которой люди измеряют землю. Это племя гигантов, только и всего.

Конечно, Сфинкс отличался внушительностью и в дни праздников походил на царицу муравьев, восседающую посреди муравейника, как золотой телец.

Но масштаб все равно позволяет ему соприкасаться с толпой. Жрецы Египта не совершили ошибки, обрекшей на нечеловеческую боль в шее прихожан в Сикстинской капелле, когда они смотрят на молодых и куда более очеловеченных колоссов Микеланджело.

Мы застываем в каком-то оцепенении. Звездный снегопад летит на пирамиды, на Сфинкса, на дюны, на нас и на верблюдов. Паспарту тянет меня за пиджак. Пора возвращаться, нельзя пресыщаться зрелищем, которое даже слава не лишила загадки.

Я встряхиваюсь и стряхиваю звездный снег. Как все ново для детских душ! Сколько сокровищ делают простодушных богаче! В каких небывалых ракурсах предстает мир, подобно нашему собственному лицу, которое мы, бывает, не можем узнать в игре трехстворчатых зеркал. Как я рад, что наивен.

На обратном пути пирамиды перестают удивлять. Они куда больше напоминают творения насекомых, термитники, чем гробницы, которые правители заказывали строительных дел мастерам, архитекторам, геометрам, астрологам.

Без гладкой обшивки, благодаря которой их треугольники казались большими и сияющими, они теряют четкость, грани сглаживаются, вершины приминаются, по ступеням умеючи можно быстро забраться наверх, а краски не отличают их от груды камней.

С нашего балкона фантасмагория возобновляется. Поднимаю глаза. И что вижу? Большая Медведица — уже не та старушка Медведица, скромный Ковш в небесах моего детства в Сэн-э-Уаз. Медведица встает на дыбы, Ковш опрокидывается.

На следующее утро надо возвращаться к пирамидам и к Сфинксу. Идем на прогулку, как дети, которых тащат за руку, намереваясь доказать, что висельников и оборотней сотворили луна и тени. Верблюды (моего зовут Роза, а верблюда Паспарту - Сара Бернар) проходят позади «Мена Хаус». Они направляются к пирамидам окольным путем, который ведет нас между палатками Кука, расставленными для туристов, предпочитающих ночевать под открытым небом.

Отсюда пирамиды окончательно превращаются в постройки термитов. Пустыня представляет их нам наравне с кустами фенхеля и скалами.

Внутреннее устройство Большой пирамиды, проем, через который в нее попадаешь, ее наклонные плоскости, по которым карабкаешься, согнувшись в три погибели, суровый голос проводника: «Головы, берегите головы», отзвуки, полумрак, коридоры, углубления, вентиляция и даже неразрешимый вопрос о рукотворности алебастровых и гранитных глыб, которые невозможно сдвинуть, — все наводит на мысль о загадочных способностях, которыми обладают насекомые.