Вокруг света за 80 дней. Мое первое путешествие

АДЕН, 12 АПРЕЛЯ, ОТ ВОСЬМИ ДО ЧЕТЫРЕХ ЧАСОВ ТРИДЦАТИ МИНУТ • ДОЛИНА ПРОКАЖЕННЫХ • ЗЛОВЕЩИЕ КРАСАВЦЫ • ОЛОВЯННОЕ СОЛНЦЕ • АДЕН, ВОНЗЕННЫЙ НА МОЕМ ПУТИ, СЛОВНО НОЖ

У молодых сомалийцев, которые окружили трап и ставят на дыбы свои лодки из древесной коры, видимо, те же корни, что и у Черной Девы, приводящей в изумление церковь. То ли ангелочки, то ли чертенята в аденском аду. В Аден, к вратам ада, и доставят нас эти черномраморные фавны со светлыми кудрями, алыми щеками, ноздрями, губами, надбровными дугами и тонкими запястьями.

Аден, Долина прокаженных. Безрудная шахта. Южная жара монотоннее северных холодов. Бесплодная почва и не думает ничего давать. Здесь перекресток рас и товаров, здесь встречаются аэропланы и военные корабли, тут казарма британских часовых.

Шикарные автомобили разъезжают по красивым ровным дорогам в обрамлении из шлака, слоящегося асфальта, цинка, волнистого железа. Такие пейзажи дети создают из земли, железяк и старых пустых коробок, в которых хранились оловянные солдатики. Оловянные солдатики расплавились на оловянном солнце. В недрах этой пустыни, где прорастают только стены тюрем и казарм, битые стекла факиров да кресты на могилах, угадывается золото. Все храмы разных религий. В Адене кто только не живет.

Красота завораживает и утомляет. С уродством свыкаешься, обручаешься, и те, кто любит Аден, ни за что не хотят отсюда уезжать.

Как шедевры возникают из тоски, одиночества, из нехватки материала, из преодоленного сопротивления, так и безлюдный Аден порождает чистую кровь всех рас.

Широкие плечи, гибкие шеи, узкие тазы, тонкие лодыжки, впалые животы, круглые бедра — всюду на нашем пути встречаются призраки во плоти, гордые скелеты, облаченные в темную кожу, принцы, с которых кожу содрали живьем и укутали шарфами ядовитых цветов: зелено-желтыми, сине-зелеными, фиолетово-красными. Пышный тюк тюрбана помогает сохранить равновесие и благородную поступь. Подвязки для носков порой подняты так высоко, что смотрятся, как орнамент.

Садятся эти зловещие красавцы, опускаясь меж лоснящихся бедер в качели шарфа, пятки смыкаются с ягодицами, колени подняты к плечам.

Изящество плохо свыкается с упрощенностью. Нет ничего проще, чем индусская простота. Индус одевается так, что полы его европейской рубашки лежат поверх дхоти: это тканое полотно, которое облегает крестец, а в складках балдахинов, скрывающих ноги, гуляют ветер и взгляды.

Водружение тюрбана — долгая пантомима. Темные, сухие, ловкие руки взбивают ткань, похожую на сахарную вату, которой торгуют ярмарочные кондитеры.

Азия прячет женщин. Женщин Адена замечаешь, когда они перебегают от одной двери к другой, и их многочисленные красные юбки колышутся, как у цыганских гадалок.

Эти угольно-алмазные одушевленные шедевры, сжав в руке хлыст, спешат куда-то по белым, как ненависть, дорогам, через туннели, врезанные в холмы и похожие на кусочки ладана, продающегося на рынке; их удел — жизнь в хижинах, построенных из старых бензиновых канистр.

Рынок (множество дворов за ослепительными стенами) спешит выложить в тени своих аркад и сводов рыбу-пилу, электрического ската, рыбу-иглу, осьминогов, плавники акул и прочих злобных тварей, и у тех, кто их продает, тоже злобные лица, тонко отточенные, под огромными увядшими розами тюрбанов, украшенными веткой дерева.

А в кафе прокаженный, чья кожа — как розовый в белых пятнах бодрюш, играет в шахматы, надев черные митенки. Есть также розовые овцы с черными головами — клянусь, это правда.

Чего мы лишимся, чего будет нам не хватать, о чем мы пожалеем по возвращении в Европу и даже затоскуем, так это по церемониям и мизансценам. Вернутся похлопывания по плечу и подножки — основы европейской кадрили.

Аден, прихожая Индии, скудный уголок, скорпион, кактус, колыбель загадочных рас, не оставил места неге и благодати. Это противоположность Родоса. Безнадежность, отчаяние, горечь, вонзенные в мир, словно нож.