Волчья песнь

ГЛАВА 19 АЛЬФА

Они ждали нас на поляне. Над головой ярко сияли звезды, а фиолетовые глаза Омег сверкали в темноте. Я насчитал пятнадцать. Все волки. Омеги не должны были сбиваться в такие многочисленные группы. Словно они стая. У них не было Альфы, пока не было, так что они не могли стать Бетами. Но, похоже, каким-то образом им все-таки удалось объединиться.

— Томас, — поприветствовал Ричард.

— Тебе не следовало приходить сюда, — ответил Томас.

Ричард рассмеялся.

— Ты же знал, что когда-нибудь это случится. — Он глянул на меня, а потом снова на Томаса. — Люди, Томас. В самом деле? До сих пор? Неужели прошлое тебя ничему не научило? Ты должен быть благодарен мне за то, что я уладил твою проблему.

Я не был Альфой, но мои глаза застлало красной пеленой, и все, о чем я мог думать — это смерть, убийство и кровь.

— У тебя всегда были с этим проблемы, Ричард, — заметил Томас. — Ты недооцениваешь тех, кого считаешь ниже себя. Просто потому, что ты не в состоянии оценить их важность и достоинства, не значит, что их нет.

Глаза Ричарда вспыхнули.

— Твое идолопоклонство было забавным тридцать лет назад. С тех пор оно утратило свое значение.

— Где он? — низким голосом поинтересовался Гордо.

— Кто? — улыбнулся Ричард.

— Ты знаешь кто.

— Ах. Но я хочу услышать, как это скажешь ты.

Для него это была просто игра. Все это.

— Мой отец.

— Да. Он, — произнес Ричард. — У него возникли… другие дела, требующие внимания. Он передает тебе привет. Уверен, вы скоро увидитесь. — Он оглядел всех нас, пока его взгляд не остановился на Джо. — Ну, ты определенно повзрослел. Здравствуй, Джозеф. Я так рад снова тебя видеть.

И этого оказалось достаточно. Это была последняя капля. Большего не требовалось. Со мной он мог говорить так, как ему вздумается. Он мог бы наговорить всяких гадостей Томасу. И Гордо тоже. Они бы с этим справились. Смогли бы. Но этот человек убил мою мать, а теперь разговаривал с Джо и с меня было достаточно.

И, как видно, не только с меня, потому что Картер с Келли рванули вперед, выпустив когти и оскалившись, когда я зарычал.

Я последовал за ними, ведь они были моими братьями.

Я последовал из-за своей матери.

Из-за Джо.

Связь ощущалась. Между нами всеми.

Мы были стаей. В меньшинстве, но все равно стаей.

Я замахнулся монтировкой и обрушил ее на когтистую руку, которая протянулась ко мне. Кость треснула еще до того, как когти впились мне в живот. Омега взревел, когда его кожу обожгло прикосновение серебра. Он начал обращаться в волка, но я резко развернулся на пятках, замахнувшись монтировкой, как клюшкой для гольфа и рванул вперед. Шок от удара сотряс руки, когда челюсть Омеги сломалась. Осколки зубов и кровь брызнули изо рта, запачкав мне лицо, в тот момент, как он откинулся назад. Скользнув кривой рукояткой монтировки сквозь кожу на нижней стороне его челюсти, я зацепился за гребень зубов. А потом дернул со всей силы, и оторвал нижнюю челюсть от черепа.

Вдоль позвоночника пробежала огненная линия. Я хмыкнул и отступил. Где-то справа от меня гневно зарычал Джо, то ли на Омегу, который подкрался сзади, то ли на что-то еще.

Я развернулся к Омеге за своей спиной. Ее лицо было в крови. Она усмехнулась, чем напомнила мне Мари.

— Твоя мать скоро начнет гнить, — сказала она. — Разлагаться и наполняться газом. Как же ее раздует.

И я знал, что она делает. Этому меня научил Томас. Ярость и гнев вызывали всплески силы и мощи ценной точности. Было легко погрузиться в красную пелену, застилающую глаза, потому что это чувство казалось всеохватывающим. Но оно делало тебя невнимательным.

Она дразнила меня.

И почти что преуспела.

Потому что говорила о моей матери.

Мэгги Каллауэй никогда никого не обижала. К ней всю жизнь дерьмово относились, и единственное, чего она хотела, — просто быть счастливой. Ей не так уж многого хотелось. Да ей и не нужно было много. У нее был я. В конце концов, у нее тоже была стая.

И ее забрали у нас.

У меня.

Но Омега почти что преуспела, потому что была права. Я чувствовал, как меня накрывает и утягивает. Кровь стекала по спине, боль казалась яркой и ужасной настолько, что я едва сдерживался. Но тут же завибрировали узы стаи. Пульс. Он поразил меня, и я вобрал его, в нем звучало «дом», и «доверие», и «печаль», и «любовь».

Но какой-то части не доставало. Потому что мамы больше не было.

Будто кислота на коже.

Словно лед в венах.

— Вам не следовало приходить сюда, — сказал я.

И все прояснилось. Я был точен. Сделал шаг вперед, а ее когти мелькнули у моего лица, заляпанного кровью. Она была быстра. Я обошел ее, делая обманный маневр влево, но двигаясь вправо. Развернул монтировку по плоской дуге за ее спиной, и изогнутый наконечник врезался ей в затылок.

Она рыкнула, низко и гортанно. Сделала вдох. Издала сдавленный звук.

Присев, я просунул правое плечо под монтировку. Она крепко засела в ее голове, так что пришлось ухватиться за нее обеими руками. Стиснув зубы, выпрямился во весь рост. Омега упала мне на спину, а потом резко дернул монтировку вперед. Импульс заставил ее перелететь через меня, ноги взметнулись в воздух, когда ее тело приземлилось плашмя лицом вниз передо мной. Она дернулась, когда я вырвал монтировку. Занес ее над головой, а затем опустил снова, и снова, и снова.

Мощный удар пришелся по мне справа. Сила его сбила с ног и отшвырнула меня к дереву, со всей дури впечатав сначала плечом, а потом и головой о ствол. Засверкали звезды и вспыхнул свет. Я рухнул на землю, повторяя себе: «вставай, вставай, вставай», но не мог пошевелиться. Оставаться лежать было легче.

Вокруг меня раздавалось рычание и яростный рев.

Зрение никак не прояснялось.

Я снова закрыл глаза.

Мысли роились в голове.

О Джо.

О маме.

О том, как же темно вокруг.

Как дико болит спина.

Как жутко раскалывается голова.

Как сильно ноет сердце.

— Окс! — закричал надо мной кто-то.

Кто бы это ни был, хотелось сказать, что со мной все в порядке.

— Уходи… — вместо этого пробормотал я.

— Ты нужен мне, — произнес голос.

Это оказался Джо. Рядом со мной на коленях стоял Джо. Джо, чьи когти растянулись на моей коже. Джо, который повторял мое имя снова и снова, приказывая мне двигаться, открыть глаза, быть в порядке, просто быть в порядке.

Какую-то часть меня отняли. Она оказалась раздавлена и уничтожена, когда на пол моего дома пролилась кровь.

Часть меня сгорела, превратившись в дым, пепел и обугленные останки.

Но другая часть все еще была цела.

Та, которая принадлежала ему. Гордо. Моей стае.

Я открыл глаза. Перед ними все расплывалось. Я моргнул один раз. Второй. Третий.

Джо навис надо мной. Прожигая оранжевым полыхающим взглядом. Обнажив острые клыки. Наполовину волк, весь встревоженный.

Протянув руку, я коснулся его лица.

Он закрыл глаза и прильнул к ладони.

— Мы должны это закончить, — сказал я.

— Все почти закончилось, — открыв глаза, ответил он.

Джо потянул меня, поднимая на ноги, и все и вправду было почти кончено.

Но не так, как я надеялся.

Мы были слишком разбросаны. Я не видел ни Картера, ни Келли, но слышал, как они рычат где-то среди деревьев, и гнев их был осязаем. Узы между нами натянулись туго и тонко, пульсируя в тупой ярости.

Показалось, что я мельком увидел Элизабет в обличье грациозной волчицы, с блестящими глазами и оскаленными зубами, но потом она исчезла, а Омеги поползли вслед за ней.

Марк лежал на земле, скрючившись и неглубоко дыша. Гордо стоял над ним, сверкая татуировками, кровь капала из глубокой раны на его лбу. Их окружила группа Омег. Гордо ухмыльнулся. Его зубы были в крови.

— Ага, — сказал он. — Ну, давайте же. Давайте.

А потом появился Томас. Альфа.

— Нет, — выдохнул я, потому что он истекал кровью из каждого дюйма обнаженной кожи, наполовину обратившись, с красными глазами и когтями, с которых капала кровь. Мертвые Омеги валялись у его ног, кровь стекала в траву поляны.

Он тяжело дышал, грудь его вздымалась и опускалась. Правая рука безвольно свисала сбоку, кость торчала из предплечья, заживление еще не началось. Плечи сгорбились, клыки удлинились, а Омег все прибывало и прибывало. Они высыпали из-за деревьев, и я не понимал, как их могло быть настолько много. Сколько же Омег могло появиться в Грин-Крик без нашего ведома? Без ведома Томаса, ведь это же его земля. Это его дом, я ничего не понимал.

Они набросились на него, и Томас заревел.

Деревья в лесу дрожали.

Над головой ярко сияли звезды.

А потом нас предали.

Джо издал глубокий и низкий горловой рык, его мускулы подрагивали, он был готов броситься к отцу. Помочь ему. Спасти его.

— Эй! — крикнул Осмонд и когда мы испуганно обернулись, наотмашь ударил Джо по лицу.

Сила удара сбила нас обоих с ног. Джо влетел в дерево и закричал, когда его спина угрожающе хрустнула, он упал, в муках корчась на земле.

Я лежал на спине, ошеломленный, глядя на звезды в небе над головой. Думая о своей маме и на мгновение забыв, что она все еще в нашем доме, укрытая одеялом, а под ним остывает ее кровь.

— Мам, у меня так болит голова, — признался я, но звезды ничего не ответили.

А потом звезды и вовсе исчезли.

Осмонд посмотрел на меня сверху вниз, склонив голову набок.

— Это твоих рук дело, — произнес я.

— Другого выбора и правда не было.

Он поднял ногу, занеся ее над моим лицом. И в голове вспыхнула мысль, насколько больно, когда тебе проламывают череп.

— Оставь человека в покое, Осмонд, — велел Ричард Коллинз. — Я с ним еще не закончил.

Осмонд убрал ногу, но не сдвинулся с места.

Я повернул голову. Трава холодила кожу на щеке. Джо лежал в нескольких футах от меня на земле. Его кожа казалась скользкой от пота, лицо исказила гримаса боли. Руки сжались в кулаки по бокам.

— Джо, — позвал я или, по крайней мере, попытался это сделать. Вышло сдавленно и слабо. Он меня не слышал. А если и слышал, то ему было слишком больно, чтобы хоть как-то отреагировать.

Я больше не видел Гордо и гадал, жив ли он.

Повернул голову в другую сторону. Для этого потребовалось больше усилий, чем я ожидал.

Настигнув Томаса, Омеги заставили его упасть. Он опустился на колени перед Ричардом Коллинзом, и одного его вида, одной мысли о том, что Томас стоит на коленях перед кем бы то ни было оказалось достаточно, чтобы кровь у меня в жилах закипела.

— Знаешь, — произнес Ричард, — я ожидал большего от великого Томаса Беннета. Я немного… разочарован.

Кровь хлынула изо рта Томаса, когда он пожал плечами.

— Ожидания могут оказаться редкостной сукой, — прохрипел он. — Поверь, я точно так же разочарован в тебе.

Ричард кивнул.

— Я уже и забыл звук ломающихся костей Джо. Этот влажный хруст. Кажется, его спина.

Томас глухо зарычал, хотя даже я видел, что силы покидают его. Слишком много ран, слишком мало времени, чтобы они исцелились. Он был Альфой, но не бессмертным. Томас боролся с Омегами, однако те крепко его удерживали.

— Прежде чем умрешь, хочу, чтобы ты знал. Я виню тебя. За все. За мою семью. За моего отца. Абсолютно за все, до последней мелочи. Твои родители. Твоя стая. Ведьмаки и волки. Я кладу их смерти к твоим ногам, и собираюсь забрать твою жизнь из-за этого. Я стану Альфой, и силой возьму твою территорию, до полного ее подчинения. Эта древняя магия будет принадлежать мне, Томас. Как и твоя жена. И сыновья тоже. Ты — ложный бог, недостойный того, что тебе даровано.

Я не был волком. Я был обычным человеком, который стал частью волчьей стаи. По правде говоря, я не умел двигаться, как они. Не мог исцеляться, как они. Сражаться, как они. У меня не было ни когтей, ни клыков, ни горящих глаз. Я был просто Окс, всего лишь и только.

Но они были моими.

А эти люди пришли в мой дом и забрали у меня все. Они дерьмово ко мне относились, как и предупреждал когда-то отец. Люди всегда будут издеваться надо мной, потому что я Окснард Мэтисон, потому что я тупой ублюдок, который даже не в состоянии защитить свою собственную семью.

Но больше этому не бывать.

Никогда.

Я потянул за узы стаи. Натянул их так сильно, как только мог.

Слова Ричарда отвлекли Осмонда. И тогда мои пальцы нащупали в траве монтировку.

Я вспомнил, чему учил меня Томас. Мой отец говорил, что люди будут дерьмово ко мне относиться всю жизнь, но он не был моим настоящим отцом. Уже нет. Он помог мне появиться на свет, но именно Томас сформировал меня таким, каким я стал.

Я думал, мы сейчас умрем. Все мы. Но собирался забрать с собой на тот свет столько, сколько смогу.

Осмонд не ожидал, что я поднимусь. Не ожидал, что я со всей силы ударю его сзади по голени, выбивая почву из-под ног.

Я продолжил двигаться не останавливаясь, еще до того, как его тело коснулось земли.

Где-то среди деревьев запел волк, и я почувствовал, как эта песнь горит во мне, как узы говорят: «ОксПараБратСынДруг», и я задвигался быстрее, чем когда-либо в своей жизни.

Я не был волком.

Но боже мой, сейчас я до того был похож на одного из них.

Ричард начал поворачиваться в тот момент, когда я приблизился к нему сзади. Его Омеги едва успели среагировать.

Монтировка вонзилась в спину гораздо легче, чем я полагал. Плоть разошлась, и монтировка заскрежетала по кости. Кровь брызнула мне на руки и лицо, а я давил все сильнее.

Ричард закричал, начав обращаться в волка, когти взметнулись и полоснули по плечам, потянувшись к монтировке, потянувшись ко мне, пытаясь резать, кромсать и раздирать.

Я втолкнул монтировку еще глубже, надеясь, что мне удастся проткнуть сердце ублюдка. Надеясь, что этого будет достаточно, потому что Томас уже истекал кровью, и я не знал, сколько еще он продержится…

Когти Ричарда опустились на мое плечо и сжали его, протыкая кожу. Он потянул меня к себе, и влажные от крови руки соскользнули с монтировки.

Ричард развернул меня лицом к себе, и хотя я, должно быть, на добрых пятьдесят фунтов превосходил его, схватив за горло, поднял над землей.

Его оранжевые глаза горели, а дыхание обжигало мне лицо.

— Крошечный человечек, — сказал он с полным ртом удлиняющихся зубов. — Как же я тобой восхищаюсь!

Импульс справа от меня ярко осветил лес вокруг нас.

Это был Гордо, и почва под нами задвигалась, глухой рокот превратился в нечто гораздо более оглушающее. Зеленый свет пронесся по земле, она застонала, когда Гордо призвал к себе свою магию. Я видел, как под ногами вспыхивают символы, таинственные линии, образующие звезды и полумесяцы, подо мной летели вороны, оставляя за собой зеленые искры. Земля разверзлась под нами, Ричард зарычал мне в ухо, щелкая зубами, пытаясь укусить и…

Его вдруг сбило с ног, когда земля под ним треснула и раздалась. Все вокруг стало зеленым, засверкали вспышки света из-за которых вскипала кровь и пела в унисон с чем-то глубоко внутри.

Ричард зарычал, отпрянув от меня, и в этом хаосе и неразберихе я слышал крики волков. Хотя не мог понять, мои это волки или чужаки. Я рухнул на колени, боль, казалось, поглотила, дико острая и яркая, а желудок скрутило от головокружения.

Мокрая ладонь схватила меня за руку и потянула.

Я слепо последовал.

Прежде чем успел сосредоточиться, мы уже скрылись за деревьями.

Томас вел меня все дальше и дальше, прочь от поляны.

— Мы должны вернуться, — прохрипел я, не пытаясь тем не менее вырваться.

— Доверься мне, — ответил он.

И как я мог ему не доверять?

У меня болело все тело. Спина была изодрана в клочья.

— Ты должен меня выслушать, — сказал Томас. Его дыхание отдавалось в груди хриплым влажным звуком.

Над головой ярко сияли звезды.

Деревья покачивались.

— Теперь ты будешь нужен… — продолжал он. — Больше, чем когда-либо. Бремя Альфы может оказаться ужасной ношей, и тот, кто несет его на своих плечах, должен быть в состоянии стоять твердо и уверенно.

— Нет, — ответил я. — Нет, нет. Ты…

— Окс.

Ветер колыхал листья деревьев.

У меня болели голова и сердце.

— Ты им понадобишься, — повторил Томас. А затем вдруг споткнулся, опустился на одно колено и крепче сжал мою руку. Он тихо застонал, склонив голову, и кровь закапала изо рта. Я вырвал ладонь из его хватки. Подхватил Томаса под руки, сцепив пальцы перед его грудью. Он был плотным и сильно кашлял. Когда я поднял его, спина запротестовала от напряжения.

Позади нас продолжали раздаваться звуки раскалывающейся земли, но они были очень далеко.

Мы продолжили путь.

— Все они… — сказал он.

— Что?

— Стая. Они будут нуждаться…

— Почему? — спросил я.

Томас глубоко вздохнул и поднял лицо к небу. Я гадал, чувствует ли он Луну, хотя она и скрыта.

— Я знал, что ты не такой, как все, — признался он. — Когда впервые тебя увидел. Даже если бы не Джо, я бы все равно это понял.

Его глаза снова и снова вспыхивали красным. Он взывал к чему-то внутри меня, и казалось, что кровь кипит в венах.

— Если я чего и стою, — ответил я, — то только благодаря тебе.

— О, Окс, — выдохнул он. — Я лишь показал тебе то, что уже было у тебя внутри.

Я потянул за узы стаи, но они терялись в тумане боли и магии Гордо.

— Ты должен меня выслушать, — потребовал он.

Я закряхтел, когда Томас снова споткнулся. Каким-то образом удалось удержать его в вертикальном положении.

— Ты будешь… — он закашлялся, дрожа всем телом. — Узы станут самой важной вещью. Те узы, которые связывают вас друг с другом. Это должен быть ты. Для всех них. Я должен попросить тебя о чудовищном поступке, особенно в свете всего, что ты потерял. Но это можешь быть только ты.

— Я не…

— Да, только ты, — яростно перебил Томас. — Ты больше, чем думаешь. Окс. Сила Альфы переходит к тому, кто ее принимает. Если это не могу быть я, и не может быть Джо, тогда это должен быть ты. Его здесь нет, и я прошу тебя об этом.

— Что?

— Нельзя допустить, чтобы она досталась Ричарду, — сказал Томас, его губы блестели от крови. — Нельзя. То, что он сделает с ее помощью… нет, ни за что. А я не в силах больше держаться. Не в этом состоянии. Осталось недолго. Я не смогу исцелиться, только не от этого. Я умираю.

— Нет, — сказал я. — Нет. Ты не можешь…

— Мне нужно, чтобы ты стал волком, — попросил Томас. — Мне нужно, чтобы ты сделал это для меня.

Это было уже слишком. Все… все, о чем он просил меня. Я до сих пор не решил, хочу ли получить укус, как все это вдруг началось. А теперь? А теперь он говорил…

— Ты хочешь, чтобы я стал Альфой, — мой голос звучал тихо.

— Да.

Я не мог подобрать нужных слов.

— Я верю в тебя, Окс, — сказал Томас. — И всегда верил. Ты — мой сын, точно так же, как и все остальные. Я всегда буду…

— Ах вот вы где, — раздался сзади голос Ричарда Коллинза.

Томас зарычал, оттесняя меня себе за спину с силой, на которую, как мне казалось, не был способен. Споткнувшись о собственные ноги, я упал на колени. Томас возвышался надо мной, но смотрел исключительно на другого волка.

Ричард выглядел ненамного лучше. Кто-то вытащил монтировку из его спины. Кожа пропиталась кровью. Глаза гнилого оранжевого цвета мрачно блестели, когти выпущены, острые зубы сверкали в свете звезд.

— Ты должен был знать, что рано или поздно именно этим все и закончится, Томас. Другого способа покончить со всем просто не существует.

— Только потому, что ты сам это выбрал, — тихо ответил Томас. — Когда-то мы были друзьями. Братьями.

— Если бы ты был моим братом, — огрызнулся Ричард, — ты бы не позволил им умереть. И даже если бы им все равно пришлось, ты бы сделал все возможное, чтобы те, кто несет ответственность за это, были наказаны. Люди должны страдать из-за того, что они навлекли на нашу стаю. А вместо этого ты примкнул к ним.

— Их было немного, — ответил Томас. — Буквально единицы. Как думаешь, к чему это все приведет?

Когти Ричарда удлинились.

— Я стану Альфой, — сказал он. — А потом заставлю их заплатить. За все. Люди склонятся передо мной, и я покончу с ними.

Он бросился на Томаса, перекинувшись в воздухе, одежда разорвалась в клочья, появилась шерсть. Прежде чем я успел выкрикнуть предупреждение, раздался треск костей и мускулов, и волк схлестнулся с волком среди деревьев, щелкая пастью и скребя лапами в поисках добычи.

Томас был крупнее, но даже когда он перекинулся, кровь продолжала течь, покрывая его мех. Ричард был жесток и яростен, нападая, и меня отбросило назад, пока они катались по земле около меня, впившись зубами друг в друга, прерывистое рычание вырывалось из их пастей.

Я огляделся вокруг в поисках чего-нибудь, чего угодно, любого оружия, которое мог бы использовать, чтобы остановить это. Чтобы остановить Ричарда прежде, чем он сделает все еще хуже. Я наткнулся на камень размером чуть меньше моей ладони. Схватил его не задумываясь, потому что там был мой Альфа. Это был Томас, и я не мог позволить ему умереть.

Он научил меня быть собой. Показал кем я могу стать.

Альфа — значило отец.

(Ты — мой сын).

Это означало безопасность.

Это значило дом.

Я бесшумно поднялся на ноги. Без колебаний двинулся к белому волку, сражающемуся с коричневым. Не раздумывал, пока следил за их движениями, выжидая, ожидая идеального момента.

Он наступил быстрее, чем я надеялся.

Ричард отбросил Томаса назад.

Томас с глухим воем врезался в дерево.

Соскользнул на землю, глаза его расфокусировались.

Ричард стоял над ним.

Оскалившись.

Низкий рокот вырвался из его горла, и я увидел, как напряглись мускулы, когда он приготовился атаковать.

На самом деле это заняло всего несколько секунд.

Только что он возвышался над Томасом, а в следующее мгновение я уже обрушил камень ему на затылок. Раздался жуткий треск, который, как я надеялся, означал по крайней мере раскол черепа. Волк взвизгнул, и на мгновение я ощутил болезненный трепет. Что мы победили. Что я его прикончил. Что он замертво рухнет на землю и никогда больше не поднимется.

На его затылке выступила кровь. Она потекла меж его глаз, на морду, капая на оскал.

Но он не упал.

Он развернулся ко мне.

Томас попытался приподняться, но снова рухнул на лапы.

Я сделал шаг назад.

Огромный и жуткий зверь сделал ответный шаг вперед.

— Ну же, ублюдок, — хрипло сказал я. И крепче сжал камень, потому что это было единственное имеющееся у меня оружие.

Я подумал о Джо. И о своей маме.

И почувствовал себя отвратительно. Я бросил одного ради другого. И вот теперь делал это снова.

Но, по крайней мере, Джо будет в безопасности, если я смогу забрать Ричарда с собой.

А это единственное, что имело значение.

Я не позволю ему забрать Джо.

Больше не позволю.

Уши Ричарда прижались к затылку, и хотя это казалось невозможным, я мог бы поклясться, что волк улыбается.

Как будто знает, что он победил.

Я вспомнил, чему меня учили.

Это было единственное, что я мог сделать. И, возможно, благодаря тому, что я это помнил, с Джо все будет хорошо. И с Томасом тоже. И остальными. И однажды они смогут оглянуться назад и вспомнить меня за все то, что я делал с первого дня нашего знакомства, а не за то, что сделаю последним в своей жизни.

Однажды мы с Томасом гуляли по лесу. Он заставил Джо плестись позади, отстав от нас. Джо это не слишком обрадовало, но Томас лишь сверкнул глазами, как обычно это делал, и тот перестал жаловаться. По большей части.

Мы долго не разговаривали. Было приятно молчать с кем-то, кто не вынуждал поддерживать разговор через силу. Томас знал об этом. О том, что иногда я не в состоянии подобрать слов, чтобы выразить то, что хочу, поэтому просто не говорю вообще ничего. Он вовсе не считал меня глупым. Не то, что другие до него.

На краткий миг, мимолетный и яркий, я подумал о своем отце. Я все еще не до конца понимал, что волки могут уловить по сердцебиению и запаху, есть ли у печали особый привкус или же тревога ощущается необычайной тяжестью.

Мой отец никогда бы этого не понял. Волки. Стая. Мое место рядом с ними.

Ничего из этого.

Совсем.

Он бы задал мне неслабую трепку.

Попытался бы отнять у меня все это.

Мой отец не был хорошим человеком.

Теперь я это знал.

Он говорил безразлично и бессердечно.

В гневе и жестокости.

Но я все равно любил его, потому что был его сыном.

А он оставался моим отцом.

Интересно, как это меня характеризует? То, что я способен любить кого-то вроде него.

Несмотря ни на что.

И уже не в первый раз я повторил себе: то, что его не стало — к лучшему.

Но, возможно, то был первый раз, когда я полностью в это поверил.

И подобная мысль сильно меня поразила.

То, что я посчитал чью-либо смерть хорошим событием, было выше моего понимания, потому что в действительности я был не таким человеком.

Я не говорил безразлично. Или бессердечно.

В гневе и жестокости.

Сердце в груди так и зачастило.

Я сделал глубокий вдох, резкий, сродни беззвучному вздоху.

Томас обхватил мою шею сзади своей большой ладонью и сжал, оставив ее там, пока мы шли дальше. Он не произнес ни слова. Он был рядом. Просто был.

Рядом.

Мое сердцебиение замедлилось.

Дыхание вернулось в норму.

Ноги больше не волочились.

Мы шли дальше.

Как ни странно, я заговорил первым. Погодя, конечно. Гораздо погодя. Подумал, что он, возможно, ожидал этого от меня.

— Откуда ты всегда это знаешь?

Томас даже не сделал вид, что удивлен моим вопросом.

— Ты мой, — просто ответил он. — Я всегда буду знать.

— Потому что ты Альфа?

— И поэтому тоже, — сказал он, не сводя с меня глаз.

И я услышал все то, что он оставил недосказанным.

За мной пришел зверь, в этом темном лесу.

Мой Альфа тихо лежал под старым дубом, ветви которого трепетали на ветру. Его грудь поверхностно вздымалась, задерживаясь ненадолго в этом положении, затем опадала и ей требовалась целая вечность, чтобы подняться снова.

Ричард присел.

Я сузил глаза.

— Тебе следовало держаться подальше от моей территории, — сказал я.

Ричард прыгнул.

Его когти протянулись ко мне.

Пасть широко раскрылась.

Я поднял камень и…

В воздухе вдруг мелькнуло что-то белое.

Ричард взвыл, когда его отбросило в сторону.

Передо мной стоял волк со вздыбленной шерстью, низко пригнувшись к земле, оскалив зубы в яростном рычании на Ричарда, который пытался подняться на лапы.

Джо.

Джо был здесь.

С ним все в порядке.

Это был не сон, потому что моя спина жутко болела.

Я протянул руку и запустил пальцы в мех на его холке.

Почувствовал, как глубоко внутри него загудело.

Он пел для меня.

Ричард сверкнул глазами гнилого оранжевого цвета и уставился на Джо, медленно двигаясь вокруг нас.

Джо двигался синхронно с ним, всегда оставаясь между нами. Я чувствовал в нем гнев, ярость и боль. Попытался дотянуться до остальных, до нитей, которые связывали нас всех, чтобы убедиться, что никто из нашей стаи не потерялся, но все смешалось. У меня болела голова, и я не мог сосредоточиться ни на чем, кроме зеленого облегчения от того, что Джо здесь, что с ним все в порядке. Что он не лежит под деревом, корчась в муках, а его спина не сломана.

Мы могли бы это сделать. Могли бы…

Ричард бросился на нас, не издав ни звука. Джо напрягся под моей рукой, готовясь к удару. Я уперся пятками в землю и боролся со всеми своими инстинктами, которые твердили мне бежать, потому что я не был трусом, и я, мать его, собирался выстоять вместе со своей истинной парой…

Вокруг нас вспыхнули огни, взметнувшись к небу, земля под нашими ногами застонала, внезапно задвигавшись. Ричард столкнулся со снопом света и его отбросило назад, как будто тот был наэлектризован. Глаза волка закатились, когда он приземлился у основания старого дуба. Он задергался, ноги заскользили по грунту, зарываясь в землю.

— Окс, — раздался голос у меня за спиной.

Я обернулся.

Гордо стоял прислонившись к дереву и тяжело дыша. Его бледное лицо было покрыто потом. Он прижимал левую руку к груди. Одежда была разодрана. Гордо истекал кровью из многочисленных ран.

А татуировки на его руках казались ярче, чем когда-либо прежде.

— Как ты…

— Это все территория, — ответил он тихим и слабым голосом. — Она принадлежит Беннетам. Так было всегда. Она не любит незваных гостей. Земля, она… я ее слышу. Она говорит со мной. Я смогу удержать его подальше от вас. Пока что. Но надолго меня не хватит, Окс. Точно не на вечность. Все, что должно произойти, должно произойти сейчас.

Я протянул руку и прикоснулся к свету (барьеру?), который окружал нас, отделяя от Ричарда. Он казался твердым под моими пальцами и теплым, и в нем была та нить, которая связывала меня с Гордо, та самая, которую я всегда слабо ощущал раньше. Она никогда не была такой прочной, как остальные, потому что, хоть мы и были связаны, он не был частью стаи.

Но теперь она была яркой. И сильной.

— А что должно произойти? — спросил я, не уверенный, что хочу знать ответ.

— Окс… — произнес Гордо.

И я понял.

А затем раздался тихий голос:

— Папа?

Я оглянулся.

Джо снова превратился в человека и стоял на коленях рядом с отцом. В том месте, где он ударился о дерево, по всей спине тянулся глубокий темный синяк. Даже сейчас, когда я смотрел, его контуры исчезали, по мере того, как рана заживала. Я не знал, может, он пережил это столкновение лишь потому, что был тем, кем являлся. Вот бы Картер или Келли могли так же.

Перед ним лежал его отец, все еще волк. Глаза его были открыты и смотрели на сына. Томас тихо заскулил, звук шел из глубины горла. Его хвост стукнул один раз. Второй.

— Тебе нужно встать, — произнес Джо.

Томас вытянул шею, пока не коснулся носом руки сына.

— Они в порядке, — заверил он, как будто мог слышать вопрос своего отца. И насколько я знал, он и правда мог. — Они разберутся с остальными. Но ты нужен им. Хорошо? Ты должен встать, — в конце концов голос Джо все-таки сорвался.

Томас вздохнул, глубоко и тяжело. Как будто все его страхи рассеялись.

За нашими спинами завыл волк, то была песнь ярости.

Я резко обернулся.

Ричард Коллинз поднялся на лапы, он был вне себя от злости. И лязгая челюстью, начал бросаться на барьер. Глаза его стали темнее, чем раньше, как будто волк полностью поглотил его, дикий и яростный. Каждый раз, когда он врезался в зеленый сноп света, тот пульсировал, будто рябь на воде. И это только злило его еще больше.

— Томас, — выдавил из себя Гордо. — Ты должен сделать это. Сейчас. Я не могу…

Томас постепенно принимал человеческое обличье, медленнее, чем когда-либо. Судя по гримасам на его волчьем лице и тому, как напрягалось все тело, это было болезненное обращение. Кости, которые были сломаны, сломанными и остались. Широкие порезы безостановочно кровоточили, без каких-либо признаков заживления.

Джо застонал над отцом, его руки дрожали, когда он потянулся к нему. На мгновение Джо заколебался, словно не зная, к чему прикоснуться.

Ричард взревел и продолжил атаку.

— Папа, — произнес Джо.

Томас Беннет улыбнулся ему. Его рот был красным, а по щеке стекала кровь. Но глаза оставались ясные.

— Я рад, что с тобой все хорошо.

— Нам надо вставать, — взмолился Джо. — Мы должны встать и идти. Мама ждет тебя.

— С тобой все будет в порядке, — пообещал Томас. — Будет больно. Какое-то время. Но с тобой все будет в порядке.

Джо отрицательно покачал головой. Схватил руку отца и крепко сжал ее в своей.

— Я не могу этого сделать, — сказал он. — Я еще не готов.

Он казался таким невероятно юным.

— Ты готов, — ответил Томас. — Ты уже давно был готов. Именно над этим мы и работали. Ты…

Раздался громкий треск костей и мышц. Затем зазвучал голос Ричарда:

— Я могу спасти его, Джо. Я могу спасти его. Тебе просто нужно дать мне то, что я хочу. Я могу тебе помочь. И ему тоже.

Ричард стоял, обнаженный и окровавленный, глядя на Джо, но не в силах сделать ни шагу ближе из-за магии Гордо.

— Не надо, — произнес Томас, не отрывая взгляда от сына. — Не слушай его. Это не…

— Тебе это не нужно, — продолжал Ричард. — Я могу все это забрать. С твоим отцом все будет в порядке. Я стану Альфой, и обещаю тебе, что все это покажется сном. Ты сможешь вернуться домой и больше никогда меня не увидишь.

Не обязательно было быть волком, чтобы понять, что он лжет.

И несмотря на то, чего он стоил, несмотря на все пережитое, несмотря на весь ужас, который он видел, Джо начал колебаться.

Я видел это. Совсем крохотное сомнение. Но оно появилось.

Томас тоже его заметил.

Как и Ричард.

И он улыбнулся.

Поэтому я сделал шаг вперед.

— Джо, — сказал я.

Джо поднял на меня блестящие и влажные глаза, сверкающие хэллоунским огнем.

— Он раздает обещания, которые не сможет сдержать.

Джо закусил губу.

— Но…

— Он же человек, — вклинился Ричард голосом, полным презрения. — Даже если он в стае. Он ничего не понимает. Он никогда не поймет, кто ты на самом деле. То, кем ты должен стать. Именно из-за таких, как он, все это и происходит. Они предают тебя, Джо. Они всегда предают тебя.

— Я же пообещал тебе, — напомнил я, делая еще один шаг. — Что мы всегда будем вдвоем, ты и я. Что я буду заботиться о тебе. Что я никогда не солгу тебе.

По его лицу катились слезы.

— Они могут только лгать! — взревел Ричард, ударяя кулаками по барьеру. — Это единственное, на что они способны!

— Поторопись, Окс, — процедил Гордо сквозь стиснутые зубы.

— Ты доверил мне своего волка еще до того, как узнал меня, — продолжал я. — Когда я еще считал себя никем. Но ты мне показал. Ты же доверял мне. И я прошу тебя сделать это снова.

Глаза Джо были широко раскрыты. У него перехватило дыхание.

Он оторвал от меня взгляд и снова посмотрел на отца.

— Это не конец, — прошептал ему Томас, голос которого едва можно было расслышать из-за криков Ричарда. — Вот увидишь. Я так горжусь тобой и тем, кем ты стал. Тем, кем ты еще станешь.

— Я не могу сделать это один, — рыдал Джо. — Я не могу…

— Тебе и не придется, — пообещал Томас. — Потому что Альфа — ничто без своей стаи. А твоя стая всегда будет с тобой.

— Окс! — предупреждающе крикнул Гордо, и я оглянулся. Он упал на колени, обливаясь потом, грудь его быстро поднималась и опускалась.

Ричард торжествующе взвыл.

— Джо, — надавил я. — Тебе придется это сделать…

Прежде чем я успел договорить, Джо выпустил когти, черные и острые. Барьер замерцал, когда он поднес их к груди отца, над сердцем, растопырив пальцы до пяти острых точек.

— Помнишь? — дрожащим голосом сказал Джо. — Тот день в лесу. Мы гонялись за белками. И ты сказал мне, что счастлив, что я твой сын.

Томас улыбнулся своей спокойной улыбкой.

— Я тоже тебя люблю.

И Джо пронзил грудь своего отца.

Мир — огромное и жуткое место. Вот чему меня научил Гордо. Что все, о чем я только мог подумать, скорее всего, существовало где-то там. Были вопросы, которые я не задавал, потому что боялся получить на них ответы. Были вопросы, которые я и не думал задавать, но ответы, на которые все равно держались от меня в секрете.

А потом появились вопросы, которые я даже не был готов понять. Почему мой отец ушел? Почему Джо выбрал меня? Какова же была моя роль во всем этом?

Как Джо станет Альфой?

Он знал. Он знал, потому что больше не колебался. Не в отношении этого. Не тогда, когда уже принял решение. Интересно, когда Томас ему все рассказал? Или же это был инстинкт. Знание, передающееся из прошлого в будущее.

Когти Джо вонзились в кожу отца, давя до тех пор, пока ладонь не уперлась в грудь Томаса. Ричард закричал от ярости, и поначалу ничего не происходило. Я гадал, вдруг что-то пошло не так. По правде говоря, я не знал, чего ожидать при передаче силы Альфы от одного к другому.

Я до сих пор ни черта не знал об оборотнях.

Все началось с покалывания на коже.

Как будто кто-то шепчет мне на ухо.

Джо даже не шелохнулся.

Томас не шевелился тоже.

Но потом по коже побежали мурашки. В голове и сердце все зашлось вихрем, и я подумал, что, может быть, именно так себя чувствуешь, когда в тебя ударяет молния. Узы стаи вспыхивали в груди, и я чувствовал их все, каждую из них, меня охватило пронзительное облегчение, такое невыразимо зеленое, потому что они были живы, все они, что стало даже больно, потому что Картер был сильным, и Марк, и Элизабет, и Келли, и Гордо (он тоже был там, впервые, как часть стаи, и я чувствовал его магию на языке, озоновый привкус и горечь).

А Джо, Джо был самым ярким из всех, самым сильным, и в нем была такая сила, что я едва мог дышать.

И Томас.

Томас тоже был там.

Но лицо его выглядело очень бледным. Связующая нить казалась невероятно тонкой.

Слабее, чем должна была быть.

Как будто он едва держался.

Барьер снова встал на свое место.

Томас открыл глаза. Они вспыхнули оранжевым тусклым светом.

Он вздохнул с таким зеленым облегчением.

— Окс, — выдохнул он. — Волк силен ровно настолько, насколько сильны его узы.

Его глаза закрылись.

Он глубоко вздохнул еще раз.

И его грудь больше не поднялась.

Нить оборвалась и исчезла.

— Папа, — позвал Джо.

На его щеках проступила шерсть. Лицо начало вытягиваться в волчий оскал. Губы скривились. Зубы удлинились в клыки. Он откинул голову и запел песню Альфы, широко распахнув глаза, что пылали красным огнем.