Я открыл глаза.
Надо мной висела полная и круглая луна.
Я приподнял голову.
И понял, что нахожусь на поляне посреди леса.
Я знал это место. Знал его, потому что оно было моим.
Это был мой дом.
Я сел посреди поляны.
Трава казалась теплой на ощупь. Словно была живой.
И такой зеленой.
Я сделал глубокий вдох.
Ощутил запах деревьев.
Услышал, как листья трепещут на ветвях.
Зарылся пальцами в землю.
В полумиле от меня пробежал кролик, продираясь сквозь заросли.
Я не знал, каким образом его услышал, тем не менее мне это удалось.
Я поднялся на ноги.
Что-то приближалось.
Я чувствовал это по вибрации в воздухе.
По тому, как лес, казалось, склонился вокруг него.
Кто бы это ни был, он определенно являлся королем леса.
Из-за деревьев донесся вой, какого я никогда раньше не слышал.
Песнь, которую он пел, заставила меня содрогнуться до мозга костей.
Это была сама любовь. И надежда. И страдание. И все ужасные, прекрасные вещи, которые когда-либо случались со мной. И с моими.
Откинув голову, я запел в ответ.
И вложил в свою песнь все, что чувствовал.
Потому что не знал, сплю ли я.
Я испытывал боль, но болело мое сердце.
Наши песни переплелись. Гармонично звуча в унисон. Став единым целым.
Я никогда раньше так не выл. И надеялся, что однажды смогу снова.
В затылке запульсировало.
Это чувство превратилось в тягу и с каждой секундой только усиливалось.
Мое зрение заострилось. Десна зачесались. Руки задрожали.
Тяга стала еще сильнее, и захотелось бежать.
Охотиться.
Кормиться.
Ощутить землю под своими лапами, почувствовать вкус ветра на языке.
Я поднес руки к лицу.
Пока я смотрел на них, это напряжение в моем затылке стало невыносимо-острым, а из кончиков пальцев выскользнули когти — свирепые черные крючки, сверкающие в свете луны.
Король приближался.
Теперь я мог его слышать. Негромкие шаги. Дыхание через нос.
Скоро он появится.
Я опустил руки.
Шумы вокруг меня стихли, все умолкло.
— Привет, — произнес я.
Лес затаил дыхание.
На поляну вышел огромный волк.
Белый с черными пятнами на груди и спине. Он был спокоен, держался с достоинством, царственно, каждый свой шаг делал обдуманно. Этот волк стал больше, чем был при жизни. Мои глаза жгло. Горло перехватило. Боль в сердце усилилась.
Потому что это не было сном.
И не было явью.
Скорее всего я умер, либо весьма близок к этому.
Передо мной стоял Томас Беннет, его голова застыла на одном уровне с моей.
— Прости, — выдавил я.
Волк фыркнул и подался вперед, положив шею мне на плечо, голова обвилась вокруг моей спины, притягивая ближе.
Я прижался к нему, уткнувшись лицом в грудь.
От него пахло лесом. Сосной и дубом. Летней прохладой и зимним ветром. Я никогда прежде не чувствовал от него такого запаха, не так, как сейчас. Не так сильно.
Томас позволил мне побыть рядом с ним, ожидая, пока я перестану дрожать. Он был теплым. Я чувствовал себя в безопасности.
В конце концов я успокоился.
Отстранился, его голова коснулась моего уха.
Томас сел передо мной, стуча хвостом по земле.
Он ждал.
Я опустил взгляд на свои руки. Что я мог ему сказать? Как объяснить словами, чтобы он понял, до чего мне жаль? Я должен был сделать больше, чтобы сохранить его стаю единой. Пусть и думал, что сделал все, что мог. Я лишь хотел, чтобы все они были в безопасности. И поступал так, как считал правильным. Как описать свою злость на монстра, посмевшего прийти, чтобы забрать у меня все, украсть меня у людей, которых я любил больше всего на свете. Как объяснить, что сын Томаса был единственным человеком, с которым я мог себя представить рядом.
И что сам Томас был рядом со мной, когда я больше всего в нем нуждался.
Как мой друг.
Как член моей стаи.
Как мой Альфа.
Как мой отец.
Я поднял на него глаза.
Если бы волк умел улыбаться, то думаю, выглядело бы это именно так.
— У меня есть выбор, верно? — спросил я.
Он склонил голову набок, глядя на меня.
— Пойти с тобой, — пояснил я.
Томас оглянулся в сторону леса. Теперь там появилось какое-то движение. Среди деревьев я расслышал звуки других волков. Тявканье. Лай. Пение. Вой. Их были десятки. Может быть, сотни.
Они звали меня. Пели мне: «Мы здесь мы готовы когда ты соберешься стая и сын и брат и любовь мы готовы и мы можем ждать столько сколько нужно».
Томас повернулся ко мне.
— Или же вернуться обратно.
Он снова фыркнул.
— Мой папа сказал, ко мне будут дерьмово относиться, — произнес я. — Перед тем, как ушел от нас. Ты знал об этом?
Томас тихонько заскулил.
— Так и сказал. Сказал, что я просто тупой старина Окс, к которому всю жизнь будут дерьмово относиться. Но он оказался не прав.
Волки в лесу завыли.
— Он оказался не прав, — повторил я. — Потому что Джо нашел меня. И привел к тебе. Ты дал мне цель. Дал мне дом. Целую стаю. Семью.
Глаза волка стали влажными и яркими.
— Ты мой отец, — сказал я, хотя голос сорвался. — Во всех отношениях, пусть и не по крови.
И тогда я ощутил ее. Связь. Нить, которая протянулась между нами даже после смерти. Она была не настолько крепкой, как раньше, и, вероятно, никогда не будет, пока я еще жив, но она была.
И по ней пронесся шепот.
Самый тихий из голосов.
— Позаботься о них ради меня, сын мой.
Томас Беннет подался вперед и прижался носом к моему лбу.
И я выдохнул:
— О…
Я открыл глаза.
И понял, что нахожусь в комнате, погруженной во мрак.
Со всех сторон меня обдавало жаром.
Я чувствовал себя в безопасности, мне было тепло.
Но присутствовало и еще что-то. Нечто большее.
В комнате раздавались тихие удары, накладывающиеся поверх друг друга.
Некоторые звучали в унисон.
Другие — нет.
Но все они были медленными и мелодичными.
Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что это.
Сердцебиение.
Я слышал, как бьются сердца.
Различал их одно за другим.
Со мной в комнате было десять человек.
Их должно было быть одиннадцать.
Их должно было быть одиннадцать.
Их должно было быть…
— Тише, — прошептал голос у моего уха. Прохладная рука коснулась разгоряченного лба, убирая с него волосы. — А то разбудишь остальных.
— Я даже слова не сказал, — слабо пробормотал я.
— Знаю, — произнесла Элизабет. — Но тебе и не обязательно это делать. Больше нет.
Я понимал, что она имеет в виду. И почему она об этом говорит. Но это казалось невозможным.
И я знал чьего сердцебиения не доставало.
— Джо? — спросил я.
— Закрой глаза, — произнесла она мне на ухо. — Потому что теперь все по-другому, и ты должен найти способ сохранить свою человечность. Закрой глаза, Окс. И слушай.
Я так и сделал.
Я много чего слышал.
А чувствовал и того больше.
Слышал сердцебиение моей стаи, что лежала вокруг меня на полу гостиной в доме в конце переулка. Вокруг нас были разложены подушки и одеяла, и все свернулись калачиком друг напротив друга, каким-то образом дотягиваясь и соприкасаясь, волки вокруг людей. Я находился в центре. Элизабет лежала рядом с моей головой. Справа от меня было пустое место.
Я слышал их дыхание.
Тихие вздохи, которые они издавали во сне.
Я принюхался к ним. Пот, грязь и кровь, но под всем этим улавливался лес и деревья, солнечный свет, просачивающийся сквозь полог листьев, и этот особый запах, что бывает прямо перед грозой, резкий и землистый.
Но присутствовал и другой запах. Более тонкий, заложенный в каждом из них.
Я узнал его, потому что он был моим собственным.
Они все пахли как я.
Как их Альфа.
Хотя был он не только моим.
Потому что, дополняемый моим собственным ароматом, там был сильный запах другого.
И этот запах, о, этот запах будто вонзил в меня свои когти у основания шеи и одновременно у основания позвоночника, а затем дернул.
Я зарычал, больше по-звериному, чем по-человечески.
Стая зашевелилась вокруг меня, но не проснулась. Я слышал, как их сердцебиение слегка участилось от звука, который вырвался из моего горла.
Я последовал за запахом.
В конце переулка стоял дом.
Пахло стаей, и этот запах пропитал собой все дерево.
Слышались голоса, отголоски прошлого, людей, что собрались в воскресенье, потому что это была традиция.
Повсюду присутствовал запах другого Альфы, но это не раздражало.
Он был частью этого дома.
Вплетаясь в каждую доску. Каждую стену. Каждую плитку.
Он был здесь, с нами.
И всегда будет.
Дальше.
Вокруг дома в конце переулка была примыкающая территория.
Маленький «торнадо», требующий, чтобы его родители рассказали ему о конфетах и сосновых шишках. Эпичном и восхитительном.
Был еще один дом.
Старый дом.
Дом, в котором когда-то поселилась печаль из-за трусости отца.
Дом, который вновь стал целостным благодаря любви волков.
Кровь на полу, скрытая от посторонних глаз, но захороненная в его костях.
Здесь она смеялась.
Лопала мыльные пузыри.
Села за стол и сказала мне, что у нас все будет хорошо, показала мне, что с нами обоими все будет хорошо.
Между этими двумя домами существовала некая линия, связь, нить, более прочная, чем я когда-либо мог представить, которая связывала их. Они не были разделены. Они были одним целым. И являлись таковым уже очень долгое время.
Дальше, я должен был двигаться дальше.
Меня тянуло.
Я толкнулся вперед.
Через траву. Через деревья.
Я слышал каждую птицу.
Каждого оленя.
Слышал, как опоссумы прятались в кустах.
А полевки под землей.
Белки взбирались по стволу дерева.
Среди гор затерялся городок.
В нем жили люди.
Я не чувствовал их так же, как свою стаю.
Но знал о них.
Словно находясь снаружи, едва заглядывать внутрь.
Не покидало ощущение их присутствия.
Моя стая казалась ярким маяком во тьме.
Жители Грин-Крика напоминали тусклые звезды на краю космоса.
Но они были.
Я толкнулся дальше.
Меня потянуло.
Стая зашевелилась вокруг меня, сердцебиения синхронизировались одно за другим, как у людей, так и у волков.
Элизабет вздохнула.
Посреди леса была поляна.
С привкусом молнии и магии.
Когтей и клыков.
А посреди этой поляны сидел мужчина, который когда-то был мальчиком.
Мальчиком, которого я любил.
Потом в город явился монстр, замышляя убийство, и проделал зияющую дыру в наших головах и сердцах.
Мальчик погнался за монстром с жаждой мести в кроваво-красных глазах.
Теперь монстра не стало.
Как и мальчика тоже. Потому что его место занял мужчина.
И вот куда меня тянуло, вот куда я толкнулся, потому что под кожей все гудело, словно задвигался зверь, желающий вырваться из меня наружу.
Жители Грин-Крика были тусклыми звездами.
Стая вокруг меня была светом во тьме.
А этот мальчик, этот мужчина был солнцем, ярким и всепоглощающим.
Зверь во мне взревел, требуя освобождения.
— Иди, — прошептала Элизабет Беннет.
И я пошел.
Я выскочил за дверь и упал в траву, когда это произошло.
Во всем теле вспыхнула сильнейшая боль, боль, которую я никогда прежде не испытывал. Мышцы напряглись, когда, едва сойдя с крыльца, я рухнул на четвереньки. Не в силах даже сделать вдох. Все вокруг казалось слишком громким. Сердцебиение. Лес. Грин-Крик. Они все взывали ко мне, они кричали: «ОксОксОкс», и я открыл рот, чтобы закричать в ответ, но звук, вырвавшийся у меня, оказался низким и гортанным рычанием, которое не смог бы издать ни один человек.
Кости начали трескаться и ломаться, кусочки переставлялись сами собой. На коже проступила шерсть, и была она черной, как самая глубокая ночь, а я не мог остановить это, не мог бороться с этим.
Когти выскочили из-под ногтей, напряжение было огромным.
На краткий миг, краешком человеческого сознания я понял, что происходит, но этого не могло быть, это было просто невозможно, ведь я умер, рука Ричарда во мне, внутренности, вываливающиеся наружу. Я верил в магию. Верил в невозможное. Верил в оборотней и зов луны.
Но с трудом верилось, что это происходит со мной в реальности.
Это сон, это сон, это…
Однако это не было сном, потому что боль была необычайной. Так и должно было быть, учитывая, как все внутри меня ломалось и смещалось. Я снова закричал, мой голос стал еще менее человеческим, чем раньше. Он звучал искаженно, и мелькнула мысль, что я превращаюсь, о боже, я превращаюсь, я… а потом она растворилась.
Боль утихла.
Я был я был я был я был я был я был я был Я ЕСТЬ
волк
цвета вокруг
черные и белые
синий, есть синий, я вижу синий это
луна, это луна
есть зеленый
все зеленое
здесь есть другие
я чувствую других
это стая это дом это мое это наше наше наше наше
они здесь
в доме стаи они они стоят там стоят там и наблюдают
за мной
Альфа
я их
Альфа
глаза
мои
глаза
Альфы
да они мои
все они
«Боже мой», — женщина выдохнула молодая женщина она человек которую я
знал потому что она была моей
нет не моей
из обеих стай но ничего больше из-за него из-за него из-за
«Он перекинулся», — сказала мать-волчица, — «Он обратился, потому что чувствует, как он его зовет».
«Срань господня, альфа», — сказал один из людей мужчина, — «да это же большой и страшный волк, мать его».
да
я волк я страшный я большой и страшный волк
«Э-э-э…», — заговорил другой мужчина-человек, — «почему он так на нас рычит».
«Разве ты не чувствуешь это в узах», — ведьмак сказал смеясь ведьмак мой ведьмак мой, — «он самодовольный гребаный ублюдок, ему понравилось, когда ты назвал его большим и страшным».
да потому что я такой
Альфа
я большой
и сильный
я забочусь о своей стае они мои они
мои защищать их потому что я
Альфа
«О боже», — произнес последний мужчина, — «после этого он будет просто невыносим».
я показываю им свои зубы
они не боятся они смеются потому что не боятся
хорошо я не хочу чтобы они боялись
меня потому что они мои
а я их их их но
но
где мой
где мой
где же мой мой мой
спеть для него
нужно спеть
громкую песнь чтобы он мог услышать меня среди деревьев
я пою
деревья они дрожат от нее от моей песни они дрожат и трясутся моя песня
деревья мои
трава моя
все это мое
моя территория
ответь мне
спой мне позови домой спой мне спой
песнь песнь песнь песнь песнь песнь песнь песнь песнь песньпесньпесньпесньпесньпеснь
на поляне
я слышу ее я слышу ее она для меня она зовет меня он зовет меня потому что он
моя
стая
моя
пара
мой
Альфа
я пою для него я пою ему в ответ я пою чтобы он услышал я иду пара я
я бегу
к песне которую он поет для меня
я бегу
к сердцу которое бьется для меня
я бегу
потому что он позвал меня
потому что его песнь зовет меня домой
сквозь деревья
я пою
мою песнь
я пою
я иду
пожалуйста не уходи
пожалуйста дождись меня
пожалуйста люби меня
я волк
я Альфа
я твой
ты
мой мой мой мой
я вижу тебя
а ты меня?
ты сердишься?
ты боишься?
ты зол на меня?
ты пахнешь печалью
ты пахнешь мной но грустный пожалуйста не грусти почему ты такой грустный я же здесь с
тобой и ты не должен грустить
мальчик мужчина волк Альфа
пожалуйста
«Окс», — сказал он, — «Окс… Окс».
почему ты не смотришь на меня
почему не видишь меня я здесь с тобой я
твоя кожа на вкус соленая
плачешь
ты плачешь?
не плачь
ты не можешь грустить
мне не нравится когда ты грустишь
Он сказал:
«я думал»
«его рука»
«она была в тебе, Окс»
«ты ублюдок»
Он закричал:
«как ты мог?»
«как ты мог меня бросить?»
он злится на меня
пожалуйста не злись
я же здесь я волк Альфа стая пара
и я чувствую это
он когтит меня
мой волк
он хочет кусать
и убивать
теперь я так зол
ты зол
я зол
ты не можешь остановить меня
ты не можешь остановить это
это
я волк
я
Альфа
Он сказал:
«нет нет Окс нет прости»
«все должно было быть иначе»
«я здесь»
«я здесь с тобой ради тебя Окс потому что ты всегда делал то же самое ради меня ты конфеты и шишки ты эпичное и восхитительное ты единственная причина по которой я смог пережить годы когда меня здесь не было я оборвал наши связи и пытался выкинуть тебя из головы но когда наступала ночь когда сгущался сумрак я думал о тебе о том как вернусь домой к тебе чтобы быть с тобой быть счастливым быть дома потому что Окс ты мой дом без тебя я ничто я никто ты моя любовь моя жизнь моя стая моя пара поэтому мне нужно чтобы ты сосредоточился мне нужно чтобы ты слушал мое сердце мой голос мое дыхание я твой Альфа и я не могу без тебя поэтому вернись возвращайся возвращайся мать твою ко мне Окс»
я слушаю
его дыхание
его голос и слова
его сердце
и я
я
я
Я ОКС Я ОКС Я ОКС Я…
перекидываюсь и
— Ну ни хрена ж себе, мать твою, — задохнулся я, рухнув на колени. На спину легла рука, теплые пальцы касались кожи, пока я пытался унять разбушевавшийся желудок. Мир вокруг меня казался слишком громким, словно я мог слышать все на свете в радиусе десяти миль. В нос ударили запахи леса.
Желание перекинуться вновь стало непреодолимым, мои когти вонзились в землю. Десна зачесались, и хотелось пойти на поводу у этого желания, хотелось уступить ему.
— Окс, — сказал он.
Я зарычал на него.
— Окс, — повторил Альфа.
Все замерло.
Он опустился передо мной на колени.
Взял мое лицо в ладони и приподнял голову, чтобы я мог видеть его глаза.
Они были красными, пылающими алым огнем, и они взывали ко мне, даже сейчас, даже сквозь бурю в моей голове, несмотря на волка, что когтил меня прямо под кожей.
— Послушай меня, — сказал Джо. — Ты здесь. Со мной. И я никогда не оставлю тебя.
— Я тебе не верю, — ответил я.
— Ты мне доверяешь?
Да. Да. Да. Я поморщился, когда мышцы напряглись.
— Я не могу…
— Окс, — резко сказал он. — Ты мне доверяешь?
— Да, — выдавил я. — Да. Да.
— Тогда мне нужно, чтобы ты доверился мне сейчас, — произнес он. — Я твой Альфа. Но ты также и мой. Окс, я укусил тебя, чтобы спасти. Ты перекинулся. Ты больше не человек. Ты волк, Окс. Как я. Как Картер и Келли. Мама. Марк. Ты волк, ясно?
— Мои глаза, — с трудом выдавил я. — Какого цвета у меня глаза?
Потому что я не мог перестать думать, что они фиолетовые, что у меня больше нет стаи, потому что я изначально никогда не был ее частью. Джо был Альфой. Он вернулся домой и стал главным, и для меня места уже не осталось, им не нужен был…
— Красного, — тихо ответил он. — У тебя красные глаза.
— Твою ж мать, — выдохнул я, и все встало на свои места.
Я никогда не задумывался о контроле.
Раньше.
Никогда не задумывался о том, как много требуется сил, чтобы действительно быть волком. Глядя на Томаса и других складывалось впечатление, что это так просто.
Единственный раз, когда я видел нечто близкое к отсутствию контроля, был в ту ночь, когда Джо впервые обратился.
Годы. С той ночи прошли годы.
Так что я не слишком уж задумывался над этим.
Теперь же ни о чем кроме этого я думать не мог.
Я лежал на поляне, положив голову на колени Джо, его рука путалась в моих волосах, нас обоих не волновала моя нагота. Трава приятно холодила разгоряченную кожу. Я слушал биение его сердца, делая вдох на три удара, выдыхая на пять.
Волк во мне все еще скрежетал зубами, его шерсть вставала дыбом, но он успокаивался от прикосновений Альфы.
Мы долго не разговаривали.
Я понятия не имел, о чем Джо думает. Не понимал исходящих от него запахов. Они были сильными, эти запахи. Кинетическими. Обжигали мне нос. Но в основе их всех был Джо. Дым, земля и дождь. Это были запахи, которые у меня всегда ассоциировались с ним, только усилившиеся в тысячу раз. Хотелось зарыться в них, кататься в них, пока меня всего не покроет его запах.
Но молчанию пришел конец. Это было неизбежно. Слишком уж многое нужно было сказать.
— Осмонд мертв, — заговорил Джо.
Я хмыкнул, уже догадавшись об этом.
— Гордо убил его. Остальные в нашей стае позаботились об Омегах. Люди, которых те похитили, добрались до мастерской, они были в безопасности. Мы нашли их сбившимися в кучу в задней части гаража под одним из подъемников. Гордо… что-то с ними сделал. Изменил их воспоминания. Это не причинило им вреда. Они просто… не вспомнят больше. Об этом. Омег. Меня. Тебя. Ничего. Они оправятся. Теперь они думают, что попали в автомобильную аварию. Это правда было странно.
Удобно. Возможно, даже слишком удобно. Я не знал, насколько далеко простиралась магия Гордо и что ему в действительности пришлось сделать за годы, пока его здесь не было, но время еще будет. Позже. Сейчас мне просто нужно было слышать Джо. Быть рядом с ним.
Я пытался найти слова, хоть какие-нибудь, чтобы что-то сказать. Но вышло лишь издать искаженные звуки, скорее волчьи, чем человеческие. Рука Джо на мгновение застыла в моих волосах, но затем вновь ожила, массируя кожу головы кончиками пальцев.
— Мне следовало догадаться, что что-то не так.
Его голос был ровным. Тщательно контролируемым.
— Мне следовало догадаться, — повторил он.
Хотелось спросить, как же он узнал, но…
Он все равно это услышал. Каким-то образом.
— Ты перекрыл узы. Со всеми. Я звонил тебе. Твой телефон перешел на голосовую почту. Я позвонил Гордо. Он не ответил. Я пошел в автомастерскую. Остальные последовали за мной, потому что чувствовали, Окс. Они почувствовали, что что-то не так.
Едва слышимый надлом в голосе. Гнев прорвался наружу, окрашенный чем-то похожим на боль. Или печаль. Я не знал, есть ли между ними разница.
Уткнулся лицом ему в колени, стараясь сохранять спокойствие.
— Гордо знал, — продолжил Джо. — Он следил за тобой. Сказал, что что-то не так. И он просто… он знал. А я нет. Но зато он понял. Он…
Мои руки превратились в когти.
— Ты глупый человек, — прошептал Джо. — Ты глупый, безрассудный человек.
Я заскулил в ответ, умоляя не отталкивать меня. Не сейчас. И никогда.
— Как ты мог подумать, что все будет хорошо? — задохнулся он. — Как ты мог вообще такое подумать…? Я не смог добраться до тебя вовремя. Не смог… А потом там оказался он, монстр из моих кошмаров, он был там, его рука внутри тебя…
Джо умолк, его начала бить дрожь.
Я обхватил его руками за талию, прижимаясь лицом к его животу.
— Я не смог остановить его вовремя, — продолжал Джо, его голос больше не звучал ровно и контролируемо. Сердцебиение резко участилось. Он схватил меня за волосы. И заговорил с полным ртом клыков. — Я не смог добраться до тебя вовремя. И мне пришлось наблюдать, как ты… когда он… сделал то, что сделал. И все, что я помню… все, что я помню, как думал, что это сон. Что мне все это снится. Вот только это было не так, потому что ты однажды сказал мне, что во сне не чувствуешь настоящей боли, что именно в этом и заключается разница между сном и явью. Окс. Мне это не снилось, потому что я чувствовал все. Абсолютно все. Он вонзился в тебя, и вместе с этим вонзился в меня, а потом у него не стало головы, а ты истекал кровью.
Джо склонился надо мной, словно пытаясь защитить от всего мира.
Его прерывистое дыхание коснулось моего уха.
— Ты гребаный ублюдок. Как ты смеешь умирать у меня на глазах?
И я наконец обрел дар речи.
Потому что мне нужно было выговориться.
И потому что ему нужно было услышать меня.
Мне следовало извиниться.
Или сказать, что теперь все будет хорошо.
Или что монстр мертв, а я здесь, и больше никогда не оставлю его.
Но я этого не сказал. Ничего из этого.
Когда я заговорил, мои слова звучали приглушенно.
Голос мой казался глубже, чем когда-либо, словно я застрял в пограничном состоянии между человеком и волком.
— Я бы сделал это снова, — признался я. — Если бы это означало, что ты будешь в безопасности.
Джо резко выдохнул.
И это была правда. Я бы с радостью пожертвовал своей жизнью, если бы это означало, что Джо проживет еще один день. Или любой в нашей стае. Потому что именно такова задача Альфы. Этому меня научил Томас. Альфа ставил свою стаю превыше всего остального. Такова была обязанность Альфы — беречь свою стаю целой и невредимой. Чтобы они находились в безопасности. Чтобы они были живы.
Ричард Коллинз мог попытаться напасть на них, даже после того, как дал мне слово.
Но это был риск, на который мне пришлось пойти.
Потому что это означало, что они будут в безопасности.
Я повернулся, лег на спину и уставился на Джо.
Он смотрел на меня сверху вниз.
Одинокая слеза упала мне на лоб.
— Ненавижу тебя, — прошептал он.
Я кивнул, потому что знал, что это так. Но лишь за это.
— Ты бы сделал то же самое. Ради меня. И за это я тоже тебя ненавижу.
Джо влажно рассмеялся.
— Черт бы тебя побрал.
Угол был неудобным, когда он наклонился, чтобы поцеловать меня. Джо нагнулся так низко, как только мог, а я слегка приподнял голову, чтобы дотянуться до него. Это было просто легкое касание, прикосновение его губ к моим. Но в этом поцелуе таилось гораздо больше, чем прежде. В нем было отчаяние, и тоска, и боль, столько чертовой боли, но вместе с тем в нем все ощущалось зеленым. Так много зеленого пронизывало нас, потому что мы были здесь. Мы оба были здесь, и даже монстр не смог разлучить нас.
Джо провел пальцами по коже моего живота, там, где когти Ричарда вспороли меня. Теперь там не осталось и царапины, кожа полностью зажила. Ни намека на боль. Словно это случилось не со мной, а с кем-то другим.
И мне стало интересно, исчезли ли все мои шрамы, отметины, которые составляли карту моей жизни. Все ли они зажили тоже. Тонкий шрам на затылке, доставшийся мне в шесть лет, когда я пролезал через забор из колючей проволоки. Маленькая ссадина от ветрянки на щеке, когда мне было девять. Отметина на правом предплечье, оставшаяся с тех пор, как папа, будучи пьяным подумал, что было бы забавно бросить в меня кирпич, чтобы проверить скорость реакции. В результате мне наложили шесть швов и принесли извинения.
Я не решился проверить. Не знал, что почувствую, если они исчезли.
Теперь я ощущал себя самим собой. Волка удалось оттеснить вглубь сознания. Наверняка потому, что Джо был рядом. Я мог чувствовать всех остальных сильнее, чем когда-либо прежде. Еще пару дней назад их контуры казались размытыми. Теперь же все ощущалось с кристальной четкостью. Они ждали нас. Мы вернемся к ним. Скоро.
— Я обратил тебя, — произнес Джо, — потому что не мог отпустить.
Это первое что он сказал спустя почти час тишины.
— Я знаю, — вздохнул я.
— Ты злишься?
— Нет. Я не злюсь, что теперь волк.
— Но ты все равно злишься.
— Нет.
— Окс.
— Не совсем. Не знаю. Не могу точно сказать, что именно вызывает мой гнев, а что твой. Это похоже на… он будто проходит сквозь меня и…
— Петля обратной связи, — договорил Джо.
— Я не знаю, что это такое.
— Это кольцо. Замкнутый круг. Что проходит между тобой и мной. Все, что я чувствую, — чувствуешь и ты.
Я медленно кивнул.
— Неужели так будет всегда? Это…
— Ошеломляюще?
— Да.
— Нет, не будет, — сказал Джо. — Ты новообращенный. Поэтому все зашкаливает. Как только ты освоишься, сможешь лучше контролировать это.
Я подумал, что в этом есть некий смысл, но сейчас мне это не помогало.
— Значит, мы оба злимся.
Джо фыркнул, сильнее прижав руки к моему животу.
— Нет. Сейчас дело во мне. Это я злюсь.
— На меня.
— Причем пиздец как.
— О.
— Зачем?
Я не стал прикидываться дурачком. Вряд ли у меня получилось бы.
— Потому что, если существовал хоть малейший шанс, что он не причинит тебе вреда, я должен был им воспользоваться. А еще другие. Люди. Я не мог… Не мог бросить их, Джо. Я просто не мог.
— Ты должен был рассказать мне.
— Вся эта героическая затея становится бессмысленной, расскажи я о ней всем.
Выдох, вырвавшийся у него, скорее напоминал всхлип, но мы подождали, пока он снова взял себя в руки.
— Ты не можешь поступить так снова, — произнес Джо наконец.
— Если это будет означать…
— Окс. Больше никаких секретов.
Я прищурился, глядя на него.
— Это потому, что ты теперь можешь читать меня вот так?
Джо фыркнул.
— Я всегда умел читать тебя, Окс. Мы… Просто мог. Ты Окс.
— А ты Джо.
— Именно, — сказал он.
Я посмотрел на звезды.
— Они знают?
— Кто?
— Альфа Хьюз. Остальные. Там, на востоке.
— Нет. Я велел Робби подождать.
— Чего?
— Тебя.
— Почему?
— Мы же команда, Окс. Ты и я. Я не могу без тебя это сделать. И тебе не следовало бы делать это без меня. Больше никогда.
— Я могу, — признался я. — Делать это без тебя. Просто не хочу.
Джо усмехнулся, и это было приятно слышать.
— Хорошо.
— Эй, Джо?
— Да?
— Как я выгляжу?
— Выглядишь как ты.
— Когда волк.
— Выглядишь как ты, — повторил он. — Я узнал бы тебя где угодно. И я узнал.
Небо начинало светлеть.
Птицы стали перекликаться звонче.
Я был ошеломлен всем этим.
Джо заговорил:
— Ты большой, Окс. Больше тебя я еще никого никогда не видел. Ты даже больше меня. Моего отца. Но знаешь, в этом есть смысл. Потому что именно таким ты для меня всегда и являлся. Важнее и значимей тебя ничего не было. В тот день, когда я увидел тебя, то понял, что все уже никогда не будет как прежде. Ты — всеобъемлющий. Ты затмеваешь собой все. Когда вижу тебя, Окс, все остальное просто перестает существовать.
Джо говорил и говорил:
— Глаза у тебя красные, как и у меня. Но твой волк черный, Окс. Черный, как смоль. Весь полностью. Без малейшего оттенка. У тебя длинный хвост и мощные лапы. Острые зубы. Но я все равно вижу тебя в волке. Я вижу тебя в его глазах. Я знаю тебя, Окс. Я узнал бы тебя где угодно. Ты перекинулся не из-за луны, а потому, что тебе пришлось. Потому что твой волк знал, что должен отыскать меня. Чтобы я доказал тебе, что могу вернуть тебя. Когда-то давным-давно жил одинокий мальчик, сломленный мальчик, который не знал, сможет ли он обратиться, и потребовался один-единственный человек, чтобы показать ему как это сделать. А теперь я сделал то же самое для тебя, потому что именно это мы и делаем друг для друга. Вот что такое стая. Вот что все это значит.
Джо сказал:
— Ты мой, Окс. А я твой. И я уже не могу дождаться, чтобы показать тебе, что я создан для тебя так же, как ты был создан для меня.
Дотянувшись, я взял его лицо в ладони. Он прильнул к моему прикосновению. Такого, как он, в жизни никогда не было. От того маленького мальчика на грунтовой дороге, до подростка с красными глазами, и до закаленного мужчины, который стоял передо мной у дома в конце переулка и произносил те же слова, которые говорил мне много лет назад. Такого, как Джо, больше не существовало. И он был моим.
Я притянул его к себе.
Поцелуй был теплым и влажным. Его губы накрыли мои, я прижал его еще ближе, и подумал, что, хотя монстру пришел конец, это было только начало. Я сомневался, что смогу отпустить Джо. Уже нет. Только не снова. Мы еще не исцелились полностью. И существовала вероятность, что этого никогда не произойдет. Папа однажды сказал мне, что люди будут всю жизнь ко мне дерьмово относиться. Монстр сказал Джо, что его семья больше не желает его знать. Нам пришлось жить с этим, с этими словами, что нам внушили. Может, мы никогда не освободимся от призраков прошлого. Во всяком случае, не до конца.
Но мы все равно будем сражаться с ними изо всех сил.
И, возможно, это единственное, что имеет значение.
Солнце уже начало подниматься, когда остальная часть нашей стаи отыскала нас — и волки, и люди. Я слышал, как они пробираются сквозь деревья, стоило им войти в лес. И почувствовал, как незадолго до этого они проснулись.
Я знал, когда они найдут нас, Рико, Таннер и Крис, вероятно, завопят о моей наготе, обвиняя в том, что я пытаюсь использовать свое положение Альфы, чтобы создать гарем. Они будут как всегда несерьезные и шумные, но в их глазах отразится облегчение от того, что на моем теле больше нет зияющих ран.
Гордо забавно закатит глаза, глядя на них, а затем вручит мне пару спортивных штанов. Наклонившись, шепнет на ухо, что впредь мне запрещено так его пугать, и можно с уверенностью сказать, что позже мы еще перекинемся парой слов по поводу моего поведения. Обхватив за шею сзади, Гордо сведет наши лбы вместе, и мы будем просто дышать.
Джесси будет выглядеть слегка неуверенно, возможно, в ее глазах даже будут стоять слезы, когда она увидит меня. Она первой начнет кричать, вычитывая меня за то, насколько глупым был мой поступок, и кем, черт возьми, я себя возомнил, и откуда у меня это чертово желание умереть.
Робби будет волком, он станет тереться об меня, пытаясь оставить на мне свой запах, ненавидя вонь крови, все еще цепляющуюся за мою кожу. Позже он скажет мне, что моя кожа пахла смертью, от меня пахло смертью, и он не мог этого вынести. Что он не может потерять меня. Ведь я его Альфа, черт возьми, и мне следует лучше заботиться о себе, потому что он понятия не имеет, что сделает с собой, если меня вдруг не станет.
Картер с Келли тоже будут волками, и они станут тявкать и гарцевать вокруг нас с Джо, вертя задами, прижимаясь к нам, пытаясь вести себя беззаботно, но их широко распахнутые глаза и скулеж никого не проведут. В конце концов, они рухнут по обе стороны от нас, свернувшись возле своих Альф и, закрыв глаза, наконец-то задышат ровно.
Элизабет с Марком будут замыкать шествие, оба в человеческом обличье. Наблюдая, как другие набрасываются на нас, Марк с таинственной улыбкой на лице, а Элизабет прикроет глаза, позволяя звукам стаи-стаи-стаи омывать ее. Они присоединятся к нам после того, как остальные начнут успокаиваться, Элизабет сядет рядом со своими сыновьями, а Марк рядом с Гордо, оба будут избегать встречаться взглядами, но их руки будут лежать в траве рядом друг с другом, мизинцы соприкасаться, и возникнет чувство правильности, полноты и завершенности, наконец-то, наконец-то, наконец-то.
Мы жили.
Мы любили.
Мы теряли. О боже, сколько же мы потеряли.
Но сейчас мы здесь. Вместе. И, может быть, это еще не конец. Может быть, впереди ждут новые испытания. Роберт Ливингстон. Альфа Хьюз. Все монстры, существующие в мире.
Ничего страшного. Все нормально.
Потому что мы являлись чертовой стаей Беннет.
И наша песнь будет слышна всегда.