Глава 21

— О-ля-ля, поваренок, — повернувшись на каблуках домашних туфель, Рене уперлась кулачком в бедро и прищурилась: — Я точно помню, что просила тебя порезать цуккини.

— А вот и нет! Ты просила сначала снять футболку. Потом штаны. Потом…

— Тогда налей мне вина. — Рене через плечо посмотрела на него и чуть не облизнулась. На нем были только часы и больше ничего, и он вальяжно развалился на кухонном диванчике. В ответ на ее просьбу он дотянулся до бутылки белого вина, которое она использовала для маринада, и плеснул немного в мерный стакан. Пригубил сам, передал ей.

— Хоть ты и ленивая морда, мне очень хочется для тебя готовить, — промурлыкала Рене.

— Правильно, — согласился Отто. — Чтобы я и дальше так старался, меня надо хорошо кормить.

Сегодня был последний выходной, и они проводили его дома у Рене, на Фрибурплатц: благо, Артур был у Макс. Завтра Отто в 8 утра должен быть на тренировочной трассе. Хорошо, что всю неделю он должен тренировать именно специальный слалом, потому что слаломная база была совсем недалеко от Цюриха, и можно возвращаться домой каждый вечер. Тренировочные базы скоростных видов находились намного дальше, ближайшая — в Санкт-Моритце, а его любимые тренировочные трассы — ближе к итальянской границе, в Церматте.

Вчерашнее жаркое Ури получилось потрясающее, несмотря на то, что в процессе готовки они несколько раз прерывались — сначала занимались любовью на столе, потом он слизывал с нее крем, а она — с него, потом пошли в душ вместе, в результате чуть не сожгли мясо, но все же конечный результат был замечательный — баранина просто таяла во рту, нежная и ароматная. Рене вспомнила, как Отто добавлял в кастрюлю специи — сначала смешивал и грел в ладонях, и затем ссыпал, растирая между пальцами — потом его руки восхитительно пахли розмарином и орегано. Ночь они провели на его огромном сексодроме. А утром собрались и поехали к ней, потому что она тоже хотела поразить его своими кулинарными талантами.

Квартира Рене была и больше, и несоизмеримо более уютная и удобная — все было продумано и спланировано для максимального комфорта: удобная и красивая мебель, мягкий свет, любовно подобранные шторы и декор, восхитительная посуда. Это был дом, убежище и то место, куда хотелось возвращаться, в то время как жилище Отто было скорее опорной базой, куда он наведывался время от времени по необходимости. Он не знает, что такое дом, — думала Рене. — Неужели у него никогда не было настоящего дома? И сейчас, глядя, как он кайфует на диване, она понимала, что без него ей уже нигде не будет хорошо и уютно. Она мечтала создать для него дом, но… у ветра не бывает дома. Ветер — он свежий и свободный, вольный и неукротимый, и ему вовсе не хочется куда-то возвращаться.

Он шикарно потянулся и улыбнулся ей откровенно похотливой, нахальной улыбкой:

— Твоя очередь что-нибудь с себя снять.

Вообще-то на ней была только старая очень короткая джинсовая юбчонка и пара домашних туфелек на каблуках, но без задников, с умилительными цветочками на ремешках. Волосы она заплела в косу, чтобы не мешали.

— Хорошо, — Рене скинула с ног туфельки и осталась босиком.

— Я имел в виду этот кусок вытертой тряпки, — сообщил Отто, указав глазами на ее юбку.

— Кто бы говорил! По сравнению с твоими обносками моя юбка — просто образец высокой моды.

— Высокой — это точно, — согласился Ромингер. — Подол действительно высокий — даже попу не полностью прикрывает.

Рене вздернула носик:

— Если ты не сильно занят пусканием слюней, порежь, пожалуйста, цуккини, нерадивый поваренок.

Филе миньон — более капризная штука, чем жаркое Ури, его можно испортить, даже если передержать его на огне несколько лишних секунд. Поэтому Рене начала жарить стейк уже после того, как закончили заниматься любовью. И тоже получилось очень вкусно.

На следующее утро Отто сам сварил кофе, разбудил Рене. Кофе (по-ромингеровски вкусный, черный и такой крепкий, что в нем можно было топить чертей в аду) они пили в постели вместе, между парой быстрых заходов. На этот раз Отто вспомнил про резинки и гордился собой невероятно. Только, к сожалению, вчера с вечера забыл, и вроде бы не один раз. Было всего шесть часов утра, а в восемь он уже должен был быть на старте тренировочной трассы, причем до этого нужно успеть заехать домой и переодеться в комбез и взять всю нужную амунягу, которая у него в Цюрихе.

Сонная Рене пробормотала:

— Тогда я тоже пойду в универ. А то меня еще отчислят за прогулы. Что тебе приготовить на вечер?

Он понятия не имел, что будет вечером. Хотя… почему бы и нет. Конечно, он приедет к ней. Черт, шесть утра, он уже пару раз ее оприходовал, и все равно охота еще.

— Приготовь что хочешь, — сказал он. — Я всеядный.

Так прошла вся неделя.

Она каждое утро провожала его невыспавшаяся, румяная, растрепанная, и спрашивала сонным голосом, что он хочет вечером на ужин. Отто таял — раньше никто не задавал ему таких вопросов. Он всегда говорил «без разницы, мясо какое-нибудь», но она каждый раз готовила что-то разное. И встречала его вечером в прозрачном голубом халатике, красивая, свежая и бесконечно желанная. Он возвращался к ней прямиком с трассы, а утром заезжал домой, чтобы переодеться, и отправлялся обратно на тренировку. Она предложила ему перевезти к ней что-нибудь из одежды, чтобы не заезжать каждый день домой, и его просто передернуло. Черт, этак они скоро вместе жить начнут! Как-то пора восстанавливать дистанцию…

Он как раз собирался уезжать, стоял в дверях в своем тренировочном черном комбинезоне. Сказал:

— Я не приеду сегодня вечером, малыш.

Она расстроилась почти до слез — у нее стало такое лицо, будто он ее ударил.

— Почему, Отто?

Он ответил совершенно честно:

— Мне нужно завтра хотя бы первую главу диплома отвезти в универ. Я совсем забросил это дело, все дедлайны уже прошли.

— Ты можешь работать и здесь, — она обняла его, прижалась к нему почти обнаженным телом. Сладкая, теплая, милая. — Ты будешь работать, а я тебя кормить и ублажать.

— Заманчиво, — пробормотал он, чувствуя себя какой-то тряпкой без малейшей силы воли.

— Пожалуйста, соглашайся, Отто…

— Ты веревки из меня вьешь, — буркнул он. Хотя веревки вила не она, а его собственное влечение к ней, вот и все. — Хорошо. Я приеду.

* * *

Он сдержал свое обещание. Он приехал и привез кучу книг и бизнес-периодики и оккупировал письменный стол в комнате Рене, которая в эти дни вроде и ходила в универ, но дома учиться не успевала. В тот день она приготовила на ужин индейку, фаршированную черным хлебом и грибами. После ужина он помог ей прибрать кухню, потом утащил на кровать, а потом припахал в качестве своей ассистентки — она сидела весь вечер и рисовала для него какие-то таблицы, а потом пришлось строить график.

Поздно вечером они лежали в постели, обнявшись, после пары заходов. Рене уже почти задремала, когда он сказал:

— Я заказал для нас двухместный номер в Кран-Монтане. Завтра нам выезжать.

Господи, какой мрачный голос — будто он сообщал о какой-то вселенской трагедии. Рене встрепенулась:

— Правда? Здорово! А когда соревнования?

— Послезавтра.

— Слалом, верно? Две попытки[1]?

— Да.

Он прижал ее к себе так крепко, уткнулся губами в ее теплую макушку, чувствуя ее руки на своем теле. Конечно, он сегодня утром сделал все необходимые распоряжения, чтобы переменить бронь с сингла на дубль. Он сам себе объяснял необходимость присутствия Рене в Кран-Монтане кучей разных причин. Он не может сейчас допустить какие-то перемены, которые могут сказаться на его показателях. Она дает ему мотивацию. Он должен свозить ее в лучший в мире ресторан, который находится неподалеку от Кран-Монтаны. Она поцеловала его плечо и мечтательно сказала:

— А у меня день рождения послезавтра.

— Да? И сколько — девятнадцать? Или двадцать?

— Девятнадцать.

— Здорово. Что хочешь в подарок?

Больше всего на свете она хотела его любовь. Но если бы он подарил это ей, то не на день рождения, а просто так. Рене прижалась к нему, потерлась виском о его подбородок:

— Выиграй для меня и подари медаль.

— Ого! — развеселился Отто. — Вот так, да? А если медали не будет?

— Будет, — уверенно сказала Рене и поцеловала его в губы.

— Хорошо, — сказал он. На самом деле, он знал, что вполне может побороться за медаль. Другое дело, что стартовать придется опять в самом конце, и еще повезет, если под тем же 54 номером — в слаломе обычно участвует больше спортсменов, чем в скоростных дисциплинах, и номер может быть и 70, и 80. Правда, в Кран-Монтане не так тепло, как было в Зельдене, прогноз на послезавтра -5. В слаломе у него будет ничуть не меньше соперников, чем в скоростных дисциплинах. Великолепный Айсхофер — универсальный спортсмен, одинаково хорош в супер-джи и в слаломе. Шустрый швед Арне Бурс, номер два в дисциплине в прошлом году. Номер один — француз Жан-Марк Финель, паинька и скромник, но обладает точно такой же хваткой, как Ромингер, так же честолюбив и ничуть не хуже подготовлен. И еще пара десятков таких же сильных ребят. Но Отто не собирался даже думать о причинах, почему он может не победить послезавтра — надо думать о том, что он обязательно должен победить. И правда, как не победить, если он обещал ей медаль?

Рано утром он помчался домой за вещами, быстро покидал в сумку бритвенные принадлежности и что-то из шмоток и набрал телефон Макс. Он надеялся, что застанет ее дома. Где же еще? Ей тоже сегодня собираться в дорогу и выезжать — на свои соревнования, гигантский слалом в Бад-Гаштайн. И его расчет оказался правильный. Она взяла трубку.

— Привет, — сказал Отто. — Что можно подарить девушке на девятнадцатилетие?

— Ага, — сказала Макс. — Поняла. Рене? Можешь указать примерный бюджет?

— Могу. — Отто подумал немного. — Скажем, пара тысяч франков.

— Сколько? — переспросила пораженная Макс.

— Ну две, может две с половиной…

— Дааа, — констатировала приятельница. — Ты крепко увяз, дружище. Я бы даже рекомендовала тебе снизить планку, потому что она может неправильно тебя понять. Просто подружке не дарят такие дорогие подарки. Или она уже не просто подружка?

— Ты права, — тяжело вздохнул он.

— Даже так? А кто? Любимая? Или невеста?

— Да нет, — буркнул он. — Ты права, что надо снизить планку. Ну так что подарить?

Он понятия не имел, что дарят девушкам. Обычно отъезжал или на каких-нибудь простецких подарочных картах, или скидывался вместе с другими на какой-нибудь большой подарок (который всегда выбирал и покупал кто-то другой). Но сейчас этот номер не пройдет — он должен придумать что-то сам. Макс права — бюджет действительно велик, но он только что получил огромные на его взгляд призовые, 40 тысяч — он никогда в жизни таких деньжищ в руках не держал.

— Ну, подари ей что-нибудь из украшений. Только не кольцо и не что-то экстра-дорогое, — выдала Макс. — Цепочку. Серьги. Не роскошествуй, но и чтоб вещь хорошая была. Рене много для тебя значит, не так ли?

— Макс! — рявкнул он. Помолчал, нелепо буркнул: — Отстань.

— Это ты сам мне позвонил, я к тебе не пристаю. Ты меня понял. Удачи в Кран-Монтане!

Он не стал ей рассказывать о своем обещании выиграть завтрашний слалом и подарить Рене медаль. Макс его попросту засмеет и будет права — какой болван заранее обещает медаль? Но его влечение и его благоразумие существовали в разных измерениях. Никто не обещает заранее подарить еще не выигранную медаль — ну и ладно, ему-то что? Он пообещал. Дурное дело нехитрое. А вот реально получить медаль будет потруднее.


[1] Слалом (специальный слалом) — спуск с горы на лыжах по трассе длиной 450–500 м, размеченной воротами (ширина ворот 3,5–4 м, расстояние между ними от 0,7 до 15 м). Во время прохождения трассы спортсмены обязаны проехать через все ворота. Результат определяют по сумме времени, показанного в двух попытках на разных трассах.

Загрузка...