Глава 8

Пока брат и его девушка строили предположения, где она может быть и с кем, Рене Мишель Браун, обнаженная, нежилась в постели, глядя на своего любовника Отто Ромингера. И до чего он хорош! Даже сейчас, когда он лежал неподвижно, раскинувшись по широкой деревянной кровати, в глаза бросалась та самая мощная хищная грация, которая покорила Рене в нем с первого взгляда — когда она впервые увидела его на трассе скоростного спуска. Он был прекрасен, неукротим, дик и грациозен, как леопард. И… столь же опасен.

Она просто наслаждалась зрелищем, разглядывая его. Чудесные волосы, густые, чуть вьющиеся, светло-русые, брови чуть темнее, а ресницы — скорее темно-русые, к тому же длинные, густые, как не у всякой девушки. Прямой нос, точеные высокие скулы. И рот — просто удивительный, такой изысканный и насмешливый, такой мужественный. Она ничуть не ошибалась, когда, в первый раз увидев его, решила, что его лицо отражает ум и характер. Даже сейчас, когда он то ли дремлет, то ли спит. Решительный подбородок, линия губ, разлет бровей. Когда его глаза открыты — это еще заметнее. Лицо мужчины — волевого, решительного, умного. Самообладание, уверенность и гордость. Но это лицо. А тело — другой разговор. Она ведь правду сказала, до сегодняшнего дня ни разу не видела обнаженного мужчину, когда ей было видеть? Когда тот подонок расстегнул штаны, что ли? А вот теперь она все рассмотрит.

Разумеется, ее взгляд устремился в первую очередь именно на то самое место. Конечно, она знала, что, когда мужчина возбужден, это сильно увеличивается, но даже сейчас, когда ее любимый отдыхал, он казался очень большим. Как могло так получиться, что ей вовсе не было больно? (воспоминание о недавнем удовольствии послало по ее нервам тень электрического разряда, который тогда будто пронзил ее…)

Ей хотелось потрогать. Она протянула руку… но не осмелилась прикоснуться к нему. К тому же, и помимо этого самого, тут есть, на что полюбоваться. Она не представляла, что мужское тело может быть таким совершенным до каждой малейшей черточки. Такие широкие плечи, мускулистая грудь, маленькие бежевые соски. Рене опять протянула руку, чтобы попробовать на ощупь, погладить его сосок, пощекотать свою ладонь светлыми пушистыми волосами, которых довольно много на груди, но опять не стала. Плоский, очень мускулистый живот, нежная загорелая кожа — интересно, он смуглый от природы, или это и вправду загар? Наверное, судя по чуть более светлому пространству, которое обычно закрывают плавки, и то, и другое — загар само собой, но и свой цвет кожи довольно смуглый. Бывает, наверное, смуглая кожа в сочетании со светлыми волосами — очень красиво. И ноги тоже загорелые, а еще — мускулистые, длинные и довольно-таки волосатые. Он шевельнулся, его рука легла поперек ее бедра. О Боже… Раньше она не видела этого… Старый, грубый шрам уродовал почти всю поверхность кисти его левой руки. Подумав о том, какую боль ему пришлось когда-то перенести, она чуть не заплакала. Но он убрал руку, широко потянулся, и она снова залюбовалась его красотой.

И все-таки желание потрогать его, прикоснуться было совершенно непреодолимым. Она набралась смелости, чтобы прикоснуться самыми кончиками пальцев, готовая немедленно отдернуть руку, если он вдруг проснется и посмотрит на нее. Ибо общеизвестно, что Порядочные Девушки не хапают это в руки. Но, казалось, он спал. Дышал ровно, очень длинные ресницы не шевелились. Рене прикоснулась посмелее. На ощупь как все остальное, шелковистая упругая кожа. Она решилась и взяла его в руку. Вот тут Отто, конечно, открыл глаза, а девушка ахнула от неожиданности, когда то, что она держала в руке, вдруг увеличилось в размере раза в два и за считанные секунды. Отто рассмеялся:

— Все рассмотрела? Можно продолжать?

— Ну, — степенно заметила она, оправившись от смущения, — Сказать, что я рассмотрела все, наверное, некорректно. Только перед. Ты не мог бы на секундочку лечь на живот?

— С таким стояком? Ни за что!

Она озадаченно посмотрела на него, будто не поняв, о чем он:

— Такой большой.

— Спасибо, малыш, — усмехнулся он. На самом деле, он не считал, что у него какой-то экстра-размер. Так, среднестатистический, как у любого мужика. Инструмент — одно, умение — совсем другое. А Рене все не унималась:

— Но почему мне было не больно?

Отто приподнялся на локте, посмотрел на нее — ишь ты, ей и вправду интересно.

— Потому что ты была готова. Ты хотела. По-моему, тебе было больно, но только совсем чуть-чуть.

— Ну, совсем немного. А как он так увеличивается?

— Боже, если бы я знал, что придется проводить урок анатомии, захватил бы с собой скелет.

Рене ахнула:

— Там, что ли, внутри кость?

Он с самым серьезным видом выдал:

— Две. Они складываются, как телескоп, одна в другую.

Но у нее еще не иссякли вопросы:

— Как он мог… поместиться в меня? Я что, такая большая?

Отто уже сдерживал смех. Он знал за собой чрезмерную, по мнению некоторых серьезных личностей, смешливость, но сейчас понимал, что дразнить неопытную девчонку — глупо и не по-мужски, поэтому ответил серьезно и без насмешки:

— Так не бывает, чтобы мужчина был слишком велик для женщины. У женщин там все эластично.

— Но ведь бывает так, что… менее крупный мужчина разрывает там… как же так получилось, что…

Он все еще прятал улыбку, но уже начал веселиться:

— Я же тебя надул.

— Ты… что?

— Надул, — с самым серьезным видом повторил он. — И тебе это понравилось.

— Что значит надул?

— Значит, вот так, — он дунул вверх. — Например, воздушный шарик, он же маленький, да? А когда его надуваешь — большой. Вот я тебя надул, и все влезло.

— Ты меня не надувал!

— А что же я, по-твоему, делал? — (Боже, дай мне сил!!!)

— Ты меня…

Несколько секунд девушка подозрительно смотрела на него (и от ее внимания не ускользнули смешливые, коварные искорки в глазах и подрагивающие от сдерживаемой улыбки уголки рта) и, наконец, поняла, что он разыгрывает ее. Рене это не понравилось. Она сердито спросила:

— Думаешь, это так смешно?

— Ага, — Отто повернулся на бок, протянул руку и дотронулся до ее груди. Ее гнев тут же прошел, она затаила дыхание. Ей тут же самой отчаянно захотелось прикоснуться к нему… Для нее было в новинку, что к ней так прикасались, что кто-то мог дотронуться до более интимной части тела, чем рука или плечо. И она сама не привыкла ни к кому притрагиваться. Может быть, если бы она росла с родителями, этот провал не был бы таким глубоким, но бабушка Белль не имела привычки обниматься с внуками, которых она очень любила, но просто не умела проявлять свою нежность на тактильном уровне. Артур давным-давно компенсировал этот дефицит с Макс и другими девчонками, а Рене — нет. Поэтому сейчас происходящее с ней было особенно острым и волнующим. Вот его рука накрыла холмик ее правой груди… И ощущать эти прикосновения, и смотреть, как он делает это, было удивительно. Отто продолжал не спеша, лениво поглаживать ее грудь, и она затаила дыхание. Он покатал сосок между большим и указательным пальцами, нежно сжал, отпустил, погладил костяшкой указательного пальца. Рене тоже отчаянно захотелось прикоснуться к нему.

— Я хочу трогать тебя, — прошептала она чуть слышно.

— Я тоже хочу, — ответил он, перемещая руку на ее левую грудь. — Вот так… и так… — Он сжал сосок, заходя на тонкую грань между удовольствием и болью. — А больше всего — вот так. — Он склонился над ней и сделал то же губами. Рене прижала его голову к себе. Как чудесно… Она тоже очень хотела целовать его, но просто не могла пошевелиться, когда он делал с ней что-то настолько замечательное. Но ее руки были свободны… и она рискнула. Она потрогала его — сначала положила ладонь на его плечо, наслаждаясь его силой… вниз — погладила его грудь, ощущая под пальцами теплую, упругую кожу… еще вниз — твердый, мускулистый живот, крепкое бедро… Господи, до чего он сильный… но быть наедине с физически сильным человеком больше не пугало ее. Отто не сделает ей ничего плохого… Никогда не обидит… Осторожно, робко она обхватила его ладонью. Он замер… Она тоже, все-таки немного испуганная. Упругая, стальная мужская мощь пугала, завораживала, интриговала и восхищала ее.

Поймав ее взгляд, он коварно ухмыльнулся:

— Посмотрим, кто кого.

— Как это? — удивилась она.

— Я сделаю тебя, детка. Ты сейчас кончишь. Первая.

— Да! — всхлипнула она, когда он сжал ее груди сразу обеими руками.

— Прямо сразу да?

— Все, что хочешь! — Она просто не могла понять, о чем он говорит.

— Все, что я хочу? — весело удивился он.

— Да, пожалуйста!

— А я много чего хочу, — засмеялся Отто. — Я хочу тебя по-всякому, малыш.

«Почему он все время зовет меня малышом?» — недоумевала Рене. И вдруг очень неприятная догадка вспыхнула у нее в голове:

— Господи, да ты же попросту не знаешь, как меня зовут!

— Что? — она его однозначно уморит. Причем тут, как ее зовут? Отто просто сразу не мог понять, о чем разговор. Он хотел трахать ее, а не обсуждать какие-то левые вопросы. Но она завелась всерьез:

— Ты или забыл мое имя, или просто не знаешь его! Это просто… отвратительно!

Хм… даже в этом состоянии, когда мозг крайне неохотно пытался соображать, Отто понял, что ее это здорово заедает. Ну вообще, заниматься сексом, не зная даже имени девушки… вполне возможно, что это для нее оскорбительно. Придется разруливать, если он хочет продолжать.

— Неправда. Я знаю, как тебя зовут.

Она с несчастным и одновременно вызывающим видом выжидательно смотрела на него. Он не спеша поднял руку к ее лицу, прикоснулся к щеке, провел большим пальцем по ее нижней губе… она прикрыла глаза, наслаждаясь ласковым прикосновением… и тогда он очень тихо, полушепотом, будто пробуя на вкус, лаская ее имя так же, как ее саму, проговорил:

— Рене…

Он произнес ее имя совершенно правильно, с тенью «й» в конце, как человек, знакомый с французским языком и именами, в отличие от большинства цюрихских швейцарцев, которые произносили ее имя более плоско. И повторил еще раз, совсем тихо, чуть слышно: Рене…

Она смотрела на него сквозь слезы. В ней что-то отозвалось на его голос, называющий ее имя… Что-то пробудилось, проснулось к жизни, признало в нем своего господина. Она любила его… а он знал ее имя. И почему-то это заставило ее поверить в то, что все будет хорошо.

Отто обвел ее подбородок верхней фалангой указательного пальца, чуть улыбнулся, опустил голову, прикоснулся губами к ее губам — сначала совсем легко, почти воздушно, но с возрастающей силой и страстью. Он целовал ее требовательно, глубоко, агрессивно, подчеркивая свое стопроцентно главенствующее положение, целовал, пока у нее не закружилась голова. И, отпустив ее, он сказал:

— Я хочу тебя.

Она робко кивнула в ответ. Рене понятия не имела, как реагировать на простой, откровенный язык желания. Не умела говорить на нем. Он опрокинул ее на спину и снова начал целовать, покоряя ее тело, заставляя забыть обо всем, кроме этих ощущений, которые сводили ее с ума… Насладившись ее грудями, он скользнул вниз, на ее живот. Провел языком по дуге нижних ребер, поцеловал пупок, слегка прикусил выступающую бедренную косточку… она не представляла, что может почувствовать что-то подобное… Он не делал ничего особенного, но его ласки заставляли ее стонать и умолять о большем. Она не поняла, что произошло, когда ее охватило пламя острого наслаждения — его палец был внутри, лаская, вращаясь, раскачивая ее… Всего несколько секунд, и с ней снова случилось это… удар тока, вспышка… Она тонула в своем наслаждении и вернулась на эту планету только когда он уже снова собирался заняться с ней любовью.

Кровать стояла вплотную к вполне удобной стене, и Отто велел:

— Встань на колени лицом к стене.

— Зачем?

Он фыркнул:

— Девчонка, ты задаешь слишком много вопросов. Наклонись. Руки на стену. Отлично!

Пристроившись сзади, он обхватил ее бедра своими большими, сильными ладонями, изготовился войти в нее, но притормозил и ехидно спросил:

— Может, опять тебя надуем? У-упс!!! — Это она саданула локтем его в живот. Он хохотнул и оказался в ней. Глубоко, о Боже, так глубоко… Она застонала, понимая, что он еще не полностью погрузился в нее, но она больше не выдержит… Медленно… снова пытка медлительностью… Но это было еще не все — он заставил ее развести бедра как можно шире, так широко, как только она могла. — Ага, малыш… Рене. Вот ты вся тут. — Очередной самоуверенный смешок показал, как Отто наслаждается ее полной открытостью и беззащитностью. Эта поза позволяла ему ласкать в процессе ее груди и живот и добраться до некоторых других чувствительных местечек, и он не замедлил этим воспользоваться. Его руки… умелые, безжалостные, бесстыжие, они просто играли на ее теле, как на гитаре, и она подчинялась ему, реагируя в точности так, как он добивался. Когда ей показалось, что она сейчас просто умрет, она простонала:

— Нет… не могу больше…

— Можешь, — бархатный шепот в ее ухо, поцелуй в шею… сладко, медленно, нежно его губы скользили от уголка ее губ через мочку уха к плечу, к ключице…

— Отто… я не… пожалуйста…

— Знаю, — тихо засмеялся он. — Знаю, детка. Рене. Просто подожди…

Он прикусил ее сзади за шею под волосами, как кот, удерживающий кошку за загривок… Легкое вращение бедрами, из стороны в сторону, и она заплакала:

— Отто!.. Я больше не выдержу… — Ведь это было не все, она это уже знала… а он все медлил, лаская, терзая ее, на грани возможного, на грани боли, на грани фола…

— Выдержишь.

Она закричала, когда он оказался полностью внутри. Несколько мощных, сильных ударов, его руки были везде, лаская ее наиболее чувствительные точки… Отто положил подбородок на ее плечо, обхватил одной рукой ее грудь, второй… она просто не могла это выносить, это было слишком сильно, слишком сладко… Он ласкал ее в той точке, где их тела соединялись, и она не могла дышать от наслаждения… Очередной взрыв сотряс ее тело, и Отто с довольной усмешкой спросил:

— Ну что — все ОК? Можно продолжать? — как какой-нибудь президент правления банка на собрании акционеров.

— Да, — выдохнула она. — Продолжай, пока твой доклад очень интересный.

Катастрофа. Он расхохотался так, что тут же вылетел из нее, как пробка.

— Отто, Боже мой, прости меня! — тут же запричитала Рене, которая пришла в ужас от случившегося — она с чего-то решила, что это больно и заслуживает немедленного сурового наказания. Он сквозь смех отмахнулся:

— Не надо так официально! Когда мы одни, ты можешь называть меня просто «Всевышний».

Она фыркнула и показала ему язык:

— Отто, ты просто невозможен!

— Я вполне возможен и даже местами вероятен. А сейчас хватит трепаться, я тебя еще раз сделаю.

Он снова велел ей опереться о стену и продолжил. Он думал, что опять заставит ее кончить одну, а потом уже догонит, но из этого ничего не вышло. Она стала такая горячая, так сильно пульсировала и так сладко стонала, что он позволил себе кончить одновременно с ней. Обняв ее, прижавшись щекой к ее щеке, он молча, закрыв глаза от наслаждения, излился в нее.

Она прижалась к нему и пристроила свою голову между его шеей и плечом, повозилась, устраиваясь поудобнее. Какое-то время, к его вящему восторгу, она молчала, а потом, когда и он уже был готов к общению, блаженно вздохнула:

— Я бы так могла всю жизнь пролежать с тобой.

— Ну конечно! — мигом отреагировал Отто. — По-твоему, я солнечной энергией питаюсь?

Рене надо отдать должное — соображала она быстро.

— Точно, мы же даже не завтракали.

Отто вспомнил о часах, которые все еще оставались на его запястье (единственная вещь на двоих в данный момент). Времени было уже час дня, и он несказанно удивился — вчера он ужинал в 6 часов, и с тех пор его мысли были заняты не жратвой, а исключительно этой самой девушкой, которая лежит, прижавшись к нему.

— Черт, я не ел уже почти целые сутки.

Она немедленно отреагировала:

— Большое дело! Я тоже. Ой… Это надо одеваться и тащиться вниз?

— Может быть, у них можно и в номер заказать. — Отто, не меняя позы, дотянулся свободной рукой до телефона на тумбочке у кровати и, следуя многолетнему опыту, набрал ноль. Тут же ответил мужской голос:

— Ресепшен, здравствуйте. Что мы можем для Вас сделать?

— Добрый день. Можно заказать обед в номер?

— Конечно. Что Вы предпочитаете?

— А что есть?

Пока человек на том конце провода любезно цитировал меню, а Отто его слушал с весьма сосредоточенным видом, Рене наконец начала рассматривать комнату, где она стала настоящей женщиной. Приходилось признать, что места лучше этого и не придумаешь. Большая и очень уютная комната, декорированная в бледно-зеленых и голубых тонах, уравновешиваемых теплым сиянием деревянных стеновых панелей. Потолок тоже деревянный, а над кроватью — наклонный, в соответствии с наклоном крыши. Огромное окно закрыто голубой органзой и бледно-зелеными портьерами из жесткого шелка, и зелено-голубым ламбрекеном. Из-за штор в комнате был полумрак, и не скажешь, что еще день. Рене подумала, что вид из окон должен быть потрясающий, надо бы встать и посмотреть. Но ей ужасно не хотелось вылезать из постели, из объятий Отто, который в одной руке держал телефонную трубку, а другой гладил ее грудь.

Отто слушал человека на том конце провода, не перебивая, потом спросил Рене:

— Что ты будешь?

— А что есть? Да ладно, без разницы, чего угодно, но только побольше, — Рене прижалась к его плечу. — Ой, я такая голодная.

— Хорошо, — сказал Отто в трубку. — Давайте 2 цезаря, 2 гратина, на десерт 2 штруделя с ванильным мороженым, бутылку вина на ваше усмотрение. Наверное, гратин долго ждать, да? Хорошо, тогда салаты принесите сразу, пока мы их съедим, наверное, и гратин подойдет? Кстати, а эти у вас есть? Забыл название. Итальянское блюдо, маринованное мясо, обычно с салатом руккола. Точно, карпаччо, вот и его тоже 2 порции. Хорошо, спасибо, ждем.

Рене засмеялась:

— Я, конечно, просила побольше, но не настолько же.

— Ничего, съедим, — беззаботно ответил Отто и вылез из кровати. Вот тут наконец Рене смогла насладиться зрелищем своего возлюбленного с тыла. Широченные сильные плечи, загорелая спина, аккуратные мускулистые ягодицы, длинные ноги. И волосы — золотисто-русые, чуть волнистые, роскошная грива ниже плеч. Жаль только, что он не дал вдоволь налюбоваться, исчез в ванной. Она услышала шум душа.

Загрузка...