Волк в капкане

Глава 4

Канатка увозила их все выше и дальше в горы — внизу проплывали ели, каменные гряды, заснеженные плато, ухоженные, обработанные трассы. На некоторых было очень многолюдно, лыжники и сноубордисты на ходу грузились на парнокресельный подъемник и довольно скоро спускались. Рене тоже начала было готовиться к высадке, но Артур сказал:

— Да погоди ты, это красная трасса^[1]. Наши тренируются дальше. Нам еще долго ехать.

Минут через десять они сошли с подъемника, но и это было еще не все — с маленькой площадки высоко в горах они перешли на другой подъемник, куда можно было пройти уже только по клубной карте. Артур провел Рене по своей.

Трасса внизу была почти пустая — по ней только изредка на безумной скорости пролетал кто-то из лыжников.

— Все, это уже наши, — сказал Артур. — Сейчас на этой трассе никого больше нет, требования безопасности. И интервал минута обязательно соблюдается — представляешь, что будет, если кто-то столкнется на такой скорости?

— Не представляю. Наверное, будет плохо.

— Это преуменьшение. Будет просто писец. Причем сразу обоим.

На трассе показалась девушка в красном комбинезоне. Артур оживился:

— Это Макс.

— Твоя подруга?

— Да, — он гордо улыбнулся.

— Хорошо едет, — сказала Рене с легкой завистью. — А это кто?

Высокий мужчина в желто-синем комбинезоне резко затормозил и съехал вбок трассы.

— Регерс собственной персоной. Тренер наш. Сейчас вон на той площадке встанет.

— А-а, — протянула девушка. — Он тоже здорово идет.

Тренер притормозил и достал что-то, похожее на уоки-токи^[2].

— Еще бы не здорово, он тоже бывший профи. Вон Тони Раффнер. Один из лучших.

Лыжник в черно-зеленом комбинезоне притормозил напротив Регерса, они обменялись какими-то репликами (слышно их, конечно, не было) — и Тони снова поехал вниз, отталкиваясь изогнутыми палками, чтобы быстрее набрать скорость. Артур рассеянно проводил его взглядом — еще несколько секунд на трассе никого не было. Рене начала складывать палки, полагая, что скоро им сходить. И тут Артур толкнул ее локтем:

— Вот! Смотри! Это — Ромингер! Самый лучший в ФГС, его с этого года уже включили во взрослую сборную. Тони и Макс тоже, кстати.

На этот раз в голосе Артура тоже явственно прозвучали завистливые нотки. Лыжник в черном комбинезоне летел вниз на огромной скорости. Рене спросила:

— Это который живет в пустой квартире?

— Он самый. Смотри. Он в прошлом году бронзу на Штрайфе^[3] взял, в 20 лет! Он ни хрена не боится, полностью отсутствует инстинкт самосохранения, чокнутый экстремал. Это ас, мать его…

— Не ругайся, — машинально попросила Рене. Ее взгляд был прикован к «самому лучшему в ФГС». Он пролетел под ними, как пуля. Он был без шлема, и его светлые волосы отливали золотом и развевались сзади. Еще один длинноволосый… Хотя чего она напряглась, на дворе восьмидесятые годы, геи стригутся коротко, как Фредди Меркьюри, а многие натуралы длинноволосые. Вон и у Артура волосы почти до плеч.

Господи, но как этот Ромингер красиво едет. Просто летит над снегом. Ни одного неверного движения. И вот его уже не видно, только в воздухе тает сверкающая снежная пыль.

— На трассе он — бог, — мрачно уточнил Артур. — Вне — самовлюбленный интриган и бабник. А вот Пит Фортнер.

На трассе появился еще один лыжник.

— Я, пожалуй, и не запомню никого, кроме Макс, она единственная девушка.

— Она не единственная. Есть еще Клоэ Лариве.

— Ты вроде говорил, что вас пятеро?

— Оговорился. Клоэ у нас недавно. Она — подружка Ромингера. Не знаю, где она сегодня.

— Понятно, — Рене подготовилась к приземлению. — Слушай, а я же катаюсь хреново. Мне-то что делать? В сторонке стоять?

— Катайся, только осторожно. Есть другой склон на этой же канатке, он длиннее, но не такой крутой.

— Ну я посмотрю сначала, как вы катаетесь. Где она там, эта пологая трасса?

Через пять минут она оказалась на финише, подъехав по красной трассе. Артур ее ждал.

— Съехала? Руки-ноги целы? Ну, я наверх. Кстати, тут Регерс орет в динамик, особо не пугайся, он ругаться любит, а ты у нас девушка нежная и тонкая.

— Иди нафиг, — напутствовала Рене. Артур уехал вверх.

Регерс действительно ругался как сапожник, но, похоже, это никого не смущало, лыжники только посмеивались.

— Раффнер! Жопу когда подбирать на трамплине начнешь?!

Тони стащил очки и состроил гримасу.

— Браун, чучело! Это по-твоему группировка? Какого хрена раскрылся?!

Артур затормозил рядом с Рене и стряхнул с себя снег. Он упал на трассе, и Регерс ругался правильно.

Когда ехала Макс, динамик молчал, и только под конец выдал:

— Макс, все паршиво, попробуй уже побыстрее.

Макс притормозила рядом с Артуром:

— Привет!

Они быстро поцеловались, Артур сказал:

— Познакомься, моя сестра Рене. Рене, это Максин Ренар.

Девушки поздоровались. И тут динамик снова ожил, причем так, что все чуть не оглохли. Он взревел:

— Ромингер! Раздолбай! Чтобы не видел больше тебя на трассе без шлема!!! Отстраню от тренировок!!! А где Клоэ?

Ромингер эффектно затормозил за финишной чертой и сдернул с лица очки.

Рене беззвучно ахнула. Она никогда еще не видела такого красивого мужчину. В нем было что-то такое… В отличие от опереточного Падишаха, этому не было нужды выдумывать себе титулованные клички. Этот был прирожденный король — уверенный, сильный, твердый. Он был настоящий. Весь настоящий. Точеные черты лица — высокие скулы, решительный подбородок, яркие, кошачьи глаза — умные, нахальные, орехово-янтарного цвета. Потрясающие волосы — густые, длинные ниже плеч, чуть вьющиеся, светло-пепельные с золотистым отливом. Загорелая кожа, изящный прямой нос, очень красивый рот — одновременно чувственный, твердый и насмешливый. У него было не просто красивое лицо — на нем читался ум и характер. Ко всему этому прилагалась еще и мускулистая, великолепно сложенная фигура. Чуть меньше ростом, чем высоченный Артур, он держался с таким достоинством и непринужденной мужской грацией, что казался выше всех. Такой смотрелся бы в каком-нибудь фильме, например, про викингов, с копьем, в доспехах, а то и вовсе голый по пояс. Хотя для викинга у него кожа слишком смуглая. И это лицо, эти волосы — просто преступление прятать под рогатым шлемом. Такому надо не в цивилизованном 20 веке жить, хотя в спорте он на месте. Он должен брать города, править княжествами или быть военачальником, адмиралом, вождем дикого племени. Интересно, как его имя.

Он подъехал к группе на финише. Браун, Макс, и какая-то девчонка в голубой куртке. И глаза голубые. Артур представил:

— Это моя сестра Рене. А это — Отто Ромингер.

— Привет.

Макс тоже спросила, где Клоэ. Ей он ответил:

— Она в отеле, простыла. Думаю, к вечеру оклемается.

Отто. Редкое имя, но ему идет. Прямо из древне-германского эпоса. Рене вдруг поймала себя на мысли, что существование неведомой Клоэ ее огорчает. И тут же мысленно одернула себя. Она что, правда что ли собирается лезть в очередную авантюру? Меньше недели прошло с тех пор, как милый дяденька разбил все ее тупые иллюзии! К тому же, этот Ромингер не обратил на нее ни малейшего внимания! Скользнул взглядом, как по пустому месту! Она же может относиться к себе объективно? Кто она такая — обычная дурнушка, хотя, как она могла забыть, изысканная. В любом случае, такие красавцы-супермены, короли, мать их, вселенной — попросту не для нее. Эта Клоэ наверняка красотка, каких поискать. Супермодель на лыжах. Выкинуть из головы их обоих, и все тут.

Отто скользнул к подъемнику. Он заметил, что сестра Артура поедает его взглядом, и порадовался своей предусмотрительности. Для таких случаев он и завел себе Клоэ. Именно чтобы держать подальше таких девушек.

Для них у него было емкое определение — ХОРОШАЯ. Правильная девушка, которая мечтает о большой и чистой любви. С хорошими нельзя заниматься одноразовым сексом для удовольствия, им нужны отношения. А ему отношения не нужны. Ему и так неплохо.

Многие сверстники Отто Ромингера бросались из одной влюбленности в другую — для них постоянные эмоциональные крайности были нормой. От безумной радости и эйфории к безнадежному отчаянью и черной депрессии, от мучительного ожидания к лихорадочному восторгу и волнению — так жили многие, но не он. Очень красивый мальчишка оказался втянут в мир большого секса намного раньше, чем был готов к этому морально, поэтому его миновали все эти нормальные юношеские взлеты и падения. В тринадцать-четырнадцать, когда его ровесники маялись перед зеркалом, выдавливая прыщи, и тратили тонны шампуней на безнадежные попытки отмыть сальные волосы, мечтая привлечь внимание закомплексованных одноклассниц, он уже спал с взрослыми девушками. Примерно тогда же он навсегда отказался от роли соблазняемого и ведомого — теперь он сам выбирал себе игрушки. Годам к шестнадцати у него сформировались четкие требования к «его» контингенту — веселые, беспроблемные девчонки, которые любят хорошо провести время и не хотят сложностей и заморочек. Для него все было просто — девушку, которую он хотел, он получал быстро и легко. Возможно, на свете были и такие, которые нипочем не поддались бы его обаянию, но эти его не привлекали — он слишком много сил и времени отдавал спорту, чтобы тратить силы на сложных девушек. И потом, было довольно трудно противостоять этому изумительному, яркому сплаву красоты и силы, легкого, веселого нрава и стального внутреннего стержня, ветрености и целеустремленности.

Отто жил играючи, как сам считал нужным, решая, что для него важно, а что — нет. Приоритетом номер один в его жизни были лыжи, спорт, его будущая карьера. Номер два — учеба в университете (он учился на последнем курсе МВА). Он вкалывал до седьмого пота на тренировках, ухитряясь сочетать напряженный спортивный режим с экстернатом, расслаблялся на адреналиновом экстриме, а в остальное время весело дрейфовал от одной девчонки к другой. Но, когда ему было двадцать, произошло то, что внесло серьезные изменения в этот легкий и беспроблемный порядок вещей — из-за него девушка покончила с собой.

Конечно, всегда были такие, которые за ним бегали. Это было нормально и ничуть его не напрягало — если девушка была в его вкусе, он вполне мог уделить ей время, а потом исчезнуть — удержать его было примерно как пытаться удержать в ладонях ветер. Если же девушка его не привлекала — что же, это была не его проблема.

Но концепция «не моя проблема» разлетелась вдребезги, когда появилась Мона Риттер, которая не могла быть и не была его любовницей, к которой он не притронулся ни разу. Она буквально свалилась на его голову вместе со своим признанием в любви. Ему до нее не было ровным счетом никакого дела, он не собирался иметь с ней ничего общего, но постарался быть добрым и деликатным, не ранить ее чувства. Он наврал что-то про какую-то девушку, которую он любит и никогда не сможет изменить, и с чувством выполненного долга свалил. А ночью за ним пришли из полиции, потому что Мона выбросилась из окна. И оставила записку, что делает это из-за Отто. Его задержали по подозрению в убийстве, потому что он был последний, кто видел ее живой. Но было доказано, что это действительно самоубийство, ей никто в этом деле не помог, а Отто в это время был в другом месте. Дело было закрыто, но он не смог преодолеть до конца чувства вины и ужаса.

Мона просто не поверила ему. Все знали, что у него нет никакой постоянной девушки просто потому, что было слишком много временных. Тогда он и заключил своего рода соглашение с Клоэ Лариве. Клоэ была, что называется, свой парень. Она была из тех, кто вполне заточен под быстрые ни к чему не обязывающие отношения, просто ради удовольствия. Таких было много, они приходили и исчезали из его жизни, не принося ничего, кроме развлечения. Но Клоэ была очень умна, и они оба быстро поняли, что помимо секса они просто приятны друг другу. Она была одной из немногих девчонок, которых привлекла не его внешность, а ум и характер. И он смог рассмотреть в ней не подстилку, а человека, заслуживающего уважения. Они были вместе, но в то же время порознь. Не любили друг друга, но были друзьями. Оба знали, что каждый из них может разорвать соглашение в любой момент, ничего не объясняя. Но соглашение было выгодно обоим. Отто — потому что он мог держать подальше девушек вроде Моны, Клоэ — потому что она уютнее чувствовала себя с мужчиной, с которым можно спать, ходить в рестораны и болтать за жизнь, а серьезных отношений она тоже не хотела. Клоэ любила хороший секс, но боялась и СПИДа, и прочего всего, и не любила часто менять партнеров. Отто в качестве постоянного любовника, пусть даже по такому своеобразному соглашению сторон, ее устраивал на 100 %. И Клоэ, и Отто по соглашению имели право спать с кем угодно на стороне, и они этим правом пользовались, тщательно следя, чтобы об этом никто не узнал — она ходила налево очень редко, он практически постоянно. Для всего мира они были парой, только Макс немного догадывалась, что тут реально происходит — они с Отто слишком хорошо друг друга понимали.

Он не хотел, чтобы кто-то его любил или страдал из-за него, а больше всего на свете боялся еще одной ненормальной, которая покончит с собой. Он инстинктивно выбирал таких, которые не могли бы полюбить. Он не отдавал себе отчет, что у него именно такой критерий, но он избегал обоих полюсов — «хороших» и шлюх. Его контингентом были красивые девчонки без комплексов и без заморочек о большой и светлой любви. Фанатки, тусовщицы.

После истории с Моной Риттер «хороших» он просто боялся, как огня. Будь он проклят, если еще одно подобное существо из-за него наложит на себя руки. С Клоэ было комфортно. Она знала, зачем она ему нужна, смотрела сквозь пальцы на его похождения на стороне, не предъявляла на него никаких прав и считалась для всего мира его девушкой. Они довольно часто спали вместе, но это были скорее дружеские перепихи. Клоэ была умна, тактична, умела ненавязчиво исчезать в нужный момент, она была ему почти таким же другом, как и Макс. Он понадеялся, что какая-нибудь добрая душа вроде Макс или Брауна просветит эту хорошую девушку (как там ее?) о Клоэ. Канатка доехала до верха, и он выкинул из головы и Брауна вместе с его сестрицей, и Клоэ, и всех остальных — он сосредоточился на трассе.

Рене быстро нашла общий язык с Максин, и к вечеру они уже были почти подругами. Знакомство со спортсменкой заставило Рене горестно задуматься о козлячести мужчин, даже, возможно, не худших экземпляров. Вот Макс — это же просто воплощенная мечта любого нормального мужика. Она так хороша собой, брюнетка с бархатистыми карими глазами и изящной фигуркой, в ней есть и темперамент, и юмор, и она явно любит Артура, а он, столь же явно, любит ее — и зачем, спрашивается, ему всякие приблудные девчонки? Никогда она не поймет некоторые вещи — к примеру, зачем блондинки красят корни волос в темный цвет, а мужики не успокоятся, пока не переспят с половиной мира.

Этот день, 1 ноября, выдался очень насыщенным — сначала очень много активного катанья на лыжах, от которого до сих пор болели все мышцы, потом обед, после которого предполагалось, что спортсмены идут в спортзал на силовую тренировку. Но Артур и Макс сбежали после обеда, чтобы погулять с Рене по Санкт-Моритцу — все вместе они покатались на санях, запряженных пятеркой лошадей, погоняли на снегокатах и на собачьих упряжках. Не было ни одной такой минуты, чтобы ей было скучно или неинтересно, чтобы было можно думать о чем-то другом. И все равно она постоянно вспоминала зеленовато-карие глаза и дерзкую улыбку Отто Ромингера. Она невольно представляла его рядом с собой — наверное, он здорово гоняет на этом снегокате. А потом, когда они втроем пошли пить глинтвейн к освещенной сотней маленьких лампочек стойке, она не могла не мечтать о том, чтобы он протянул ей горячий, исходящий ароматным паром стакан, поцеловал бы ее и сказал, что любит. Но снова пришлось свирепо одернуть свое разбушевавшееся воображение: Отто попросту не заметил ее! Он посмотрел даже не на нее, а сквозь нее, и ни о каких поцелуях и любви не могло быть и речи! Да кто она такая? Обычная серая мышь! А он кто? Он… Отто Ромингер, король всей солнечной системы и сопредельных галактик. Он из тех мужчин, кто рождается на свет, чтобы разбивать женские сердца, вот так, и не иначе. И к тому же, она обещала брату, что не будет сближаться ни с кем из клуба. И почему-то ей казалось, что, настаивая на этом, Артур имел в виду в первую очередь Отто Ромингера.

К ужину они вернулись в отель. В ресторане Рене невольно высматривала его за одним из соседних столиков, но тщетно — его не было. Она безумно устала, голова шла кругом от свежего воздуха и обилия впечатлений, ноги и бедра ныли, все, чего ей сейчас хотелось — пойти в номер и улечься в пижаме перед телевизором, и так она и поступила. Еще бы сейчас посмотреть какой-нибудь красивый и романтичный фильм. Да, к примеру, «Джен Эйр» — как раз по ситуации. Сиротка — серая, но умная и добрая мышь женит на себе порочного, богатого и роскошного аристократа. Она не выдержала и расхохоталась (благо, никто ее не видел). А по телику показывали «Неприкасаемых» — тоже неплохо.

Но даже захватывающий фильм с целым созвездием красивых мужиков-актеров не отвлек Рене — она снова и снова ловила себя на том, что вспоминает Отто Ромингера, короля, так его, Солнечной системы и сопредельных галактик. Дура, дура, что тут сказать? Уж лучше бы она пускала слюни вот от любого из них — Кевина Костнера или Шона Коннери, да хоть самого Роберта де Ниро — Аль Капоне! Оно куда безопаснее. Рене сильно-сильно потянулась (сиреневая пижамная кофта задралась до груди), сделала звук чуть громче…

В дверь постучали. Рене встрепенулась, по пути в коридор сердце подскочило — а вдруг? Но, конечно, на пороге стоял вовсе не Ромингер, а Максин.

— Что я вижу, — выразительно сказала Макс, входя в номер. — В пижаме? Спать собралась?

— Ну, у меня мышцы болят. Хочешь фанты?

— Плесни, — разрешила Макс, ослепительная в облегающем мини. — Как раз выпью, пока ты оденешься.

— Пока я — что?!

— Некоторые думают, что после тренировки жизни нет. А между тем есть бар, в который все ходят вечером. Я тебя туда отведу, и не отвертишься.

— Макс, я не пойду! Что мне там делать?

— Танцевать, веселиться. Пиво пить.

— Я не люблю пиво!

— Господи, ну закажешь себе компот или молоко, салага. Давай-ка, одевайся.

— У меня нет ничего! Что я — в джинсах пойду?

— Ну не в пижаме же! Ну-ка, показывай, что там у тебя есть из шмоток?

— Смотри.

Макс начала копаться в чемодане Рене и наконец выудила ярко-красный топ с глубоким вырезом и рукавами три четверти.

— То, что доктор прописал! Есть чем накраситься?

— Да, конечно. — Прежде чем Рене успела подумать, она выпалила: — А Отто Ромингер там тоже будет?

— О, нет! — закатив глаза, подруга повалилась в кресло. — Боженька милостивый, ну только не это!!!

— О чем ты?

— Выбрось его из головы. Забудь о нем. Быстро!

— Почему? Из-за Клоэ?

— Причем тут Клоэ!

— Я тебя не понимаю.

Юная надежда швейцарских женских горных лыж вздохнула так тяжело, будто вся тяжесть мира обрушилась на ее хрупкие плечи:

— Рене, я даже не знаю, как тебе это объяснить. Может, просто поверишь мне на слово?

— Чему именно я должна поверить? Что о нем надо быстро забыть?

— Это было бы просто здорово. Этот человек — минное поле. Просто держись от него подальше, и все будет хорошо.

— Но почему? — Рене натянула на себя джинсы и сунула пижаму под подушку.

Макс оценивающе осмотрела ее и позавидовала про себя — при довольно тонкой талии у Рене была роскошная грудь.

— Ну ладно, послушай, я попытаюсь объяснить. Отто — он мой лучший друг, я его обожаю, в самом деле. Он самый лучший из всех, с кем я знакома, хотя, может, так сходу и не скажешь. Но он очень сложный человек.

— Мы все очень сложные люди. — Рене поняла, что разговор будет долгий, уселась в кресле и зажгла сигарету (Макс с неодобрением покосилась, но комментировать не стала).

— Отто родился с двумя благословениями господними, но не рад ни одному из них. Во-первых, его семья очень богата. По-настоящему. Его отец владеет банком.

— Ого!

— Только Отто принципиально не берет у него ни раппена^[4]. Живет самостоятельно с 16 лет, тратит только то, что зарабатывает сам. Любой намек на то, что ему папа подбрасывает бабки, приводит его в бешенство.

— Забавно. А второе благословение?

Макс пожала плечами:

— Это очевидно. Ты когда-нибудь видела кого-нибудь, кто выглядел бы хотя бы вполовину так, как он?

Рене покачала головой:

— Нет. Не могу назвать даже ни одной кинозвезды, которая могла бы тут конкурировать.

— И не ты одна так думаешь. Кинозвезды нервно курят. А уж про всех этих мальчиков-моделей я молчу. У них просто хорошенькие мордашки, а Отто — мужчина, у него в лице больше характера и силы, чем у них у всех вместе взятых. И сколько я с ним знакома, а это уже 5 лет, его упорно пытаются затянуть то в модели, то в актеры, вечно какие-то агенты вокруг болтаются, а он сопротивляется. Ему сама идея зарабатывать деньги на внешности претит. Понимаешь?

— Не совсем. Что в этом плохого?

— Да ничего. Только вот для него это не катит. Он не тщеславен, предпочитает, чтобы его оценивали не по внешности и не по папиным деньгам. В лыжах не имеет значения ни как ты выглядишь, ни сколько у тебя денег. В спорте ты не можешь казаться лучшим, а можешь только быть им. Понятно объясняю?

— Понятно. Пожалуй, действительно сложный человек. Любой пользовался бы на всю катушку и тем, и другим.

— А ты видела, в чем он ходит? У него всего одна пара джинсов, и те драные. Свитеров может парочка и найдется — оба вытянутые и старые. Его просто не интересуют такие вещи. Всегда все чистое, аккуратное, но все равно на эти убогие лохмотья, особенно на фоне такой красотищи, без слез не взглянешь. У него пустая квартира, почти без мебели — он привык обходиться только самым необходимым.

— А что такое Артур говорит про то, что у него нет инстинкта самосохранения?

— А он тебе еще и не то наговорит. Отто просто любит риск и игру, весь экстрим — его, для него чем опаснее, тем лучше. Во французской сборной есть такой Ноэль Пелтьер, это лучший друг Отто, вот он приохотил его к фрирайду, а это…

— Это все не объясняет, почему я должна о нем забыть.

— Ну… тебе могут сказать, что он бабник, циник и прочее. Это не так. Он хороший человек, хотя, конечно, он действительно циник. Он… спортсмен. Ты меня понимаешь?

— Конечно. Он в сборной. Что тут не понять?

— Нет. Он не только в этом спортсмен. Девушек он… коллекционирует, как медали и кубки. Тебе вряд ли будет уютно в качестве его очередного трофея. Для этого нужен особый тип характера, не как у тебя. Кстати, он сам держится на расстоянии от порядочных девушек, поэтому даже если ты на нем повиснешь, он постарается тебя отшить. Теперь поняла?

— Поняла. А как же Клоэ?

— Клоэ с ним почти год. Это намного дольше, чем все остальные. Клоэ это все терпит. Ты бы такое терпеть смогла? Вот то-то же. И я нет. До Клоэ он знаешь с кем встречался? С Рэчел Мирбах-Коэн. И ему даже ее было мало, он и от нее гулял. Рене, выкинь его из головы. И, кстати, девушки, с которыми он был, говорят про него, что он классный любовник, но грубый и скупой. Ну?

— Не поняла. Как может быть классный любовник, но при этом грубый и скупой? Разве это совместимо?

— Да нет! Он хорош в постели, но по жизни — жмот и грубиян.

— А ты откуда знаешь? Ты с ним…?

— Я — нет, но все остальные девчонки — да, — рассмеялась Макс. — Они так говорят.

— Терпеть таких не могу, — рассердилась Рене. — Это называется не спортсмен, а бабник! К тому же, грубый и скупой бабник. Очаровашка! Хорошо, сейчас я соберусь, и пойдем. Слушай, а у Артура на него случайно зуба нет? Как-то у него голос меняется, когда он об Отто говорит.

Макс пожала плечами:

— Ну, они друзья, конечно, но не особо друг друга любят. Они слишком разные по жизни, но делить им нечего. Ну все, одевайся давай! А тебе джинсы идут.

Рене стояла перед подругой в джинсах и черном лифчике, держа перед собой тот красный топ, который Макс для нее выбрала:

— Я это не надену! Я в этом дома хожу!

— И что? У тебя больше ничего нет, одни свитера, а это подходит для вечера. И она вовсе не заношенная и совершенно чистая, так что не вижу криминала.

— Она неприличная, слишком открытая!

— Да не особо. Выбирать все равно не из чего. Я бы тебе дала что-нибудь поносить, но, во-первых, я уже все свои шмотки засветила, кто-нибудь наверняка запомнил, а во-вторых, меня Господь почему-то пропустил при раздаче буферов, а тебе двойной комплект выдал.

Рене решилась. Она натянула топ и посмотрела в зеркало. Конечно, слишком обтягивающий и открытый. Придется компенсировать нескромность одежды скромным макияжем. Она подкрасила ресницы и в растерянности посмотрела на помады, которые оказались у нее в косметичке. Их было всего три — бледно-розовая, бежевая и темно-красный блеск. Первые две были достаточно скромны, но они не подходили к топу. Третья подходила как родная, но она слишком яркая.

— Не вижу проблемы, — хладнокровно заметила Макс. — Тут не пансион благородных девиц. Девушка обязана быть красивой и яркой, особенно такая хорошенькая.

Рене не стала надевать ни цепочку, ни серьги. Макс посмотрела на часы:

— Ну все, пошли уже, хватит копаться. Все уже полчаса как на месте.

[1] Принятая в Швейцарии и большинстве стран классификация горнолыжных трасс в соответствии со сложностью: синим цветом обозначаются простые трассы, красным — более сложные, и черным — экспертные. Обычно каждый регион катания располагает трассами для всех уровней лыжников

[2] Портативная радиостанция, получившая большое распространение на горнолыжных соревнованиях и тренировках

[3] Трасса для скоростного спуска в Китцбюэле (Австрия), протяженность 3312 м, перепад высот 860 м, максимальный градиент 85о, считается самой сложной и опасной трассой Кубка Мира.

[4] Раппен = сантим, 100 швейцарского франка