Волк в капкане

Глава 3

Утро началось с громоподобного рева:

— РЕНЕ!!!!

Она поняла, что приехал брат и стоит в коридоре около ее двери.

— РЕНЕЕЕ!!! Что тут происходит?!!!

— Проваливай, — пробормотала она и сунула голову под подушку. Он распахнул дверь:

— Откуда кровь на ковре? Быстро говори!

— Вали отсюда, — буркнула она, прячась от него под подушкой и одеялом. Конечно, он не подумал выполнить ее милую просьбу. Одним прыжком оказался у ее постели и стащил подушку с ее головы, схватил за плечи и повернул ее к себе.

— О Боже.

У него прямо сердце перевернулось, когда он увидел запекшиеся ссадины под ее носом и на губах, синяк на скуле, затравленные глаза. Господи Боже, этого не может быть. Его благоразумная, тихая сестра.

Она тихо попросила:

— Уйди, пожалуйста. — Откинула одеяло и с ужасом вскрикнула — ее пижама и простыня были в кровавых пятнах.

— Так, все, я вызываю скорую. Что произошло? Тебя избили? Ограбили? — Он направился к столику, на котором стоял телефон. — Ты в полицию обращалась?

— Не надо скорую! — закричала она. — Нет! Они сообщат полиции.

— Сообщат, и прекрасно. Ты же не хочешь, чтобы они остались безнаказанными? Пусть дальше гуляют?

— Арти, не надо! Пожалуйста!

— Тогда говори, что произошло. Я сам решу, что надо, а что не надо.

— Оставь меня в покое.

— Тогда я звоню в полицию, пусть сами разбираются.

— Хорошо, я скажу, черт тебя подери! Почему ты не можешь оставить меня в покое? Убирайся, отстань от меня! — Он никогда не слышал, чтобы она так плакала, будто у нее сердце рвется. Неужели она всерьез думает, что он отстанет? Вот так просто выйдет из ее спальни и займется своими делами? Он осторожно обнял ее, стараясь не причинить боль, заметил на ее левой руке чуть выше локтя синяки от чьих-то пальцев.

— Не плачь, солнышко. Расскажи мне. Я подумаю, что делать. Скажи мне, детка.

Она всхлипнула.

— Меня изнасиловали, и делать ничего не надо.

Артур застыл. Он почему-то сразу решил, что ее ограбили. Но изнасилование ему и в голову не пришло. Господи Боже милостивый… Она же совсем еще крошка. Он забыл, что ей уже восемнадцать. Он о ней вообще особо не думал никогда, и она в его представлении была кем-то вроде четырнадцатилетнего подростка. Бедненькая, маленькая, глупенькая Рени. Ему на глаза тоже навернулись слезы. Он не знал, что сказать, что сделать. Он тоже виноват в том, что с ней произошло — он ее совершенно забросил, не обращал на нее никакого внимания, не объяснил все опасности, которые могут ожидать девушку. Он сидел, обнимал ее и плакал, как сопляк. Гладил ее плечи и спину, потом начал говорить, что все будет хорошо. Но постепенно шок отпустил Артура, и ему пришло в голову, что вместо того, чтобы рыдать как барышня, он должен тащить ее к гинекологу.

— Рени, мы должны показать тебя врачу. Обязательно.

— Нет, — она освободилась из его объятий. — Арти, ну хотя бы ты не плачь. Со мной ничего страшного не произошло. Лицо заживет.

— А это? — он глазами показал на ее пижамные штаны. Они были такие нарядные, с мишками и облачками, и на них особенно жутко выглядели кровавые пятна. Рене усмехнулась, вытерла слезы тыльной стороной ладони — казалось, она уже вполне взяла себя в руки:

— Ну ты же не маленький, знаешь, что в первый раз кровь идет.

— Обычно кровь останавливается очень быстро. И ее не должно быть столько. Могут быть разрывы…

— Это тоже пройдет. Все пройдет. Ни одна женщина от такого не умирала.

— Ты могла забеременеть!

— Не могла.

— Черт, с чего ты решила? Сколько их вообще было?

— Всего один, — снова усмехнулась она. — Скажи, мне повезло? Один сознательный насильник. Надел резинку, видишь, какой молодец? Боялся очень, что я на него заявлю. Следов оставлять не хотел, зайчик.

— Так он что, тебя прямо в коридоре на полу? — Артур, казалось, никак не мог воспринять и переварить случившееся.

— Именно так. А что? Не на кровати же этим заниматься.

— Тебе все равно надо пойти в полицию и заявить. Следы — это не только сперма. Я читал. Всегда есть характерные для изнасилования травмы. Синяки, царапины на бедрах, уж не говоря о твоем лице. Рене, нельзя это так оставлять. Мы пойдем в полицию вместе.

— Никуда мы не пойдем! — вскинулась она. — Ты что — спятил? Мне там скажут, что я сама виновата, и так и есть! Я же сама его сюда привела! Откуда я знала, что он меня…?

— Да что ты несешь!? Там тебе не бабки с лавочки, а полицейские! Привела или не привела, он не имел никакого права тебя насиловать! Ты что, совсем не соображаешь?! Ты же несовершеннолетняя!!!

— Это ты ничего не соображаешь! Мне уже 18 лет, дубина! И не пойду я ни в какую чертову полицию! Чтобы на меня потом все пальцем показывали!?

— Как 18?.. А, ну да, ты же на 2 года младше.

— На полтора. Мой внимательный братец.

— И не будь ты такой глупой! Кто на тебя будет показывать пальцем?

— Все будут! Все станут на меня пялиться и говорить за моей спиной: вот идет та самая Рене Браун, которую изнасиловали.

— Дуреха, у нас 87-й год на дворе! Еще скажи, что замуж никто не возьмет…

— Не возьмет! И вообще, отстань. Я не забеременела, меня ничем не заразили, а синяки заживут. И не пойду я к врачу, потому что о побоях они обязаны заявлять. Наверное, об изнасилованиях тоже. Не пойду, и не проси.

— Послушай меня, — Артур так же, как вчера Падишах, приподнял ее лицо за подбородок, она хмуро отстранилась. — Рени, я не хочу, чтобы он остался безнаказанным. Одно из двух — или мы сейчас же идем в полицию, или ты говоришь мне, кто такой и где его найти, и я разберусь с ним сам. Выбирай. Я тебе говорю, он не выйдет сухим из воды.

— Выйдет, братик. Уже вышел. Я не знаю его имя, и где он живет. А вот он обо мне как раз знает все. Адрес, например. К тому же, тебя по полгода дома не бывает. Ему никто не помешает еще раз зайти в гости. Он сказал, что если я заявлю, он повторит это со мной, и не один, а с дружками. А ты будешь опять на своих сборах и ничего не сможешь сделать, меня некому защитить. Я хочу, чтобы меня оставили в покое, чтобы все кончилось. Даже если его сразу найдут и арестуют, он всегда сможет организовать потеху только для дружков. Скажет им мой адрес, и дело в шляпе.

Артур понимал, что она права, но понимал и то, что подонку не должно сойти все с рук.

— Рене, хорошо, мы не пойдем в полицию, я найду его сам. Где ты его вообще взяла? Как он выглядит?

— Не найдешь ты его.

— Где вы познакомились?

— В трамвае.

— Как он выглядит?

— Да никак не выглядит. Обычный. Разрешила ему проводить меня домой, и все. Не найдешь ты его никогда. И полиция не найдет. И вообще, давай этот разговор оставим, он ни к чему не приведет. Адрес он знает, и я боюсь, что он может вернуться.

— Ключи пропали?

— Нет. Да и зачем ключи, может запросто подкараулить на площадке.

Вдруг он заорал:

— Вообще какого черта ты ему позволила тащиться за собой и войти в квартиру? Совсем чокнутая, что ли?

Рене опять ощетинилась:

— Да пошел ты.

— Так, — решительно сказал брат. — Ты едешь со мной на базу. Там ты будешь под присмотром, и бояться тебе нечего.

Ее глаза оживились, заблестели. Но она все-таки сказала:

— Я же не смогу всю жизнь ездить с тобой.

— Всю жизнь не надо. Я придумаю, как тебя защитить, пока я в отъезде. И сейчас я тобой сам займусь. В конце концов, я студент-медик, или нет?

— Спятил! Тебе до студента-медика как до Пекина раком!

— Не дерзи, малявка. И вообще, иди ты к черту. Я должен тебя осмотреть. Давай-ка поближе к окну.

— Да иди ты сам к черту! Осмотрит он меня, профессор какой выискался.

— Рене, я что, непонятно сказал? Может, ты хочешь воспаление заполучить, или заражение крови?

— Отвяжись! — Ее глаза уже не были затравленными и беспомощными, они засверкали, перепалка ее явно приободрила.

— Вот тут уж я от тебя не отстану, детка. Или я тащу тебя к доктору, или сам тобой занимаюсь. Даже если мне придется тебя связать.

— Я не собираюсь тебе ничего показывать!!!

Он схватил ее, стараясь не причинять ей боли. Она закричала:

— Ты ничем не лучше, чем он! Отпусти!

Он тут же отпустил ее, обиженно фыркнул:

— Я же для тебя стараюсь! И не собираюсь я тебя ТАМ смотреть! Идиотка ты, дай хотя бы лицо проверить, чтобы хоть шрамов не осталось!

— Да не будет никаких шрамов, кожа не повреждена, — возразила она, успокаиваясь. Она как раз боялась, что он попытается смотреть ее ТАМ.

— Ну-ка подними лицо к свету.

Она наконец подчинилась, подняла лицо, зажмурилась. Его прохладные пальцы осторожно погладили скулу, разбитые губы.

— Да, кожа не повреждена, только на губах, но это заживет быстро. Я куплю тебе хлористый кальций, он остановит кровь. И мазь для лица. И изволь делать все, что я скажу. Через пару дней все пройдет.

— А когда мы поедем?

— В воскресенье вечером. У нас почти 5 дней. Ты как, побудешь дома, пока я в аптеку схожу?

— Конечно. Я завтрак приготовлю.

— Умница, — он взъерошил ее волосы. Рене вдруг подумала, что сегодня они с братом больше разговаривали, чем за последние несколько лет, вместе взятых. Он редко обращал на нее внимание. Если они и говорили, то на какие-то бытовые темы: давай купим новый холодильник, кран в кухне течет, купи продуктов, хорошо, что купить? Сделай музыку потише, постирай шторы, у нас есть что-нибудь пожрать, слышала прогноз погоды? Сегодня, кстати, все тоже началось с бытового вопроса — что случилось с ковром?

— Ковер надо выбросить, — кстати сообщила она.

— Можно отнести в химчистку.

— Я не хочу его тут видеть, — вскинулась Рене.

— Хорошо, не расстраивайся, — он улыбнулся. — Я все же его отдам в химчистку, а потом отвезу в офис, пусть там лежит. Или отдам Ромингеру. Ковер дорогой и почти новый, глупо его выкидывать.

— В какой еще офис? Какому еще Ромингеру?

— А есть у нас один такой кадр. Спартанец. Живет один в большой квартире без мебели и без ничего. Своеобразная личность. Ему вроде как ничего не надо.

— А что за офис?

— Клубный офис. У нас клуб, есть тренер и 5 человек лыжников. Офис в здании ФГС на Мильштрассе.

— Хорошо, отдавай ковер куда угодно, только отделайся от него.

— Я пошел, — Артур надел ботинки и скатал ковер в трубу. — Не скучай, я быстро.

Она выпалила:

— Арти, я тебя люблю.

Она никогда ему этого не говорила раньше. И он тоже.

— Я тоже люблю тебя, малышка. Будь тут умницей, я скоро приду.

Он ушел, а Рене пошла в душ, потом бросила пижаму и постельное белье в стиральную машину. Пристально осмотрела свое лицо в зеркале. Кошмар, краше в гроб кладут. Но это заживет. Конечно, заживет, и никаких следов не останется. И в душе тоже никаких следов не будет. Она пережила это, и ладно, надо жить дальше. Хороших людей больше, чем плохих. Она все забудет… только больше не будет такой доверчивой кретинкой и всегда будет помнить, что мужчинам верить нельзя. И пока она не полюбит сама, никого не подпустит к себе, не будет целоваться и глазки строить. И никто не придет к ней и не превратит в беспомощную куклу. И хорошо, что она догадалась не сказать, что это был Бруно, для друзей Падишах, банковский, мать его, работник. Ага, он такой же банкир, как я — балерина, — подумала Рене. Теперь, когда романтический флер спал с ее глаз, она вдруг подумала, что он больше похож на сутенера или альфонса. И еще она решила, что в нем есть что-то ненатуральное, театральное, прямо какой-то опереточный герцог. Продуманный, правда. Черные горящие глаза на бледном лице, черные длинные волосы, черная полурасстегнутая рубашка, все эти цепочки и перстни на длинных нервных пальцах. Может, он вообще артист какой-нибудь?

Артур вполне может знать, кто он и где живет. Возможно, пойдет бить ему морду. И еще объяснит, за что. Тогда ей точно несдобровать — припрется с дружками и… Никому она не скажет. У нее одно желание — покончить с этой историей навсегда.

Рене натянула домашние джинсы и футболку, причесала совершенно спутанные волосы, собрала их в хвост и отправилась на кухню.

Артур вернулся через час без ковра, но с сумкой продуктов и с аптечным пакетом.

— Вот, уже лучше выглядишь! Смотри. Этим обрабатывай все внизу, вот, надо спринцевать. Не красней, балда! Это антисептик. И еще он остановит кровь. Если к вечеру не перестанет кровить, придется ехать в больницу. А вот это пей два раза в день. Вот эта штука — для лица. Сначала я тебе лицо сам обработаю. Это тоже для лица, мазать будешь 4 раза в день. Это капать в нос. Это… тоже мазать. Не помню, куда. Прочитаешь аннотацию. Скажи мне — ты будешь все это делать? Или мне надо за тобой следить, как за маленькой?

— Буду, буду, обещаю. Я сделала запеканку с сыром, давай позавтракаем уже?

— Попозже. Сначала я должен заняться твоим лицом. Пойдем в твою комнату, ты ляжешь, и я тебе все сделаю, как надо.

Рене уже не хотелось с ним спорить, она чувствовала себя в безопасности и уже не такой одинокой, ведь есть кто-то, кому она не безразлична. Кто-то, кому есть до нее дело, кто не хочет, чтобы у нее началось воспаление или были шрамы на лице. Она легла на покрывало, закрыла глаза и подставила лицо. Брат осторожно обрабатывал ссадины, даже тихонько дул, чтобы не щипало, и все время бормотал какие-то ласковые, успокаивающие слова, так, что она совсем размякла и опять начала плакать. Он уже безо всякой нежности прикрикнул:

— А ну, прекрати реветь! Я же тебя лечу!

Она тут же фыркнула:

— Я не реву, а плачу! И вообще, иди ты… завтракать.

— Заткнись, — ласково порекомендовал любящий брат и продолжал возиться с ее лицом.

В пятницу Артур куда-то ушел, но постоянно звонил домой и спрашивал, все ли хорошо. Рене успокаивала его. Она поняла, что он тоже боится, как бы не вернулся насильник. Но с чего бы ему возвращаться? Она свернулась на диване под пушистым пледом, налила себе стакан фанты и включила видик. Около одиннадцати опять позвонил Артур и спросил, как она отнесется к тому, что он приедет только утром? Она ответила, что совершенно нормально отнесется, что она не дитя несмышленое и не вляпается ни в какие неприятности. У нее так и чесался язык спросить, где он вознамерился ночевать, но она не отважилась. Она знала, что в клубе у него есть постоянная девушка, а вне клуба — еще пара десятков приблудных. Он изредка приводил их ночевать. Они были разные, никогда не повторялись. А постоянная не приходила, и Рене поняла, что он ездит к ней сам. Может, он сегодня у нее, а может, у кого-то из временных.

К воскресенью ее лицо настолько зажило, что она отважилась выйти из дома вместе с Артуром. Он потащил ее в спортивный магазин покупать новые лыжные ботинки и лыжи. Как она ни возражала, что не нужны ей новые, у нее старые неплохие, и нафига ей профессиональные — он ничего не слушал. Потом они вернулись домой собираться в дорогу.

Из дома выехали около восьми вечера — на улице уже стемнело. Артур полагал, что на месте они будут около полуночи. Устраиваясь на пассажирском сиденье, Рене вдруг поймала себя на мысли, что еще ни разу не сидела в этой машине — а ведь Артур купил этот кадиллак два года назад. Просторно, много места, много лошадей под капотом. Артур также мог бы добавить, что расход бензина огромный, а налог и страховка почти неподъемны, но ему всю жизнь нравились большие, американские машины. Рики Брауну гонки на спорткаре стоили жизни — зато Артур, его сын, в кэдди де вилль чувствовал себя на дороге как в танке.

Он уселся за руль, включил магнитолу — божественный голос Фредди Меркьюри пел о страданиях любви и ревности. Рене чуть улыбнулась. Может, оно и к лучшему, что ей неведома ни любовь, ни ревность. Немного боли и унижения, но это уже позади, и стоило так переживать по этому поводу. Может быть, теперь она стала взрослее и мудрее. Может быть, больше не стоит жалеть о том, что она одинока. Зато она спокойна и почти безмятежна, ее не мучает ревность или безответная любовь. Может быть, она научится быть самодостаточной.

Артур аккуратно вывел огромный автомобиль из тесного закутка между двумя менее монументальными легковушками. Рене выглянула в окно, на свой дом — солидный, темно-серый, построенный в конце прошлого века, он всегда казался ей спокойным и безопасным прибежищем, только вот сейчас ощущение безопасности исчезло. Этот тип, Бруно-как-его-там-Падишах, угрожал ей, что может вернуться. Она подумала, что брат мог бы не додуматься взять ее с собой, представила, что он уезжает, а она осталась дома одна, и поежилась от страха. Артур вырулил на Фрибурплатц, и она вздохнула с облегчением.

Они почти не разговаривали по дороге — Рене прибавила звук и наслаждалась концертом группы Queen, иногда начинала подпевать. Артур думал о чем-то своем, будто хотел заговорить, но все не решался, и только когда уже выехали из Цюриха, выпалил:

— Рени. Хотел сказать тебе одну вещь.

— Что?

— Слушай, у меня там есть девушка. Максин Ренар. Хочу тебя попросить, чтобы ты ей ничего не говорила, знаешь, о ком-то другом. Ни, там, Сюзанна, ни Лили, никто. Поняла?

— Поняла, — Рене пожала плечами. У нее на языке вертелась тысяча вопросов, что за Максин, зачем ему все эти Лили, но брат никогда с ней не откровенничал, она вряд ли могла рассчитывать на честный ответ, и решила воздержаться от расспросов. Но любопытство победило, и она тут же спросила:

— Ты ее любишь?

— Люблю, — честно сказал он. Рене разозлилась:

— И какого черта тогда все эти прочие девки? Вы, мужики, все одинаковые! Вам всем только одного и надо!

Брат тоже разозлился:

— Когда мне понадобится твое мнение, я тебя спрошу, а пока — придержи язык! И вообще, раз уж ты у нас такой специалист по мужикам, держи там свои штаны застегнутыми!

Рене надулась.

— И я серьезно, — добавил Артур. — Чтоб никаких шур-мур с моими одноклубниками, ясно? Мне даром не нужны проблемы потом, слышишь меня?

— Отлично слышу, — с обидой ответила она. — Я не собираюсь тебе создавать проблем!

— Рад это слышать. Потому что я не собираюсь потом разруливать твои дурацкие дела! Не вздумай ни с кем сближаться!

Она закатила глаза:

— Я тебе уже сказала — я не буду создавать тебе проблемы!

— Вот и хорошо. Я забронировал для тебя номер в отеле, в котором мы все сейчас живем. Поужинаем в ресторане или, если устала, закажи ужин в номер. Завтрак с семи до восьми утра. Я зайду за тобой в четверть восьмого.

— Есть, капитан. — Она чуть прибавила звук — Фредди пел одну из ее любимых песен. И только когда они въехали в Санкт-Моритц, у нее с языка все-таки сорвался вопрос, который почему-то не давал ей покоя:

— Арти, а ты имеешь в виду всех вообще или кого-то конкретного?

— О чем ты?

— Не о чем, а о ком. О твоих одноклубниках, с которыми я не должна сближаться.

Он нахмурился и раздраженно взглянул на нее, оторвав на миг взгляд от дороги:

— Черт, возможно, зря я это затеял.

Она похолодела:

— Затеял что?

Он остановил машину около отеля Waldhaus.

— Выходи. Пойдем.

«Он жалеет, что привез меня сюда. Вдруг он завтра утром скажет мне уезжать? Черт, черт, черт!» Она так разнервничалась, что не огляделась толком. Отель казался довольно небольшим, четыре этажа, ярко освещенные окна, он находился не в самом городе, а выше в отрогах гор. Она мельком увидела станцию канатки чуть поодаль.

Она быстро получила ключи от номера, Артур подозвал коридорного и попросил его отнести ее чемодан. Сам спросил сестру:

— Ну так как ты насчет выпить?

— Ну, пожалуй, немного фанты или сока.

В баре было уютно и почти темно. Артур указал ей на один из столиков, а сам пошел заказывать ей сок, себе — пиво.

Рене устроилась в кожаном кресле и достала сигареты. Зажигалка куда-то запропастилась — она обернулась, думая, у кого попросить. За столиком в нескольких метрах от нее сидели три девушки и курили. Отлично. Рене подошла к ним и успела услышать, как одна из них сказала:

— Он воображает, что, раз он такой смазливый, ему все можно! Ну, со мной этот номер не пройдет!

— Не воображает, — насмешливо возразила вторая. — Скорее всего, он уже не помнит, кто ты такая. Да, простите? — Она улыбнулась Рене.

— Здравствуйте, можно прикурить?

— Конечно. — Девушка щелкнула зажигалкой и, пока Рене закуривала, сказала подруге:

— Лично я себя не на помойке нашла и не собираюсь бегать за парнем, у которого девок наверняка больше, чем нормальный человек в состоянии трахнуть. Становиться тысяче-пятьдесят-пятой? Спасибо! Не говоря уже о том, что у него есть постоянная любовница. По-моему, ты зря за ним бегаешь.

Рене поблагодарила и отошла к своему столику.

Когда Артур вернулся, она прикуривала вторую сигарету от первой. Брат не очень вежливым жестом выдернул сигарету из ее руки и раздавил в пепельнице:

— Ты что вытворяешь? Одну за другой смолит, совсем офигела!

Она молча опустила голову, ничего не ответила, Артур пристально посмотрел на нее:

— Нечего реветь! Скоро вон никотин из ушей закапает!

— Я не хочу домой! — выпалила она.

— Кто говорит, что ты поедешь домой?

— Ты сказал, что зря меня привез! А мне страшно!

— Чего страшно, балда?

— Что ты меня домой отправишь!

— Да не отправлю, успокойся, глупая. Дома опасно, здесь я за тобой присмотрю.

— Обещаешь, что не отправишь?

— Раз ты обещаешь, что не будешь мне тут проблемы создавать — я тоже обещаю.

Рене успокоилась.

Она ужасно устала — не хватило сил даже сок допить. Наконец, Артур сказал:

— Ты сейчас челюсть вывихнешь от зевания. Иди спать.

— А ты?

— Время еще детское. Тебя провожу и пойду по своим делам.

Рене хотела было повозражать, но вместо этого позволила ему увести себя из бара. Он зашел с ней в номер, огляделся, велел немедленно ложиться спать и удалился. Надо же, как он меня опекать начал, подумала Рене. Раньше такого не было. Ну и ладно — ощущение чьей-то заботы было для нее даже приятным. Хорошо, что брат ее опекает. Ей так спокойнее.

Она уснула, кажется, еще не успев положить голову на подушку.

Ее разбудил телефонный звонок, и она, совершенно не понимая спросонья, где она и что происходит, наощупь схватила трубку.

— Я дал тебе выспаться, — гордо сказал брат. — Уже девять! Вставай, бегом завтракать и пойдем кататься. Я отпросился на пару часов, так что сам тебе тут все покажу.

— Ага, — хрипло со сна пробормотала Рене. — Иду.

Она положила трубку, потянулась и помотала головой. И открыла глаза.

О Боже!

Наверное, номер был специально спланирован таким образом, чтобы человек, просыпаясь, видел перед собой окно с великолепной многокилометровой панорамой гор. Светло-голубое небо, солнце, снег, и огромные горы, где-то коричневые, где-то ослепительно белые от снега, где-то покрытые лесом… Как же красиво! Рене сотни раз бывала в горах, но все же каждый раз радовалась, что видит такую красоту. Она выпрыгнула из кровати и подбежала к окну, чтобы полюбоваться еще видом на долину и на город. Ей даже повезло, в каком-то смысле, что она вляпалась в такую беду, потому что, не случись всего этого, она сейчас плелась бы под дождем на первую пару в университет. «Какая глупость! «Повезло!» — одернула она себя. — Везение хоть куда — побили и изнасиловали. Отлично!» Но о грустном думать не хотелось. На ходу стащив с себя пижаму, девушка помчалась в душ.