Волк в капкане

Глава 30

Во время завтрака в ресторане Регерс подсунул Отто утреннюю «Спортстар», вся передовица которой была посвящена сегодняшней гонке — прогнозам, мнениям, данных участников. И значительная часть этой передовицы была посвящена возвращению Эрроу.

В отличие от более-менее корректного Эйса, Фэрроу рубил с плеча и не собирался миндальничать ни с организаторами, ни с соперниками.

— Местные клубы оборзели, а FIS пляшет под их дудку. «Кандагар» скучнее и Саслонга, и Лауберхорна, и Валь д» Изера, не говоря уже о Штрайфе, поэтому они тут и пытаются поправить положение с помощью всяких смертельных ловушек, — резал он. — Знаешь, что положит конец этим фокусам? Когда-нибудь кто-нибудь свернет себе тут шею. Но это, слава Богу, буду не я.

— Тем не менее ты выбрал именно эту трассу, чтобы вернуться, — заметил журналист-обозреватель Нойманн. — Почему не супер-джи в Зельдене?

— Супер-джи мне нравится меньше, чем DH^[1]. Я возвращаюсь, чтобы побеждать. Надеюсь, Эйс готов к борьбе.

— Не сомневайся, — кивнул Нойманн. — Эйс готов. И помимо Эйса, у тебя будет несколько сильных соперников. Хайнер сильно прибавил, пока ты восстанавливался после травмы. Граттон силен как никогда. Летинара на подъеме, Ромингер может вмешаться, Вальтер Плэттнер брал на Кандагаре серебро год назад — эта трасса отлично ему подходит…

Эрроу пренебрежительно махнул рукой:

— Эйс — единственный, кто может мне помешать, если спину вылечил, конечно. Граттон и Летинара — ветераны, которые цепляются за свою былую славу. (Тридцатилетний Летинара был всего на 2 года старше Эрроу). Хайнер неплох, но еще не созрел. Ромингер — просто смазливый сопляк, Плэттнер — игрок одной трассы. Не стоит о них говорить.

Рене кипела от возмущения. Почему этот тип позволяет себе так открыто пренебрегать спортивной этикой? Почему он так отзывается о своих соперниках? Ему же припомнят все до единого слова, если вдруг он не возьмет золото или серебро! А за «смазливого сопляка» она с удовольствием лично выцарапала бы ему глаза. Как он только посмел?!

— Да не бери в голову, — ухмыльнулся Отто, потягивая протеиновый коктейль. — Это его стиль. Эрроу — черная овца, на том и стоит. Плохой парень. Если он нарушит свое амплуа, никто его не поймет. Скажут — теряет хватку.

— Тебе все равно, что тебя назвали сопляком? — сердито уточнила Рене.

— Совершенно.

— Я тебе не верю.

— Зря, — вмешался Регерс, который, прищурив глаза, следил за реакцией Отто на интервью Тайлера. — Его больше заедает «смазливый».

Отто закатил глаза с крайне утомленным видом, мол, достали вы меня. Рене накрыла его руку своей, погладила. Он был такой милый и ласковый вчера вечером, и такой страстный ночью, пока она опять не сболтнула лишнего. А утром он только поцеловал ее — слалом в Кран Монтане кое-чему его научил. Регерс мог бы послать Тайлеру букет цветов с карточкой со словами благодарности — подобные выходки соперников ничуть не пугали Отто, а только заставляли мобилизоваться. То есть, шли исключительно на пользу.

Но и серьезные аналитики не верили, что Отто сможет добиться успеха на Кандагаре, каждый из них упоминал тяжелую травму, полученную во время жестокого падения на официальной тренировке.

— Даже если ему удастся выпросить допуск с такой травмой, он сегодня не соперник таким мощным игрокам, как Айсхофер, — высказался тот самый Петер Шварцмайер, который во время супер-джи комментировал ход гонки на одном из австрийских каналов. Он тогда поставил на место комментатора Удо Крайца, который пренебрежительно высказался о возможностях Отто. Сегодня Шварцмайер не верил в вероятность успеха Ромми. — С сотрясением мозга соревноваться опасно, но возможно, а вот давать серьезный результат — это вряд ли. Я бы скорее оценил вероятность прорыва Плэттнера и Бьордена.

— Ха, — сказал на это Отто со своей типичной самоиронией к месту и не к месту. — Сотрясение не может помешать, если мозга нет и трястись-то особо нечему. — При том, что он был как минимум не глупее любого из своих соперников и отлично знал об этом.

— Так что у нас сегодня будет, виктория или конфузия? — поддел Герхардт.

— У нас будет инфузория или астролябия. Отвали, дай спокойно позавтракать.

Перед тем, как Отто уехал на подъемнике к старту, Рене крепко-крепко обняла его. Высокий, сильный и опасный в своей мощной экипировке, он был стопроцентно уверен в себе, сосредоточен и собран.

— Удачи тебе, — прошептала она, заправляя под его шлем случайно выбившуюся прядку волос. — Я люблю тебя.

— Спасибо, малыш, — рассеянно сказал он — непонятно, за что спасибо, за пожелание удачи или за то, что она его любит? Он еще не опустил на лицо очки, они были подняты на лоб — на черно-красный шлем Дорелль, точную копию того, который был разбит на куски при падении. Номер 18 на стартовой майке, чуть побледневший синяк на левой скуле, орехово-карие серьезные глаза. Он наклонился к ней, прикоснулся горячими губами к уголку ее губ, резко отвернулся и направился к ограждению у подъемника, около которого стоял кто-то из местного отделения федерации, отмечая спортсменов, уехавших наверх.

Рене с тяжелым сердцем отправилась к трибунам. Ей было страшно — она понимала, что, если он упадет еще раз и получит такую же травму, дело может закончиться чем угодно вплоть до комы или смерти. Она разыскала Сабрину Кромм, которая уже заняла место на трибуне вместе с друзьями и родственниками спортсменов из швейцарской сборной. Рене устроилась рядом с ней, кутаясь в куртку — от пронзительного ледяного ветра и нервного напряжения ее трясло.

— Все же стартует? — спросила Сабрина. — Прошел утром врачей?

— Конечно, — Рене сунула руки в карманы. — Только бы снова не… Господи…

— Старт чуть не задержали.

— Почему?

— Из-за ветра. Если бы он не стих немного, старт перенесли бы чуть ниже. Ну вроде потише стало.

Рене кивнула. Сабрина сочувственно посмотрела на девушку. Малышка сегодня снова такая бледная и подавленная, чуть покрасневшие глаза свидетельствовали о том, что она плакала. Видимо, у них все не очень гладко с Отто. Тяжело, наверное, любить такого парня, как Ромми. Тяжело и опасно. Слишком молод, избалован и заласкан, и еще не получил от жизни ни одного настоящего удара.

Двое открывающих. Пошла первая группа.

Первые четверо — австрийцы Бретштайнер и Энгфрид, немец Файхтнер и швейцарец Фишо — прошли неважно, самый лучший результат оказался у немца, и это была 1 минута 45 секунд — нормально для тренировки, но ни о чем для самой гонки. Поэтому никто не удивился, когда пятый — никто иной как Эйс — финишировал первым, улучшив результат своего одноклубника почти на секунду. 1:44,23 — это был блестящий результат, быстрее тренировки и на десять сотых быстрее его же прохода год назад — тогда он получил золото. Оливер был просто великолепен, совершенно безупречен. Рене с ужасом поняла, что его обогнать не сможет никто. Даже ее любимому Отто после травмы вряд ли это удастся. Никакая прошлая травма спины не мешала Эйсу — великий мастер снова показал свой класс.

Шестым пошел Джейми Бэйтс, товарищ по команде Эрроу. Джейми в прошлом году занял восьмое место в зачете в спуске, поэтому по праву стартовал в первой группе, в отличие от Эрроу, которому никакие прошлые победы и награды не помогли попасть в лидеры по умолчанию. Тайлер должен был стартовать прямо перед Отто — под номером 17. Джейми отстал от Эйса на секунду.

Филипп Граттон стартовал седьмым. Он шел в своей мощной, агрессивной манере, наравне с Эйсом, то в красной зоне, то в зеленой, и до самого финиша никто не мог бы предсказать, чем кончится дело, потому что со старта разница между их результатами колебалась в пределах 20 сотых. И все же он финишировал вторым, отставая на 0,33. Рене снова обратила внимание на жену Филиппа, которая вместе с малышами сидела на одной из соседних почетных трибун. Семилетний Лоран — сын французского лидера — смотрел на монитор с таким страстным нетерпением, с таким волнением, и был так похож на отца, что у Рене опять защипало в глазах.

Родителей Филиппа сегодня здесь не было, но они, наверное, дома в Шамони напряженно следили за прямой трансляцией, думая о своем знаменитом сыне, мысленно посылая ему всю свою любовь и надежду.

Фабио Летинара выскочил в зеленую зону со второго же отрезка и шел великолепно, но почему-то не очень хорошо обработал свободное падение — по нему видно было, как сильно устал. Рене посмотрела на Стеллу Сфорца, невесту Фабио — бледная от токсикоза и переживаний за своего жениха, она сидела на трибуне рядом с женой Вальтера Плэттнера. Рене удивилась вчера на жеребьевке, что в итальянской сборной оказался парень с таким именем, но Отто пояснил ей, что он — южный тиролец, выступает за Италию, но по рождению стопроцентный австриец. Когда Фабио финишировал, Стелла помахала ему рукой, пряча разочарование — он был третьим, и сейчас, когда половина первой группы еще не прошла трассу, можно было с уверенностью предположить, что он не сохранит место на пьедестале.

Флориан Хайнер был одним из тех, кто мог улучшить время Летинары, что он и сделал. Ровное, блестящее, технически и стратегически безупречное выступление — и второй результат, отставание на каких-то 15 сотых. Стопроцентная заявка на медаль. Рене и Сабрина помахали рукой Еве, которая на трибуне австрийской команды радостно улыбалась, глядя на своего любовника. Рене подумала мельком, счастлива ли она с Флорианом? Любит ли она его так же, как сама Рене любит Отто? Или тоже понимает, что они играют не на равных, что ей досталась крапленая колода? Это было слишком грустно, не ко времени портить себе день такими мыслями. Не сейчас, когда до старта Отто осталось всего-то десять человек.

Канадец Майкл Дин финишировал пятым, и Сабрина молитвенно сжала руки — под номером 11 на старт вышел ее великолепный муж, Маттео Кромм, бронзовый медалист прошлой Олимпиады. 32 года, по-прежнему силен и быстр, и именно сейчас ему особенно сильно не хочется уступать молодежи.

И Маттео показал, что он никому особо уступать не собирается. Третий результат с отставанием на несчастных 24 сотых!

— В десятке будет, — холодно сказала Сабрина. — Может быть, даже в пятерке. — Она явно не рассчитывала, что Маттео сможет остаться третьим, когда еще не стартовали несколько сильных игроков — Плэттнер, Ласалль, Ромингер, не говоря уже об Эрроу. Рене промолчала. Сабрина направилась к трибуне победителей, понимая, что скорее всего, ее муж там надолго не задержатся.

Тройка сильных гонщиков — Плэттнер, Бьорден и Ласалль, финишировали, поочередно отбирая друг у друга седьмое место. Норвежец и француз показали одинаковый результат, отставая от Эйса на 0,67. Берт Эберхардт приехал неожиданно провально — отставание почти в полторы секунды было для него настоящей катастрофой. Рене задала сама себе вопрос — а кто за него сегодня болеет? Здесь никого не было. Он все еще с Клоэ? Если да, то, может быть, Клоэ, как и Макс, поехала в Ёре? Берт с досадой ударил палкой по снегу и с очень недовольным видом выехал с финишного стадиона. Почему он так плохо прошел? Вроде, никаких грубых ошибок не было. Надо будет спросить Регерса… Рене поискала его взглядом — тот находился около трибуны победителей и разговаривал с Кроммом. Эйс — на своем недосягаемом первом месте — сдержанно улыбался, поглаживая свои серо-желтые Хэды. Темноволосый, высоченный, не меньше 1,90 ростом. Рядом с ним стояла миниатюрная и очень красивая Таня Гросслинг.

Номер 16, немец Роланд Фитц. На финишном стадионе ждали отрезков — отставал. Потом монитор застыл на предыдущем показании. Минута, вторая… Стало понятно, что что-то не так. На мониторе наконец появилась надпись — «Соревнования приостановлены из-за схода с трассы». Но, видимо, дело обошлось легким испугом, и через минуту на старте появился сам Эрроу, плохой парень и превосходный скоростник.

Рене помнила, что нельзя слишком явно болеть против соперников, и в особенности недопустимым ей казалось нарушать этику в отношении этого типа, который сам себе это запросто позволяет. Поэтому она ждала финиша американца с каменным лицом. Продуй, твою мать. Продуй. Продуй. Сабрина еще в начале соревнований показала ей на группу людей на одной из трибун. Дорого одетая молодая женщина — подруга Тайлера; Сабрина обратила на нее внимание Рене и пояснила, что та — актриса, сыграла несколько хороших ролей второго плана, Сабрина назвала ее имя, но Рене оно ни о чем не сказала, а лицо рассмотреть издали было трудно. Еще там было двое мужчин — один молодой, второй постарше, и дама лет тридцати пяти с маленьким ребенком на руках.

Эрроу шел отлично — красиво, стремительно, рискованно. Он мог быть каким угодно хамом и плохим парнем вне трассы, но на трассе он был мастером с большой буквы, без страха и упрека, им нельзя было не восхищаться.

И все же с ним произошло то, что некоторые асы его уровня считают самым обидным, самым плохим исходом соревнований. Он не ошибался, он выложился по максимуму, его риск был идеально просчитан, техника без ошибок, но он пришел на финиш всего лишь двенадцатым. Рене смотрела, как он швыряет оземь свой шлем, с ее трибуны (очень близко к финишному кругу) ей было отлично видно, сколько досады и злости написано на его лице. Она перевела взгляд на трибуну победителей. Айсхофер вел себя идеально, держался с достоинством и сдержанностью лорда-канцлера, взирающего с балкона своего дворца на посла каннибальских островов, увешанного ожерельями из человеческих берцовых костей и серьгами из шейных позвонков и консервных банок. Ай да Айсхофер: доброжелательно-отстраненное выражение лица, вежливое сочувствие, аристократическое любопытство. Флориан рядом с ним, русоволосый красавчик на «Фишере», и нынешнее третье место — роскошный медведь Маттео Кромм на «Саломоне». Ева и Сабрина рядом с ними.

Но Эйс все же был не так спокоен, как хотел казаться — объявили старт следующего участника.

— Номер 18, Отто Ромингер, Швейцария.

Рене не была готова к такой реакции болельщиков — взрыв восторженных воплей был ничуть не менее громким, чем те, которыми приветствовали местного Айсхофера или вернувшегося после тяжелейшей травмы Фэрроу. Огромная толпа — фан-клуб — с плакатами на половине европейских языков, включая те, которых Рене не то что не знала, но и на вид распознать не могла, флаги, дуделки, альпийские колокольчики…

Вперед выскочили четыре девки в несколько урезанных костюмчиках Санта-Клаусов — все в красных колпачках с белыми помпонами, красных плюшевых лифчиках с белой опушкой и таких же юбочках, и на животе у каждой яркой краской (может быть, губной помадой?) было намалевано по одной букве из его имени. Две девицы с буквами О, и еще две — с Т. Они быстренько выстроились, чтобы читаться как положено, и замахали белыми чирлидерскими помпонами. Рене смотрела на это, просто разинув рот. Черт, ведь им же должно быть холодно! На улице-то -6! Парни с трибуны победителей восторженно захохотали, глядя на красоток. Журналисты и операторы оживились, но тут монитор возвестил, что Отто Ромингер уже на трассе.

Отто не мог слышать всего этого шума, который поднялся на финишном стадионе, когда он стоял на старте. Три с половиной километра хорошо знакомой, опасной трассы круто уходили вниз. Он знал о паршивом исходе гонки для Эрроу и понимал, что Эйс снова выступил в правильном амплуа козырного туза. Будет очень трудно забрать у него золото, но Отто отчаянно хотел сделать именно это. Ему нужно первое место. Он должен быть лучшим. Ему показалось на миг, будто все стихло, хотя никакой тишины в помине не было. Ярко освещаемый солнцем стартовый городок, как обычно, кипел и бурлил, снег скрипел под ботинками и лыжами, мужские голоса и смех хорошо разносились в морозном воздухе, порывы ветра толкались в тонкие стены стартового домика, зрители по бокам трассы, которые предпочли наблюдать не финиш, а старт, тоже создавали обычный шум. Отто ждал сигнала. Вот он…

Мощный старт, как обычно, помог ему взять необходимый разгон. На крутой, технически сложный траверс он вылетел на безумной скорости, с огромным трудом удерживаясь в закрытой скоростной стойке. Все также на дикой скорости, рискуя падением, вниз по Трогльханг, и наконец, тот самый прыжок, который обожают фотографы — лыжник будто парит над долиной. Рискованный, безупречный выход из прыжка, разгон, несколько тяжелых поворотов и новый огромный прыжок — Зайльбанштадельшпрунг, огромный полет — можно лететь все 80 метров, но Отто предпочитал не терять время зря.

Первые два отрезка держали зрителей в напряжении, Эйс замер, глядя на монитор.

0,00 на первом отрезке. 0,01 на втором.

Ветер мешал кому-то больше, кому-то меньше. Сейчас сильный порыв ударил во время выхода Ромингера из полета, как раз в тот момент, когда спортсмен был особенно уязвим. Сотая доля секунды колебания, но все получилось нормально — лыжи идеально коснулись снега. Закрытая стойка и мощный разгон перед выходом на Ауф дер Мауэр — приборы измерения скорости показали 154 км/час. Великолепный стремительный, неудержимый полет в тонком шлейфе сверкающей на солнце снежной пыли…

Третий отрезок, стадион ахнул. -0,20. Рене бросила быстрый взгляд на трибуну победителей. Эйс стиснул зубы, хмурился, Фло и Маттео подались вперед, все трое не сводили напряженных взглядов с монитора. Господи, пожалуйста, пожалуйста… Только бы не упал. Только бы выстоял. Главное — чтобы был целым и невредимым… Она слишком хорошо знала своего любимого, чтобы не понимать, что он сейчас рискует на всю катушку.

Отто видел, как тут спрямляют поворот, пытаясь выиграть несколько сотых секунды перед выходом на ту самую дугу, которая свалила его позавчера. Сам, честно говоря, не пробовал ни разу. Но он четко видел, как тут надо действовать. Проблема была в необходимости сильно раскрыться, почти лежа боком на склоне, иначе невозможно было справляться с инерцией. Центробежная сила прижимала к снегу и сопротивлялась выходу к флагу, который надо было обойти справа, иначе это приводило к дисквалификации и означало сход с дистанции. Огромная скорость и немаленький вес и рост спортсмена еще усложняли задачу. Нечеловеческое напряжение, борьба на пределе сил — и все получилось как надо. Не сказать, чтобы он забыл о том, чем закончилось скольжение по этому сносу позавчера, но сегодня бояться и осторожничать было нельзя. Отто отчаянно атаковал оставшийся отрезок и на болидном ускорении вылетел с фрайе фалль. 92 градуса уклона — почти вертикально вниз. Финиш уже видно впереди.

— 0,36. Это был уже серьезный отрыв, и стадион взорвался криками. Девки с буквами продолжали красоваться перед трибунами, но на них никто не смотрел, до них ли было. Эйс позволил волнению проявиться — выругался сквозь зубы. Наверное, ему было бы легче переносить поражение от кого-то другого. От Фэрроу, от Хайнера, от Граттона, да от кого угодно, только не от этого мальчишки, с которым все носятся как с писаной торбой уже третью неделю. Если бы он попросил своего пресс-агента подсчитать, сколько раз упоминалось имя Ромингера с начала сезона в европейской спортивной прессе и сравнить с количеством упоминаний имени самого Айсхофера, большой вопрос, в чью пользу был бы итог. Эйс бросил быстрый взгляд на трибуну швейцарцев, на которой сейчас царило дикое напряжение. Его взгляд упал на бледную, очень молодую брюнетку — очередную девчонку Ромингера. Переживает. Позавчера Эйс вздохнул было с облегчением, когда выяснилось, что Отто вылетел на тренировке и получил сотрясение — ясно, что ни о каком старте не могло быть и речи. У Отто было уже 200 очков в общем зачете после двух побед, а у Оливера — ноль, сейчас он получил шанс сократить разрыв вдвое. Услышав, что Ромингер намерен стартовать и допущен врачами к соревнованиям, Эйс, конечно, был разочарован, но и почувствовал невольное уважение к пацану. Силен. С этим не поспоришь. Хотя и слишком молод, слишком отчаян: был бы постарше — и не подумал бы рисковать здоровьем и даже жизнью, выходя на гонку после такой травмы.

Финишный спад, рев болельщиков, спортсмен пулей пролетел под финишными воротами и резко затормозил, край снежного крыла зацепил толпящихся у ограждения фанатов.

Не может быть!!!

0,02. Он… второй.

Плюс две сотых секунды!

Эйс с радостным криком вскинул вверх руки, Таня кинулась к нему на шею. Сегодня он победил. Молодому сопернику не хватило несчастных двух сотых секунды, чтобы отобрать у него высшую награду!!! Рене вскочила и бросилась вперед, к нему, она задыхалась от счастья, что он финишировал, живой и здоровый.

Отто недоверчиво смотрел на табло. Второй? Две сотых? Твою мать… Но ему было совершенно понятно, что сегодня этот результат — тоже огромная победа. Через день после травмы, кое-как допущенный к старту, да ему просто сказочно повезло! Он улыбнулся, отстегнул лыжи и в полном соответствии с регламентом спонсора поднял их над головой.

Маттео Кромм пожал плечами — его вытеснили с пьедестала, оставалось только покинуть трибуну победителей. Что он и сделал, на ходу обменявшись крепким рукопожатием с подошедшим Ромингером. Кадр облетел весь мир — два атлета в комбинезонах швейцарской сборной, ветеран и дебютант, пожимают друг другу руки.

Отто зашел за ограждение и встретился взглядом с Айсхофером. Тот чуть улыбнулся и тоже протянул руку для рукопожатия. Новый шикарный кадр — победитель и второе место.

— Две сотых, — тихо сказал Эйс. — Поздравляю. Это тоже отличный результат.

— Спасибо.

— Это уже вопрос не мастерства, а везения. Наверное, в следующий раз тебе повезет больше.

— Возможно. Спасибо, Олли.

— Посмотри, какие у тебя болельщицы. Никому из нас так не повезло.

Отто бросил взгляд в ту сторону, захохотал. Хайнер тоже поздравил его.

Рене скользнула в его объятия, зажмурившись от переполнявших ее чувств. Счастье, что он не побился, восторг, что, скорее всего, вышел на медаль, восхищение его мастерством, силой и мужеством, маленький червячок разочарования, что все же второй, а не первый. Обожание. Вот он, ее неукротимый, ее великолепный Отто.

Сильных спортсменов на старте уже почти не осталось. Сам Отто прикинул, обогнать его теоретически мог бы только Маркус Шобер, да и то, только при очень большом везении. Этого австрийца стоило бы больше опасаться завтра в гиганте. Но в гиганте и так найдется достаточное количество парней, которые Ромингера уделают сходу. Если реально смотреть на вещи, в этой дисциплине Отто был слабее, чем во всех других. Он был просто на уровне мастеров экстра-класса, которых и без него в КМ было более, чем достаточно, но выдающимся мастером в гиганте, в отличие от скоростных дисциплин, он не был. Если в скоростных дисциплинах он был на одном уровне с Эйсом и Хайнером (или даже чуть-чуть выше), а в слаломе — с Корфом и Финелем, то в гиганте он ничем не выделялся среди прочих. Пара-тройка человек были объективно сильнее. Тут была своя элита — американец Билли Бэстин, австриец Кристоф Кирхмайр и, с некоторой натяжкой, швед Патрик Йенссен. Эйс тоже был где-то плюс-минус на уровне Отто. Почему-то гигантский слалом всегда стоял немного особняком, не скоростная дисциплина, и не чисто техническая, а где-то на стыке. Обычно чем универсальней спортсмен, тем лучше ему давалась эта дисциплина, но в случае с Отто Ромингером эта система не всегда работала.

Отто одной рукой обнимал Рене, другой свои двухметровые оранжево-черные россиньолы. Похоже, на этот раз ему светят по-настоящему хорошие призовые — пусть чуть меньше, чем было бы за первое место, но все равно несколько сотен тысяч франков. Неплохо для парня, родившегося в очень богатой семье, но последние пять лет зачастую не имеющего пары десяток, чтобы заплатить за жратву. Еще полтора года назад он иногда видел, что после того, как он заплатит за аренду квартиры, за свет и воду, и какие-нибудь обязательные расходы вроде покупки запчастей для подержанной машины или замены горнолыжного шлема, на бензин и на продукты уже почти не оставалось ничего. Если же речь шла о замене лыж или ботинок, то на это приходилось копить по нескольку месяцев — профессиональное оборудование очень дорого. К счастью, руководство «Россиньоль» быстро положило глаз на перспективного мальца и стало обеспечивать его снарягой.

Его мысли были прерваны журналистом, который проник на их трибуну и захотел поговорить сразу с тремя призерами. Это был уважаемый обозреватель Тод Далтон из уважаемого издания Юропиэн Спортс.

— Возможность, что кто-то сможет улучшить ваши результаты, абсолютно ничтожна, — начал он. Хайнер перебил:

— Да, две недели назад в Зельдене мы тоже так думали…

— Сегодня Отто уже здесь, так что выходов в призы из третьей группы, наверное, больше не будет. В любом случае, хотелось бы первым поздравить вас, парни, — сказал Тод. — Думаю, на этот раз гонка не преподнесла ни единого сюрприза, кроме разве что результата Ромингера. Вернее, вообще его участия — предполагалось, что после такой травмы выход на старт невозможен. Что скажешь, Отто?

Ромингер улыбнулся:

— У меня крепкая башка, Тод. Чтобы меня свалить, нужно что-нибудь посущественнее, чем стукнуться ею разок.

Мужчины засмеялись, Эйс заметил:

— Если бы он сегодня был в полной форме, возможно, у меня не было бы золота.

— Что толку строить предположения, — сказал Отто. Рене подумала, хорошо, что на этот раз он не стал рассказывать, при каких условиях его бабушка могла бы быть его дедушкой.

— А что ты скажешь, Флориан? Как тебе гонка?

— Все логично, — спокойно ответил австриец. — Думаю, мы наблюдаем реальный расклад сил. У меня были превосходные соперники, я рад, что оказался в состоянии соревноваться с ними на равных.

Все трое просто являли собой воплощение пресловутой спортивной этики. Но Далтон еще не закончил с вопросами:

— Как насчет Тайлера Фэрроу? В интервью, которое сегодня было опубликовано в «Спортстар», он заявил, что из всех с ним соперничать может только Айсхофер. По его словам, Хайнер не созрел, Ромингер… э… гм…

— Сопляк, — услужливо подсказал Отто, ухмыляясь.

— Я подыскивал эвфемизм, — уточнил Тод. — Эрроу может грубить как угодно, я же предпочитаю этого не делать. Впрочем, у тебя не только голова крепкая, но и шкура тоже?

— Типа того.

— Также, по его мнению, достижения Граттона и Летинары остались в прошлом. Но он закончил гонку семнадцатым. Считаете, что он получил по заслугам?

— Не думаю, — Эйс умел и любил оказывать давление на конкурентов, но сейчас был совершенно не тот случай. — Он может болтать что хочет, но не перестанет от этого оставаться великим гонщиком. И мне жаль, что для него гонка закончилась поражением.

— Тем не менее, его обогнали те, о ком он отозвался довольно пренебрежительно. Отто, что ты скажешь? Тебе от него досталось больше всех.

— Эрроу у нас мастер говорить, вот пусть и говорит, у него это здорово получается. А я лучше молча покатаюсь, — хмыкнул Отто под смех соперников. Хайнер добавил:

— Любой прогноз ценен, постольку поскольку точен. Так что ценность всего, что наговорил Тайлер, находится примерно на уровне нуля.

Все трое выглядели как элитный отряд воинов-джентльменов, статные и мускулистые, в яркой экипировке. Сильнейшие скоростники мира, кумиры миллионов, уверенные в себе, успешные и богатые. Отто стал своим в этом закрытом клубе. Можно было говорить о том, что его звезда взлетела в зенит буквально за несколько дней, в то время как еще месяц назад мало кто знал, кто он такой. Прошлогодний успех на Штрайфе не сделал звезду, а три первых этапа этого сезона — сделали. Теперь он был не просто удачливым выскочкой, а настоящим профи, полноправной частицей элиты горнолыжного спорта. Золотой мальчик швейцарской сборной. Фло Хайнер проходил нечто подобное два года назад, Эйс около пяти лет назад, но оба шли к вершине медленно, постепенно. Отто взлетел за три недели. Позднее аналитики будут обсуждать, насколько хорош такой стремительный взлет для совсем еще юного спортсмена, сможет ли он удержать взятые высоты. Но ему было все равно, что кто говорил — он добился своей цели, и теперь уже никто и ничто не сможет его остановить…

Награждение, интервью, заходящиеся от восторга фанаты, головокружение, туман в глазах. Улучив момент, он шепнул на ухо Рене:

— Поехали отсюда.

Она взглянула на него — бледный, усталый, она даже испугалась, что он может упасть. Через несколько минут они уже выбирались из такси около входа в Райндл.

— Тебе надо лечь, — сказала она в лифте.

— Это точно, надо, — многозначительно согласился Отто — за то время, которое они провели в пути — несколько минут — он, казалось, вполне пришел в себя.

— Я не об этом…

— А я — об этом. — Он привлек ее к себе и укусил за щеку. Несильно, чуть-чуть, просто обозначая свою собственность. Девушка обхватила его за пояс и прижалась к нему изо всех сил. Так, в обнимку, они дошли до номера, он открыл дверь и сразу же набросился на Рене. Его жадные, нетерпеливые руки вертели ее, как игрушку, горячие губы посылали дрожь предвкушения по ее телу. Он только выбрался из ботинок и расстегнул свой комбинезон и спустил вниз ее джинсы — этого хватило, чтобы овладеть ею. Оба уставшие и возбужденные до предела, они находили утешение и радость в этом бешеном, безумном, почти неконтролируемом пожаре, который охватывал их, когда они оставались наедине. Отто никак не мог выровнять дыхание и унять дикое сердцебиение, и Рене тоже. И уже потом, после взрыва первого раза, он раздел ее нежно и не торопясь, наслаждаясь каждым сантиметром ее тела. Она, в свою очередь, гладила и ласкала его. Оба молчали, хотя обычно с удовольствием обменивались какими-то легкими взаимными подколками и шпильками.

Они отдыхали в постели, на нем не было вообще ничего, на ней — только бриллиантовый браслет, который он подарил ей на день рождения неделю назад. Рене тихо вздохнула, она лежала, растянувшись на нем. Ее волосы немного мешали ему дышать, но он ленился поднять руку и убрать густые пряди от своего носа.

— Так хорошо, — прошептала она.

— Угу.

— Люблю тебя…

Он промолчал. Человек, который бесстрашно летал с гор на скорости свыше полтораста километров в час, не имея никакой защиты, кроме пластикового шлема и тонкой прорезиненной полосы вдоль позвоночника, вшитой в стартовый комбинезон, просто обмер от ужаса из-за очередной волны осознания того, что он собирается бросить девушку, которая его любит. Рене услышала судорожный, прерывистый вздох, и резко подняла голову — что это он? Может быть, тоже что-то почувствовал? Как ей хотелось в это верить! Она потерлась лбом о плечо Отто, начала целовать его.

Рене заметила, что он каждый раз по-разному ведет себя после соревнований. После своей победы в Зельдене он излучал счастье и энергию, после слалома в Кран-Монтане он был совершенно опустошен, вымотан до предела, он лег спать и проспал весь вечер. Сегодня он был какой-то взвинченный, беспокойный, заявил, что хочет пойти в тренажерный зал. Для нее это было совершенно дико: он сегодня достаточно вымотался, что ему — Кандагара мало? Но он как-то не мог найти себе места, нервничал. Она знала, что ему еще предстоит пресс-конференция через 2 часа и была уверена, что он захочет поспать, но как бы ни так.

По пути в спортзал в коридоре он случайно встретился с девушкой — нынешней подружкой Хайнера. Красивая шатенка с интересом посмотрела на него, и в ее взгляде он легко прочитал послание: «Может быть, я скоро буду свободна, и тогда мы с тобой позабавимся». Он ответил таким же красноречивым взглядом: «Я скоро тоже буду свободен, и тогда вернусь к твоему интересному предложению». Уже почти месяц он игнорировал такие взгляды, а теперь пришла пора вернуться в игру.

Он ворочал железо полтора часа, и, вполне возможно, мог бы и дольше, но следовало перед пресс-конференцией успеть принять душ и переодеться. Рене зашла в тренажерный зал в полседьмого вечера — Отто был там один, больше никто не захотел провести эти часы таким образом. Отто занимался на одном из тренажеров, полулежал на спине, его обутые в черные кроссовки ноги упирались в специальную подставку, он выжимал какой-то нереальный вес. Весь мокрый, кожа блестит от пота, волосы выбились из хвоста, совершенно мокрая футболка валяется на каком-то тренажере чуть поодаль. Он был в одних велосипедных шортах, тех самых, который ей так нравились, черных с косыми красными полосками на боковых швах. Во влажном воздухе витали запахи разогретого металла, резины и чистого, горячего пота, гулко разносились удары грузов о металл. Отто не сразу заметил, что она вошла, и это дало ей возможность полюбоваться, как бугрятся мышцы его пресса, как вздуваются мощные мускулы на груди и плечах, когда он поднимает вес. Наконец, он заметил ее — стоит малышка и смотрит. И в ее взгляде — откровенное, неприкрытое желание. Он привык к таким взглядам, он начал ловить их раньше, чем научился понимать, что они означают, но, наверное, ни разу еще так от этого не заводился. Забыв о всякой технике безопасности, он не глядя сунул вес на опору (повезло, что гриф улегся ровно) и поднялся на ноги. Тяжело дыша, обливаясь потом, он стоял и смотрел, как она идет к нему. Господи Боже, что она еще задумала?

— Я весь потный, — хрипло пробормотал он, когда она подошла вплотную.

— Ты мне таким и нужен, — отчеканила Рене в ответ.

Ее ладонь легла на его грудь, она склонила голову и прикоснулась губами к ямочке между его ключицами, провела языком по вздувшейся вене, оплетающей бицепс на левой руке. Обхватила его мокрую голову руками и отчаянно прижалась губами к его губам, ловя его тяжелое дыхание, дрожа от желания и нетерпения. Ее губы скользили вниз по его телу, через грудь и живот, по тонкому ручейку светлых волос от пупка вниз, она рывком стащила с него велосипедки вместе с трусами и наконец заполучила его.

— Ты спятила, — пробормотал он.

— Угу.

— Кто-нибудь войдет! — Он попытался освободиться, но она не позволила, обхватив его бедра и сцепив руки замком на ягодицах.

— Рене, черт, прекрати! Дай мне хоть в душ сходить!

— Ну хватит, Ромми, — она отпустила его и потянула за руку, заставляя лечь на тренажер для качания пресса — просто узкая лежанка с фиксатором для ног. Он вроде бы не собирался уступать, как ему ни хотелось, он все же помнил о незапертой двери тренажерного зала, в которую мог зайти кто угодно из постояльцев отеля или, Боже сохрани, даже из журналистов, но как-то так получилось, что потерял равновесие и, чтобы не грохнуться на пол, оказался на этой самой лежанке. Рене плотоядно улыбнулась. Чуть раньше, когда они вернулись с соревнований, он был агрессором и завоевателем, теперь они поменялись ролями, во всяком случае в первый момент — он очень быстро понял, что деваться некуда, и тоже стал таким же диким и агрессивным. Рене швырнула свои джинсы и белье на один из соседних тренажеров и осталась в одной тонкой белой блузке, она прыгнула сверху на него и начала бешеную, неистовую скачку. Сцепившись пальцами, оба тяжело дышали и дрожали от наслаждения, она начала вскрикивать, и он снова вспомнил, что кто-нибудь может сюда зайти, но сейчас это как-то уже меньше волновало. Ее тонкая шелковая белая блузка во влажном воздухе намокла и липла к телу. Отто хотел бы расстегнуть ее, но был занят другим — он высвободил свои руки, обхватил ее бедра и несколькими мощными, быстрыми ударами довел дело до взрывного финала. Рене приглушенно вскрикнула, и он с восторгом ощутил ее наслаждение одновременно со своим. Жар, пульсация, волна дрожи по телу, он привлек ее к себе, прижал к своей груди, и она лежала неподвижно, молча, только тихонько всхлипывая.

Рене, как я буду жить без тебя? — растерянно подумал он. Впрочем, что толку… Он будет жить без нее, точно так же как жил раньше. Спокойно, весело, не заморачиваясь и не думая ни о чем, кроме своей драгоценной карьеры. А что еще? Ничего. Ему и не нужно больше ничего, ему и так хорошо. Да, он попробовал отношения немного другого порядка, чем те, которые его устраивали до сих пор, ну и хватит, хорошенького помаленьку. Теперь он вспомнит про девушек, с которыми можно только трахаться, и больше ничего. С Рене можно было еще разговаривать и молчать, смеяться, обниматься, думать и мечтать, спорить и дурачиться, именно то, что с другими было совершенно бессмысленно и неинтересно, глупо и бесполезно. Все, хватит. Решил — сделает. Он умел выполнять свои решения, какими бы тяжелыми они ему не казались. Он был уверен в собственной правоте. Значит, так тому и быть.

[1] Downhill (англ.) — скоростной спуск, название горнолыжной дисциплины, DH — официальное принятое FIS сокращение, часто употребляется и в разговорной речи.